Кальдур Живой Доспех V

Виденье 59. Обломки

Коридор наполнялся эхом тревожных криков.

Темники просыпались и били тревогу, а спасённый пленник вдруг уснул сном вечным. От неожиданности Кальдур сбросил его с себя, предатель рухнул на каменный пол и приложился головой так сильно, что за несколько секунд вокруг скопилась целая лужа густой и тёмной крови.

Умер мгновенно. Так и не дал им никаких пояснений почему поступил так, почему выдал их, и что с ним вообще случилось.

Розари так же в оцеплении смотрела на мертвое тело и пыталась уложить в голову то, что очередной их план рушиться и погребает их под своими обломками. Где-то совсем рядом громыхнула тяжёлая дверь и послышался топот сапог по лестнице.

Они совсем близко. Кальдур ожидал сложностей, был готов продираться назад через весь их лагерь, возвращаться за пленниками несколько раз, знал, что так или иначе они столкнуться с часовыми и даже собаками, прикидывал, что сможет быстро убрать их, пока те не подняли большого шума, что всё пройдёт со скрипом, но пройдёт хотя бы как то...

Но это...

Забитый и заросший несчастный точно не был одним из их врагов. Его кожа пусть и покрыта грязью, точно не бледная будто бы он никогда не видел солнца. Он кричал о помощи на их языке, а не на гортанном наречии темников. Он знал, что они такое, понимал, что они не чудовища из его бредовых снов, порождённых чередой пыток и допросов, он понимал, что они пришли, дабы освободить его, помочь ему. Дверь его клетки открылась, но вместо того, чтобы потянутся к свету, он...

Что они с ним сделали?

Почему он их предал?

Зачем ему это, о Великая Госпожа?

Те перебежчики из лагеря, и теперь это... кто вообще в здравом уме присоединится к темникам?

Никто.

Никто же?

Этого просто не может быть. Может Морокай и не в силах поработить силу воли и разум человека, по крайней мере сразу, но может темники или Алазам, смогли что-то придумать? Какие-то дурманы или колдовство?

— Дукан, — прошептала Розари, щурясь и пытаясь разобраться в том, что слышит и чувствует..

Ещё несколько смертельно дорогих мгновений Кальдур смотрел на неё, не зная как сообщить о своих догадках, а шаги всё приближались. Он уже и сам слышал, смог выделить на фоне остальной какофонии звуков, нечто туманное и знакомое — тяжёлое дыхание и неравномерный рисунок шагов достаточно крупного человека, которого донимала боль в правом колене, старые раны, да и сама старость, но который не давал себе спуска и не позволял идти медленнее, гнал сам себя похлеще самого свирепого сержанта.

Очень похоже на Дукана.

Очень.

Вот только он должен быть вот в такой вот клетке. Смеяться и плевать в лицо своим мучителем, нести бесконечный поток бреда и шуток, чтобы только злить их, и терпеть всё более суровые испытания... Либо быть уже настолько измождённым, что вообще не издавать никаких звуков, кроме тяжелого и хриплого дыхания умирающего человека, и лишь умолять глазами оказать ему последнюю милость. Может и проклинать их, скорее инстинктивно даже и в мыслях, потому что от пережитой боли внутри злобы-то никакой и не осталось... Но он бежит сюда. В окружении ещё нескольких обладателей тяжёлых ботинок, звенящих доспехов и поскрипывающих кожаных ножен, скрывающих чёрные клинки.

Он свободен. Он не в цепях.

— Дукан? — повторила странным голосом Розари.

Кальдур вздрогнул и наконец нашёл в себе силы выйти из ступора. Посмотрел на неё так строго, что она и сама вздрогнула, покачал головой, показывая что их план накрылся, и что им самое время убираться отсюда. В её глазах проступили непонимание, боль и даже совсем уж редкая для неё мольба.

Он схватил её за руку, подтащил к себе и открыл портал.

***

Розари оказалась не готова встретить землю ногами.

Колени её подогнулись, она безвольно упала о камни, перевернулась по инерции на спину, и так и застыла, смотря на уже знакомый каменный потолок внутренностей горы Ногх. Почему-то их суровое убранство показалось Кальдуру уже привычным и даже безопасным. На несколько мгновений он задумался, что мог прыгнуть куда дальше от всего этого. А потом. И ещё...

— Не понимаю.

Кальдур встрепенулся, подождал немного, сел рядом и дал её мыслям зайти дальше. Она только сильнее скривилась и нахмурилась.

— Не понимаю! — повторила она громче.

— Я слышал тоже, — Кальдур рвано выдохнул. — Заваливается на правую. Точь-в-точь как старик.

— И что это всё значит?

— Тот несчастный в клетке. Думаю, они его обработали. А Дукан... Знаешь, давай просто не будем туда лезть и выяснять. Это мог быть вообще не он. В любом случае, он не был в клетке, понимаешь? Там не нужна наша помочь. Я хотел освободить пленников, но похоже они не хотят свободы.

Она не ответила, лишь клацнула когтями по камням рядом, оставила на них глубокие борозды.

— Мне это же не нравится, — Кальдур попытался сделать свой голос ласковым. — Но я боюсь, что узнай мы правду, она не понравится нам куда больше.

— И что нам со всем этим делать?! Куда мы не суёмся...

— Да, девочка... Везде одно и то же. Будто мы уже проиграли и просто не можем понять этого, принять и проглотить эту мысль... Но ты знаешь правила. Пока мы живы — мы не проиграли. Я слышал о предателях и перебежчиках во время Шестой. Не принято об этом говорить, но есть такие люди, которые за спасение своей шкуры мать родную продадут. Или за золото... Не смотри на меня так. Дукан не такой, я-то знаю. Если бы я увидел его в форме темника, я бы поставил недельную жратву на то, что он пробрался в их лагерь и собирается сделать им нечто очень гадкое. Его бы выдало сердце, бьющееся от радости и нервов за задуманную им пакость. Не как сегодня... И тот парень в клетке, те люди, которых я слышал в лагере... Может и они тоже не такие? М? Особенно тот несчастный пленник, которому от темников изрядно досталось.

— Я тоже слышала голоса и много, — задумчиво пробормотала она и бросила на него тяжёлый взгляд. — Что ты хочешь сказать?

