Комэск

Глава 12

Глава 12

Хлыст с отчетливым шлепком впился в лошадиный круп.

Рыжий и грузный мерин даже хвостом не махнул, так и продолжая мерно месить грязь копытами.

— Jebany skurwysyn! — яростно выругалась Барбара, огрела мерина батогом еще раз, но с тем же результатом — Лешек, так звали мерина, воспринимал понукания со стоическим терпением, достойным всех древнеримских философов разом.

Новогрудское воеводства на добрую треть покрывали болота, так что окружающая действительность тоже соответствовала. Влажно чавкали колеса в раскисшей колее, возок скрипел всеми своими составными частями, а мимо медленно проплывали унылые пейзажи. По обе стороны дороги, из заполненных бурой жижей луж торчали чахлые осинки и пучки осоки, омерзительно смердело тухлой водой, тиной и грязью.

На облучке оживленно переговаривались Барбара и Агнешка, они изображали собой мать и дочь, соответственно. А Лекса трясся на соломе в возке и пытался играть роль…

Подростка. А по совместительству умственно неполноценного сына медички.

Собственно, особо напрягаться не приходилось. Физиономией Лекса более-менее смахивал на подростка, а корчить идиотские гримасы и мычать он очень быстро выучился — помогли остаточные таланты бывшего хозяина тела. Вдобавок, очень кстати, Лешка заполучил жуткий насморк, и теперь, то и дело свисавшие из носа зеленые сопли сильно придавали образу достоверности.

По диспозиции, проживающая на дальнем хуторе Кочкуны почтенная вдова Барбара Кобчик, вместе с детьми направлялась на ярмарку в Столбцы прикупить всякого разного для хозяйства и показать чадам город.

Надежные документы прилагались. При особом отделе Западного фронта работала целая лаборатория, профессионально стряпавшая разные справки и паспорта, тем более, оный хутор и оная вдова существовали на самом деле. Барбара и Агнешка уже несколько раз посещали город, благополучно прошли все проверки и даже успели завести там знакомства среди полиции. В общем, при некоторой доле везения, миссия должна была пройти успешно.

Но Алексей все равно чувствовал себя очень неуютно. Окружающая действительность, чертова простуда и отыгрываемая роль оптимизма тоже не добавляли. Но больше всего бесило полное отсутствие оружия. В самом деле, какое может быть оружие при мальчике-идиоте, кроме мусора в карманах и грязного носового платка? Правильно, никакого. А без стволов Лекса чувствовал себя голым и оттого медленно, но верно зверел.

— Кобылья срака… — ругательство вырвалось само по себе.

Барбара и Агнешка покосились на него и весело расхохотались.

Лешка зло хлюпнул носом, вытерся рукавом, отвернулся и начал заново прогонять в голове разговор с Есаулом.

В свое время, один очень интересный персонаж: офицер, эсер, талантливый террорист и шпион, масон и по совместительству матерый антисоветчик Борис Викторович Савинков, приложил свою руку к созданию в Польше крупного вооруженного подразделения под названием «Третья русская армия». Там же, при нем, со своими отрядами активно подвизался батька Булак-Балахович, кадровый офицер царской армии, уже успевший сменить несколько сторон и по итогу оказавшийся в Польше.

После окончания советско-польской войны, РСФСР категорически потребовала разоружить все антисоветские банды на приграничных территориях, Сейм понимал, что продолжение войны Польша не выдержит и пошел на встречу, издав соответствующий указ.

Однако, Булак-Балахович и Савинков не стали ожидать разоружения и в ноябре 1920 года неожиданно заняли со своими отрядами часть Белоруссии и даже успели создать там Белорусскую Народную Республику. Поляки развели руками, мол: мы не причем, хотя, конечно же, были очень даже причем.

По итогу, советские войска с треском вышибли бандитов, Булак-Балахович с Савинковым и остатками отрядов сбежали назад, где банды разоружили в присутствии представителя Советской России, а Савинкова выпнули из Польши. РСФСР резонно потребовал выдать Балаховича, но его, никто, конечно же, не выдал. Формально батьку отправили в отставку, но при этом, присвоили звание генерала и наделили земелькой в Беловежской Пуще.

