Меня обступили спереди, и мне пришлось отступить назад - за пару шагов я уперся спиной в дверь. Оттуда в ответ угрожающе постучала охрана.
Я ушел от первых ударов в сторону, проскочил между мужчинами, толкнув одного, и треснулся о двухъярусную койку. Та протяжно скрипнула. Я увидел несущегося на меня парня, перекатился через матрас на другую сторону койки и вскочил на ноги. Тут же врезал под дых должнику, что обогнул постель быстрее остальных, и он упал, весьма болезненно треснувшись головой о железное изголовье. Его сразу же обступили сокамерники и оттащили, чтобы не мешался.
Напрягая руки, я заставил углеродные нанотрубки стянуть мышечные волокна. Ощутив прилив силы, схватился за основание кровати и перевернул ее перед собой, с грохотом загораживая проход. Тугие матрасы шлепнулись о пол, и мужчины тут же принялись штурмовать мою баррикаду. В этот момент я сосчитал их всех. Получится ли мне отбиться от семи человек? У двоих я заметил “альтеры” - конечно, эти “руки-базуки” ослабили надзиратели, но киберпротезы по-прежнему оставались серьезным оружием.
Я мог бы убить их без особых проблем. Каждого сломать пополам, голыми руками свернуть шеи и вырвать из пазов протезы. Моя подкожная броня выдержала бы все удары, главное - не подставлять голову, беречь ноги и пах. Я не хотел никого убивать. Боялся, что мне не оставят выбора, зажмут в угол, и тогда придется драться до последнего вздоха.
Я встал в боевую стойку, поднял перед лицом кулаки и, быстро развернув корпус, всек в грудь мужчине, что резво перепрыгнул через опрокинутую койку. Он вскрикнул от боли и пошатнулся, попробовал ударить наотмашь, но я поймал его за руку, вывернул ее и сильно толкнул должника обратно за баррикаду. Своим телом он снес сокамерника с ног.
В тот же момент два силача с “альтерами” перелезли через койку и подходили ко мне, прикрывая голову кибернетическими руками. Я сделал шаг им навстречу, и один из них - тот, что подбирался слева, - резко сорвался вперед, сблизился со мной и толкнул меня плечом.
Я не успел среагировать. Привык к ускорителю рефлексов и понадеялся на него сейчас. Был бы УМУР активирован, у меня была бы секунда, чтобы уйти в сторону.
Громила ударил меня по животу, и я согнулся от боли. Второй зашел за спину, врезал мне по пояснице, схватил мои локти и потянул на себя. Его приятель сразу же начал меня избивать и быстро вошел в ритм, стуча по моей груди и лицу. Я, рыча от боли, впечатал ботинок ему в брюхо и оттолкнулся назад, ударив о стену верзилу, что держал меня в захвате. Он чуть ослабил хватку, и мне хватило этого, чтобы повторить удар о стену, высвободить руку и несколько раз врезать его по ребрам локтем.
Вдруг, дверь отворилась, и в камеру вошел охранник, полностью закрытый стальным экзоскелетом и вооруженный шоковой дубинкой - я заметил, как от ее навершия исходило свечение. На его черных обугленных наплечниках раскрутились катушки, внутри которых вспыхнула пиротехническая смесь, раздался оглушительно громкий хлопок, и камера растворилась в яркой вспышке света.
Слуховой имплант не выдержал удара ста восьмьюдесятью децибелами и вырубился, уйдя в перезагрузку. Я тут же потерял слух и к тому же ослеп. Была бы у меня включена оптика, она бы сохранила зрение, подстроилась под яркость.
Я ничего не видел, погруженный в звенящую черноту. Очень скоро мужик с “базуками” отпустил меня, а затем и я упал, чувствуя, как мои мышцы сводит электрическим током.
***
Зрение ко мне вернулось быстро, но я еще долго не мог пошевелиться, даже пальцы меня не слушались. Сначала надзиратели тащили меня по полу, идя по коридору с высоким стеклянным потолком - я ничего не слышал, видел только сотни решетчатых дверей и темно-зеленые стены. По пути нам встретились охранники в бронежилетах поверх синей униформы - безопасники из “ВСБ” работали и здесь.