— Хочу сказать, что ублюдки всегда искали способ подчинить нас. Может, всё-таки нашли способ? Может, они не виноваты?

— Нужно вернуться, — она поднялся и уставилась на него таким убийственным взглядом, что даже металл её маски не смог скрыть его.

— Нет, — приказным и резким тоном ответил Кальдур. — Это тебе не какой-то форпост в степи с юнцами. Они там будут долго разбираться, что случилось и как тот парень смог выломать дверь и расшибиться о пол. И если разберутся — будут ждать нас там. Шум поднимется на весь лагерь. И за нами снова начнётся охота.

— И пусть ждут!

— Нет, Розари. Мы проверим иначе, — Кальдур вдруг облегченно вздохнул, обрадовался своей догадке, затараторил, попытавшись объяснить ей ход своих мыслей. — Мы уже встречали беглецов. Тогда, когда только подходили к крепости. Тех. Из рудников. Нужно пойти туда и убедится, что они всё ещё хотят бежать. Что вообще есть такие люди, которым с темниками всё ещё не по пути.

— А если они там все теперь предатели?

— Значит нужно будет донести эту весть до наших. Всё окажется куда хуже, чем мы все думали. Нельзя сдаваться к ним в плен и позволять захватывать себя.

— И если там всё нормально?

— Поможем им бежать. Уж с этим мы, Избранные воины Госпожи, должны хоть как-нибудь справиться.

***

— Молодец, Розари. То самое место. Запомнила, как тебя учили.

Он похвалил её, надеясь хоть немного снять напряжение. Сам едва узнал вершину, на которой они оказались. Снега тут было столько, что он подмял под себя хлипкие деревья и пригнул их к земле, а сами они провалились до середины бедра и сразу же вспомнили как неприятно касаться металлической кожей холодного снега.

— А то, — буркнула она. — Не всё же тебе мою задницу через порталы таскать.

— Осталось найти вход, через который выбрались те беглецы, — Кальдур оглядел вершины и близлежащие скалы. — Это может занять время.

— Если он ещё существует, и темник его не завалили. С нашей-то удачей...

— С нашей удачей — мы всё ещё живы. Осмотримся. Может быть, темники уже успели уйти отсюда под защиту стен, и мы зря сюда притащились.

— Не-е-ет, — протянула Розари, прищуривая глаза и прислушиваясь. — Тут мы точно не одни. Слышу целый отряд в паре километров от нас.

— Патруль?

— Вряд ли у них настолько всё плохо, что они не выдали обуви половине воинов.

***

Они спустились существенно ниже и заняли позиции в широком и пологом кармане с короной из узких острых скал, за которыми были легко укрыться. Тут уже не было снега, не гулял ветер, было ощутимо теплее и комфортнее ждать.

Они быстро перекусили остатками припасов. Кальдур пытался вспомнить встречу с беглецами во всех подробностях, но единственное до чего дошёл его разум была неприятная мысль — нужно сменить маскировку. Одно дело изображать темников, держась от них за пару сотен шагов, и совсем другое встретиться с ними лицом к лицу в каком-нибудь узком подземном проходе. Да и если их надежды оправдаются — никто из пленников не будет с ними разговаривать, пока они одеты как темники.

А значит им нужно притвориться своими. Снова стать пленниками.

Со печальным вздохом Кальдур снял с себя хорошие и теплые меха, аккуратно уложил их под снег на обувь и плащ, попытался запомнить какие-то ориентиры — на случай если нужно будет открыть сюда портал и забрать. Потом он начал рвать на себе рубашку и штаны, с остервенением тереть их о камни, чтобы придать более поношенный вид, нашёл проталину с уже подтаявшей на солнце грязью, щедро извалял там одежду, спутал свои волосы, и измазал грязью тело и голову.

Сразу стало неприятно, холодно и как-то не по себе. В глазах Розари, которая наблюдала за его стараниями, проступила жалость, и от неё стало не по себе вдвойне.

— Тебе лучше остаться тут, — как бы невзначай кинул ей Кальдур.

— Думаешь, они женщин жалеют, м? — она в миг снова стала раздражительной. — А я вот не думаю.

— Работать в поле было тяжёло. А сколько такая худышка там протянет? Честно говоря не думаю, что они берут туда женщин. Я ещё как-то может и сойду за своего, а ты вот...

— Заткнись. Всё равно пойду, — буркнула она и тоже начала снимать с себя лишнее.

***

— Они работают и ночью, — недовольно буркнула Розари, наблюдая, как под конвоем из необъятной пещеры выводят цепочкой заключённых.

— А ты удивлена? Там, под землёй, какая разница? Для мечей нужно много металла. И после Шестой, я так думаю, они сюда пригнали много рабочих рук. Вот и заставляют работать на убой.

— Недолго осталось.

— Недолго, — подтвердил Кальдур. — Это, похоже, центральный вход. Смотри. Вот и тот отряд за которым мы следили.

Стражники несколько оживились, когда из-за скал и поворота дороги показались первые фигуры конвоя, но быстро признали своих и потеряли интерес. Впереди, после охранников, шла группа из двух десятков относительно чистых и опрятных пленников. У них была неплохая одежда, обувь и не было кандалов, как и у группы полусотни босяков, которые шли чуть поодаль. Самыми последними шли заключённые в цепях, и они выглядели хуже всего. Их было десять и на них было тяжёло смотреть.

— Не похожи на темников-рабочих, — Кальдур кивнул Розари на первую группу. — Похоже, предатели.

Когда весь конвой оказался перед входом вперёд вышел темник с бумагой в руках и передал встречающему офицеру. Тот сделал вид, что пробежал по ней глазами, так же небрежно оглядел пленников поверх голов и махнул рукой. Солдаты у входа начали обыскать пленников и делали это неспешно. Тем временем командир охраны входа передал конвою трех заключённых, покинувших шахты, таких же плохо выглядевших, грязных и босых. Их заковали в цепи.

— Он их не пересчитал, — напрягся Кальдур.

— И?

— Это значит, что он не знает сколько там заключённых. И что мы может просто войти с этой группой.

Просто вот так вот? Через центральный вход?

