ГЛАВА 11

Док шел по тропинке неспешным, но широким шагом, испытывая совершенно новые, непривычные ощущения. Без оружия, даже перочинного ножа в кармане нет. А он так привык к тяжести автомата на плече, к прохладной ласке клинка вакидзаси за голенищем, к округлости гранат в подсумке на ремне. ПДА на кисти левой руки он никогда не чувствовал — просто слился с этим микрокомпьютером, без которого в Зоне не ступишь ни шагу. А сейчас… Сейчас ему так не хватало легкого давления ремешка ПДА на запястье. Ей богу, словно кастрировали. Правда, его голые руки — тоже смертельное оружие, но… Странно, даже боязно как-то…

С другой стороны, чувство необузданной, какой-то дикой свободы. Нереальное, несовместимое, пока несовместимое с окружающим Миром. Вот понимаешь, умом понимаешь: из кустов не вывалит кабан, слепая собака или псевдоплоть. Не наткнешься на полянке на группу отмороженных зомби, не скакнет на тебя голодный кровосос или снорк. Еще более непривычно то, что с ветвей деревьев не свисают «рыжие волосы», не блестят на тропинке лужицы «студня», не вертит желтые листья смерч «карусели». Не искрится крохотными синими молниями «электра». Не пощелкивает невидимыми челюстями «капкан». Не выстреливает навстречу свои смертоносные иглы «одуванчик». Не перемалывает монотонно грунт «мясорубка». И гаек в кармане нет. И некуда и незачем их бросать. Идешь себе по тропинке, насвистывая…

А сердце бьется учащенно, рука при каждом шорохе хватается за несуществующую рукоять оружия, взгляд тревожно шарит по сторонам. Весь на взводе, весь «всегда готов». Нет, умом этого не понять, телом не перестроиться, но на душе легко. Легко и… немножко грустно.

Док вышел наконец на опушку леса. Отсюда небольшое сельцо под названием «Веселое» просматривалось как на ладони. Десятка три домиков, выкрашенных под стать названию села веселенькой голубой краской. Аккуратные украинские хатки-мазанки. Кирпичных домиков всего три. Наверняка сельсовет, почта с продмагом (сейчас их высокопарно именовали мини-маркетами) и дом сельского головы.

Дорога, одна-единственная убитая грунтовка, входила в село с северной стороны, справа, параллельно движению Дока, вела четко вдоль села — на этом участке ее уже заасфальтировали — и вливалась за селом в узкое шоссе. Там, на месте слияния, торчала бетонная коробка автобусной остановки. Некогда веселенькая, вся в цветной мозаике, изображающей идиллические картинки колхозной жизни, сейчас она серела облупленными стенами. Покосившаяся и неухоженная, пыльная и неуютная. Символ старой жизни.

Главная деталь — на входе в село грунтовку заграждал блокпост. Стандартный военный блокпост. По обеим сторонам — невысокое заграждение из бетонных блоков. Между блоками — полосатая металлическая труба шлагбаума. За плитами — два строительных вагончика для гарнизона, выкрашенных защитной зеленой краской. Двое снулых постовых обосновались на деревянной лавочке позади шлагбаума, греясь в скудных лучах осеннего солнца.

«Вот как это назвать? — то ли удивился, то ли умилился Док. — Идиотизм? Чисто военный идиотизм? На хрен им в этом месте блокпост со шлагбаумом? Что, мои партнеры из Зоны гоняют туда-сюда на джипах и грузовиках? Ха… представляю себе контролера или бюрера за рулем. Идиотизм!»

Впрочем, блокпост мог свидетельствовать об очень важном, жизненно важном для Дока факте. А именно: здесь, в селе Веселое, припограничная зона со всеми вытекающими последствиями. Значит, каждый посторонний в этих местах под подозрением и для входа в зону нужен специальный пропуск, которого у Дока не имелось. Получается, ему нужно обойти село с блокпостом и автобусную остановку десятой дорогой. И не дай Господь наткнуться где-то на патруль. Заметут «до выяснения», а сколько времени займет это «выяснение»?