А дальше началось самое интересное.

Булак-Балахович нисколько не угомонился и сохранил при себе костяк своих отрядов, которые, польская разведка опять начала использовать в своих целях.

Так вот, по показаниям пленного Есаула, склад вооружений и отряд балаховцев появился в окрестностях Столбцов совсем не случайно. Есаул краем уха слышал, что речь идет о создании какой-то санитарной зоны на территории Советской Белоруссии, куда будут введены сначала банды, а потом уже и польские войска. Склад создали, как раз для вооружения этих банд, которые на данный момент находились в кадрированном состоянии. Пленный казак находился в близких отношениях с Балаховичем, но подробностей все равно не знал, так как подготовка к операции проводилась в строгой секретности. Есаул подозревал, что даже официальное руководство Польши ничего об этом не знает. Хотя операцию, судя по всему, все-таки курировала дефензива — отдел контрразведки Второго отдела Генерального Штаба Польши.

А еще он сообщил кое-что другое, ни менее интересное.

В Столбцах и окрестностях неожиданно участились случаи пропажи людей. Как правило, пропадали в основном сироты и приезжие из других воеводств. То есть те, кого не начнут искать сразу или вообще не начнут. И к пропажам, очень вероятно, тоже приложили руку бандиты Балаховича. Есаул краем уха слышал, что головорезам даже доплачивают за похищенных.

Одновременно, в Столбцах появилась какая-то женщина, с которой несколько раз встречался Булак-Балахович. И это женщина являлась очень важной персоной, водила знакомство с польскими разведчиками и вдобавок — была врач или ученая, точно пленный не знал. Фамилии гостьи тоже, хотя описал ее как полную дурнушку, вдобавок не уделявшую особого внимания своему внешнему виду.

Больше ничего интересного из Есаула вытащить не получилось, но Алексей быстро сопоставил термин «санитарная зона», формирование отрядов в приграничье, пропажи людей, неожиданно возникшую ученую-врачиху и сразу сильно насторожился. В первую очередь потому, что, в отличие он нынешних его современников, прекрасно знал, что такое бактериологическое оружие.

Была мысль отправить все полученные сведения в Центр вместе с пленным, но Есаул, в ту же ночь, перегрыз себе вены на руках и благополучно помер.

— Смотрю, девица, ты в самый сок вошла…

Заслышав разговор, Лешка вынырнул из мыслей.

— Ой, да что вы такое кажаце, мамо… — хихикнула в ответ Агнешка.

— Небось, уже вовсю чешется, промеж ног-то, а? — хохотнула Барбара.

Алексей ничуть не удивился, так как медичка всегда отличалась крайне циничным и пошлым нравом.

— Ой, мамо… — снова захихикала Агнешка. — В краску меня вводите…

— Слушай меня, слушай, девка, чтобы потом слезами не заливалась! — продолжила «вдовушка». — Первая наука для девицы — это кому дать, а кому от ворот поворот! Небось, батька твой, лесовик замшелый, такому не научит.

— И кому? — притворно смущаясь, поинтересовалась Агнешка. — Ну, скажите, мамо, интересно же! С кем можно пойти… в постелю…

Судя по всему, либо про Алексея они забыли или полностью вошли в роль и посчитали лишним обращать внимание на мальчика-идиота.

«Тьфу ты, что вас кобыла облизала, охальницы…» — возмущенно подумал Лекса, но подслушивать не перестал.

— В первую очередь, надо обратить внимание на саму постель!– авторитетно заявила Барбара.

— Гэта як? — удивилась Агнешка.

— А вот так! — отрезала медичка. — На тех, у которых постели вообще нет, следует наплевать с ходу. Из оставшихся исключаешь владельцев грязных, дырявых и застиранных постелей. А когда останутся только те, у которых постели чистые и новые, выбираешь того, к которому тебя больше тянет. И зубы! Смотри на зубы! Здоровые зубы, крепкие руки, ляжки и зад у мужика — это важно! Поняла?

