Киерленский изувер

Часть 5. Пригоршня справедливости. Глава 1

Что есть справедливость? Мера деяния и воздаяния. Даже пригоршня ее – стоит дорого, по сему, она так редка в нашей жизни.

Из записей Аскеля Этли

Перед самым выходом Этли разложил на столе свою работу. Десяток бумажных листов размером с ладонь и столько же бумажных лент. Все они были заполнены строками в каллиграфическом стиле, с завитушками и виньетками. На листах красовались тексты из священных книг, на лентах фривольные стишки, что распевают бродячие музыканты на рынках и ярмарках.

Он придирчиво осмотрел строки. Все в порядке. Чернила нигде не расплылись, буквы четкие, с ровным нажимом. Где это требовалось нажим усиливался, придавая тексту объем, а заглавные щеголяли узорами из росчерков.

Молодая женщина неслышно появилась в дверях и несколько секунд смотрела на Этли. Среднего роста, гибкий, поджарый он склонился над бумагами. Длинные, до плеч, темно-каштановые волосы скрывали лицо мужчины. Одет он был скромно, как и большинство жителей Языка - самого нищего района Киерлена: бежевая рубаха с широкими рукавами, темные штаны и башмаки.

Почувствовав присутствие женщины Этли поднял взгляд. Взгляд - который ее пугал и притягивал одновременно. В зеленых глазах Этли стояла пугающая пустота, словно бесовская бездна, озаренная мерцанием мрачных огней. Как будто он видел нечто такое, о чем другие даже боялись подумать. Но они становились необычайно теплыми, когда мужчина задумывался или смотрел на нее.

Лицо Этли - тонкое, правильное, почти аристократичное, но кожа выдублена ветрами и солнцем, что характерно для крестьян, путешественников и солдат. Его можно было бы назвать красивым, если бы не шрам на левой стороне. Шрам начинался тонким порезом возле внутреннего уголка глаза, но стремительно увеличивался до ширины трех пальцев и тянулся до самого угла челюсти. Рана заросла грубым рубцом, белым, словно кожа мертвеца.

- Лавена! - Этли улыбнулся. Улыбка вышла кривой, некрасивой, насмешливой. Рана сделала левую половину лица малоподвижной. - Неужели Оттик отпустил тебя с кухни?

- Ага, от него дождешься.

Женщина вошла и с любопытством посмотрела на бумаги. Ниже ростом, едва доставая макушкой до носа Этли, она стояла ровно, словно княгиня. Под одеждой угадывалось налитое молодостью тело.

Взгляд Этли скользнул по ее фигуре. Белая с глухим воротом сорочка обхватывала упругий стан, закатанные рукава обнажали привычные к труду руки. Грудь натягивала ткань. Внизу, из-под серой юбки выглядывала белая полоса исподницы. Ноги женщины прятались в мягких кожаных башмачках, без твердой подошвы.

Она притягивала Этли, не только, как женщина, но и как пытливая натура. Карие глаза Лавены лучились природным умом, она была любознательна и тянулась ко всему, что объясняло, как устроен мир. Все это заставляло не замечать ни покрасневшего от жара кухонного очага лица, ни верхней губы, необычно подворачивающейся при улыбке. Ни чепца, скрывающего угольно-черные волосы, женщина все-таки замужняя.

Лавена слегка склонилась к столу, пытаясь повнимательнее разглядеть работу Этли. Под тканью юбки он угадал очертания округлых бедер и ягодиц. Все-таки, как женщина она притягивала его сильнее!

- Что здесь написано? - спросила Лавена.

- На листах священные гимны, а на лентах...ну, всякая похабщина.

Она хихикнула:

- Читать я не умею, но вижу, что написано как-то странно.

- Это каллиграфия, такой способ писать красиво. Тебе нравиться?

- Я же сказала, что не умею читать.

- Ну, просто на вид?

- Нравится. Я всегда знала, что ты из знатников.

- Да нет, просто учился.

- Где? - с жаром спросила она, будто готовая тотчас бежать туда.

- Сначала в университете Славиосы, потом немного в Вендалане.

- В университете?! Аскель, зачем ты всех обманываешь? В университете! Там ведь, огромные деньги нужны, я слышала...

Когда она назвала его по имени, в груди Этли разлилось тепло, словно он глотнул доброго подогретого вина.

- Просто у меня когда-то был хороший друг, он сам, кстати, и обучил меня каллиграфии.

- Где же сейчас твой друг?

- Он...я...в общем, наши пути разошлись.

Лицо Этли потемнело, губы сжались. В глазах вновь замерцали мрачные огоньки. Между ними словно выросла стена, неприступная, как цитадель. Лавена шагнула к Этли, оказавшись волнующе близко.