Потом меня протащили до соседнего тюремного блока, здесь было заметно меньше места, ниже потолок и не так много камер. Я сразу догадался - сейчас бросят в карцер. Так оно и вышло. Меня запинали в мелкую комнату два на два метра без окон и кушетки, только с унитазом и тихо гудящей вытяжкой. Пару раз меня побили по ногам дубинками - к счастью, шокеры включать не стали - и закрыли за собой дверь. Я вновь погрузился в темноту.
Какое-то время я приходил в себя, пытаясь совладать с головокружением и судорогами по всему телу. Когда мне стало полегче, я смог перейти в сидячее положение, но по-прежнему ничего не слышал. Тишина болезненно давила на мозг. Когда слуховой имплант перезагрузился, я сильно пожалел - лучше бы он так и оставался выключенным, ведь в камере тихо шипел белый шум и сводил меня с ума.
Не знаю, сколько минут и часов я провел в карцере.
Мой интерфейс не работал, я даже не мог посмотреть время, полностью отрезанный от внешнего мира. Невольно я задумался об участи должников в долговых тюрьмах, ведь сам оказался на их месте. За три года работы я задержал минимум сотню людей, обрек чуть ли не каждого из них на страдания. Многие из должников тоже прошли через карцер и пытку одиночеством.
Очень скоро мне захотелось разбить голову о стену или откусить себе руку. Без интернета и без интерфейса, без вездесущих людских потоков я ощутил себя последним человеком на Земле, меня будто бы положили в гроб и заживо закопали в холодной арктической пустыне. И никто меня больше не найдет.
Я думал о жене и ребенке, скорбно вспоминал Гришу, представлял дом и улицы Москвы. Вскоре я испугался собственных мыслей, меня затрясло от страха. Что теперь будет с моей семьей? И что будет со мной? Смогу ли я сбежать отсюда? Может, я смогу доказать свою невиновность?
Белый шум, кажется, усилился, стал громче, заполнив собой все окружающее пространство. Я свернулся на полу, прижал ладони к ушам и застонал.
Я всегда относился к своей работе проще. Да, искал и находил людей, задерживал и отдавал их в руки “ВСБ”. Да, почти всех затем направили отрабатывать свои долги в трудовые лагеря. Но на моем месте мог быть любой другой коллектор - на эту вакансию претендуют тысячи наемников, бандитов, охранников, солдат и отморозков. Должники и желающие их наказать всегда найдутся, ведь так выстроена система. Это естественный ход вещей, и я просто зарабатывал на устоявшихся порядках деньги, чтобы содержать семью.
Мне казалось, я просто исполнитель, рядовой и заурядный. Но теперь, когда меня самого объявили должником, разлучили с семьей и поместили в трудовой лагерь, где я должен отработать свои долги до самой старости… Теперь я смотрел на свою профессию под новым углом. Все эти годы я был соучастником. Верным псом корпорации.
Впервые за три года я ощутил личную ответственность за сломанные судьбы всех тех бедолаг и идиотов, загнавших себя в кредитную кабалу.
Удивительно, но приняв на себя вину, я ощутил душевное спокойствие. Исчезло смятение. Я всегда просто шел по течению, делал то, что умел, не пытаясь обрести мирную профессию. Убивал, калечил, грабил и уверял себя, что в этом нет ничего постыдного. Я уже давно оторвался от реальности и перестал ощущать почву под ногами. Моя жизнь превратилась в длинный ночной кошмар, в котором я добровольно пребывал, скрываясь от самого себя.
И вот, события последних дней пробудили во мне совесть и ярость. Я впервые за долгие годы ощутил жажду к жизни. Паника постепенно спадала, пока полностью не растворилась в глубине сознания. Я почувствовал новые силы.
Чего бы мне это не стоило, но я должен пытаться доказать свою невиновность или сбежать. Моя семья нуждалась во мне. Да, я заслуживал сурового наказания, но мои близкие ни в чем не виноваты.
