Ребенок спал, Маруся жарила нам завтрак — на сковородке шипели синтетические яйца вперемешку с парафиновым сыром. Наша квартира утопала в полумраке: солнце за окном еще не взошло, свет горел только над кухонным гарнитуром. Холодный ветер из приоткрытого окна заставлял жалюзи постукивать по стеклу.
Я вывел на интерфейс окно браузера и читал интернет-газету. Популярные ресурсы с незапамятных времен игнорировали политику, чтобы не влететь на пачку штрафов от цензоров, так что в открытом доступе в основном можно найти только желтуху и чернуху. В «Вечерней Москве», например, выкладывали слухи о популярных певцах, высказывания одиозных депутатов и вытаскивали наружу грязное белье из жизни блоггеров-миллионников. Весь этот информационный поток снабжался текстовым мусором от заурядных копирайтеров. По какому-то недоразумению этих авторов называли журналистами и даже давали им профессиональные премии.
Страницы забиты контекстной рекламой — газета знала о том, что я женат, и предлагала мне заказать проститутку, услуги семейного адвоката, а также улучшить потенцию. Я скучал по временам, когда на моей кибердеке — плате в голове — стояла пиратская прога для обхода и блокировки надоедливых окон. Увы, но на корпоративной службе запрещенный софт себе не поставишь — права рекламодателей защищены законом, и крупные фирмы готовы его соблюдать. Я же свое право не смотреть рекламу могу воплотить только нелегальным способом. Да и нормальную прессу могу найти только в даркнете, а я не хочу оставлять там свой цифровой след, чтобы не ворошить прошлое. Есть еще оппозиционные радиостанции, но они всплывают в эфире сами по себе раз в пару лет, когда власти отвлекаются на эпидемии, протесты и резкие вспышки насилия.
Конечно, можно даже на желтушном ресурсе найти нормальные сведения и правдивые высказывания на острые темы, но отыскать подобные алмазы в океане рекламного мусора и информационного шума — задача нетривиальная.
Я отпил из кружки сублимированный кофе. Делают его точно не из молотых кофейных зерен. Бодрит — и ладно. А горько-кислый вкус, напоминающий жженый пластик, можно перебить сукралозой.
Перед глазами всплыло уведомление о входящем звонке из офиса.
— Здравствуйте, доброе утро, — я принял вызов, еле ворочая языком из-за сонливости. — В чем дело?
— Здравствуйте, Кирилл Алексеевич. Через полчаса ожидаем вас на рабочем месте.
— А что случилось? — спросил я после короткого зевка. — У меня другой график.
— Вас ожидает наша группа быстрого реагирования. Вместе с напарником вам предстоит отправиться на арест злостного неплательщика в Электростали-2. Дело срочное, выезжайте прямо сейчас, — и звонок сбросился.
От упоминания Электростали у меня участился пульс, но я постарался не выдавать своего беспокойства. Маша поставила мне под нос тарелку с жареными яйцами; тягучий белок смешался с темно-серым сыром, а желток покраснел и покрылся слегка вспененной слизью. Химические приправы из глутамата натрия перебивали неприятный запах и даже пробуждали аппетит мясным ароматом, но я прекрасно знал, что яйца с сыром всегда воняют водоэмульсионной краской.
— С кем ты говорил? — спросила меня Маруся.
— По работе звонили, надо ехать уже.
— Ну Киря... — протянула она. — Может, хватит тебе работать? Давай ты никуда не пойдешь? Подключишься ко мне, будем сериалы смотреть... А потом будешь показывать мне клипы своих любимых групп. Обещаю, буду терпеть все их песни.
— Как в универе? — я улыбнулся и зачерпнул склизкий желток ложкой.
— Да! — Маша тоже поставила перед собой тарелку и лязгнула по ней вилкой, пытаясь насадить на зубцы гибкий ломтик серого сыра. Она обреченно вздохнула. — Я хочу вернуться назад, лет так на пять. Ты бы меня забирал с учебы и мы уезжали к тебе, чтобы никуда не ходить всю неделю.
— Было время... Может, если бы я отучился где-нибудь, тоже стал бы полноценным человеком, а не... вот этим, — я указал вилкой себе на грудь.
— Ты мой самый любимый зверь, — подбодрила меня Маруся. — Самый хороший. Пускай и безграмотный.