Вот и возникла проблема, а Док над ней едва успел задуматься. Обойти-то он обойдет. При его навыках и нынешней физической форме дело плевое. Но что дальше? Ведь он совершенно утратил связь с внешним, ставшим ему чужим, человеческим Миром. Задача вроде бы предельно простая: добраться до ближайшей железнодорожной станции, сесть в электричку и ехать себе до… Оттуда — на Киев или Харьков. Там, в большом городе, он легко затеряется и начнет дело, ради которого Зона и выбросила его сюда.

Но! К примеру, ему нужно сесть в электричку. Для этого необходимо купить билет. Билеты, как известно, продаются в кассе на вокзале. За деньги. Только у него ни копейки украинских денег. Он даже понятия не имел, как сейчас выглядят украинские деньги. Доллары, допустим, у него есть, причем в достаточном количестве, но как и где их обменять? С какими сложностями в этом деле он может столкнуться?

Вспомнился почему-то анекдот, имевший хождение в Зоне.

«Новый русский, богатый мужик, пожелал, чтобы его заморозили на тридцать лет. Исполнено. Через тридцать лет мужик просыпается и сразу звонит в свой банк. „Сколько у меня там за тридцать лет накапало процентов и сколько у меня всего на счету?“ — „У вас, — отвечает клерк, — сейчас на счету тридцать миллионов долларов и на пятнадцать миллионов акций“. — „Класс! — Мужик потирает руки. — Я богат!“ Тут звонок с телефонного коммутатора отеля, где он поселился: „Сэр, за минуту разговора с банком с вас двадцать миллионов долларов“».

Пусть ситуация не выглядела столь драматичной, как в анекдоте, и доллар во Внешнем Мире все еще имел вес, и тяжелый вес, — это Док точно знал, — но чисто технические вопросы имели важное значение.

«Пожалуй, следует перекусить, перекурить, поспать, обдумать дальнейшие шаги и только потом действовать. В конце концов, надо мной не капает. А вечерком, в сумерках, дерну в обход».

Решение правильное, тем более что и есть, и курить, и особенно спать ему хотелось неимоверно. Решено — сделано. Док вернулся в лес, сошел с тропинки в сторону и метров через сто облюбовал чудесное местечко для отдыха. Банка консервов, запитая свежей минеральной водой, крепкая сигарета, спокойный сон — что еще нужно сталкеру, пусть уже и бывшему, для полноценного отдыха?

Проснулся он в сумерках, ровно в девятнадцать ноль-ноль — сработал внутренний биологический будильник. Сладко потянулся, так что все косточки захрустели и… И испуганно дернулся вправо, туда, где под рукой во время сна всегда лежал верный АКМС. Выдохнул облегченно, вспомнив, где и зачем находится.

Легкий ужин: последняя банка консервов, сигарета… Еще Док достал из трусов двести баксов и переложил их в нагрудный карман. А теперь — в путь.

До районного центра, где была железнодорожная станция, Док добрался к раннему утру.

Городок стандартный, как все провинциальные райцентры. «Такие города хорошо брать на рассвете», — вспомнилась почему-то нетленка Остапа Бендера. Док брать город не собирался. Он просто неторопливо вышагивал по центральной улице, с неприкрытым интересом вертя головой по сторонам. Да, внешний облик даже таких городишек изменился до неузнаваемости.

Во-первых, поражало обилие рекламных щитов. Маленьких, средних, просто громадных. Вертящихся, ярких, играющих всеми цветами радуги. И чего только не рекламировали! Док, если честно, и не слышал о подобных товарах. Какие-то памперсы, тампаксы, прокладки, бленд-а-меты; повсюду смазливые женские и мужские физиономии. Больше всего пивной рекламы. Док понятия не имел, что отечественная пивная индустрия выпускает столько сортов.

