Первые четыре дня на Бардаке — так я окрестил планету буквально на второй день, — прошли под знаком борьбы со следствием неразборчивости в выборе сексуальных партнеров. С зудом и мелкой сыпью по всему телу. Особенно «блудливым», как ни странно, оказался Мымрик — видимо, на их планете блюсти нравственность являлось одним из основных табу. И в результате на третий день он с трудом сосредотачивался на беседе с отловленным Кореневым языком, то и дело корректируя программу своего автомеда. А если серьезно, то процесс адаптации к новому миру здорово действовал на нервы. И не только ему. Правда, всем остальным было заметно легче: изменения, внесенные в наши организмы еще на Ронтаре, позволяли адаптироваться заметно быстрее и легче.
На пятый день зуд начал стихать, сыпь практически исчезла, и у злых, как черти, девиц снова появилось настроение жить. А вот у бедного пленника оно окончательно пропало — во-первых, его организм крайне негативно среагировал на контакт с такими заразами, как мы, и на второй день «общения» с нами бедный мужик чуть не загнулся. Во-вторых, режим его допроса с использованием медикаментозных средств и всякого рода аппаратуры вымотал бы даже такого здоровяка, как Угги. Пятнадцать-шестнадцать часов в день промывания мозгов быстро превратили и так не особенно болтливого аборигена во что-то вроде водоросли: все время между попытками вытянуть из него информацию он проводил в забытье, с трудом выходя из него для приема пищи или удовлетворения нужды. Однако Мымрик, первые сутки пытавшийся рассуждать о каком-то там гуманизме, быстро понял, что сроки пребывания в этом мире зависят и от скорости выполнения им своих обязанностей, и, забыв про вбитые на службе принципы, принялся терзать беднягу с утроенным энтузиазмом.
Результат не заставил себя ждать: на шестой день мы быстренько выучили основы местного языка, потом прошли полуторачасовую процедуру записывания на подкорку полученной Мымриком информации, и еще часов пять пытались разобраться в том, что он нам туда понапихал. Результат напряженной работы мозга можно было выразить одним словом. В период кризиса на Земле переживающим пик популярности. Или несколькими отглагольными прилагательными сексуального характера. Если бы не присутствие дам, я бы не стал сдерживать рвущуюся наружу тираду, и облегчил бы душу, но, увы, такой возможности мне не дали:
— Только без мата, Вовочка, только без мата! — увидев выражение моего лица, криво усмехнулась Маша. — Веришь, все, что ты можешь сказать в данный момент, просто витает в воздухе… Давай лучше думать, как из этого всего выбираться…
А то я что-то начинаю напрягаться…
А напрягаться было с чего. Мегаполис Дейнор, на втором ярусе которого мы обретались, был одним из десятка городов этой чертовой планеты, в котором еще теплилась жизнь. Вернее, не совсем так — население двадцатимиллионного города никуда не делось, но то, чем они занимались, назвать жизнью не получалось даже с очень большой натяжкой. За восемьдесят с чем-то местных лет, прошедших с момента первого контакта с инопланетным разумом, некогда могучая цивилизация сумасшедшими темпами скатывалась к первобытнообщинному строю. В настоящее время функционировали только предприятия, выпускающие продукты питания и предметы первой необходимости, системы жизнеобеспечения мегаполиса, сеть городских центров здравоохранения, школы первого уровня обучения и местная полиция, работающая на новых хозяев Бардака. И все! Если, конечно же, не брать во внимание теневую экономику, которая делала все, чтобы жизнь обычного горожанина не закончилась после обследования в «окружном» Центре Обследования и Планирования, паутина которых буквально окутала каждое мало-мальски значимое поселение планеты. А хоть как-нибудь, но продолжалась дальше. Синтетические наркотики, производящиеся практически «на коленке», раскупались «на ура», и принимались с таким энтузиазмом и с такого возраста, что к двенадцати годам — времени первого осмотра в «ЦОиП», около двадцати процентов населения уже зарабатывала необратимые изменения внутренних органов и головного мозга. К шестнадцатилетию два из трех местных жителей не проходили Базовый Осмотр, отбраковывались и… предоставлялись сами себе. То есть продолжали медленно умирать, не в силах отказаться от наркотической зависимости. Зато сохраняли какое-то подобие свободы воли, семьи и близких людей. Некоторым счастливчикам удавалось слезть с местного подобия «иглы», и продержаться несколько лишних лет.
Или оплатить «процедуры» в подпольных клиниках, после которых жить становилось заметно легче.
