Как я строил магическую империю 14

Глава 4

Оп-па! Вот это поворот.

— Подробности! — потребовал я.

И Шуйский рассказал.

Оказалось, что секретную программу по улучшению магических способностей изначально запустил сам Ярослав Евгеньевич Орлов.

Эксперименты в основном проводились над простыми людьми, но иногда их участниками становились и аристократы. В частности, мы с Аней.

Все шло с переменным успехом, но вроде уже наметился прорыв, а потом случился исход.

В один прекрасный день сорок самых продвинутых подопытных вдруг ушли в Москву.

Точнее, двинулись в её сторону, попутно убивая всех, кто им мешает. Большинство удалось остановить, а кто выжил, все как один говорили про зов в голове. Впоследствии они окончательно поехали с катушек и умерли.

Эксперимент остановили три года назад, а ещё через полгода начались большие мятежи.

Диме Акулову не повезло трижды.

Во-первых, за всеми участниками эксперимента следили, так как его члены нет-нет да и сходили с ума и, пользуясь преимуществом в силе, устраивали бойню.

Во-вторых, его родители были среди тех, кто во время больших мятежей погиб от рук людей Ярослава Евгеньевича, и существовал риск, что сынок решит отомстить.

В-третьих, у него были одни из лучших показателей, что указывало на то, что в какой-то момент он может быстро стать сильным магом.

Шуйский сказал почти правду. Император действительно отдал приказ избавиться от всех потенциально опасных элементов, но о том, что в их число входил и барон Дмитрий Николаевич Акулов, он не знал. Правда если бы и знал, ничего бы не изменилось.

В общем, Шуйский выполнил задачу, но ему не повезло, после смерти в Диму вселился я.

Князь не стал признаваться в неудаче, он сообщил императору, что все объекты ликвидированы, а сам попробовал реабилитироваться и даже отправлял шпионов в Савино. У него ничего не вышло, а потом появились другие заботы, и он отступил.

Дополнительной изюминкой к общей картине было то, что про остальных участников эксперимента тоже не забыли, и из тех, кто не выказывал серьёзных отклонений, сколотили отряд спецназа под названием «Альфа». Это были средние по показателям люди, но даже так они серьёзно превосходили среднего мага.

Два года они служили императору, а потом, чуть меньше года назад, выполняя задачу на ММЗК, вдруг всё бросили и дружно ушли в Москву. Правда, без боя, их просто никто не решился остановить.

Все рассказанное Шуйским было чрезвычайно интересно, вот только, задав ряд вопросов, я достаточно быстро выяснил, что ни к каким продолжениям экспериментов и подпольным нарколабораториям он никакого отношения не имеет.

— Кто был в курсе всей этой темы с улучшением? — спросил я.

— Да многие, — всё ещё дрожа и всаживая одну рюмку за другой, ответил Шуйский. — Все князья, некоторые графы, люди из лабораторий.

Хреново, слишком много подозреваемых, а ещё эти данные указывают на то, что где-то в Перми наверняка тоже есть такой отдел. Хотя… Они могли и не взять в разработку провальный проект.

— С этим ясно, — проговорил я, наливая себе сока. — Тогда давай рассказывай про свою дружбу с Астаховым и Толстым, про то, как вы планировали захватить власть. Только учти, я пойму, если ты соврёшь.

Шуйский не учёл.

— Мы просто общались, потому что князья! Да, проводили что-то мимо казны, но немного! Мы даже…

Шуйский замолчал, и я его не винил — трудно говорить, когда не можешь даже вдохнуть.

В этот раз я отпустил горло, только когда его глаза стали закатываться.

— Ещё раз, сначала.

Князю потребовалась минута, чтобы надышаться, после чего он снова потянул руку к графину, но тот опустел.

— Из всех нас холостой только Матвей Григорьевич Толстой, — наконец заговорил Шуйский. — Он уже давно оказывает знаки внимания старшей дочери императора Марии Ярославне. Если бы они поженились, а Софья Алексеевна, супруга Ярослава Евгеньевича, так и не родила наследника, их сын стал бы императором, а пока он маленький…

Шуйский замолчал и затравленно глянул на меня…

— Продолжай, продолжай, у меня диктофона нет. Да и так понятно, что если бы это произошло, то с Ярославом Евгеньевичем рано или поздно мог бы случиться несчастный случай.

— Это были лишь фантазии! Мысли! До этого могли пройти годы, ведь Ярослав Евгеньевич мог не одобрить брак…

— Но ведь его можно было оформить и после смерти императора, если его дочка уже прикормлена. Так?

— Астахов предлагал это… — едва слышно проговорил Шуйский, — но мы ничего не решили! Просто говорили, а потом… пермяки пришли и загипнотизировали меня.

— А дальше что, после того как с тебя сняли их гипноз?

— А дальше… — Князь криво ухмыльнулся. — Мной занимался Михаил Ильич Рысев.

— Ты рассказал ему все это?

— Кроме последнего. А про идею женить Толстого на дочери императора да, рассказал. С тех пор мы с Матвеем Григорьевичем наедине ни разу не разговаривали. Скорее всего, мне уже ищут замену.

Закончив, князь ещё раз кинул взгляд на пустой графин, а потом кивнул на бар.

— Можно?

— Нет, сиди, мы почти закончили.

Я откинулся в кресле и задумался.