«И на фиг оно нужно? — недоуменно вопросил себя Док. — Население только спивается».

Во-вторых, изумляло количество банковских офисов в домах по обе стороны улицы. Куда ни глянь, везде банки. Их было больше, чем магазинов. Радовало, что в каждом банке обменный пункт, только начинали работать они с десяти часов.

«Чем не Швейцария, — продолжал размышлять Док. — Мы, оказывается, процветающая страна».

Магазинов тоже хватало — вещевых, продовольственных, мини- и супермаркетов. А в центре города, прямо напротив здания районной администрации, высилось громадное строение с вывеской «Амстор».

«Что еще за херня? — Док в недоумении почесал затылок, замерев на мгновение перед грандиозным шедевром современной архитектуры. — Раньше только обкомы партии так строили. Ладно, потом разберемся, что за „Амстор“ такой».

Ну а в-третьих, совершенно шокировало изобилие игровых заведений. На каждом шагу, на каждом углу — или казино, или игровой автомат в открытом летнем кафе. Таких летних кафе в городе тоже хватало с излишком. Поразительно, но и в этот ранний утренний час почти за каждым автоматом сидел абориген и азартно стучал пальцами по клавишам.

— Лас-Вегас, мать твою!.. — процедил сквозь зубы пораженный увиденным Док.

Наконец добрался он и до вокзала. Ничего вокзальчик, аккуратненький. И тоже со всех сторон обставленный рекламными щитами, киосками, торгующими всякой всячиной. В основном пивом, сигаретами, жвачками и презервативами. Именно на вокзале Док почувствовал себя стопроцентным гражданином. Потому как внешним видом своим он не выделялся из толпы. Попадались тут интеллигентные чистюли в модных отутюженных нарядах. Редко, но попадались. Док смотрел на них во все глаза — запоминал стиль одежды. А больше всего на вокзале терлось народу, похожего на него, опального сталкера. В таких же мятых пиджачках и рубахах, в линялых штанах и растоптанных сандалетах и кроссовках. С трехдневной щетиной. Сирых и нищих. Замордованных судьбой и вечными мытарствами. И женщины этим мужикам под стать. Такие же дерганые, нервные, несчастные. Попадались, и нередко, типажи совершенно конченые. Вроде зомби. Вонючие и грязные. С бессмысленным, каким-то отрешенным, потухшим взором. С вялыми, безвольными и нечеткими движениями.

Док постоянно ловил себя на мысли, что невольно сравнивает людей с обитателями Зоны. «Вот этот, жирный и тупой, типичный псевдогигант. Ха, а вот и кровосос с красной рожей и вислыми, словно щупальца, усами. А у этого шнобель, словно труба противогаза у снорка. Опа! Вот и „Монолит“ пожаловал».

Док проводил взглядом двух дюжих сержантов линейной милиции в черных формах, закрытых шлемах, с дубинками за поясом.

«А на хрен им шлемы? — мысленно вопросил Док. — Или все здесь так плохо? И вообще, на фига я сюда пожаловал? Мне что, в Зоне не хватало подобных уродов? Тоже мне, спаситель Мира».

Спаситель, не спаситель, а для начала следовало слить баксы. Народ ждал утреннюю электричку на Киев. Следующая уходила только в полдень. Ура! Обменный пункт на вокзале, конечно, был, причем не один, а целых три. И работали все круглосуточно.

Док, не без душевного трепета, сунул в узкое окошечко хрусткую новенькую сотку от Крысятника. А вдруг фальшивая? Или документы затребуют. С документами, положим, у него все в порядке, но черт его знает, какие у них тут сейчас порядки и обычаи. Все же главное, чтобы Крысятник не кинул его с долларами.