Алешка от изумления чуть рот не открыл. Барбара шпарила едва ли не цитатами из одной книги, которую Лекса читал в своей прошлой жизни. Причем автор книги тоже был поляк.

— А лицо?

— Лицо неважно! — рубанула медичка. — Чуть красивше кабаньего рыла уже нормально. Главное зад и ноги!

— Есть у мяне одзин на примете… — вздохнула Агнешка. — Он такой, такой, усяго бы пацаловала! Но постели у няго, скорее всего, зусим немае…

— Лекса что ли? — хохотнула медичка. — Выбрось из головы сразу! Пропащий, негожий.

— Чаму пропащий? — возмутилась Агнешка.

Лешка тоже возмутился, но молча.

— А тому! — категорично заявила Барбара. — Смазливый малец и лихой, слов нет. Но, настоящий мужик должен покрывать, как тот же бык, всех телок в округе. А этот тютя и нюня, ему сиську в рот сунешь, только испугается. Хотела я его завалить, но побоялась, что плакать станет с перепуга. Поняла?

— А ничего, что я вас слышу? — не выдержал Лекса.

Барбара и Агнешка нарочито удивленно уставились на него, словно в первый раз видели, а потом опять расхохотались.

— Дуры! — буркнул Лешка. — Идите вы…

«Вдовушка» и «дочь» в ответ сами обозвали его дураком и принялись болтать дальше, а еще через полчаса показался первый блокпост перед очередным мостом.

Впрочем, блокпостом его можно было назвать с большой натяжкой. Построенный из палок и коры шалаш, да бревно поперек дороги, вот и все. Да капрал с двумя солдатами.

Давно не бритый и жутко похмельный капрал с сизым носом в лихо сбитой на затылок полинявшей конфедератке принялся небрежно изучать документы, а солдатики сунулись шарить в возке.

конфедератка, также рогатывка или уланка — национальный польский головной убор татарского происхождения с четырёхугольным верхом.

— А это кто? — один их них изумленно уставился на Алексея. — Какой-то он…

— Ыыыы… — гнусаво заныл Лекса и с лихим хлюпом втянул в нос соплю.

— Сын, — отмахнулась Барбара. — Горе мое, дурак с рождения… — и визгливо заорала на солдата. — Куда лезешь, курва, хер тебе в глаз! Как дам сейчас по рылу!

Солдат шарахнулся от воза в сторону, как от злой собаки.

— Ух, какая паненка! — восхитился капрал, закручивая усы. — Такую пани, я бы приголубил да, обнял с удовольствием!

— Обнял уже один! — гаркнула Барбара. — Вон, видишь дурачка? Второго мне не надо!

— Радянских курв видели? Нет? Бимбер есть? Нет? — капрал сразу поскучнел. — Гладкой дороги, шановна пани…

Бревно убрали, мерин потрусил дальше, медичка и дочь лесника, как ни в чем не бывало, принялись болтать дальше, а Лекса от волнения едва отдышался. Даже штурмы под кинжальным пулеметным огнем напрягали гораздо меньше.

Дальше последовало еще три блокпоста. По мере приближения к городу, все лучше укрепленные и оборудованные. Последний пост был уже с опутанными колючей проволокой рогатками и даже обложенной мешками пулеметной ячейкой с пулеметом Шварцлозе. Но ни на одном из них никаких вопросов к «вдове» и ее детям не возникло. Кроме вопроса о «бимбере». Судя по всему, самогон беспокоил солдат гораздо больше, чем советские партизаны и документы проезжающих. Лекса немного пообвыкся в образе идиота и реагировал гораздо спокойней. Но, все равно, пообещал себе, что больше никогда и ни за что не ввяжется в такую или похожую авантюру.

В город добрались уже в сумерках. Столбицы оказались довольно приличным городком, даже с каменными зданиями и мощеной камнем мостовой. Впрочем, ничего толком Лекса не успел рассмотреть, потому что стемнело.

Барбара сразу направила мерина к постоялому двору, расположенному недалеко от рыночной площади. Хозяин, тучный бородач в кожаном фартуке, как показалось Лексе, хороший знакомый медички, сразу предоставил гостям комнату в мансарде, а мерина с возком забрали на конюшню.