- Прочитай мне какую-нибудь похабщину, - с лёгкой хрипотцой произнесла она, и не глядя ткнула пальцем в одну из бумажных полос, - вот эту, например.

- Кхм..., - плечи Этли опустились, лицо расслабилось. Он почувствовал себя немного смущенным, словно юнец. Взяв в руки ленту, он, стараясь соблюдать ритм, прочел:

Милая, тебе в этой позе трудно

Но поверь мне во сто крат труднее -

Я собой жертву поминутно*.

Она прыснула:

- Святой Север, зачем же ты написал такую похабщину? Кому это нужно?

- Одному бакалейщику с Уврата. Он привязывает их к мешочкам со сладостями. Говорит расходятся влет, хоть и цены ломит безбожно.

- Это какой бакалейщик, молодой, белобрысый такой, носатый?

- Ну, да, Ностан, как его....

- Да-да, Ностан. Фамилию тоже забыла. Его все и знают, как Ностана Везунчика. Хитрющий торгаш, говорят! Папенька оставил ему только долги, а он взял, да за три года в люди выбился. Гол ведь был, как сокол, а сейчас и дом, и лавка, и жена-красавица.

- Дом у него в одном строении с лавкой, а жена и в правду..., - Этли поймал испытывающий взгляд Лавены, - добрая, каждый раз меня яблочным пирогом потчует.

- Так вот откуда эти пироги, которыми ты нас угощал.

- Ага, буду желать Ностану всяческих успехов в делах, платит он исправно, и не скупясь.

- Если спрошу сколько, то...

- Одна крона в неделю.

- Ого! Моему Волгану надо ни одну баржу разгрузить, чтобы столько заработать.

"Моему Волгану", слова царапнули, словно когти хищной птицы. Но Этли тут же одернул себя. А чей Волган? А чья Лавена? Ты, господин Этли, раскис от городской жизни, да и не забыл ли, что происходит с теми, кто так или иначе запал тебе в душу?

- Ну, у Волгана не было возможности учиться, - практически промямлил он.

Этли не сомневался, что Волган и Лавена живут вместе лишь по необходимости. Так же он знал - Лавена не променяет супружеские клятвы на минутную слабость.

- Все хотела спросить, откуда у тебя этот шрам?

- На западной стене, десять лет назад.

- Во время эльфийской осады, понятно. Я еще не жила тогда в Киерлене.

Она протянула руку и коснулась кончиками пальцев жесткой зарубцевавшейся кожи. Этли почувствовал тепло ее касания и отшатнулся. Лавена смутившись отступила.

- Мне надо идти, - Этли собрал бумаги со стола. - Навестить достопочтенного Ностана и получить плату. Может быть, устроим небольшой пир для всей нашей компании, ты не знаешь, Руди сегодня вернется?

- Заболтал ты меня совсем! Оттик уже потерял меня, наверное.

И не ответив на его вопрос, она схватила что-то с кровати и бросилась обратно на кухню. Этли проводил ее взглядом.

Спрятав бумаги в видавшую виды полотняную сумку, взяв с кровати перевязь с кордом и поношенный серый плащ, Этли окинул взглядом полуподвальное помещение. Оттик сдавал его внаем: четыре кровати из досок, разделяемых лишь занавесками, в центре стол. Три места заняты, одно свободно, расценки Оттика были по карману не всем.

Неведомы пути Триединого. Вместо благородной фамилии и своей усадьбы - нищета, где одна крона - невиданное богатство. Ненастоящее имя. И проклятье. Произнесенное ребенком, голосом, от которого содрогалась земля. И ни одного близкого человека в мире, кого-то он убил сам, другие погибли от дел его. Если бы Спаситель смилостивился, давая ему второй шанс, то...Этли содрогнулся от собственных мыслей, он поступил бы так же.

***

Мощенная камнем дорога разрезала Язык надвое. Вдоль нее с холма сбегал лабиринт грязных улочек, начинаясь возле Старых стен и упираясь в доки, и Гостевой городок, где жили иноземные купцы. Весь день от доков к складам торговых гильдий перевозили товары: из орочьих и дебрянских земель, но главное с далекого юга.

Белокрылые корабли, с темнокожими торговцами и моряками на борту, прибывали в порт Окицы, вечно мятежного вассала Киерлена. Окичане давно поднаторели в деле речных перевозок. Малые корабли они брали на буксир, а с больших перегружали товар в баржи. Караваны судов медленно тащились вверх по Велаве, до самого Киерлена. Тут, в доках, крепкие парни, такие как Волган, сгружали товар с барж.

