Комэск

Глава 13

Глава 13

— Не упирайся, дурашка! Говорю, гостинца дам…

У Лексы слегка отлегло от сердца. Судя по всему, его брали именно, как убогого дурачка, а не как партизана и не представителя Штаба РККА.

Дальше все произошло очень быстро, Алексея затащили в переулок, а потом втолкнули в неприметную калитку в каменном заборе. Неподалеку мелькнул полицейский, но не обратил никакого внимания на Алексея и его похитителей. Лексе даже показалось, что тот одобрительно кивнул.

— Вот же зараза шелудивая! — на голову Алексея обрушилась увесистая оплеуха, от которой он полетел на пол и, наконец, смог рассмотреть своего второго похитителя.

Правда сразу выяснилось, что похитителей не двое, а трое. А точнее, третий встречал первых двух.

В небольшом дворике у стены стоял огромный детина, с длинными как у гориллы руками и бочкообразной грудью. Его лысый череп бугрился шишками, челюсть выдавалась вперед как у кабана, а спрятанные под развитыми надбровными дугами маленькие глазки не выражали вообще ничего, словно пластмассовые глаза у куклы.

Алексей сразу опознал великана. Есаул упоминал его, как телохранителя ближайшего подручного Булак-Балаховича, Тадеуша Ясницкого — командира того самого отряда балаховцев в Столбцах. И характеризовал, как крайне опасного и злобного садиста. Причем, вдобавок очень хитрого и коварного человека, несмотря на примитивную внешность.

— Вот, смотри, Гнат, еще одного поймали, — второй похититель, крепкий, белобрысый парень поднял Лексу на шиворот и радостно ощерил густо покрытую оспинами физиономию. — Убогий, такого точно искать не будут, даже перекрестятся на радостях.

Лекса задергался и замычал, великан кивнул и небрежно отмахнул огромной кистью.

Алексея тут же затащили в дом, а потом сволокли вниз в подвал по крутой лестнице. С противным скрипом захлопнулась железная решетка, лязгнул замок, рябой дурашливо хохотнул и ушел.

Лекса быстро крутнул головой по сторонам.

Свет проникал внутрь через маленькое зарешеченное окошко под потолком, так что получилось все хорошо рассмотреть.

Он оказался в небольшой каморке с кирпичными стенами и сводчатым потолком. Пол был притушен гнилым сеном, в правом углу валялась дурно смердевшая куча тряпья, а в левом сидела девочка лет десяти или одиннадцати, перевязанная крест-накрест старым пуховым платком, в капоре и аккуратном передничке. Ее бледное лицо словно окаменело, а в руках девочка держала маленький узелок.

Куча тряпья внезапно зашевелилась и оказалась непонятным патлатым субъектом с испитым, опухшим лицом и мясистым носом радикально сизого цвета.

— Гх-ррр! — субъект гулко откашлялся, смачно сплюнул, подозрительно уставился на Алексея и прохрипел. — Ой вей! Убогого притащили, чтоб им кобыла сиську дала! Совести у шлемазлов нет…

Алексей сразу почувствовал к персонажу некоторую приязнь и симпатию, одновременно удивился тому, как он распознал в нем дурачка, а только потом уже обнаружил, что до сих пор машинально корчит рожи и трясет башкой.

— Эй, начальник, чтоб тебя! — заревел носатый. — Когда пайку раздавать будешь, бен зона⁈

бен зона(идиш) — сын проститутки.

А следом добавил целую тираду на непонятном языке, в котором Алексей к своему дикому удивлению опознал еврейский, а точнее идиш. Сам язык его не очень удивил, евреев хватало и в отряде и в самом воеводстве. Удивил внешний вид иудея — евреев-бомжей Лекса еще никогда не встречал.

Откуда-то сверху немедленно последовал вполне доходчивый ответ.

— Хайло закрой, жидва пархатая! Сейчас спущусь и ноги переломаю!