Прошло, прокатило, удалось… Кассир повертел сотку в руках, глянул ее на свет и сунул в какой-то аппарат. Потом молча отсчитал Доку десяток купюр. Каждая достоинством в сто гривен. Док сграбастал их со вздохом облегчения и быстро отвалил от обменного пункта.

Теперь в кассу — за билетом.

— А денег мельче у вас нет? — сердито буркнул кассир-билетер.

— Нет, извините. — Док виновато пожал плечами. — Только такие…

Кассир еще что-то прошипел себе под нос, но все-таки выдал Доку билет и отслюнявил сдачу мелкими купюрами.

Что ни говори, а пока Док чувствовал себя не в своей тарелке. Далеко не в своей.

«Тут бы ПДА подключить, может, Юрась что и присоветовал бы», — с сожалением отметил он и поплелся на перрон. «Стоп! — Док тормознул перед газетным киоском. — Не мешало бы просветиться».

— А какие у вас есть центральные газеты?

— Та уси, а яку вам потрибно?

— Та уси и потрибни, — моментально перешел языковой барьер Док, изумившись в очередной раз провинциальному сервису.

— Так шо давать?

— Я ж сказав, уси и давать.

Он сгреб с прилавка солидную пачку газет, скрутил их в толстую трубку и сунул в рюкзачок за спиной.

— Ще е журнал «Светская жизнь» про… эти… тусовки. Тики вин дорогый.

— Давайте и журнал про светские тусовки.

Вагон электрички ничем особо новым Дока не поразил. Разве что деревянные скамьи заменили на пластиковые. Мягче от этого они не стали. Он занял место у окна, огляделся. Казалось, что народ с вокзала набьется в электричку под завязку. Но так только казалось. Люди рассосались по всему поезду, и вагон заполнился только наполовину. Места рядом с ним и напротив были не заняты.

«Вот и отлично, — обрадовался Док, — поеду в гордом одиночестве».

И только он успокоился, как напротив у окна присела… присела она.

Док скользнул по незнакомке опытным взглядом бретера и обмер. Идеал, его идеал!

Среднего роста, плотненькая, упитанная. Что называется, крепко сбитая. Но толстушкой не назовешь — язык не повернется. Миловидное круглое лицо с аккуратным носиком. А на голове настоящая корона из золотистых волос, собранная заколкой в большой пышный узел. Маленькие розовые ушки. Глаза — громадные, голубые, чуть навыкате. Губы — по-детски пухлые, немного, совсем немного, капризные. Открытые, чистые плечи. А грудь… Боже, какая грудь! Пышная, высокая, полуобнаженная. И это при тонкой талии, но широких бедрах. Просто Индия какая-то. Икры массивные, но ахиллово сухожилие выражено четко, натянуто струной — значит, женщине никогда не грозит полнота. Стройность икр подчеркивал высокий каблук. Богиня! Не из здешней провинциальной жизни. А возраст — лет двадцать девять, тридцать. Это Док определил по едва заметным морщинкам возле глаз и… по выражению этих чудных глаз.

Он смущенно прокашлялся и торопливо уткнулся в газету. Чувствовал себя дефективным. Стыдно и за внешний вид, и за вонючие кроссовки, и за щетину на щеках. Хотелось завязать знакомство, хотелось начать разговор, найти тему. Но как? И какую тему? Рассказать, что ли, как сутки просидел в дерьме, спасаясь от стаи слепых собак? Или как жрал тухлое мясо псевдоплоти? Блевал, но жрал — очень жить хотелось. Может, похвастаться загубленными человеческими жизнями? Он даже со счета сбился — столько их загубил. О чем вообще ему говорить с этой женщиной Внешнего Мира?