Этли шел по обочине, кутаясь в плащ. Осеннее солнце светило ярко, но уже не грело. Холодные порывы ветра с реки пронизывали насквозь. При мысли о Волгане он поморщился. Надо же, так угораздило - желать чужую жену! Нельзя усидеть на двух стульях. Нужно выбирать: либо добрососедские отношения с Волганом, либо удовлетворить свою страсть.

Добротный человек обладает рядом качеств, одно из которых - справедливость. Он должен быть справедлив и по отношению к Волгану, и по отношению к его жене. "Даже пригоршня справедливости – стоит дорого", - как говорил один лектор в Вендалане. Но тому лектору не хватало мудрости, он не видел разницы между уличным воришкой и родственниками сардана-императора, запускающими руки в казну. Интересно, он все еще гниет в темнице или уже предстал перед Триединым?

Волган. Он не сделал Этли ничего плохого. Лавена, она связана брачными клятвами с Волганом и не думает их нарушать, во всяком случае, нарочно. А у него, Этли, есть свои дела. Намного важнее, чем шашни с замужними женщинами.

Да и вообще, может быть, его тяга к Лавене лишь проявление похоти, столь свойственной человеку?

По обочинам дороги теснились харчевни и питейные дома. Возле одного из них околачивались две проститутки: постарше - шатенка с хмурым лицом и молоденькая курносая блондинка. На свежем лице блондинки еще не проступила печать ее постыдной профессии, глаза лукаво поблескивали, а из глубокого выреза платья маняще виднелась пышная грудь.

Этли остановился и поглядел на них. Под его взглядом женщины стушевались. Он расслышал, как шатенка сказала своей подружке:

- Смотри, вон, стоит пялится.

- Ну и рожа! Чур, если он подойдет, займешься им ты.

- Но смотрит-то он на тебя!

Шатенка улыбнулась ему, обнажив нездоровые зубы. Этли и вправду смотрел на блондинку, пытаясь представить ее с собой наедине. Ничего похожего, в сравнении с тем, когда он смотрел на Лавену.

Он отвернулся и зашагал дальше.

- А вдруг, это тот душегубец, что режет девок и сбрасывает в реку? - донесся испуганный шёпот блондинки.

Ответа шатенки Этли не расслышал.

Итак, это не похоть. Во всяком случае не совсем обычная похоть. Она либо проходит после первой ночи, проведенной вместе, либо остается надолго. Он поступит справедливо и мудро одновременно - пусть все останется, как есть. Мужество заключается в принятии неизбежного - Лавена - жена Волгана, а Этли здесь, как свисток для задницы: и не свиснешь, и ходить мешает.

За размышлениями он не заметил, как добрался до Старых стен. Обернувшись, Этли посмотрел на раскинувшийся внизу Язык. При взгляде с холма, казалось, город и в самом деле высунул язык построек, и тот развернулся по склону, усеивая его крышами, заборами и улочками. Еще десять лет назад Язык был нищим пригородом Киерлена. Когда эльфы подступили к городу, они сожгли здесь все и отрезали Киерлен от реки. После снятия осады, отцы города, дабы не повторять своих ошибок, заключили Язык в каменные объятия стен. Так нищий пригород стал нищим районом.

Этли зашагал дальше. Он миновал бывшие городские ворота, застывшие сиротливой аркой между полуразобранных стен, и оказался на Уврате, еще одном районе Киерлена. Такое название он получил, потому что находился сразу за городскими воротами, давно перенесенными на новое место. Несмотря на то, что большинство увратцев трудились возницами и грузчиками, перевозя товары из доков в город, к языковцам они относились высокомерно. Они-то, увратцы, настоящие граждане Киерлена, а нищие обитатели Языка, лишь по недосмотру Триединого, оказались их земляками.

***

Под недоброжелательные взгляды местных Этли добрался до лавки Ностана, двухэтажного здания, выкрашенного в темно-зеленый цвет, бордовыми наличниками, и крышей покрытой ярко-красной черепицей. Над дверью, для грамотных, красовалась надпись: «Крупы, сушёные фрукты, соль и другое»; для остальных - дощечка с изображением снеди.

Этли толкнул дверь и вошел внутрь. Над головой мелодично звякнули колокольчики, да, Ностан - мастак по части таких вещей, чтобы покупателям приятно было посещать его лавку. Рукоять корда глухо ударила о дверной проём. За прилавком сидела жена Ностана - Фрия. Совсем еще девчонка, похожая на чудесную куколку, что богачи и знатные люди покупают своим дочкам. Белокожая, голубоглазая, в темноте-зеленом платье, обтягивающем изрядно округлившийся живот, она повернулась на звук. Увидев Этли, Фрия поправила выбившийся из-под чепца светло-русый локон.