Я не учился. Маше повезло, у ее родителей был свой полулегальный бизнес где-то в районе Барнаула, так что они смогли обеспечить ей первые два курса в российско-китайском финансовом университете. Последние курсы она выплачивала уже из своего кармана — после удачной практики ее взяли в международную контору экономических прогнозов. Глобальный рынок — слишком сложная штука даже для искусственного интеллекта, так что тонкими процессами по-прежнему занимались специалисты.
Ну а мои родители рано скончались от болезней, уже и не помню каких. Можно было бы излечиться, но терапия стоила больших денег. От родителей мне ничего не досталось, потому что ничего у нас не было, кроме кредитов, которые после их смерти легли на меня. Сразу после школы я оказался на улице, быстро вошел в криминал, поднялся на заказах, научился стрелять, стал наемником. Выплатил родительские кредиты.
Я не обзавелся образованием — только достойной репутацией среди решал. А потом случайно встретил Марусю, стал за ней ухаживать, с учебы забирать, подарки покупать. Я всегда говорил ей, что работаю в киноиндустрии на хорошей стартовой должности, а сам в это время по людям стрелял. В итоге я все-таки устроился коллектором, когда у нас начались серьезные отношения, а на грязные деньги купил нам однушку на Печатниках — не центр, конечно, но и не совсем окраина.
— Так зачем тебе звонили? — Маша выдернула меня из воспоминаний. — Ни свет ни заря. Что-то случилось?
Я не мог сказать ей, что меня вызывают в Электросталь. Этот район Москвы хорошо известен под другим названием — Квартал. Одного этого слова хватило бы, чтобы Маруся схватилась за сердце и потом весь день переживала бы обо мне. Квартал — место, откуда законники, коллекторы и пиджаки редко возвращаются на своих двоих. Чаще их оттуда привозят уже в разобранном виде.
— Гриша накосячил, — соврал я. — Он вчера перепил, мне надо забрать его из обезьянника до начала смены.
— Вечно у тебя проблемы из-за него... И зачем тебе только такие друзья?
— Ну... — я улыбнулся, — других у меня нет.
***
Я посмотрел на внутренние часы. Почти восемь утра — рабочий день начался сильно раньше обычного. После короткого брифинга нас привели в корпоративный арсенал, где мы могли взять любые пушки и броню под личную ответственность — потеряем или испортим, придется доплачивать из своей зарплаты. Одно радовало: нам обещали премию за предстоящее дело.
Лампы включились, арсенал залило белым светом. Я увидел манекены с броней поверх черной формы, оружие на стойках и в шкафах за сетчатыми дверями, столы, заваленные патронами и модификациями под любые задачи. В конце узкого и длинного помещения был оборудован тир с голографическими мишенями. Мы с Гришей разошлись, чтобы выбрать что-нибудь себе по душе.
— О, да ты только посмотри, это же настоящая сокровищница Аладдина, — сказал Гриша, подняв со стойки черный автомат со складным прикладом. — Узнаешь? Это второй «Корд», дядя. Серьезная машинка, я с ним на войне даже спать ложился. Спецназовская техника. Это мы берем.
Я пробежался взглядом по всему многообразию полицейских пистолетов — «Макаровых», «Перначей» и «Ярыгиных» — и остановился на револьверах. Мое внимание привлек «РШ-73» от «Тульской Баллистики». Ствол длиной в двадцать сантиметров, семь камор под мощные винтовочные патроны и штатный лазерный целеуказатель на планке. Огромный и тяжелый, настоящая ручная гаубица, из которой можно сносить головы сквозь кирпичную кладку.
Я всегда любил крупнокалиберные револьверы. Мне нравилось самому взводить курок, чувствовать разрушительную энергию выстрела и гасить отдачу напряжением мышц. Так я лучше контролировал себя в бою, это мой способ сохранить самообладание и по максимуму использовать возможности, которые дает ускоритель рефлексов.
Изначально такие пушки задумывались для спорта и охоты, а не реального боя — настолько они громоздкие. Руки быстро устают, да и прицелиться из такой пушки сложно. По-хорошему, мне нужны были «альтеры» для компенсации стрельбы. Но я никогда не отрезал бы себе руки — даже ради настоящего американского Магнума. Я нашел другое решение.
Биоинженерия популярна в народе, а вот к нанотехнологиям в России всегда относились с презрением и непониманием — так сложилось исторически из-за коррупционных скандалов в начале века. А зря: да, это дорогой вариант модификации тела, зато он не требует ни подключения к мозгу, ни ампутации конечностей.