В пыльной комнате присутствовал стол со стульями, шкаф с мутным зеркалом и одна большая кровать с набитым соломой матрасом. Наличествовало и окошко, выходящее прямо на городскую тюрьму.

Лекса ругнулся при виде всего одной кровати, представил себе, как будет спать на ней с двумя женщинами, и выругался еще раз.

Барбара и Агнешка принялись приводить себя в порядок, не особо стесняясь Алексея, поэтому он сразу сбежал к окошку.

Сложенная из красного кирпича двухэтажная тюрьма, со своими толстыми стенами, зарешеченными окнами и высоким забором с колючей проволокой, могла создать проблемы даже современной штурмовой группе. Чтобы не терять время, Алексей сразу начал изучать подходы к ней и прикидывать порядок и тактику штурма.

— Не проголодался, малыш? — сзади неожиданно подкралась медичка и приобняла Лексу.

Прижавшаяся к спине крепкая грудь, легкий аромат духов и женского тела ударили в голову словно водка.

«Чтоб вас приподняло и шлепнуло, курвы чертовы…» — уныло подумал Алексей, осторожно развернулся и, в свою очередь, прижал к себе Барбару, уверенно устроив руки уже на ее задке.

— Пани Барбара, при виде этой кровати, у меня начинает чаще биться сердце, ведь мне предстоит ее делить с двумя шикарными женщинами. Но я готов! Как мы это сделаем?

В глазах медички плеснулось легкое удивление, а Агнешка возмущенно пискнула и, прикрыв рот ладонью, запричитала:

— Утрох? Ни за што! Лепше на конюшне спать буду!

Барбара одобрительно кивнула, провела ладонью по щеке Алексея и уже серьезно тихо сказала.

— Вот таким ты мне больше нравишься мальчик. Но хватит дурачиться. Агна, перестань краснеть, никто тебя не собирается трахать! Сейчас спустимся поужинать в харчевню, ведите себя естественно. Не забывайте, в таких заведениях всегда полно шпиков.

Алексей шутливо отдал честь медичке и мигом состроил идиотскую гримасу. Агнешка откровенно злилась.

В харчевню набилось полным полно публики, в город перед ярмаркой съехалось много народу с окрестных городков и сел, но хозяин быстро нашел для Барбары столик в закутке, согнав оттуда двух пьянчужек.

На ужин подали здоровый глиняный горшок с бигусом, аппетитным варевом из тушеной капусты с салом и колбасками. И по большой кружке с пивом каждому.

Как понял Лекса, судя по всему, ничего другого в харчевне просто не подавали, все вокруг уписывали то же самое.

Впрочем, варево оказалось на диво вкусным и сытным. Лекса пить пиво не стал, но махал деревянной ложкой, как пропеллером, не забывая мычать, пускать слюни с соплями и корчить идиотские рожи.

И украдкой смотрел по сторонам. Ему очень хотелось распознать на глаз тех самых шпиков, о которых говорила Барбара. Впрочем, получалось плохо.

Под потолком плавали клубы табачного дыма, свечи в поставцах немилосердно чадили, подавальщицы метались между гостей с целыми гирляндами кружек пива, а в самом зале стоял оглушительный гул — народ в буквальном смысле орал, перекрикивая друг друга.

Говорили на обычном для этих мест суржике и Лекса все прекрасно понимал.

— Большевики исчадье диаволово, ниспосланное Господом за прегрешения наши… — скороговоркой бубнил за соседним столиком тощий ксендз, ритмично опуская свой длинный нос в кружку.

— А еще у них все бабы общие! — влез в разговор его сосед, рябой и лысый, как перепелиное яйцо.

— А вот это дело! — зычно захохотал, хлопая себя по пузу, дородный мужик с красной как знамя физиономией. — Вот это славно, я бы так пожил!

— И бабу свою отдал бы на потребу всем? — окрысился ксендз.

— А пусть ее, дерет, кто хочет, ведьму косую! — опять заржал пузатый. — У меня уже мочи на нее нет!