Если бы не «продвинутая» система воспроизводства населения, при которой дети рождались в результате искусственного оплодотворения и из пробирок, а потом распределялись среди тех, кто не прошел Базовый Осмотр, и существовал в жилых ярусах мегаполисов, то цивилизация наркоманов давно бы приказала долго жить…
Лаэрры — цивилизация, с которой столкнулись аборигены планеты Меген, тоже старались заботиться о людском стаде: «родители» прошедших Базовый осмотр получали крупные денежные премии. Только вот соперничать с местной наркомафией у них получалось не очень. И Лаэрры с ней боролись. Как могли. Все увеличивающаяся зона покрытия полями подавления вынуждала переносить подпольные производства «дури» все глубже под землю или в заброшенные города планеты, и придумывать новые, все более рискованные пути ее транспортировки. Однако барыши, получаемые с продаж каждой дозы, заставляли местные группировки вкладываться в самые рискованные проекты, набирать все новых и новых курьеров, и воевать между собой. Правда, по нашим меркам войны получались какие-то несерьезные — использовать что-либо технологичное под полем подавления как-то не получалось, и в ход шло все, чем можно было резать, колоть и дробить. Ножи, арматура, дубинки и тому подобная дребедень. Особо серьезные разборки между кланами устраивали в местах, где еще не было генераторов полей, и там уже отрывались на славу — судя по рассказам нашего местного друга, в таких перестрелках погибали сотни бойцов с каждой стороны. Если, конечно, процесс не прерывала полиция: стражи порядка быстренько отсортировывали физически годных, а остальным устраивали что-то вроде «промывания мозгов», после которого человек переставал адекватно воспринимать действительность, превращаясь в подобие куклы, запрограммированной на выполнение самых простых действий — сна, еды, питья и примитивной работы на еще действующих предприятиях.
Причины, по которой таким образом не обработали все население, я не понял — видимо, ее не знал и наш «болтливый» друг. Мымрик, подумав, пообещал при случае протестировать такую «куклу», и назвать причину, которая может объяснить нежелание Лаэрров применять эту технологию повсеместно.
Не совсем понятно было и с местным эквивалентом денег — с одной стороны, каждый житель планеты, отработав на районном предприятии ежедневный четырехчасовой минимум, получал денежный эквивалент своего труда, позволяющий покупать в автоматических магазинах одежду, продукты и предметы первой необходимости. С другой — самым главным платежным средством в расчетах с дельцами от теневой экономики были внутренние органы здоровых приемных детей, дорощенных до одиннадцати лет! Многие семьи, согласившиеся воспитывать малышей, выделяемых государством, всеми правдами и неправдами пытались доказать органам опеки свою состоятельность как родителей, и, набрав десяток-полтора двухгодовалых воспитанников, усиленно впахивали на районных предприятиях, стараясь обеспечить чада всем необходимым для взросления. Что интересно, средняя местная семья состояла из четырех и более супругов — иначе шансов оградить подрастающие «чада» от продавцов дури оказывалось слишком мало, и будущие «доноры» не успевали дорасти до «товарного» состояния.
Счастливчики, умудрившиеся удержать детей от соблазнов, по достижению ими одиннадцати становились баснословно богаты. Скупщики органов, получившие в свое распоряжение ходовой товар, не скупились на местные деньги — ведь их клиентам для нормальной жизни после Отбраковки требовался здоровый организм, и за это они готовы были платить… «Родители», воспитавшие двоих, могли себе позволить относительно безбедное существование на протяжении лет пяти-шести. Что, вместе с девятью годами «воспитания» составляло среднюю продолжительность жизни «после» двадцати. Везунчики, вырастившие четверых-пятерых, могли рассчитывать на большие скидки при покупке необходимых им самим имплантатов, и, как правило, заменяли по одному или паре органов из самых пораженных. Единицы, умудрившиеся «поставить на ноги» больше пятерых — ложились в подпольные клиники на полное обследование, и проживали лет пятьдесят.
Своих воспитанников продавали не все — часть родителей, старались дорастить детей до Базового Осмотра, чтобы получить вознаграждение и шанс переселиться на верхние ярусы, в которых проживало «приближенные» к новым хозяевам планеты население, но это удавалось немногим: охота за «здоровячками» была еще одной важной составляющей местного теневого бизнеса…
В общем, чем глубже я влезал в свои новые знания, тем противнее мне становилось на душе — ассимилироваться в этом обществе мне совершенно не улыбалось. Но как обойтись без него, я пока не представлял — судя по имеющимся у меня данным, пробиться на верхние ярусы, ныне составляющие поверхность планеты, или выбраться за пределы мегаполиса, не вступая в какие-либо отношения с Лаэррами или наркомафией было нереально. Ибо все пути к местному небу лежали только через них.
Судя по всему, Олег пришел к такому же выводу, что и я — задумчиво глядя куда-то в направлении яруса, откуда он приволок этого языка, он то и дело делал какие-то пометки в блокноте, лежащем на его колене, и, наконец, что-то для себя решив, повернулся ко всем нам:
— Ну, как вам этот мирок?