Женщины в Зоне были. Проститутки. На базах как «черных», так и «белых» торговцев. Только Док ими всегда брезговал. Еще женщины-сталкеры. Аж целых четыре. Две из них даже пытались окрутить его. Вот только Доку они не нравились — мужиковатые, неуклюжие в женской своей ипостаси. А он ведь когда-то был женат, и жену его, статную брюнетку, без преувеличений можно было назвать красавицей. Но и стерва попалась еще та…

Однако же кто-то на небе к нему благоволил. Еще как благоволил! Это Док понял, когда на скамью рядом с его идеалом грубо завалилась пара забулдыг. Густопсовый запах, смешанный с ядреным водочным перегаром, тотчас вытеснил из пространства весь кислород. И быки здоровущие. Тут можно выпендриться, как говаривал капитан Сиротин, «на полное е…ло».

Док буквально ожил. И никто за газеткой не заметил, как расплылось в счастливой улыбке его лицо. А улыбался он в последнее время очень редко.

— М-мадам, а можно с тобой познакомиться? — пробормотал тот, что сидел ближе к идеалу, грубо притискивая женщину плечом к стене вагона.

— Зачем? Отодвиньтесь, пожалуйста, и… и не трогайте меня. Я… я позову милицию.

— Зови… гы… гы… Где ж тут та милиция?

Док стер с лица лучезарную улыбку, опустил газету, аккуратно сложил ее и уставился в белесые от алкоголя глаза вагонного громилы.

— Шо уставился, дед? — с вызовом выдохнул водочные пары бык. — Вали отсюда, пока рога не поотшибали.

«Ну… за деда ты мне ответишь особо», — решил про себя Док, но промолчал. Впрочем, он не сделал ни единого движения. Просто сидел спокойно и наблюдал. Хулиган между тем снова повернулся к своей прекрасной соседке:

— Да чего ты кочевряжишься? Давай завалим прямо с электрички ко мне. Ну… хата свободна, водяры — хоть залейся. Посидим, чисто конкретно посидим. Он, сиськи у тебя какие! Скажи, Петруха?

— Гы… гы… — наконец подал хриплый голос второй. — Точно, Колян, сиськи конкретные.

Лицо незнакомки сплошь покрылось густым румянцем. А в глазах стыл страх, смертельный страх.

— Я… я… уберите руки! — Две слезинки быстро скатились по розовым от стыда и бессилия щекам и повисли на подбородке с ямочкой.

— Счас уберу. — Первый протянул грязную веснушчатую лапу к груди идеала.

Лапнуть не успел — Док своей левой элегантно перехватил мерзкую лапу, переплел свои тонкие, но цепкие и длинные пальцы с толстыми сосисками подонка и мягким движением вывернул кисть. Мерзавец взвизгнул от мгновенной пронзительной боли. Док, не отпуская кисть, потянул противника на себя. Тот с воплем рухнул с лавки на колени.

— Ты шо, сука! — взвился второй.

Док лениво лягнул его в пах — и к визгу Коляна добавился хриплый вой Петрухи, который тоже упал на колени. Док, больше, конечно, для острастки, добавил обоим сете по затылку. Так, легонькое сете.[9] Чтобы мозги встряхнулись и понимание пришло.

Странно, но остальные пассажиры вагона наблюдали сцену совершенно беспристрастно и спокойно.

«Узнаю тебя, страна, — машинально отметил Док. — Все так же хулиганят в электричках, и все так же — всем по фигу».

— Значит, так, орлы, — внушительно начал он, — у вас есть два варианта на выбор. Вариант первый — вы валите отсюда подальше. Чтобы я вас ни в электричке, ни на перроне больше не видел. Вариант второй — на ближайшей станции вас выносят из вагона на носилках. Какой вариант выбираете?

Конечно, они выбрали первый. Скуля и матерясь, заковыляли в тамбур. Док еще наподдал Коляну хорошего пинка в зад, прокомментировав: «Это тебе за деда!», отчего тот значительно ускорился и вылетел в тамбур пулей.

Док даже не стал вытирать трудовой пот со лба — там ни росинки не выступило, только брезгливо вытер руки о штанины и уселся на место, мучительно размышляя при этом: «И что теперь делать? Снова уткнуться в газету? Или… или попытаться завести разговор?»