— Ну, — Кальдур оглядел Розари. — Мы выглядим достаточно плохо, чтобы сойти за них. Я призову туман, спустимся по-тихому, и где-то в момент, когда они пойдут под своды, мы просто встанем и пойдём за всеми. Глаза у них не успеют привыкнуть к яркому свету, никто и не заметит, что группа стала чуть больше.

— Тогда идём, пока не не закончили возиться. Если они нас заметят, я просто их всех перережу. Мне мой план нравится больше всех этих театральных представлений.

— И до этого дойдёт. Но пока держись тихо.

***

Кальдур ткнул Розари под рёбра, чтобы та опустила голову и не оглядывала всё происходящее с таким интересом. Вздохнул с облегчением — их могли пересчитать и внутри, но и этого не произошло. В глубине грота охранников было куда меньше и они ещё более наплевательски относись к своим обязанностям.

По крайней мере двое пленников из группы босяков заметили их появление, и то, что они бесцеремонно вклинились в строй, выйдя откуда-то из-за камней, но вида не подали. Похоже, в плену они были достаточно долго, чтобы понять, что лучше лишний раз не высовываться... И слишком мало, чтобы предать их, как тот несчастный из клетки.

Это вселяло надежду.

Как и предполагал Кальдур — группа, которая шла впереди всех, действительно занимала какое-то более высокое положение. Охранники не обращали на них внимание и не смотрели, словно те были не то что пустым местом, а скорее даже кем-то своим, от кого они подвоха уже не ждали. Под сводами пещеры эти "избранные" продолжили свой путь без конвоя, тумаков и грубых окликов, отделились и быстрым шагом стали спускаться впереди всех, и вскоре пропали в боковом ответвлении.

Оставшихся вывели в широкий грот, куда ещё проникал свет с поверхности, и который был, похоже, ядром всего рудника. Потолок был таким высоким, что до него уместились аж целых три этажа, первые два сообщались естественным и крутым каменистым подъёмом, напоминающим гигантский язык, уходящий в горло, на третий вели деревянные лестницы. Тут уже кипела работа, Кальдур насчитал примерно две сотни охранников, стоящих группками и поодиночке и в несколько раз больше заключённых, перемещающихся туда-сюда словно муравьи в потревоженном муравейнике.

Их остановили на самом нижнем уровне, переходящем в более-менее ровную площадку и систему тоннелей чуть дальше. С несчастных сняли кандалы и выстроили всех перед тройкой темников со странными знаками отличия, один из которых был вооружен внушительной книгой и почти без остановки записывал что-то в её середине. Главарю этой троицы передали бумаги, он пересчитал заключённых по головам, поморщился, повторил, сплюнул на землю и приказал сделать писарю очередные пометки.

— Сейчас нас наверно распределят по работам. Разделимся, — шепнул Кальдур. — Не высовывайся и делай говорят. Сначала осмотрись, потом говори. Нужно найти людей, которые хотят выйти отсюда и уже не боятся заплатить за это цену. Таких как мы. И будь осторожна — не наткнись на предателей. Они могут выглядеть как обычные пленники, а не как те прилизанные ублюдки, которые нас уже покинули.

— Поняла, — шепнула Розари.

Её подозвали первой. Темник с явным негодованием оглядел худущую как щепку работницу, несколько раз выругался, кивнул писарю, отдал короткий приказ, и спустя несколько мгновений Розари увлекли за собой носильщики. Их работой была переноска небольших кувшинов с водой, и всё они были женщинами, больными или стариками. Розари с каменным лицом подхватила один из кувшинов и, слушая в пол уха объяснение её задач от одного из невольников, пошла куда-то выше на уровень.

Когда настала очередь Кальдура, он вышел вперёд. Охранник оглядел его уже куда более милостиво, тут же понял, что Кальдур ещё "свежее мясо", не утомлён пытками, неплохо выглядит или успел уже передохнуть где-то на работах полегче. Махнул рукой и подозвал ещё одного заключённого, крепкого, покрытого шрамами и пылью, мужчину средних лет, одетого в лохмотья.

— Ты! — охранник ткнул Кальдура. — Молот!

Кальдур подошёл, взял с земли предложенный инструмент, и его тут же забрал назначенный подлетевший и оттолкнувший его "напарник". Кальдур на него не обиделся, он тоже намеривался вести себя тихо и не высовываться. Даже как-то судорожно, но со знанием дела, он вильнул в сторону, шагов на двадцать, и прежде чем недовольный охранник окликнул его, выбрал и подтащил из кучи крепкие носилки из толстых досок. Кинул туда молот, кирку, поставил небольшой бочонок с плескавшейся внутри мутной водой, взял из рук охранника толстую свечку, и горсть грубо отёсанных деревянных клиньев разного размера.

Подошёл к одной стороне носилок и бросил на Кальдура тяжёлый взгляд, приглашая присоединится. Кальдур подчинился, и они начали свой долгий путь по спуску вниз. За огромной расщелиной, ведущей на поверхность, в хаотичном порядке располагались широкие пещеры с высокими сводами, под которые бы легко залез монодон. Они вряд ли были делом рук человека, и кончались достаточно быстро. Уже в конце прохода вниз, там же где камня касался человек, гроты начинали делиться на кривые, косые "этажи", снова напомнившие Кальдуру муравейник. В стенах образовались дыры, ведущие в тоннели, высота и ширина которых едва ли составляла метр, которые одинаково заканчивались короткими коридорчиками и деревянной вертикальной лестницей, ведущей в проём вниз, в бесконечные штольни. По этим лестницам то и дело поднимались рабочие, неся на спинах тяжёлые мешки. Чуть выше по склону располагались небольшие надстроенные люки из уже посеревшего и рассохшегося дерева, служившие то ли вентиляцией, то ли дополнительными входами. Десятки и сотни ламп, подвешенных под потолок, и тысячи свечей, расставленных кучками освещали всё это "великолепие", но совершенно не помогали разогнать царившую тут полутьму.

Пленник, которого поставили с Кальдуром, провёл тут немало времени. Он легко ориентировался, шёл спиной вперёд и маневрировал носилками и легко принимал их после спуска по лестнице, ни разу не уронив содержимое.

— Я Кальдур. Меня только перевели сюда. На поверхности заставляли работать. У клеток.