— Еретик! — взвился ксендз, но увидев перед носом огромный кулачище, сразу заткнулся и опять сунул нос в кружку.

— Русаки это не люди… — брезгливо вещал за другим столом плюгавенький мужчина в потертом костюме в клетку. — Они даже хуже жидов и хохлачей. Вы на них гляньте, сразу сами увидите. Вырожденцы! Поляки — благородная высокоразвитая нация, а русаки подобны дикарям. Давно пора придумать, что-нибудь такое, чтобы извести это племя с лица планеты, а их земли заселить поляками!

— Ах, какой ты кровожадный, Яцек!!! — с восхищением заохала тощая девица с плоским бюстом и дегенеративной физиономией.– Ты прав, ты прав, и женщины у них отвратительные!

— Это очень интересная идея! — поддержал соседа полный и румяный парень в жилетке поверх мятой домотканой рубахи. — И мне кажется, это время наступит очень быстро. Я, конечно, не могу вам всего рассказать, но поверьте…

Лекса навострил уши, но рядом очень некстати вспыхнул скандал, румяного пухляка случайно огрели кулаком по затылку, потом уже зряче съездили по физиономии и разговор закончился.

— Эй, пани! — мощная, щекастая молодуха окликнула Барбару. — Ваш сынок? Ну, этот, убогонький? Ай-ай, такой красивенький, жаль, умишком слаб! А не хотите его отдать его мне в услужение? Как за пазухой будет, на руках его носить буду. Мужа я недавно схоронила, а за хозяйством присматривать надо… — она пьяненько покачнулась. — И за мной…

— Окстись Марта! — толкнула ее соседка, такая же могучая и дородная, в завязанном на лбу узлом платке. — Знаю я зачем он тебе, похотливая ты сучка.

— А я что, я ничего⁈ — бурно оправдывалась Марта. — Сама знаешь, поговаривают, что у убогих весь ум в елду ушел, там, небось, такой дрын, запищишь, когда вставит! Да не шебаршись, я тебе его уступлю тоже попользоваться, как-никак кума!

— Оглоблю себе вставь! — гордо порекомендовала молодухе Барбара и скомандовала. — Дети, идем спать!

К счастью, обошлось без скандала, хотя соседка порывалась разобраться с наглой пани.

К счастью, ситуация с одной кроватью рассосалась сама по себе, служанка притащила для Лексы набитый конским волосом тюфяк.

Ночь прошла спокойно, правда заложенный нос и сопли, вконец измучили Алексея.

А поутру, все вместе отправились на рынок. Ярмарка ничем особым не впечатлила, разве что большим скоплением народа. Здесь прямо с телег торговали всем чем угодно, от пшеницы и картошки, до тарелок и плошек. Встречались даже красноармейские шинели, причем с дырками от пулевых ранений. Видимо рачительные крестьяне не гнушались обирать трупы во время войны.

Лекса побродил вместе с «матерью» и «сестрой» по рынку, а затем «сбежал». Первым делом подобрал с земли длинный граненый гвоздь, сунул его в карман и пошел шататься по городу, не переставая изображать убогого.

До обеда Алексей успел благополучно осмотреть ратушу, бургомистрат, полицейский участок, железнодорожный и речной вокзалы. К счастью, никто на него не обращал особого внимания, а сердобольная старушка даже угостила каменной твердости бубликом.

А когда Алексей собрался обратно к постоялому двору, позади вдруг раздался оклик.

— Эй, хлопчик, смотри, что у меня есть! Иди ко мне, конфетку дам…

Лекса не обернулся и ускорил шаг, мыча себе под нос и судорожно дергая головой.

— Да стой ты! — его обогнал высокий парень, с рваным шрамом на щеке.

Говорил он на чистом русском языке.

— Ыыыы… — Алексей замычал, скорчил рожу, попытался парня обойти, но в спину вдруг уперлось, что-то острое и уже другой голос злобно прошипел на ухо.

Тоже по-русски.

— Только дернись, убогий, вспорю от шеи до горла! Понимаешь меня, дурак?

Лекса опять замычал, замахал руками, но ему врезали под дых и куда-то потащили.