Примерно четыре года назад я спустил все деньги в «Росмикротехе». Инженеры укрепили пучки мышечных волокон в сухожилиях моих рук эластичным каркасом из углеродных нанотрубок. Там, где мышцы обычного человека порвались бы от натуги, мои выдерживают огромное напряжение — даже боли нет. Связки обрели небывалую крепость и упругость, я стал заметно сильнее. Но самое главное — нанотрубки позволили мне играючи стрелять из тяжелых револьверов.
В отличие от киберпротезов, это улучшение не требовало дополнительных денежных вложений для обновления софта и замены изношенных деталей. От меня требовалось просто держать мышцы в тонусе и отжиматься по утрам.
— Ты реально с этим пойдешь? — Гриша усмехнулся. — Ковбой, типа?
— Точно. Пошли пристреляемся.
Следующие двадцать минут мы жгли порох и тратили патроны, пока не приноровились к новым стволам и не отрегулировали их под себя. Гриша мастерски расправился с целями, пулевыми линиями он прочертил несколько голографических голов и грудин, срезал движущиеся мишени короткими очередями. Система оценила его стрельбу на девять баллов — оценка высветилась на экране над стойкой.
Надо мной сияла скромная семерка. Я ни разу не промазал, но поразил не так много целей, как мой напарник. Пуль-то в револьвере меньше. Зато я привык к экстрактору гильз и спидлоадеру барабана. Ощутил вес оружия и понял, с каким усилием бить по раме, чтобы гасить отдачу и одновременно с этим не уводить ствол от цели.
— Круто стреляешь, — похвалил меня Гриша. — Эффектно, прям как в кино.
— Да, я не в первый раз держу такую пушку, — я раскрутил громоздкий револьвер на пальце, подкинул его в воздух одной рукой, поймал другой и спрятал в кобуру.
— Стильно. Это ты где так научился?
— Да все там же, на «Новом Мосфильме». Каскадерский трюк.
Когда Гриша спрашивал у меня о прошлом, я всегда говорил, что работал каскадером в боевиках. Фильмы сейчас мало кого интересуют, это развлечение для отчаявшихся эстетов. Вместо актеров в кино снимались каскадеры и манекенщики. Бегаешь, прыгаешь, стоишь в кадре, открываешь рот, зачитываешь текст, а потом твое лицо и голос искусственный интеллект подгоняет под давно умершую звезду из прошлого века.
— Только ты учти, мы не в павильон едем. — Предостерег меня мой друг. — Кровь будет настоящая. Давай начистоту. Может быть, обойдётся, и мы легко сделаем работу. Не лезь в залупу, короче. Просто прикрывай меня. У меня больше боевого опыта, в конце-то концов. Пока ты на камеру скакал, я, между прочим, воевал. Шаришь?
— Все нормально, я тебя понял, — я развел руками. — Как скажешь.
***
Мегабашни Квартала приближались к нам. Точнее, мы приближались к ним. Броневик мчался по пустой трассе, заваленной мусором. Редкие светофоры мигали желтым, ветер гонял пакеты над асфальтом, часто полосы занимали брошенные машины, разбитые и выпотрошенные до основания.
Квартал резко отличался от других районов Москвы — на въезде в него давно нет ни пробок, ни оживленного движения. Это место живет своей жизнью, по своим правилам и диким понятиям. Утыканный полицейскими постами и камерами город плавно перетекал здесь в зону тотального беззакония. Кварталом правили банды, сидящие на целой куче денег, железа и оружия.
Раньше Квартал назывался Электросталью-2 — на картах он до сих пор так и значился.
Когда американцы распылили в Старой Москве боевые вирусы, наши власти заканчивали застройку Нового города и спешно переселяли в него людей миллионами. В те времена Москва была настолько огромной, что в ее границах находились другие города — Химки, Люберцы, Подольск, Мытищи и так далее, всех не перечесть. Само собой, жители этих анклавов не считались полноценными москвичами, и монструозная Элекстросталь-2 возводилась специально для них.
Каждая мегабашня могла вместить в себя треть целого областного городка: архитекторы прошлого уместили на невообразимо широких этажах десятки тысяч тесных квартир с низкими потолками, провели внутри толстых стен связки проводов и хитросплетения труб, разместили тепловые электростанции на подземных этажах. Мегабашни — инженерное чудо, безусловно, но жить в человейниках из супербетона оказалось невыносимо тяжело.