Попытка завязать разговор провалилась. Пленник даже не посмотрел на него, он всё ещё был немного на нервах и что-то выглядывал в лабиринте дыр и проходов. Они оба изрядно вспотели и дышали тяжёло, хотя по сути ещё даже не начали работать. Они успели спуститься раз десять по подсчётам Кальдур, а вот количество поворотов тоннелей направо и налево от не запомнил и на треть. Вскоре, в одном из относительно широких коридорчиков, соединявших между собой штольни, напарник резко снизил темп и уже спокойно подошёл к цели их путешествия.

Они встретили одного из тех, кто уже работал на темников. Он был в относительно чистой и целой одежде, не покрыт налётом пыли и грязи, куда более свеж и бодр, чем все кого они встречали в тоннелях. Они перекинулись с напарником Кальдура парой непонятных терминов и фраз, чистенький что-то мазанул пером в своей бумажке и ткнул пальцем куда-то в глубину тоннелей. Напарник Кальдура с видимым облегчением вздохнул и пошёл вперёд уже медленнее.

Наконец, он нашёл нужное место в тупике и подальше от остальных бригад, бросил носилки на землю, выгрузил из них всё, схватил кирку, присел на колени и пополз в боковое ответвление. Вскоре оттуда донеслось ритмичное клацанье металла о камень. Кальдур почувствовал себя неловко, не понимая, что делать, поднял с земли молот, взвалил его на плечо, поморщился, припомнив одного из Наиров, присел на корточки и застыл, пытаясь рассмотреть, чем занят его товарищ по несчастью.

Тот лежал на боку, прижав кирку к груди, и в этом узком пространстве короткими движениями и с удивительной ловкостью выкалывал из стены один камень за другим.

— Выгребай! — вдруг подал голос напарник, и оттолкнул к ногам Кальдура один из булыжников. — Дроби эти камни на маленькие. Размером не больше ладони. И набивай ими носилки. Как носилки будут полными с горкой — позовёшь меня. Усёк?

— Да.

Кальдур поудобнее перехватил молот и ударил по булыжнику. Тот звякнул, пошёл трещиной, но не раскололся. Тогда Кальдур ударил сильнее, и руда поддалась. Он немного нахмурился, успев подумать о том, что камень не такой уж и крепкий, и тут же ему под ноги подтолкнули ещё десяток таких же.

Вскоре Кальдур вспотел куда сильнее, а неровное и неполированное древко молота начало рвать кожу на его пальцах. Руки отвыкли от таких инструментов, и теперь, если бы он остался в этих тоннелях, не раз бы ободрал ладони до мяса, прежде чем они стали действительно прочными и покрытыми толстой шкурой.

В короткие перерывы он только и успевал оглядываться и утирать пот со лба, которые нещадно заливал ему глаза и оставлял на губах не особо приятный солёный привкус. Он прислушался и попытался посчитать сколько ещё тут работает людей, дошёл до пятого десятка и плюнул на это дело. Скорее всего тут заперты тысячи человек. И это только один рудник в основании горы Ногх, сколько тут таких мест может быть ещё?

В ноги ему снова ударили камни, он собрался ударить молотом, но вдруг увидел, что носилки полны.

— Всё. С горкой, — отрапортовал Кальдур.

Его напарник тут же вылез из дыры, весь покрытый пылью и крошкой, положил кирку на носилки сверху и взглядом показал, чтоб Кальдур так же поступил и с молотом. Комментариев не потребовалось, Кальдур понял и так. Хороший инструмент могут украсть. Даже если люди вокруг не предатели — это не значит что они не хотят выжить и не готовы ради этого на всё что угодно.

Кальдур поднял носилки со своей стороны, и они пошли в обратный путь

— Почему они работают в цепях? — бросил Кальдур, не надеясь на ответ и увидев несчастных, которые работали прибитыми к стене.

— Потому что сделали что-то, что им не понравилось, — ответил напарник, многозначительно посмотрев на Кальдура. — Это начало их конца. Кандалы тяжёлые и ещё больше мешают работать в узком пространстве. Они не смогут добывать столько, сколько нужно, их паёк снизят, они начнут слабеть, заболеют, начнут терять вес, зубы, кости их станут хрупкими и настанет день, когда они уже не смогут работать, и в итоге...

— Лучше бы темники просто зарезали их сразу.

— Да. Лучше. Но если не хочешь кончить так — или бросайся горлом на кирку, либо завали своё хлебало и работай. Только так выживешь.

Кальдур кивнул и тоже посмотрел на товарища по несчастью с подозрением. Он всё-таки не со всем то, что искал Кальдур в плане человеческих качеств. Настолько не то, что он скорее всего бы подал сигнал темникам, если бы Кальдур осмелился бросить свой пост и пойти по тоннелям искать кого получше и говорить с людьми.

— Несём вон туда, — когда смысл сказанных слов дошёл до Кальдура, он вздохнул с облегчением — обратный путь с изрядно потяжелевшими носилками оказался коротким. — Счетовод считает сколько мы притащим. В носилки влезает не больше двух полных мешков, а лучше четырех заполненных на половину. Чтобы получить хоть что-то — нужно не меньше четырёх. Носилок, не мешков. Это просто сделать, если попадётся хорошая жила и если не зевать.

— А если не сделаем?

— Будем пить только воду. Так что шевелись. Чтобы поесть нормально нужно сделать десять.

Они застыли в очереди у счетовода, а навстречу им прошла бригада с инструментами, брусками и досками. Запах свежей древесины показался даже приятным.

— Укрепление! Укрепление! — кричали они громко, так чтобы их услышали.

Один из добытчиков подозвал их, провёл по соседнему тоннелю и показал на потолок у своей жилы. Те тут же принялись за работу — подпёрли ненадёжный кусок породы досками и брусками.

— А ты крепче, чем кажешься. Может из тебя и выйдет толк. Как там тебя зовут?

Его напарник отошёл от счетовода, спрятал за пазуху несколько протянутых ему небольших цилиндров, оттащил из очереди пустые носилки и кивком подозвал Кальдура взять их.

— Меня Кальдур зовут, — представился он.

— А я Шанруб. Извини за холодный приём. Много таких как ты видел, которые не справляются. Толку мне ваши лица и имена запоминать. Да и тут не поболтаешь.