Идеал сам разрешил проблему:

— Спасибо, спасибо вам огромное. Знаете, я так испугалась… Я… я никогда не попадала в подобные ситуации.

— А, пустяки, — отмахнулся Док. — И как вас занесло в эту… электричку?

Он хотел к слову «электричка» добавить эпитет «сраная», но вовремя придержал язык.

— Я, знаете ли, к тетке ездила, а машина поломалась, — затараторила незнакомка. — Тетка приболела, а я, видите ли, врач.

— Вы врач? — безмерно удивился Док, хотя по зрелому размышлению ничего удивительного в этом не было. — И какой же вы врач? Ну, в смысле специализации.

— Психиатр.

— Ого. Выходит, мы коллеги.

Вот тут изумилась она, искренне и неприкрыто. Да и было чему изумляться.

— Понимаете, у меня домик под… крохотный, — не сморгнув глазом, соврал Док. — А машина тоже поломалась. Вот и пришлось электричкой.

— А вы какой врач?

— Военный хирург.

Все же она ему не поверила. Док читал это в ее глазах.

— Вижу, вы мне не верите. Хорошо… Как же вам доказать? А вот как! На лямина криброза поселился кристо гале. Впереди — форамен цекум. Сзади — ось сфеноидале.

Она звонко рассмеялась, слезы уже просохли, и испуг из глаз выветрился.

— Этот стишок вы могли слышать от какого-нибудь медика и запомнить.

— Теперь я не сомневаюсь, что вы психиатр, — рассмеялся в ответ Док. Не мог не рассмеяться. — Ладно, попробуем по-другому. Задавайте мне вопросы на медицинскую тему. Только ближе к хирургии, а то общую патологию я уже изрядно подзабыл.

— Хорошо… Так… Что такое лапаротомия?

— Чревосечение.

— Перитонит?

— Воспаление брюшины.

— Симптом Щеткина-Блюмберга?

— Как раз основной симптом перитонита.

— Халязион?

— По-простому, ячмень на веке, который лечат дулей.

Она снова залилась смехом.

— Все, верю, верю!

— Слава Аллаху, а то зарядили, как Станиславский: «Не верю, не верю…» Ну, чего вы хотели? Чтобы я на дачу ездил в костюме-тройке и лакированных штиблетах?

— «Тройки» давно уже не носят, не модно. И лакированные штиблеты тоже.

— Да? А я и не знал, — совершенно искренне ляпнул Док и испугался.

— Значит, вы со своей хирургией совершенно отстали от жизни. А давайте-ка знакомиться. — Она протянула ему узкую ладошку с тоненькими пальчиками. — Меня зовут Ирина. А вас?

Док замешкался, вспоминая, как его теперь зовут. Вспомнил наконец:

— Сергей… хм… Анатольевич. Можно просто Сергей. А то тут некоторые обозвали меня дедом. Надеюсь, вы, Ирина, так не считаете?

Вообще-то, она, похоже, была редкой хохотушкой и болтушкой. Снова зашлась смешком. Но Доку эти ее легкомысленные качества почему-то нравились.

— Нет, я не считаю. Какой же вы дед? Вон как отделали богатырей. Кстати, а где вы научились так драться? В армии?..

— Ага. Мой учитель, капитан Сиротин, каждый день бил меня толстым дрючком по голове. Вот и научил. Система гладиаторов — так это называется.

— Нет, вы просто невыносимый шутник.

«Это я-то шутник? — изумился про себя Док. — Знала бы ты, девочка, какие шутки я откалывал еще двое суток назад. Впрочем, и это странно, я шпарю легко и свободно, словно заправский светский денди. Куда подевался мой сталкерский сленг? Или это девочка на меня так действует?»

— А знаете, в вас есть нечто такое… загадочное.

