25.05.2028.
Шустрый
– Дядь, а ты разговаривать умеешь? – переспросил чумазый парнишка.
– Вроде с утра умел, – ответил я, опешив от его внезапного появления. Встретить здесь, в центре заражённой Москвы, десятилетнего пацана – я уж точно никак не ожидал.
– Дядь, а ты вообще из нормальных? – задав следующий вопрос, парнишка покрутил пальцем у виска.
– Вроде да, – проворчал я, на всякий случай медленно продвигаясь к проёму, ведущему в чёрный от сажи подъезд.
– Тогда очки сымай, – нагло предложил он.
Эта просьба заставила замереть.
– Ты первый очки сними, – предложил я, не переставая с опаской озираться.
Парнишка тут же выполнил просьбу, и, несмотря на расстояние, в глаза бросились молочные белки глаз.
Незараженный ребёнок здесь?! Да не может быть. Поражённый, я тоже снял очки. Лицо парнишки скривилось.
– У тебя глазья красные. Как-то не верится, что ты из нормальных, – предъявил он разочарованно и презрительно сплюнул. Затем достал ополовиненную полторашку с водой и сбросил вниз. – А ну-ка, дядь, выпей. Только не пару глотков, а всё до донышка.
Выслушав предложение, я подобрал бутылку и понюхал воду. Вроде затхлостью или химией от неё не несло.
– Да ты, дядь, не ссы, сам набирал. Она дождевая.
Парнишка не зря заставляет меня выпить почти литр жидкости. Подобное не сможет проделать практически никто из заражённых. Дикие зомби воду не употребляют в принципе.
Один военный медик мне в самом начале пандемии растолковал, что нужную им влагу чумные получают либо из мяса жертв, либо через изменившие свою структуру кожные поры во время соприкосновения с водой. Из-за этого они инстинктивно боятся большие объёмы воды, ибо многих из заражённых впитываемая влага может буквально раздуть.
Кровососов стошнит от глотка воды. Других мутантов вырвет от ста грамм.
И даже вспомнившие своё прошлое деловые и семейные чумные, в организме которых зараза мутировала в нечто иное, за сутки могут употребить не больше ста грамм жидкости. Если выпьют больше, почки не справятся, и их начнёт трясти и ломать как наркоманов.
Конечно, я мог просто уйти, но узнать о местных раскладах больше мне не от кого. К тому же вполне возможно, что пацана используют как засланную торпеду прячущиеся в засаде деловые или люди. Хорошенько подумав, я не без удовольствия принялся вливать в себя прохладную воду и делал это до тех пор, пока полторашка не опустела.
После этого парнишка подождал полминуты и удовлетворённо хмыкнул.
– Ладно, дядь. Убедил. Вроде тебя не трясёт. А если спущусь, кидаться не будешь?
– Да ты не очкуй. Сам видишь, нормальный я. Выходи, – успокоил я его и приставил биту к стене.
Через две минуты парнишка вышел из недр выгоревшего вестибюля. На вид ему не больше десяти лет. Лицо перемазано сажей, щёки ввалившиеся, и, несмотря на прикрывающую тело объёмную одежду, угадывалась болезненная худоба. В левой руке зажата стальная кошка с мотком верёвки, а правая замотана и подвязана грязной тряпкой к шее.
Пристально меня осмотрев, пацан спросил:
– Дядь, а ты случайно, не с вертолёта?
– Не, я больше по рекам сплавляюсь. А ты сам-то, что здесь один делаешь?
– Да у нас с сестрёнкой тута хата недалеко.
– А не страшно одним жить посреди всего этого? – я обвёл руками выгоревшие дотла коробки домов.
– Сейчас везде страшно, – по-взрослому ответил он. – А сюда стаи чумаходов через баррикады не суются, правда, бродят всякие мудаки мутантские по одному, но быстро сваливают. В этом районе жрачки не найдёшь, так что им здесь не хрен ловить.