— Понимаю, — ответил Кальдур и указал на предметы, полученные от счетовода. — Что за штуки?

— А это? Местная валюта, так сказать. Её на паёк меняют. Терять нельзя. И позволять чтобы украли тоже. Не ссы, я тебе твою долю отдам в конце дня. Мы пока в паре работаем, считай что в одной лодке. Не предам, если ты меня не предашь.

— Завтра тоже поставят вместе?

— Считай уже поставили, пока начальник не передумает. Он не любит разрывать хорошие бригады и пары, потому что у него самого очень всё плохо с нормами дневными. Мой напарник... ну увели его. Да и чёрт с ним. Сдавать начал. Ты лучше будешь, я думаю.

— Ну-у-у, спасибо, пожалуй. Где мы? Можешь просто ввести меня в курс дела? Я не буду мешать.

— Это место мы называем Чёртовой Глоткой. Потому что провал под землю тут такой здоровый, что туда уместится целая армия. Все мы туда уместимся. И говорят, что в любой момент эта голодная пасть может схлопнутся. Буквально.

— И ты боишься этого?

— Я уже ничего не боюсь. Да и тут есть другие выходы.

— Какие?

Шанруб кинул на него ещё один взгляд, полный подозрений, но Кальдур простодушно пожал плечами. Какой заключённый не будет интересоваться возможностью снова обрести свободу?

— Впрочем, не важно, — прервал затянувшееся молчание Кальдур, когда они уже вернулись к своей дыре. — Всё равно, как я слышал, скоро наше войско будет тут и освободит нас.

— Обещают всё, обещают, — буркнул невольник. — На уши всех подняли, а так и не пришли. Сдохнем здесь. Работай давай, трепло. Пайка сама себя не организует.

Снова закипела работа, и Кальдур попытался хотя бы примерно подсчитать сколько времени они потратили на путь вниз и на добычу первой части своей "дневной нормы". Пришёл к неутешительному выводу — никак не меньше пары часов. Чтобы закончить остальное им придётся пахать весь день, не отрываясь на отдых и приём пищи, успевая лишь утолят жажду мутной водой. К ночи, будь он обычным человеком, после такой-то работы, ему бы вряд ли захотелось думать о побеге.

Единственных их отдыхом за всё время были короткие полчаса, когда Шанрубу попался слишком уж мощный булыжник, и им пришлось пробивать в нём трещины, забивать туда колья, лить туда воду и ждать, пока дерево набухнет и докончит дело.

Глаза его так и не привыкли к полутьме. Стоило только расположиться в проходе, и твоя собственная спина перекрывала доступ к свету практически полностью, работать приходилось наощупь, и это при том, что его позиция была куда выгоднее, чем у товарища, который сидел как крот в норме и не видел вообще ничего.

Очень скоро стало совсем нечем дышать. Гарь от свечей и плавящейся породы заместила собой воздух. То тут, то там раздавались приступы кашля и смачные плевки на землю. С каждой минутой становилось всё тяжелее находится в этом кошмарном месте. Кальдур мог уйти отсюда в любую минуту, и всё равно его настроение устремилось куда-то под ноги и не желало подниматься, даже от видений того, как скоро он освободит всех этих несчастных людей.

Спустя ещё пару носилок его тело одеревенело, будто он весь день рубил темников, устало и слушалось как-то с запозданием. Он отупел настолько, что усталость вымыла из его головы большую часть мыслей и чувств, и остаток дня он провёл в чём-то хотя бы отдалённо напоминающем мир и спокойствие.

***

Недовольную Розари он с трудом нашёл в толпе пыльных и измождённых людей.

Уже стемнело. Она стояла чуть на отшибе, уперевшись бессмысленным взглядом в один и проходов и перебирала между пальцами две палочки из шлака, которые ей обменяли на труд с раннего утра и до ночи.

Он не успел подойти, по толпе поднимающихся из шахт людей пробежал ропот, она пришла в движение, и удивительно быстро сформировала с десяток рядов-очередей, устремлённых вверх, к выходу на поверхность.

Там, наверху, на одну из ровных частей склона вытащили котлы с человеческий рост, расставили их полосой, и начали подзывать рабочих из очередей.

Кальдур тяжело вздохнул, сунул Розари четыре своих палочки, дёрнул её за руку, и они заняли место в одной из очередей. Когда настала их очередь и они протянули "плату", то в обмен на неё получили четыре миски дурно пахнущей бурды и по паре весомых кусочков твёрдого как камень хлеба. В них упёрлось несколько жадных и осуждающих взглядов, но Кальдур был настолько утомлён и голоден, что не стал огрызаться или вообще хоть как-то реагировать.

— Хочется уже кого-нибудь пырнуть, — буркнула Розари, морщась, но энергично опустошая первую миску.

— Что узнала? — ответил он, ковыряя пальцами содержимое своей порции.

— Многое. Еле дотерпела. Думала сломаю кому-то шею. Я весь день воду таскала, всё тут облазила, а они мне что? Один из стариков сказал, что за две палочки только хлеба дадут. Я была такая голодная, что мой желудок болел и ныл ещё хлеще тебя! Ух убью кого-нибудь!

— Пока рано, — строго ответил Кальдур. — Придётся тут ещё немного времени потерять на разведку, чтобы не просрать всё, как в прошлые разы. У меня день тоже плохо задался.

— Угу.

— Завтра попрошусь у охранника поднимать оттуда мешки, посмотрю, что на втором уровне, да поговорю с большим числом людей. Если конечно меня не заставят бегать так, что мне будет не до разговоров... Мда. Так что тебе удалось узнать?

— Что большая часть людей тут понимает, что умрёт, они пережили своё отчаянье и у них нет сил, чтобы сделать что-то... Это ужасно. Я перестала говорить с ними очень быстро. Но всем кого встречала — говорила, что кайрам скоро будут тут и освободят. Они вздрагивали от моих слов. Убожества.

— Мда. Темники и тут успели хорошо поработать. Мой напарник тоже потерял надежду. Я их даже понимаю. Но знаешь что, человеку в таких обстоятельствах наверное просто нужен сильный пинок в нужную сторону.

— Ты и правда хочешь ночевать тут и работать ещё один день? — недовольно выпалила она. — Ещё вот я на темников не надрывалась. Я бы уже начала...