Никто не подумал, что может случиться, если поселить в один городской район сразу все банды Московской области, которые резали друг друга несколько десятилетий до этого.
Не успела отгреметь Третья Мировая, как в Электростали-2 началась своя война между бандами мегабашен. Министры смогли выделить лишь пару отрядов для подавления беспорядков, но те бесславно погибли в уличных боях Новой Москвы. Обескровленная регулярная армия тогда выгрызала с боями несчастные метры земли — в радиоактивной грязи разрушенных до основания сел и городов уже было неясно, где мы захватываем чужую территорию, а где защищаем и отвоевываем обратно свою.
В общем, когда большая война закончилась, власть окрепла, а армия набралась свежих сил, Электросталь-2 уже бесповоротно превратилась в Квартал. Преступники подмяли под себя башни, бизнес, обзавелись пугающей репутацией, собственными армиями и коррупционными связями по всей Новой Москве.
Помню, один из отставных генералов говорил на телеке, что эту опухоль на теле Новой Москвы можно выжечь только ядерным ударом.
— Прием, въезжаем в Электросталь-2, — отчитался по внутренней связи Рихтер, лидер отряда «Троянцев» — чоповцев, работавших на «ВСБ». — Да, принято. Итак, парни, — теперь Рихтер обращался ко мне с Гришей и к бойцам своего отряда. — Повторяю нашу задачу. Банк поручил нам взять Аскада Нисбаева. Цель живет на третьем этаже. Он ветеран Второй Ирано-Израильской, работал в российской ЧВК. Должен три миллиона. На наши деньги он оборудовал логово для своей банды в одной из мегабашен. Они называют себя «Ушельцами», полные отморозки, железом обвешанные. Их разрешено пускать в расход, но вот самого Аскада мы обязаны поймать живьем. Иначе минус премия, и еще придется отрабатывать сверху. Вопросы?
Я осмотрелся. Все бойцы отряда Рихтера — девять человек — молчали, смотря на своего командира. Гриша стучал пальцами по наколенникам, нервничал. Я тоже не находил себе места из-за переживаний. Очень давно меня не было в уличных разборках. Когда был наемником, мог сам выбирать заказы и отказываться от особо опасных из них — я не из тех, кто любит доплату за риск. Но вот простой коллектор в самом низу пищевой пирамиды крупнейшего банка России выбирать не может. Утром у меня было только два варианта: ехать в Квартал или увольняться. Я выбрал первое и теперь крупно об этом жалел. Если убьют, Маруся спасибо не скажет — даже со всеми страховыми выплатами, которые положены на такой случай.
— Вижу, контрольных вопросов нет, — довольно протянул Рихтер. — Ну и отлично.
По пути мы кратко познакомились с этими ребятами. Оказалось, весь отряд был сформирован из банковских должников, сформированных из тех, кто сидел в долговой тюрьме. «Троянцы» уже давно работали на банк, но прежде я с ними не пересекался — они выполняли самую опасную работу, выкуривали должников из их обустроеных нор и отбивали випов от бандитов. На деньги «ВСБ» чоповцы плотно забили свои тела железом — у них стояли ускорители рефлексов, протезы рук и ног, отличное штурмовое оружие и солдатские версии органов восприятия. Настоящий спецназ. Можно только гадать, зачем нас, рядовых коллекторов — по сути, детективов, а не бойцов — отправили с боевиками в Квартал. У меня закрадывались мысли, что нас хотят слить в самоубийственном задании, но я старался отбрасывать эти мысли.
И почему я только согласился на это дело? Не хочу, чтобы моя дочь росла без отца.
— Слушай, Кирюх, а ты до этого был в Квартале? — спросил меня Гриша.
— Был однажды, — вновь соврал я, сочиняя на ходу. — Снимали фильм про крутых ментов, они воевали там с бандами.
— Ты кого играл?
— Я всегда играл бандитов, братишка. Всегда.
Бронемашина встала, и мы начали выгружаться наружу под скрип пулемета на крыше — нас провожал оператор, разглядывающий окрестности в поисках врага. Я выпрыгнул на асфальт и оказался у подножия серой лестницы, ведущей в подъезд мегабашни. Бетонный исполин грозно нависал над нами, он заслонял небо и солнце, и мы стояли в его густой тени. Я заметил у входа в башню силуэт человека, который растворился в воздухе, активировав модулирующее невидимость поле. За нами уже наблюдали.