— Что за люди… — странный еврей потерянно затряс головой. — Он не понимает, что когда что-то делают с евреями, всегда происходит плохой конец, ой вей. Но ничего, цыплятки, ничего, будет и на нашей улице счастье, старый Шмуль точно знает.

Девочка за все это время даже не пошевелилась, так и сидела, смотря невидящими глазами на стенку.

Алексей еще раз осмотрелся и начал ломать голову над своим положением. Было совершенно ясно, что его похитили для тех же целей, что и остальных людей в Столбцах и окрестностях. А вот для каких, до сих пор оставалось непонятным.

Мелькнула мысль просто подождать, когда все выяснится, а только потом, что-нибудь предпринять для своего освобождения. Мелькнула, но сразу пропала, потому что Лекса прекрасно осознавал — потом шансов может и не представиться. Закон жизни, выпал шанс — пользуйся.

Смысла продолжать дальше изображать из себя идиота он тоже не видел.

— Ничего, ничего, скоро покормят, цыплятки… — бурчал себе под нос иудей. — Я уже чую, старый Шмуль точно знает…

Алексей подвинулся к нему и тихо поинтересовался:

— Как кормят? Решетку открывают?

— Вот как? — Шмуль удивленно покосился на Лешку. — Ви хочите сказать, что мои глаза совсем стали старые?

— Как? — с нажимом повторил Лекса.

Шмуль с пониманием кивнул.

— Открывают, открывают, а как же. Около через час принесут и откроют, — он шмыгнул носом. — Ваши дрэйфе ганьгенс мне уже нравятся, может и будет толк. Пайку приносит всегда рябой, чтоб его кобыла себе под хвост пустила…

дрэйфе ганьгенс(идиш) — фальшивые выходки.

Лекса тоже шмыгнул и кивнул, после чего ощупал в кармане свое единственное оружие.

Гвоздь, а точнее костыль попался просто замечательный. Массивный и четырехгранный, толщиной у шляпки около полусантиметра и длиной не меньше пятнадцати.

Алексей взял его в кулак, пропустив жало между пальцев, недовольно качнул головой, а потом достал и начал обматывать шляпку платком.

Шмуль уставился на гвоздь и одобрительно кивнул.

— Я Бронислава… — неожиданно заговорила девочка, все так же смотря на стену. — Бронислава Жук. Бабушка и дедушка называли меня Броня.

Говорила она на очень правильном русском языке.

— Мы жили в Лиде. Мама и папа умерли очень давно, а бабушка и дедушка совсем недавно. Я пошла сюда в Столбцы к тете, а когда пришла, здесь мне сказали, что тетя тоже умерла. Две ночи я ночевала на вокзале, а потом один дядя, полицейский, сказал, что меня накормит. И привел сюда. А здесь меня закрыли в клетку. Вот и все.

Она замолчала. Шмуль покачал головой и тоже заговорил.

— А я просто старый еврей. Ви скажете, что я неправильный еврей и таки будете правы. Но я скажу, что не хочу быть правильным евреем. Моя жизнь принадлежит только мне, и я ее хочу прожить, как сам хочу. Богу — богово, а мне — мое!

Алексей закончил с гвоздем, довольно улыбнулся и спрятал его обратно в карман. Оружие, даже такое немудрящее, придавало уверенности.

Все последнее время Лекса упорно тренировался, набрался силы, повзрослел и заматерел, поэтому ничуть не сомневался, что сможет правильно применить гвоздь, но при этом он совсем не обольщался. В рукопашной схватке с тремя сильными противниками, особенно с огромным уродом Гнатом, его силы и ловкости, даже вместе с гвоздем, могло оказаться очень мало. Голливудские схватки, когда герой играючи раскидывал десятки противников, к реальности никогда не имели никакого отношения. В жизни, как правило, исход драки всегда решало количество противников и их масса с силой.

— Как ми это сделаем? — горячо зашептал Шмуль. — Ви только скажите, как! Мине здесь уже надоело, ой вей, как надоело…

Алексей поморщился от смрада и сухо буркнул.