– А почему стаи зомби сюда не суются? – спросил я, заинтересовавшись местными раскладами.
– Тута раньше большие банды деловых базировались. Если всех пересчитать, то вначале почти три тысячи рыл жило. У них волын было и боеприпаса – грузовиками. Банды всё Замоскворечье за яйца держали и стаи на свою территорию не пускали. Видел черепа чумаходских вожаков на баррикадах? Деловых тут уже полгода нет, а толпы чумных до сих пор райончик обходят.
«Деловые» – продвинутый подвид «семейных» заражённых третьего типа. Некоторые люди после заражения воздушно-капельным путём лишь слегка изменялись, оставаясь почти нормальными. Но зараза навсегда укоренялась в их организме, из-за этого они периодически впадали в неадекватное состояние и начинали убивать. Некоторые сильно мутируют. Именно с одним из таких я столкнулся когда-то в сетевом маркете перед началом восстания заражённых.
Жили деловые по странным, полублатным понятиям, и незараженных людей люто ненавидели. В отличие от семейных, инстинкт самосохранения заставлял их сколачивать крупные банды, во главе которых обычно вставали мутировавшие в огромных здоровяков собратья. Если в одиночку встретить такую банду, лучший выход – погибнуть в бою.
Военврач рассказывал, что у деловых и семейных в лимфатических узлах вырабатывался какой-то гормон. Зареченские учёные его называли «Озверином». Ходили слухи, что его можно извлечь с помощью шприца из свежих трупов и после специальной обработки вкалывать обычным людям. После укола человек на несколько часов становился заметно сильнее. Может, это всё, конечно, и брехня, но зареченские ещё до зимы начали обменивать на патроны свежие трупы заражённых третьего типа.
– И куда подевались все деловые? – спросил я, пятой точкой чуя неладное.
– Хирурга убили, он у них вроде пахана был. Все вопросы решал, а тех, кто беспределил – в расход пускал. А потом жратва и патроны кончились. Банды без Хирурга перегрызлись, два месяца резали друг друга, как бешеные псы. Бойня была страшная. Кого-то в метро загнали, да там они и сгинули. Кто-то свалил, а остальные собрали манатки и на плотах вниз по реке уплыли, ещё до зимы.
– А почему вас с сестрой не забрали?
– Мы иммунные, нам с ними никак нельзя. Мы с сестрой, после смерти Хирурга и так ото всех долго прятались. Деловые – те ещё отморозки. Ты что думаешь, все красноглазые только нормальную жратву едят? Да им человеческое мясо слаще шоколада!
– У меня тоже глаза красные. Почему ты вышел?
– Ты, дядь, воды напился и воняешь как-то по-другому. Сразу видно, что человечины ни разу не ел. Я в таких делах разбираюсь, – деловито объяснил парнишка.
– А чем вы с сестричкой питаетесь? – поинтересовался я как бы невзначай.
– Я знал, где Хирург свои заначки прятал, – ответил парнишка, ничуть не смутившись.
– Ты же иммунный, почему из города не ушёл?
– Ага, конечно – ушёл. Может, ещё посоветуешь через Метро на поезде уехать? Говорят, на окраинах столицы орды чумаходов шастают, тысяч по сто голов. Нам с сеструхой мимо них точно не проскочить.
При упоминании орд мой рот непроизвольно скривился. Год назад, нам с Машей и детьми едва удалось ноги унести из военного городка, в котором мы пытались прижиться. Орда, тысяч в пятьдесят диких зомби, проломила двойную стену, возведённую военными строителями, и смела защитников. Не помогли ни танки, ни крупнокалиберные пулемёты, ни фугасные заряды с противопехотными минными заграждениями. Тогда погибли пять сотен бойцов и полторы тысячи гражданских.
Конечно, если бы меня тогда послушались в штабе военного анклава, стольких жертв можно было избежать, но что толку теперь вспоминать об упущенном. Отодвинув на второй план неприятные воспоминания, я указал в сторону дислокации вертолётчиков.