Я встал с пола, прислонился к стене и сконцентрировался на своих мыслях. Белый шум отступил, стал тише. Я ждал, пока дверь не открылась, и в карцер не проник свет ламп, ослепивший меня.
***
- Добро пожаловать, - сказал охранник, приведя меня в цех по производству кибердек.
Меня поставили на конвейерную ленту в ряд точно таких же должников в серых робах с массивными ошейниками под подбородком. Такой же ошейник застегнули и на мне. Он тихо и равномерно пищал; мигал зеленым цветом индикатор. Как мне объяснил надзиратель, нам отрубили кибердеку, и потому отследить нас через нее не получилось бы. Для этого и нужны ошейники - в них есть устройство слежения. А на случай бунта через него можно пусть заряд тока, чтобы усмирить должников.
Тяжелый ошейник натирал кожу и сдавливал гортань, затрудняя дыхание. Сейчас, когда следить за людьми можно с помощью миниатюрных устройств, такая массивная конструкция была нужна исключительно для унижения человеческого достоинства.
По пути в сборочный цех меня провели по коридору, к которому примыкали комнаты с тестировщиками плат. Я видел их работу сквозь панорамные стекла, через которые за ними наблюдали надзиратели.
Платы тестировались на людях самым жестоким образом. В нескольких помещениях в ряд стояли кресла, в них сидели тестировщики в окружении людей в лабораторных халатах. У всех тестеров был снят скальп, над их головами нависали автоматические хирургические аппараты. Должникам устанавливали кибердеку, внедряя ее в мозг между полушариями. Испытуемый должен был проверить работоспособность систем и выявить брак на собственной шкуре. Весь день им вставляли деки, вытаскивали их и внедряли новые.
Тесты были самые разные. Люди с протезами шевелили конечностями, другие изучали операционные системы, погрузившись в работу с внутренним интерфейсом. Они слушали музыку, испытывали оптику, читая бумажные книги, говорили вслух или просто ходили по выделенным дорожкам.
Вдруг, у одного парня в кресле кибердека сгорела и взорвалась сразу после подключения, и наружу из черепной коробки выстрелило серое вещество. Он задергался в конвульсиях, у него заискрилась глазница, и выпала оптика, повиснув на искусственном нерве. Тестера окружили лаборанты, закрывая его спинами.
- Ха, видел это? Брак попался, - посмеялся охранник, что вел меня вперед, тыча стволом дробовика мне в спину. - Ладно, пошевеливайся.
В сборочном цеху было три конвейерных линии, вдоль которых стояли люди, у каждого была своя задача: паять, клеить, маркировать, протирать спецраствором, соединять провода, вставлять детали, проверять схемы ручными устройствами или просто наблюдать за коллегами.
По моим прикидкам под крышей собралось около сотни человек, за всеми наблюдали около десяти стражников - те бродили по второму ярусу, сильно выше первого этажа с рабочими. Они смотрели на заключенных сверху вниз, вооруженные ружьями с транквилизаторами пулями, светошумовыми гранатами и шоковыми дубинками. И я знал, что где-то снаружи завода по бетонным тротуарам ходят патрульные в силовой броне с копьями. Плюс, на плечи каждого должника давил ошейник с батареей, которой хватило бы на один мощный электрический импульс.
Моя работа заключалась в проверке заряда аккумуляторов на плате. Я касался кончиком мультиметра до кибердеки и слушал утвердительный писк прибора. При угрожающем писке я должен был снять плату с ленты и положить в пластиковый ящик около себя.
По левую руку от меня стоял мужчина средних лет с седыми висками. Он иногда наклонялся в мою сторону и тихо шептал мне, стараясь говорить, когда надсмотрщики отвлекались, или их взгляды были нацелены на другое место. Моего собеседника звали Игорем, он стоял на ленте уже четвертый год. Мы простояли на ленте весь день, и все это время Игорь находил момент, чтобы поговорить со мной, не привлекая внимания охраны.