— Не нужно торопиться, девочка моя. Если мы просто начнём резню — велик шанс, что среди наших это вызовет только панику. И тогда они нам точно не помощники. Нам нужно, чтобы они взяли себя в руки, и тут у нас будет всё так же только одна попытка.

— Что ты предлагаешь? — она принялась за вторую миску, и еда хотя бы немного смягчила её. — Пламенную речь? Мне опять сыграть роль загадочной воительницы?

— Чуть позже. Сначала мы найдем хотя бы горстку сторонников, которые в нужный момент озарят этот грот радостными криками "вперёд" и "давай".

— Вечно ты всё усложняешь, Бурдур.

— Ты представляешь, как будешь себя чувствовать, если у нас и тут ничего не выйдет?

Аппетит у Кальдура пропал, и вторую миску он протянул старику сидящему недалеко, совершенно проигнорировав восторг, проступивший в глазах и тихий шёпот благодарности и удивления. Он не обратил внимание и вернулся к Розари, она выглядела недовольной и пробурчала в его сторону какое-то новое ругательство, которое скорее всего подцепила во время своего "трудового" дня.

— Вот-вот. И я даже думать не хочу. Давай найдём место поукромнее и будем спать. Много отлеживаться нам всё равно не дадут. Нужно сохранить силы и ускориться. Имеет смысл запланировать всё на следующее утро, когда чтобы люди были посвежее.

— Может стоит поискать уже сейчас?

— После такого-то дня? Не. Тебя никто не послушает. От отдыха зависит их жизнь. И мы их примеру так же последуем. Спина к спине, чтобы было потеплее.

***

— Ты долго молчала, Серая Тень. И теперь решила прийти ко мне, когда мне так хочется спать.

— А ты долго не спрашивал. Клинок вообще не должен с тобой говорить. Нам куда проще спать, чем держать сознание на плаву. Это отнимает слишком много сил. Тем более ты вроде зашевелился... пускай это и не принесло особой пользы.

— Спасибо, а то я не знал.

— Это правда, пускай тебе и не нравиться её вкус.

— Что ты об этом всём думаешь?

— Думаю, что ты уже можешь действовать сам. И что у меня нет для тебя советов как спасить Госпожу. Оно придёт само, просто верь. Мы там, где нужны больше всего.

— Тогда зачем пришла?

— Просто очнулась ото сна и попробовала вынырнуть. На этот раз получилось. Но может и не получится в следующий. Теперь ты ведёшь себя сам, Кальдур. Я буду беречь силы. Иди вперёд смело. И не оборачивайся.

— Спокойных снов, Серая Тень.

— Спокойной ночи, Кальдур.

***

Поспать им не дали.

Как только большая часть толпы, ночевавшей прямо на камнях у входа, затихла и отошла ко сну, их окружило человек восемь, и ещё какое-то количество их прибывало на расстоянии и ждало, наблюдали за ними из темноты. Он успел подать знак Розари, чтобы та не сопротивлялась и сначала разобралась, с чем вообще они имеют дело. Не следовало им раньше времени раскрывать себя. Их схватили под руки, оторвали от земли, заткнули рты каким-то тряпками, и не связанных утащили вглубь тоннелей. В одном из тихих закутков, в свете свечи, кляп у Кальдура убрали, но взамен него приставили к горлу острый нож.

— Вам лучше убрать это, ребята, пока я из себя не вышел, — спокойно произнёс Кальдур, оглядывая бандитов.

Нож у его горла дрогнул, но не спасовав перед его уверенностью, а чтобы показать, что Кальдур тут вовсе не главный. Все они были крепкими, коротко стриженными, грязными и как-то по-особому сплочёнными и дисциплинированными. Не совсем типично для криминальных элементов. Не будь у Кальдура доспеха, шансов бы против таких противников у него бы не осталось.

— Охрану ты позвать не успеешь, сука! — вдруг рявкнул на него один из бугаев. — Что они тебе пообещали? Теплую постель? Жратву до отвала? Бабу под боком?

От такого обвинения Кальдур закатил глаза и изошёлся в кривой улыбке, пытаясь разгадать игру, которую затеяли похитители и что они вообще хотят сказать. Он и не думал, что эта шайка просто попробует его ограбить или попытается заставить его отдавать часть заработанного, это было бы слишком просто и очевидно для такого места. Вперёд вышел предводитель и уселся на против Кальдура, которого держали трое. К нему подтянулся один из подручных и шёпотом доложил:

— Появились как из ниоткуда. Пацан и баба, как не удивительно. Она-то и язык распускала. Ладно, сейчас она по-другому заговорит. Запоёт, я бы даже сказал.

— О-о-о, — Кальдур тихонько рассмеялся. — Чтобы вы там не удумали, вам лучше не трогать её. Это будет последняя ваша ошибка. Итак, кто же вы? Предатели? Шпионы?

— Шп... что?

Предводитель, не вставая, потянулся вперёд и ударил пощёчину, так сильно, что голова Кальдура мотнулась, он почувствовал на губах вкус своей крови и острое желание призвать хотя бы часть доспеха, чтобы не остаться в долгу. Но пока сдержался.

— Не пытайся запугать нас, ублюдок! — прошипел вожак. — Кто тебя послал? Вы опять провоцируете?

— Можно я кого-нибудь из них уже ударю? — подала голос Розари, сидящая на соседнем камне. — Они ужасно напрашиваются. Если это шавки темников, то я точно хочу видеть их мёртвыми, а не допрашивать как они к такой жизни пришли. Мне вообще не нравятся твои игры, Кальдур.

При словах "шавки темника" губы командира презрительно искривились и он снова захотел ударить Кальдура.

— Похоже, тут произошло недоразумение, господа, — Кальдур упёрся глазами в предводителя, остановил его замах. — Как я понимаю по вашим вопросам и биениям сердец — вы на темников не работаете. И мы не работаем тоже, и не провоцируем людей на восстание, чтобы потом поймать тех кто согласился. Мы собираемся его устроить сами.

— Что? — сквозь зубы процедил предводитель, и показал одному из товарищей неоднозначный жест — провёл рукой по горлу. Ему не понравилась как и что говорил Кальдур, подозрения взяли верх, и он больше не хотел вести переговоры.