— Если без мата, то лично мне сказать нечего… — отозвался я.
— Информации о Лаэррах слишком мало! — перебила меня Маша. — Откуда прилетели, где обосновались, чем заняты, как выглядят! Такое ощущение, что этот, как его, Мелзин, ничего о них не знает.
— Ну, он вообще-то что-то вроде оператора систем очистки воды… — вступился за «клиента» Мымрик. — Что он может знать важного? Тем более, с головой у него не очень. Тоже употреблял наркотики, и теперь, мягко выражаясь, не совсем адекватен…
— Ладно, плевать на Лаэрров — поняв, что все остальные ждут его решения, буркнул Олег. — Все равно ломиться вверх через хрен знает сколько ярусов — идиотизм…
Надо выбираться из города, а, значит, искать возможность контакта с местным уголовным миром.
— Пожалуй, ты прав… — оторвавшись от своих приборов, хмыкнул Мымрик. — Вероятность того, что мы сможем прорваться на верхние ярусы, исчезающе мала…
Это даже при таком минимуме информации о Лаэррах, который у нас есть. Только вот с «плевать» ты поторопился: чем больше чего мы о них узнаем, тем легче будет с ними справиться. Ведь они вряд ли успокоятся на достигнутом. И наши цивилизации еще столкнутся в прямом противостоянии…
— Так, секундочку! Если мне не изменяет память, то нам надо просто активировать ваш паршивый маяк, дождаться прилета ваших солдатиков и отправиться домой, не так ли? — взвилась с места возмущенная до глубины души Беата. — Какие, нафиг, «чем больше»? Встали, вышли из города, завели твою шарманку и домой! Сколько человек в вашей армии, скажи-ка?
— Много… — Мымрик отвел в сторону взгляд. — Я… не знаю…
— А нас МАЛО! Тут — восемь и дома еще человек сто-двести друзей и близких. Так что информацию об этих чертовых Лаэррах будете собирать сами! Вопросы?
— Да я не пытался ничего сказать! — задергался соотечественник Эола и Маныша. — Просто все, что мы узнаем мимоходом…
— Что узнаем — то расскажем… Может быть… — злобно фыркнув, Хвостик убрала руку с рукояти ножа и чуть не сбросила с плеча мою руку.
— Я тебя люблю… — стараясь отвлечь ее от грустных мыслей, прошептал я ей на ушко.
На долю секунды ее лицо чуточку смягчилось, но стоило Кореневу снова заговорить, моя благоверная мгновенно превратилась в сжатую до отказа пружину.
— Завтра перебазируемся в город. Сначала на окраину, туда, где почти никого нет.
Думаю, что без автомедов уже можно обойтись. Если что, всегда сможем вернуться.
Мимир! Что там с синтезом препарата, который ты мне обещал?
— Будет готов через час двадцать три… — посмотрев на часы, отрапортовал Орнид.
— Отлично. Значит, мы сможем не задуряться, что перетравим местное население.
Так… дальше делаем следующее — ищем выход на местных подпольных бизнесменов и с их помощью пытаемся выбраться из города. Сколько времени на все это уйдет — я не знаю, но не расслабляйтесь — если я правильно понял мысли Мэлзина, то каждый из нас — лакомый кусочек для местных нелегальных клиник.
— Мои внутренние органы дороги мне, как память! — буркнул я. — И моя реакция им может не понравиться…
— Особенно хамить не надо — что тут с системами наблюдения и контроля, мы пока не знаем… Наверное, имеет смысл попробовать замаскироваться под среднего аборигена? Мимир! Это возможно?
— Думаю, да… — кивнул «умник». — Я что-нибудь придумаю… Что из снаряжения берем с собой?
— Ничего… — пожал плечами Коренев. — Пойдем налегке… Вернуться можно всегда…
— Надеюсь, ножей это не касается? — прикрыв ладонями любимую перевязь с метательными клинками, встрепенулась Оливия.
— Нет! — ухмыльнулся Олег. — Как там было, в Пророчестве? «И под рукой — одни ножи»?
— Вот-вот! Одни… — усмехнулся Эрик. — А у моей жены — много… Может, лишнее выкинуть?
— Я тебе выкину… В глаз… Нет, глаз — жалко… — девушка, прищурившись, принялась присматривать место на теле своего благоверного, куда можно было бы метнуть пару-тройку ножей, и бедный Эрик предпочел спрятаться за Угги.
— Хватит паясничать, оболтусы! — перебил ее бормотание Олег. — Ладно, суть идеи ясна… Остальное придумаем по ходу… Маша! А ужин сегодня в программе есть, или как?