- Господин Этли, а я и не ждала вас, даже пирог не приготовила.

- Ничего страшного, матра Фрия, - Этли улыбнулся, но тут же спохватился. Знает он как выглядит его улыбочка, нечего тут беременных пугать.

А насчет угощения жаль, конечно, но кормить пирогами его никто не обязан. Пошарив в сумке, Этли выложил пачку листов на прилавок и только тут понял, что лицо хозяйки заревано. Раскрасневшиеся щеки, глаза на мокром месте, подрагивающие губы. М-да, не вовремя он зашел. Аккурат во время семейной ссоры, наверное.

- Вот принимайте работу, а за оплатой я позже зайду, когда здесь господин Ностан будет, - заторопился он.

Фрия внезапно ухватила его за рукав. Из глаз ручьями потекли слезы, она беззвучно зарыдала. Через минуту, взяв себя в руки, всхлипывая, она жарко зашептала:

- Ностан здесь, на втором этаже. Но он...но с ним... Скажите, господин Этли, вы же многое видели в жизни?

- Кое-что видел.

- Господин Этли, сударь, помогите Ностану, спасите его!

- О чем вы говорите? - Этли немного опешил от происходящего.

- Вчера вечером Ностан вернулся домой, заперся у себя в кабинете и не выходит. Не ел, не пил. Когда я пыталась узнать в чем дело, он накричал на меня.

Она снова всхлипнула и продолжила:

- Он там ходит, что-то бормочет и...кажется ломает мебель. Сердцем чую, с моим Ностаном что-то случилось, какая-то беда. Прошу вас, поднимитесь наверх, узнайте в чем дело, ведь так у меня сердце не выдержит.

Она разрыдалась уже так, что Этли понял - еще чуть-чуть и у девочки случится истерика.

- Матра Фрия, успокойтесь, прошу. Я все выясню. Но думаю вы зря волнуетесь, просто небольшие неудачи в делах. Вы ведь знаете, как трепетно Ностан относится к этому.

Она кивнула в ответ.

Вот ведь незадача! Только нашел достойный заработок, тут же наниматель вляпывается в какую-то историю. Но, скорее всего, дело действительно пустячное - проигрался, наверное. Бывает по молодости!

***

Поднявшись по лестнице, Этли постучал в дверь кабинета.

- Катись к бесам, Фрия! Я же сказал не беспокоить меня! - раздался из-за двери крик.

Да уж, на обычное поведение Ностана не похоже. Насколько Этли успел понять, молодой лавочник души не чаял в своей супруге, а тут вон как грубо.

- Ностан, откройте, это я Этли.

Через несколько мгновений замок щелкнул и на пороге появился хозяин дома. Обычно спокойный, рассудительный, с хитринкой в глазах, Ностан не походил сам на себя. На смертельно бледном лице кривились и подрагивали иссиня-черные губы. Взгляд тревожно бегал. Светлые волосы торчали в беспорядке, словно Ностан беспрерывно дергал их, пытаясь выдрать из головы. Лишь крупный увесистый нос, похожий на клюв тропической птицы, все так же нависал над губами.

- Этли? - растерянно произнёс молодой торговец. - Чего вы хотели?

- Получить оплату за работу.

- Там же Фрия...

- Она не знает расценок или забыла. Простите, за срочность, Ностан, но мне нужны деньги.

Немного поколебавшись Ностан жестом пригласил Этли в кабинет.

Внутри царил беспорядок: скомканные листы бумаги валялись по всей комнате, в центре сгрудились обломки стула, а в углу сиротливо замерли осколки глиняной кружки. Этли знал Ностана, как рассудительного и спокойного человека, даже не подозревая о столь его буйной стороне. Но как бы Ностан ни любил деньги, проигрыш в карты или сорванная сделка, навряд ли приведи бы его в такую ярость. Здесь чувствовалось отчаяние.

- Сколько вы сделали?

- Как договаривались.

- Это будет...ага.

Ностан подошел к столу, открыл ящик. Послышался мелодичный звон серебра. Отсчитав плату, Ностан протянул деньги Этли, но трясущиеся руки торговца не удержали их и серебряный водопад зазвенел о крышку стола, расплескивая монеты. Они подпрыгивали, переворачивались, катились, но ударившись о подсвечник или гроссбух падали навзничь. Самая шустрая из них, обогнув все препятствия, выскочила на белый лист бумаги, разложенный на столе, и с упорством самоубийцы устремилась к краю столешницы. Этли накрыл ее ладонью, и сам того не желая, прочел единственное слово начертанное на бумаге "Завещание".