— Просто сиди и не мешай.

— Как скажите! — охотно согласился иудей. — Я таки надеюсь, что ви знаете, что делаете! Но можете на меня рассчитывать!

Потянулось время, все молчали, в камере было слышно только хлюпанье носа старого еврея. У Лесы насморк почему-то полностью прекратился.

В окошке скоро потемнело, Шмуль еще несколько раз взывал к совести охранников, но что стандартно получал обещание переломать ноги.

Когда Алексей уже отчаялся, наконец, послышались приближающиеся шаги на лестнице.

— Но что, убогие… — оскалился рябой, в одной руке держа большую миску, а второй тыкая ключ в замок. — Небось, оголодали? Ну, ничего, ничего, скоро вас всласть накормят. Пани Генбарска-Межвиньская еще та повариха. Тьфу ты… вот же фамилия, чтоб ее курву польскую…

Лекса напрягся и как только охранник шагнул в каморку, с силой оттолкнулся, ударил рябого плечом, прижал всем телом к стене и ткнул гвоздем в висок.

И промазал, жало только пробороздило скулу и пробило нос.

Бандит всхрюкнул, попытался оттолкнуть Алешку, но тот уже ударил еще раз, еще и еще.

Наконец, охранник неловко заметался, дернулся и сполз по стене, мелко дрожа и сипло хрипя.

Лекса примерился и ударил еще раз, загнав гвоздь в глазницу до упора.

В камере снова наступила тишина. Рябой сидел, безвольно уронив голову. Ему на колени из раздробленно виска и пустой глазницы медленно стекали тягучие сгустки крови.

Лекса кинулся обшаривать карманы и едва не выругался вслух. Оружия, кроме примитивного перочинного ножика, при боевике не оказалось вовсе.

— С-сука… — Алексей несколько с силой втянул в себя воздух, успокоил бешено бившееся сердце и начал осторожно подниматься по лестнице.

Но уже перед самой дверью услышал разговор вверху и замер.

— Сука, ненавижу этого выродка… — зло бубнил незнакомый голос. — Ты его видел, видел? Он же… он же вырожденец, сучий потрох! Не могу больше, не могу! Если бы он не ушел, я бы его пристрелил, суку! И эти сучьи пшеки, они же относятся к нам как к холопам!

— Успокойся, Васька, — отвечали ему. — У тебя есть другой выход? Правильно, нет. Сиди тихо и не рыпайся. Пока мы батьке Булаху нужны — будем сытые и пьяные. А как пенензами разживемся — махнем в Америки! Там, таким как мы, всегда работа найдется.

— Да пошел ты со своими пенензами! — заорал его собеседник. — Паша, опомнись! Чем мы занимаемся? Чем, я тебя спрашиваю? Ловим детей, пьяниц и убогих, для этой волчицы? Зачем ей люди? Вот ты скажи мне!

— Я не знаю, — спокойно ответили ему. — И не хочу знать. Пускай она на них даже опыты ставит, пусть препарирует как лягушат, мне все равно. Я свое отжалел. И меня жалеть не надо.

— Паша, Паша…

— Что Паша?

— Ничего.

— Вот то-то же. Угомонись! Гнат должен скоро вернуться, не дай Боженька услышит, он тебе голову голыми руками раздавит. Все будет хорошо. Надо только дождаться, когда у этой волчицы начнет получаться. Потом хорошо погуляем на красной стороне, а дальше в Америки. Я тебя не брошу, верь мне! Будет и на нашей улице счастье…

— Так все это нелегально! Не знает польское правительство, что здесь готовится. А как узнает? Посадят, как пить посадят. Ты же знаешь, как красные в Стшалково* сидели. И мы так будем…