Раздалась вспышка, Кальдур призвал часть доспеха, и трое державших его тут же оказались на земле. Он добрался до предводителя одним прыжком и врубил ему кулак в живот, не особо стараясь, так чтобы он не умер, а просто чтобы наконец растопить лёд между ними и показать, что они говорят правду.

— Мы кайрам, идиот, — буркнула Розари. — Если твои люди сейчас же не уберут от меня руки, вы все станете трупами. Мелконарезанными и настолько изуродованными, что даже не похожими на трупы, но всё же трупами. Мёртвыми, мать вашу, трупами. Жду три секунды.

— Посмотри мои шрамы, — предложил Кальдур сложившемуся вдвое и хватающему воздух предводителю, вскинул руки в стороны, чтобы на него не напали сраху. — Мои, а не у неё. Её лучше отпустить, пока она не вышла из себя. Я был с вами нежен, а она вообще не такого нрава. Думай быстрее, пока тут не пролилось очень много крови.

Невольники обнажили ножи, поглядывали то на противников, то на своего командира, напряжение росло, но он вдруг поднял руку и опустил её.

Вместе с рукой опустились и ножи.

Предводитель распрямился, всё ещё тяжёло хватая воздух, часто моргая и пытаясь стряхнуть проступившие слезы. Он оставался спокоен, пытался не подать вида, и теперь изучал Розари.

— Значит та троица заговорщиков-покойничков не обманывала? Им действительно явилась Избранная Госпожи, женщина, вылитая из стали, с голосом, похожим на звон клинков. И это стало быть ты, щепка малолетняя? Не верю.

Розари низко зарычала от его тона, рывком высвободила руки и оттолкнула от себя мужчин, которые её держали. В миг оказалась рядом с предводителем, сомкнула на его горле свои тонкие пальцы и сдавила так, что Кальдур едва успел отбросить её в сторону.

— Тише, Розари. Сдаётся мне эти люди как раз и могут быть той самой искрой, которую нам нужно будет разжечь. Плевать как они нас встретили.

Розари пробормотала едва слышное проклятье, но отошла в сторону. Атмосфера вдруг поменялась. Их больше не хотели убить, в глазах напавших проступил настоящий интерес. Кальдур опустил руки и расслабился — пока в головах у них было совсем другое и он не ждал удара в спину.

— Если вы и правда, Избранные, почему вы не пришли на помощь?! — воскликнул один из пленников, потирая ушибленное о камни плечо. — Всех восставших казнили! Их тела до сих гниют, прибитые у потолка!

— Мы сами попали в плен, — Кальдур обезоружил его честным ответом. — Чёрные Наиры оказались нам не по зубам. Да и наше войско подзадержалось в дороге. Но теперь можно действовать. Вот-вот начнётся осада. Темники сидят в крепости, и вряд ли решаться на погоню, когда мы освободим вас всех.

— Положение тяжёлое? — спросил другой. — Там... снаружи?

— А когда оно было лёгкое? Вы же не легли и не умерли. И мы нет. Будем решать. Мы пока не знаем, как освободить Госпожу. Но мы, Мрак раздери, знаем и умеем резать темников и для нас никаких проблем не составит разобраться со всем гарнизоном охраны тут. Ваш побег немного подорвёт дух темников, и вы вольётесь новыми силами в отряды королевы. Как вам такое?

— Они могут, да, — буркнул мрачноватый громила. — Видел я в Шестой, как они воюют. Но вот о тебе не слыхал, Бальдур. И о мелкой бабе тоже.

— Слышал-слышал. Красная Фурия. Темники её ссутся. Она была слишком маленькой, чтоб драться в Шестой, но служит теперь. А я скромный. Были и получше меня герои.

— Мда, — командир вздохнул и озвучил в слух общее настроение. — Щенок и щепка. Не густо, даже если вы Избранные. Впрочем нам-то какая разница? Мы только на себя и привыкли рассчитывать. Поможете — хорошо, но мешать нам и путать планы я бы не советовал. Слишком много чего положено...

— Не спеши с выводами, приятель, — осторожно ответил на выпад Кальдур. — И мы спешить не будем. Мы-то с вами познакомились, а вы с нами ещё нет. Может, и вы тоже не особо годный материал?

— Имён мы тебе скажем, — буркнул громила.

— Имена можно выведать под пытками, — пояснил командир. — В этот раз мы куда более осторожны. Могу тебе сказать лишь одно — мы солдаты и офицеры, которым пришлось послушаться приказа и сдаться в плен. Я — Капитан. А этот мрачноватый — Сержант. Остальных тебе знать не нужно.

***

— Не волнуйся, девчонку не тронут.

Командир увидел, как Кальдур посмотрел на Розари, когда они пошли прочь после переговоров. Командир не понял, что это Кальдур наоборот приказывает ей взглядом не творить глупостей и не бить никого, пока они обсуждают дальнейшие планы.

— И не потому, что она может за себя постоять, — командир закашлялся и смачно плюнул. Его слюна имела прожилки чёрного, — а потому что тут сил ни у кого нет, даже у охраны. Сначала мы работали по десять часов. Потом подняли до двенадцати. Теперь пятнадцать-шестнадцать нас тут держат, и меняют постоянно, то ночью работай, то днём. Торопят нас уже который месяц, никто толком не спит и не отдыхает. Выжить бы. Так они наверно решили после первого восстания... что мы тут слишком много времени и сил имеем на неправильные мысли. Уже есть те, кто не выдержал такого напряжения и просто умер... отправился на корм их чудищам.

— Чудища скрываются в шахтах?

— Я не видел сам. Но ходят слухи. Чем глубже спускаешься тем больше не по себе... А ещё нам пайки урезали и воду... Говорят, что через год этой работы нас отпустят домой, когда мы "вернём долг"... но теперь мало кто верит в такие слащавые речи. Да и тут есть люди, которые тянут лямку не один год. Даже старики есть, кто здесь провёл лет двенадцать, ещё с самого начала Шестой.

— Это хорошо. Значит, люди восстанут. Ты тут главный?

— Один из. Люди, которые берут на себя подобное бремя, тут не живут долго и их кончина обычно достаточно сурова. Нас много таких скопилось, уже всех не перебьёшь. Ты будешь говорить со мной. Остальных тебе знать не обязательно.