– А эти пришлые на вертолётах? Вы ведь с сестрой могли бы к ним в гости напроситься.
– Да я бы с удовольствием подкатил к козырным, чтобы добазариться, но они же шмаляют во всё, что движется. Их снайпера даже ночью всё видят и без разбору всех валят на глушняк.
– И давно они здесь?
– Первый раз, месяц назад нарисовались. Сначала мелкие вертолётики без людей летали, но их всех ПВО накрыло. Потом прилетела вертушка покрупнее и на бизнес-центр десант высадила. А потом вообще огромный вертолёт стал почти каждый день туда-сюда шастать. Не знаю, что они там делают, но сейчас их на базе до хрена и больше.
– А почему их дикие не трогают?
После вопроса парнишка ухмыльнулся и сплюнул под ноги.
– Я же говорил, те толпы, что вокруг баррикад шныряют, пока ссут сюда соваться. А те, что в метро и канализациях спят, так их если не трогать, то и они никого не тронут. Уж больно они к темноте привыкли.
– Кстати, а тебя как звать? – спросил я опомнившись.
– Василий Иванович я, – ответил парнишка и подтянул верёвку, придерживающую широченные штаны.
– А меня Шустрый кличут. Вася, а ты сможешь меня к бизнес-центру провести? Я поближе на пришлых посмотреть хочу.
– Дядя Шустрый, да без проблем. Подведу прямо им под нос, да ещё покажу, откуда их лучше всего видно и где их снайпера засели. Но перед этим, пожалуйста, помоги из заначки тушняк достать, а то я недавно руку сломал, сам спуститься в схрон не смогу, – попросил парнишка и похлопал по руке, перемотанной кипой грязных тряпок. – Из-за этой долбаной руки мы с сестрой уже неделю нормально не жрали.
При упоминании пищи мой желудок возмущённо заурчал, и я, соглашаясь, кивнул.
– Ну пошли, помогу.
Минут через двадцать мы добрались до четырёхэтажного строения, по всей видимости, когда-то бывшего неким медицинским учреждением. Перебравшись через баррикаду, парнишка зажёг самодельную керосинку и через узкий лаз завёл в лабиринт кафельных коридоров.
Многочисленные проходы были проломлены прямо в белых стенах. А самодельные лестницы заставляли то подниматься на третий этаж, а то, наоборот, спускаться на минусовый уровень.
Все окна заложены крепкой кирпичной кладкой. Кое-где мы останавливались, и Василий показывал самодельные ловушки. Где-то это была натянутая верёвка со взведённым самопалом, а где-то на полу лежал лист тонкого картона, а под ним зиял выдолбленный проём со стальными кольями на дне. А в одной из ниш обнаружилась настоящая растяжка, с начиненным гвоздями самодельным взрывным устройством.
Здесь явно поработали взрослые, превратив здание в смертельный лабиринт, который в случае чего будет трудно штурмовать. В очередной раз, добравшись до третьего этажа, мы, наконец, подошли к массивной железной двери. Василий как-то хитро в неё постучал, и через две минуты изнутри послышался металлический лязг.
В этот момент я напрягся, отступил на несколько шагов и взялся за обрез дробовика. Дверь открылась. На пороге хорошо освещённого помещения стояла маленькая девочка в грязном платьице. В руках она сжимала огромного плюшевого мишку.
– Вася с а-боты пишов, – проговорила она, обратившись к медведю.
– Светка, я не один, – предупредил парнишка.
Девочка испуганно вскрикнула и убежала.
– Сколько ей? – спросил я, пряча дробовик.
– Два месяца назад четыре исполнилось.
Я представил, что им пришлось за последние два года пережить, и посмотрел на щуплого парнишку совсем по-другому. Они выжили в центре заражённого города, и это казалось совсем нереальным.