Стшалково — лагерь пленных №1 под Стшалковом — концентрационный лагерь в районе деревни Стшалково (1914–1924 годы) в Польше. С 1915 года по 1918 год немецкие власти содержали здесь (помимо прочих) военнопленных из Русской императорской армии, а с 1919 года по 1921 год польские власти содержали здесь военнопленных из Рабоче-Крестьянской Красной Армии,

— Хватит ныть! Говорю же, Гнат скоро вернется. Не понял, что-то Гуня запропастился. А может он уже эту мелкую приходует? Сказал же этой сволочи, что мы первые. Иди, проверь…

— Я его сам оприходую…

Послышались приближающиеся шаги. Алексей выбрал момент, ударил дверь плечом, подгадав так, чтобы сшибить с ног того, кто за ней, но не рассчитал…

И выскочил в комнату прямо перед коренастым усачом.

Но растеряться просто не успел, ткнул его гвоздем, целясь в шею, отбросил в сторону и изо всех сил пнул стол, за которым сидел бандит со шрамом на морде.

Зазвенели бутылки и тарелки, боевика опрокинуло вместе со стулом, он бешено забарахтался, пытаясь вылезти со стола.

Лешка резко развернулся и уже прицельно саданул в лицо усача, который растерянно стоял, зажимая обеими руками ключицу, из-под которых, сквозь пальцы выбивались порывистые струйки крови.

— Аа-а, с-сука!!! — бандит, наконец, выкарабкался из-под мебели и кинулся к вешалке, с висящими на ней кобурами.

Лекса прыгнул за ним, подшиб ногу, свалил, а потом навалился сверху и стал бить по затылку локтем. Раз, другой, третий…

И остановился только тогда, когда тот безвольно распластался на полу. Заметил, что усач еще живой и куда-то пытается ползти, но добить не успел, потом что в комнату скользнул Шмуль.

Еврей спокойно стал на бандита коленом, прижал его голову рукой к полу и ласково зашептал:

— Ну, куда ты, куда собрался… все уже, все… тихо, тихо, вот и все, вот и все…

А когда тот, наконец, забился в короткой судороге и затих, виновато улыбнулся и сказал.

— Как я понял, ви здесь уже совсем все? Ну, ви тут разбирайтесь дальше, а я посмотрю в доме, а потом постою на шухере!

Лекса показал ему взглядом на вешалку с кобурами.

— Ой, вей… — еврей состроил удивленную рожу, двумя пальцами, брезгливо достал Наган из кобуры и пошаркал к выходу.

Лешка ругнул себя за излишнюю доверчивость, сам вооружился здоровенным и тяжеленным Штайром с удлиненным магазином и деревянной кобурой-прикладом, а потом принялся за единственного оставшегося в живых бандита.

Забил ему рот кляпом из полотенца, крепко связал руки и ноги витым шнуром от портьеры и оттащил в угол.

— В доме тихо, никого нет, — отозвался Шмуль из прихожей. — Я на шухер, а ви, молодой человек, сильно не увлекайтесь. Нам уже пора. Время — деньги, как говорил ребе Шмуклерович…

Лекса кивнул сам себе, а потом ткнул шилом пленного в левый глаз.

Тот дернулся, взвыл и с диким ужасом уставился на Алексея.

— Закричишь, убью… — тихо предупредил Лекса, а затем, почувствовав на себе взгляд, резко обернулся.

И увидел Броню. Девочка сидела на стуле, держа на коленях свой узелок, при этом совершенно спокойно смотрела на Алексея и связанного бандита.

А прямо у ее ног лежал в луже крови труп, но она не обращала на него никакого внимания.

В комнате прошелестел едва слышный, мелодичный голосок.

— Пожалуйста, выколите ему глазки. Он плохой, очень плохой, поверьте мне. Он трогал меня там, где нельзя трогать.

«Твою же кобылу…» — ахнул Лекса, но машинально кивнул и снова занялся пленным.

— Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Попробуешь кричать, выколю последний глаз.

Острие гвоздя надавило на роговицу.

Бандит приглушенно взвыл и ошалело закивал. Алексей взялся за кляп, но вытащить не успел, потому что в комнату вбежал Шмуль.