«Ага, и именно это привлекает женщин. Только загадочность мою можно определить как „синдром Зоны“. Конченая и пожизненная патология».

Вслух он, конечно, этого не произнес. Только пожал плечами.

— Может, потому что мне пришлось немного повоевать в Чечне и меня там малость контузило? А все контуженые, знаете ли, странные и загадочные. Это я вам как военный хирург говорю.

— Нет, не то… Эта загадочность другого рода. Я ведь психиатр и, поверьте, неплохой психиатр.

«Умница моя. Сам вижу, что неплохой…»

— У вас, Сергей, в душе какая-то тайна. Страшная тайна. Вот вы шутите, а глаза у вас больные.

Док по-шутовски выкатил их и с деланным испугом жарко зашептал:

— Да, это именно я зарезал в Угличе царевича Дмитрия.

Нет, положительно, она привыкла смеяться с интервалом в десять секунд. То есть шесть раз в минуту. Вот и сейчас опять. Боже, как нравился Доку ее звонкий смех! Он буквально таял.

— Вот вы опять шутите, а я серьезно. Но… — Она посмотрела в окно и огорченно надула пухлые губки. — Мы, кажется, уже подъезжаем.

Док тоже глянул в окно. «Ну откуда мне знать, подъезжаем мы или не подъезжаем…»

Тем не менее ляпнул наобум:

— Да, через десять минут будем на месте.

— А давайте обменяемся номерами мобильников. Вы, Сергей, такой интересный собеседник, что я готова еще с вами поболтать. Не знаю, правда, как к этому отнесется ваша жена.

«Ура! Вот и видно, девочка моя, что ты незамужняя. И отсутствие обручального кольца на пальце вовсе не случайно. Но что такое „мобильник“? Черт… мобильный телефон. У нас, в Зоне, эта хренотень не работает».

— Моя жена не будет против… в силу отсутствия оной жены. Причем полного отсутствия.

Радостная искорка полыхнула в ее глазах и тотчас погасла. Но Док всегда улавливал тончайшие нюансы в глазах… в глазах противника. Иначе и не был бы непревзойденным в Зоне бойцом-рукопашником.

— Так вы холостяк?

— Именно так, но некий семейный опыт за плечами имеется.

— А я тоже разведенка.

«Уф, кто ж это тебя развел? — чуть не вырвалось у Дока, но он вовремя сообразил, что разведенка — это разведенная с мужем женщина, бывшая жена».

— Тем более у нас есть повод и для встречи, и для разговора, — улыбнулся Док. — Что касается мобильника, то я, когда еду на дачу, оставляю его дома. Чтобы никто не дергал по пустякам. Говорите свой номер — я запомню.

«Господи, и до чего я складно вру!»

— А вы, Сергей, точно запомните? Он у меня сложный.

— Точно запомню. Я всегда запоминаю жизненно важные вещи.

— А мой номер для вас жизненно важен?

— Возможно.

— Ох, какой же вы загадочный. Что ж, запоминайте: 050 347 655 3. Запомнили?

— Да, запомнил. — Док без запинки повторил номер, но про себя удивился безмерно: «Десятизначный номер — вот это да!»

— Что ж, звоните, пожалуйста. Буду рада. Да, а где вы в Киеве живете?

«Ни хрена себе, вот так влетел, — похолодел Док. — И где же я в Киеве живу? Стоп! Как там назывался новый микрорайон? Уф, насилу вспомнил!»

— На Оболони.

— Далековато, а я в центре, на Подоле.

— Круто. Знаете, Ирочка, я бы с удовольствием проводил вас домой, но, сами понимаете, в таком виде… Да и козлом от меня разит за версту. Но я позвоню, обязательно позвоню.

«Как только куплю этот гребаный мобильник», — про себя добавил Док.

Они расстались на вокзале. На прощание идеал махнул ему ручкой и растворился в густой толпе.

Загрузка...