Зайдя внутрь, я увидел рентгеновский аппарат и огромный стол, заваленный всевозможной электроникой. У дальней стены стояла закрытая занавесками конструкция, напоминавшая многоярусные нары.
На полу расположился большой блок аккумуляторов, а под потолком ярко горели две лампочки. Кроме этого, на стене висел включённый телевизор, по которому беззвучно шли детские мультики.
– Светка, я тебе что приказал? Почему телевизор и обе лампы одновременно врубила? Аккумуляторы совсем заряд не держат, будешь их насиловать, они к зиме на хрен сдохнут, – отчитав сестрёнку, Василий деловито щёлкнул выключателем, гася одну из ламп.
За занавесками что-то скрипнуло, а следом послышалось:
– Не угайся. Нам с мишкой одним сташно.
– У вас электричество… Откуда? – проговорил я, удивлённо рассматривая пучок спутанных кабелей, уходящих в дырку на потолке.
– Хирург на крыше солнечные батареи поставил, а своё хирургическое отделение в смертельный лабиринт превратил. Если бы он нам всё это не оставил, то мы бы со Светкой этой зимой точно не выжили.
Мне сразу вспомнился рабочий посёлок. Зареченск электричество подавал только в цементный цех, лесопилку, больничку и комендатуру. Бараки и остальные объекты обеспечивались редкими включениями генераторов, солнечными батареями и самодельными ветряками. Вечная проблема с зарядкой батарей раций и фонариков давно всех достала.
– Хирург… Получается, он врачом раньше работал? – спросил я, осознавая неординарность личности погибшего вожака деловых.
– Да, он постоянно своим пули доставал и раны штопал. Хороший дядька был. Если бы не он, нас со Светкой давно бы сожрали.
Шаря глазами по заваленному электроникой столу, я увидел смутно знакомый алюминиевый кейс. Не веря глазам, подошёл ближе и раскрыл его. Взгляд упёрся в спутниковый телефон «Иридиум-9575», именно такой же Маша два года везде таскала с собой. Взяв аппарат, я нажал на кнопку активации. Дисплей моргнул и загорелся.
– Он работает?! – изумлённо промямлил я.
– Ясен пень работает. Хирург ломаный хлам просто так не собирал, – уверенно заявил Васька.
– А можно я попробую набрать один номер? – спросил я, до конца не веря, что держу в руках спутниковый телефон, в теории способный связать с моей Машей.
– Дядя Шустрый, да набирай сколько хочешь. Только навряд ли ты, куда дозвонишься. Там постоянно то спутник недоступен, то абонент не абонент. Я сто тысяч раз пробовал разные номера набирать, никто ни разу не ответил. Правда, иногда сообщения приходят, но там какая-то тарабарщина непонятная.
Выслушав парнишку, я, затаив дыхание, набрал заученный намертво номер Машиного спутникового телефона. В трубке раздались длинные гудки. Если бы я давно не потерял веру в существование какого-нибудь из человеческих богов, то в этот момент наверняка начал молиться.
Я знал, Маша включает свой аппарат по ей одной известному графику. Вот уже два года она ждала звонка от родителей и старшего брата, успевших улететь в тёплые края на собственный остров.
Длинные гудки продолжали терзать ожидавшее чудо сознание, а я вспоминал, как Маша рассказывала про личный райский остров её папаши, про слегка свихнувшуюся мать и про очень умного брата. Внезапно из динамика донеслись щелчки.
– Да, – встревоженный голос Маши ударил сильнее прилетевшего в челюсть апперкота. Моя голова закружилась, а в горле резко пересохло. – Да! Я слушаю! Кто это? Говорите.
– Маша, это я, твой муженёк, – просипел я, едва не закашлявшись от першения в горле.
– Максим! – выпалила Маша моё имя. Кроме неё, меня так давно никто не называл. – Но как? Комар сказал, что тебя разорвала стая диких зомби на берегу реки. Ты где?!