- Вы весьма предусмотрительны, Ностан, - произнес Этли. - В столь молодом возрасте уже беспокойтесь о завещании.

Поймав недовольный взгляд Ностана, он продолжил:

- Знавал я одного парня, он постоянно таскал с собой завещание, хотя все его богатство составляла пара истоптанных башмаков. Под Альвионом, а нет, мы еще не вторглись в эльфийские земли...

- Мне сейчас не до увлекательных историй. Пересчитайте деньги и оставьте меня одного.

- Да, конечно. Но дело в том, что его приговорили к смерти. То ли за святотатство, то ли за нападение на благородного, не помню точно.

Лицо Ностана побагровело, но он промолчал.

- Ладно, всего доброго, - внезапно попрощался Этли и шагнул к двери.

- К чему была эта...хм…история?

- К тому, что завещание может и не понадобиться, даже на пороге смерти. Тот парень, стоя уже с веревкой на шее, закричал, что совершил преступление желая скрыть клад. Город платил нам скупо, - тут Этли усмехнулся, - отделываясь медальончиками, сулившими будущее гражданство.

- Да, я слышал про это.

- Так вот, парень кричал, предлагая обменять свою жизнь на сокровище. Ну мы все принялись требовать от командования, чтобы его пощадили, а деньги из клада раздали солдатам. Мы чуть не взбунтовались! Командиры прислушались к нам. И этой же ночью тот парень сбежал. Уж не знаю как.

Ностан скрипнул зубами, затем сдавленно выдавил:

- Вы хорошо владеете клинком?

- Вполне сносно, - поскромничал Этли.

- Можете дать мне...несколько уроков?

Эге, так вот в чем дело! Молодой лавочник с кем-то рассорился и имеет все шансы напороться пузом на чужой клинок. А ведь он, Этли, может сделать Ностану очень выгодное предложение! Крон, эдак, в двадцать пять.

Видимо неправильно расценив молчание Этли, Ностан добавил:

- К сожалению, я больше уделял времени изучению бухгалтерии, чем фехтованию.

Этли прокашлялся. Двадцать пять крон! Разве это цена за жизнь для удачливого торговца. С другой стороны, Ностан и Фрия добры к нему и наживаться на их горе грешно. Справедливость - дорогой товар!

- Пара уроков вам не поможет, - рубанул Этли, - только вселит ложную уверенность, к тому же многое зависит от того, с кем вы собрались фехтовать: с горожанином, дебрянским наемником или спакайцем?

- С орком.

- Орком?! Где вы его нашли-то, в Киерлене?

- У вас, на Языке.

Этли вопросительно поглядел на Ностана, и тот продолжил:

- В трактире, там еще хозяин такой, бородатый.

- Кел Самоэй.

- Бес его знает, может и он. Мы гульнули вчера с парой знакомцев, оказались у вас на Языке, у этого, как его...

- Самоэя.

- Да. Вот там и нарисовался этот орк. Лысый...

- Лысый?

- Ну, да.

- Не может быть!

- Вы мне не верите?

- Не в этом дело. Просто волосы для орков многое значат. По волосам можно узнать из какой он орды, клана и нома. Сбрить волосы для орка, это значит ... Трудно объяснить, хуже смерти, в общем.

- Откуда вы все это знаете?

- Сейчас это не важно, продолжайте, Ностан.

- Что тут продолжать, он вызвал меня на поединок, завтра на Пустыре у доков. Прилюдно, и на глазах знакомых. Что мне оставалось делать?

- А вызвал-то почему?

- Ну, ему не понравилось, как я смотрел на него. Дикарь!

- Просто останьтесь дома.

- Не могу. Тут вопрос репутации. Если я не приду, кто станет доверять моему слову? На своем слове я сумел вырваться из нищеты!

- Жизнь дороже. Наймите бойца, закон позволяет это сделать.

- Этли, если б я был стар или немощен тогда да, но я молод и поступи я так - результат будет тот же. Нищета или смерть. Фрия ждет ребенка, я не смогу смотреть, как они будут бедствовать. Лучше уж...Прощайте, Этли. Жаль, что наше сотрудничество, так быстро закончилось.

Репутация, значит. Что ж, дело хозяйское. Прощаясь, Этли все-таки надеялся, что Ностан прислушается к голосу разума и завтра останется дома. Он дал совет молодому торговцу, а хороший совет, как известно, лучше мешка золота. Его совесть чиста.

* Пьетро Арентино "Любовные позиции", тот еще стихотворный прон 16 века