— Шухер, молодой человек, шухер! Сюда идет тот, который подобен Голиафу…

Еврей схватил Броню за руку и потащил вниз в подвал. Скорее всего, он решил, что с этим Голиафом без его помощи разберется сам Алексей.

Лекса отпрянул к стене, чтобы Гнат не сразу видел его и снял Штайр с предохранителя.

На улице забухали тяжелые шаги, потом все стихло, но уже в следующее мгновение Гнат ворвался в комнату с Маузером наготове в ручище. Судя по всему, он каким-то загадочным образом почувствовал опасность.

Прогрохотала короткая очередь, Штайр несильно задергался в руках у Лексы.

На пиджаке гиганта расцвели кровавые кляксы: цепочкой, от живота через грудь, а его голову разметало по сторонам, как гнилой арбуз.

А сам он рухнул ничком вниз, выбив из досок пола тучку пыли.

— Твою же кобылу… — прошептал Алексей, ошалело смотря на свой пистолет. Он никак не ожидал, что творение австро­-венгерских оружейников может стрелять очередями.

Впрочем, сразу пришел в себя, выпустил последние патроны в пленного и принялся стирать с Штайра отпечатки пальцев полотенцем, предварительно смочив его водкой.

— Таки все? — Шмуль заглянул в комнату и сразу стал торопить Лешку. — Все, все, молодой человек, надо уходить! Не старайтесь, здесь сам черт голову сломит…

Через несколько минут старый еврей уже вел Алексея и Броню узенькими закоулками. А потом, у каких-то сараев, он остановился, развернулся и, склонив голову на плечо, вежливо поинтересовался:

— Вам куда, молодой человек?

Алексей ненадолго задумался.

Скорее всего, о том, что он попал в руки балаховцев, никто кроме самих бандитов не знал. А значит, полиция тоже не будет знать, кого искать. И уж точно никто не подумает, что четверых здоровенных громил завалил плюгавый парнишка-дурачок.

А значит…

Значит, можно спокойно возвращаться в гостиницу.

— Вы не подскажете, в какой стороне городская тюрьма?

Шмуль изумленно уставился на Лексу, озадаченно хмыкнул, почесал спутанную бороду и поинтересовался:

— Ээ-э… молодой человек, а не рановато вы собрались на цугундер?

Но потом хлопнул себя по ляжкам, сдавленно хрюкнул и манерно поклонился Алешке.

— Простите старого Шмуля, молодой человек. Канешно, канешно, вон туда, а там повернете налево. И прямо по улице. Бронюшка пока останется со мной. Не беспокойтесь, при старом Шмуле она будет, как у вашего бога за пазухой. Идем, бойчеле*, идем моя кинделе*, а вам зай гезунд, молодой человек. Думаю, мы с вами еще увидимся.

бойчеле(идиш) — кроха

кинделе(идиш) — дитя

Алексей проводил их взглядом и потопал по переулку, уже привычно подволакивая ногу и тряся башкой. И благополучно добрался до гостиницы «Свиная голова». По пути никого не встретил, уже давно стемнело, и город практически вымер.

В самой гостинице на него тоже никто не обратил никакого внимания, народ все также весело гулеванил в трактире.

— Курва, я пердоле! — Барбара посмотрела на него, как восставшего из мертвых.

Агнешка просто сидела на стуле, прикрывая рот ладонью.

Лекса улыбнулся им, подошел к зеркалу и сам слегка удивился. Вернее — окончательно ошалел, потому что увидел, как на его физиономии уже начинают расплываться шикарные бланши под обоими глазами, а разбитые губы напоминают вареники.

Но при этом, как Лекса не старался, не смог вспомнить, когда столько качественно получил по морде.

Будучи в полном замешательстве он взял со стола стакан с водой и залпом выпил.

И чуть на месте не умер, потому что в стакане оказался ядреный сливовый бимбер…