– Всё нормально. Пока жив. Не знаю, что там произошло, но я очнулся в воде, посреди Москвы, находясь в переноске для чумных.
– Ты в Москве?! Но как? Ты не ранен? Откуда у тебя спутниковый телефон?
Поток вопросов хлынул из трубки. Слушая Машин голос, я чувствовал по её прерывистому дыханию и по пробивающимся сквозь речь всхлипам, что она едва не плачет.
– Маша, только давай не реви. У меня всё нормально. Я встретил хороших людей и скоро буду в посёлке, – успокоил я жену, на самом деле даже не представляя, как буду выбираться.
В ответ послышался вырвавшийся всхлип.
– От рабочего посёлка почти ничего не осталось, – проговорила она тихо.
– Как не осталось? – шокирующая новость шибанула по сознанию, спутав мысли.
– Да вот так. На нас напала огромная стая семейных. Военные говорят, что их гнала в бой хорошо вооружённая банда деловых. Периметр рухнул. Лесопилку и бараки рабочих сожгли подчистую. Весь частный сектор в руинах. От посёлка осталась только комендатура, больница и цементный цех. Из трёх тысяч работяг выжила половина. Беркут сказал, что такого раньше никогда не видел. У этих чумных гадов имелась своя бронетехника, и они первый раз действовали слаженно.
– Беркут. Он жив? Как там майор Карпов, Тракторист, Максимыч и мои пацаны?
– От твоей лихой бригады разведчиков осталось меньше трети. А комендант посёлка Максимыч… да что с ним станется? Этот старый хрыч уже работяг гоняет, пытается залатать изрешеченную миномётами крышу комендатуры. А вот майор с Беркутом в зареченском госпитале лежат. Когда наших прижали, они вызвали огонь на себя, и гаубицы с того берега полчаса утюжили их позицию. Беркута осколками сильно посекло, а майор без ноги остался. Совсем плох был, все думали, не жилец, – Маша замолчала на пару секунд, а затем я услышал её шёпот. – Максим, я к майору тайком Ванюшку водила, так что теперь он точно оклемается.
Я знал про недюжинные способности приёмного сына и сразу понял, к чему она клонит.
– Так ты сейчас в Зареченске?
– Да, омоновцы женщин и детей на время вывезли. Но долго нас в отстойнике держать не будут, через пару-тройку дней всех заставят вернуться. Хотя, знаешь, твоя жена пользуется спросом. Мне уже кое-кто предлагал остаться здесь навсегда.
От её слов кулаки сами собой сжались. Маша знала, чем меня задеть за живое, чтобы я постарался поскорее к ней вернуться.
– Когда я вернусь, этот кое-кто может очень пожалеть, – прорычал я угрожающе.
– Ну так возвращайся поскорее.
Мы продолжали говорить, и, наверное, это бы длилось бесконечно, но Маша предупредила, что спутник вот-вот уйдёт. Связь начала пропадать. В конце я успел предупредить её, чтобы она никому о нашем разговоре не говорила. И особенно Комару. Чувствуя, что с моим сплавом по Москве-реке что-то нечисто, я хотел сначала сам во всём разобраться.
– Дядь, ну ты даёшь, – протянул Васька, когда я вернул телефон обратно в чемоданчик.
Я посмотрел сначала на него, а потом на малявку, с опаской выглядывающую из-за занавесок. Мне вдруг отчаянно захотелось увезти их в посёлок. Я знал, Маша будет рада пополнению в семействе. Если бы я не понимал, что здесь им безопаснее, чем со мной, то прямо сейчас брякнул бы какую-нибудь обнадёживающую глупость.
Ну ничего, Машин спутниковый запомнил номер, если удастся выбраться из Москвы, обязательно что-нибудь придумаю. Обнадёживать детей пустыми обещаниями не хотелось. Вместо этого я опустил глаза в пол.
– Ладно, показывай, где схрон Хирурга. Откуда тушняк доставать?