Я узнал от него много любопытной информации. Выяснилось, что мы производили платы для компании TEXP, лидера на рынке кибердек для бедных и малообеспеченных слоев населения. До этого момента я никогда не задумывался, почему их оборудование стоило в два раза дешевле более дорогих аналогов. Оказывается, все дело в рабском труде на фабриках долговых лагерей. Я-то думал, что сейчас все оборудование собирается роботами, но нет - ручной труд по-прежнему использовался.
Игорь рассказал мне о других зданиях лагеря. За четыре года он успел поработать на мебельной фабрике, в цеху по производству оружейных имплантов и кибернетических конечностей, тестировщиком плат и глазных имплантов, изредка его вывозили на улицы Москвы с другими заключенными, чтобы латать заборы и дыры на дорожном полотне. Теперь он стоял здесь, в цеху с кибердеками.
- Не бойся, - говорил он мне, - ты крепкий парень, сразу видно. Тебя точно позовут к “Троянцам”, им всегда не хватает людей.
Да, меня вполне могли завербовать в ЧОП, который формировался для банка из должников. Если позовут - воспользуюсь предложением. Но навряд ли мне так повезет. Скорее, мне отрежут руки, заменят их на протезы, и тогда я буду тестировать какие-нибудь дешевые аналоги “альтеров”, пока бракованная модель не выжжет мне нервную систему.
Я стоял и работал очень долго, казалось, прошло часов шесть без перерывов. Окон на фабрике не было, так что я не мог понять, какое сейчас время дня. У меня отказывали ноги, хотелось присесть, а от света ярких белых ламп у меня разболелась голова. От монотонной работы уже дрожали руки. В какой-то момент у меня просто отключился мозг, и я превратился в конвейерную машину. Из этого транса меня вывел раскатистый звук механического звонка, раздавшийся над всем сборочным цехом.
Игорь потряс меня за плечо. “Все, пошли”, - сказал он, и я пошел за ним. Должники выстроились в несколько рядов в сторону выхода и в сопровождении конвоя покинули фабрику. Снаружи я увидел силуэт Луны на вечернем небе, уже смеркалось. Мне ужасно хотелось уснуть - я не спал уже больше суток. И непонятно, когда у меня получится отдохнуть. В камере меня будут ждать люди, с которыми я дрался до этого, и нет никакой гарантии, что они просто не удавят меня во сне.
Под ногами заключенных хлюпала вязкая весенняя грязь, с неба падал снег вперемешку с холодной моросью, блестящей в свете прожекторов. Роба моментально потяжелела, став сырой и липкой.
Я заметил впереди чадящие черным дымом трубы и спросил у Игоря, что это за здание. Там находилась местная переработка. Должники редко доживали до выхода из лагеря, и их прямо тут же и утилизировали. Разбирали тела на запчасти, вытаскивали железо, деку, синтетические органы, спиливали кости, изымали пучки нервной системы и крепкую плоть, откачивали жир, кровь и мозги, выкручивали наномодификации, снимали протезы… В общем, изымали все, что потом шло в производство имплантов. Остатки сжигали. Кладбища в России давно переполнились, и потому правительство разрешило пускать тела в переработку. Не знаю, как в других городах, но в Новой Москве сложился такой порядок.
Нас провели до столовой, завели вовнутрь, и я увидел людный зал, тесно набитый должниками, гремела посуда. Проследовав за толпой, я дошел до раздачи. Как и другие заключенные, я подвел ладонь к терминалу, датчик считал данные моего NFC-чипа, и мне выдало тарелку с бруском жира, слепленного из масел и парафиновой смолы. Дешевая и сытная еда, но до чего же мерзкая на вкус. К бруску шел стаканчик вонючей водопроводной воды, чтобы куски жира можно было запить и продавить по глотке вниз - вязкая масса постоянно норовила застрять в горле и передавить дыхание.
За ужином я осмотрелся и поймал на себе несколько злобных взглядов. Один из заключенных показал на меня ложкой, а потом прочертил ей линию по своей шее. Да, навряд ли я проживу здесь больше месяца. Придется драться. А если буду драться, администрация объявит меня проблемным кадром, направит в тестировщики дек и там же утилизирует.
После ужина всех нас повели по казармам, но конвоиры задержали меня и тычками дубинок повели в ином направлении. К башне над лагерем.