— Охраны ночью нет? — Кальдур пытался прислушиваться и разобраться в давящей, но обманчивой тишине пустых коридоров.

— Нет. Ночь это наше время. Они и не подозревают, что мы тут научились ориентироваться по ночам и без свечей. Если кто-нибудь из пленных затеряться и умереть в этих лабиринтах — им плевать. Сами охранники сюда не спускаются редко. Для них это слишком. Они знают, что путь только один — наверх. Но они не знаю, что мы готовы пойти наверх куда дальше их постов, собственных лежанок и бочки с вываренной бурдой.

— Кому-нибудь вообще удавалось бежать отсюда?

— Да. Сбежать не такая проблема. Но снаружи ждут горы, почти полное отсутствие жратвы и их патрули на десятки километров... Выжить там — сложно. Если ты не слышал о беглецах, то может даже и невозможно. Но если, как ты говоришь, наше войско уже на подходе... Значит, хотя бы есть куда бежать. Наши бы не послали войско без припасов, тем более к зиме. Это самоубийство.

— Я тоже так думаю. Темники отступят отсюда. И они оттянут патрули.

— Да. И когда это случится... этот рудник останется за стеной. Говорят тут внизу разное, но мы все сошлись во мнении, что место за стеной они для нас вряд ли придержали, и на свободу нас точно не отпустят. Прирежут всех тут, чтобы мы не пополнили армию. И нас ждёт это уже очень скоро. Понимаешь?

— От темников добра и милости не жди. Понимаю. Вы молодцы, что смогли проделать всё это и не опустили руки. И мы здесь, как помощь Госпожи, сделаем всё так, чтобы ваш план полностью удался.

Вожак скептично вздохнул и упёр тяжёлый взгляд в Кальдура.

— То, что о вас говорят, это правда? Не обижайся, щенок, но ты выглядишь пусть и крепким и наглым парнем, но силы, чтобы разбить целое войско темников у тебя точно не достаточно. Тут много крутых и смелых парней при мне сломалось и опустилось на самое дно. Я уже устал разочаровываться в людях и происходящем, поэтому ответить мне честно и без бравады. Вы и правда способны на что-то... серьёзное?

— Сколько тут охраны?

— Тысяча, если рудник заполнен до конца.

— Я и девчонка убиваем сотню только для разминки, и так быстро, что ты не будешь успевать считать. Это не бравада. Это то, что мы делаем

— Но? — вожак снова скривил губы.

— Но это касается обычных темников, — честно ответил Кальдур. — Когда мы начнём представление — это может притянуть других наших недругов, с которыми мы пока совладать не можем. Есть силы куда серьёзнее, чем ты видел в самых своих страшных кошмарах. И этих сил мы боимся так же, как вы боитесь мечей охранников. Если говорить честно — мы тут просто потому, что не смогли справится со своими задачами, не смогли защитить Госпожу, не смогли вызволить Её... ни черта не смогли. Но вам мы помочь сможем. Для нас это будет просто.

— Ну что ж. Тогда и увидим. Мои люди настолько уже наелись грязи, чтоб вырвутся наверх без всякой надежды и помощи.

Дальше им пришлось карабкаться, но вниз, а вверх, по таким узким тоннелям, что Кальдур боялся застрять. Заброшенные и бедные штольни были местом достаточно укромным, чтобы спрятать там то, что вызвало у Кальдура улыбку впервые за долгое время.

Камни, палки, косы, топоры, кувалды, дрыны, даже мечи и копья были заготовлены уже давно, уже покрылись пылью, но были готовы и ждали своего часа, чтобы пустить кровь темникам. Всё куда лучше, чем они с Розари думали.

— Почему ты улыбаешься, щенок? Много людей отдали свои жизни и здоровье, жертвовали своей пайкой, водой и сном, чтобы сделать оружие, чтобы красть камни и плавить их на ножи, чтобы терпеть побои за якобы сломанные и утерянные молоты и кирки, чтобы...

— О, я более чем уважаю ваш труд, и это зрелище для меня отрадней праздника весны в родной деревне. Я просто очень соскучился по преданным слугам Госпожи и настоящим людям, с которыми можно встать в бой спина к спине. Как же я рад видеть вас, братья и сёстры.

— Подожди реветь от счастья. Мы ещё возьмём их арсенал и тогда вообще разживёмся.

— А это что? — Кальдур мотнул головой на груду грубых кинжалов и ножей из чёрного и зазубренного камня.

— А это... — вожак усмехнулся. — А это колоть их доспехи. Нам какая разница чем? Отлично пробивает. Не брезгуй, мальчишка... Каждый из этих уродливых клинков стоил нескольких жизней... Не страшней кары, чем работа в чёрных шахтах на добыче этой роды. Никто ещё там не протянул больше четырёх месяцев. Все как один кашляют кровью от пыли. Те, кто работал там... им уже терять нечего, у них одна дорога, но тем не менее, они раз за разом находили в себе силы и вносили свой вклад.

— Значит... чёрные клинки изготовлены нашими же руками.

— Нет. Наши только добывают камень. И пока несут его до поверхность, нет да и ударят его раз двадцать о скалы, чтобы он пошёл трещинами и не был таким прочным. А тебе какое дело? В лице весь изменился.

— Эти клинки опасны даже нам. Раны от них почти не заживают. И я и девчонка только чудом пережили первое знакомство с ними. Кстати, может быть потому что они оказались недостаточно прочными... Хм

— Значит, в пору будет накормить ими темников, чтобы и они своей кухни отведали. Да?

— Да.

— Сколько людей точно последует за нами? Я не слепой и вижу, что многие из бывших наших неплохо устроились у темников.

— В семье не без урода. К счастью, их слишком мало, чтобы они имели хоть какой-то вес. Большая часть пойдёт за победителем. Наше дело разжечь искру и дать всем увидеть пламя.

— Твои бы слова да Госпоже в уши. То, что ты показал мне это, значит то, что ты мне доверяешь, Капитан?

— Нет. Это значит, что мы выступаем утром в любом случае. Пути назад нет. Даже будь ты предателем, ты бы не успел предупредить. Я был против, но остальные люди сошлись во мнении, что это как раз то самое знамение, которое мы ждали, благое оно или нет.