С одной стороны, не зря зашёл… нашёл убийцу Димы и раскрыл заговор против императора. С другой — это всё уже устаревшая информация и ни хрена мне не даёт. Да, можно отомстить за бывшего хозяина тела, но тогда по-хорошему нужно убивать Орлова.

В голове мелькнула ещё одна мысль, и мне пришлось приложить усилия, чтобы она не улетела. Точно! А что, если меня не просто так закинули в тело Димы, а именно потому, что его прокачали и он был готов принять гостя из другого мира. Да, такое нельзя исключать, правда, непонятно, что это даёт.

— Сколько у тебя людей? — Я снова посмотрел на Шуйского. — И какие есть производства?

Князь ответил, но оказалось, что он реально почти превратился в обычного чиновника. Всеми его значимыми активами управляли люди императора. По большому счету у него осталась тысяча человек дружины и пара мелких производств.

Черт, даже взять нечего.

— Да завали ты его, — шепнул мне Гензо. — Хоть какая-то радость.

Оно того не стоит. Все сразу на меня подумают, и это может испортить отношения с Орловым, а они вроде только пошли на лад. Да и нельзя показывать, что я вот так запросто могу убить человека на тщательно охраняемой территории. Попозже завалю, когда с остальными делами закончу, если, конечно, его раньше не завалит сам Орлов или ещё кто-то.

— Короче, Володя, живи пока, — улыбнулся я и глотнул сока. — Живи, но помни, что ты мой должник. С этого момента ты должен незамедлительно сообщать мне обо всём интересном, что узнаешь, и по моему требованию привести все свои войска, куда я скажу. Это понятно?

— Да, Дмитрий Николаевич.

— На всякий случай, чтобы ты не забывал, я оставил у тебя внутри одну штуку…

— Что? — Князь вскочил и пухлыми руками принялся ощупывать свою по-женски круглую грудь.

— Найти и вылечить её невозможно, и она будет медленно тебя убивать. Процесс могу обратить только я, поэтому раз в три-четыре месяца нам нужно будет с тобой встречаться. Понятно?

— Вытащи! Пожалуйста! Я сделаю всё, как ты скажешь! Вытащи!

— Так надёжнее, Вова, не провожай.

Гензо меня скрыл, и, обойдя кресло, я прошёл сквозь стену в соседний кабинет, а уже там провалился в подвал.

— Так, слушайте меня, — быстро зашептала Клава. — Особенно ты, Катя! Костик-то у нас не пальцем деланный…

— А я пальцем? — рассмеялась Катя.

— Не знаю… То есть нет! Но ты у нас девочка молодая, наивная, при этом секретов знаешь много, а они могут эти секреты захотеть выведать! Так что о делах не говорим.

— Вообще-то я специально пролистала книжку одну, про Японию, — сообщила Катя. — Там как раз написано, что на чайной церемонии о делах и не говорят. Это больше медитативная практика.

— Какая-какая?

— Ну, расслабляющая. Надо отрешиться от всего мирского, чтобы познать и почувствовать окружающую красоту, или поговорить о чём-то возвышенном… в общем, что-то типа того, я сама до конца не поняла, если честно.

— Вот то-то и оно! — Клава назидательно подняла палец. — Запудрят мозги красотой и возвышенным, а потом неожиданно спросят: сколько у вас танков? А ты расслабишься и ответишь.

— Если что, Иваныч им не переведёт, — рассмеялся Костя.

— Да? А может, Иваныч тоже расслабится, он не человек, что ли? Ладно, пошли! И держите ухо востро.

Тройка прекратила шептаться и, обойдя дом, направилась к только что построенному японскими гостями небольшому домику, больше похожему на квадратную открытую веранду. Четыре угла почти плоской крыши загибались вверх, а с карниза свисали разноцветные ленты.

Едва гости подошли, как дверцы разъехались и в проёме появились Ван, Тан и Бан. Японцы низко поклонились, и савинцы повторили за ними.

— Обувь можете оставить здесь, — сказал Ван, чьи слова тут же перевёл Гензо-Иваныч.

— Как знала, — прошептала Клава, на всякий случай заскочившая в душ перед визитом.

— Заходите и оставьте все проблемы за этим порогом.

— А чего дверь такая низкая? — проворчала Клава, проходя внутрь.

— Чтобы все при входе склонили голову. Это символ смирения и того, что все мы равны, — ответил Ван.

— Эй, Иваныч! — Клава попробовала прошипеть внутрь рта так, чтобы её никто не слышал. — Не надо переводить каждое моё слово!

— Вот наивная! — заржал Гензо и подмигнул сидящей тут же Акаи, которую видел только он.

Лиса фыркнула и отвернулась.

— Теперь нужно помыть руки и рот спиртом, вон в том умывальнике, — прошептал хранитель на ухо Клаве.

— Ты опять издеваешься? — замерла на полушаге женщина.

— Да нет, вон смотри, Ван показывает.

И действительно, японец что-то быстро говорил и показывал то на ладони, то на рот.

— Ну ладно, спирт — это ещё не самое худшее. — Клава решила взять первый удар на себя и набрала полный рот.

В умывальнике оказалась вода.

«Вот гадёныш», — подумала женщина, но портить шутку не стала.

Она тщательно прополоскала рот, бодро что-то промычала, а потом сплюнула.

— Эх, добро пропадает. Катюш, он не крепкий совсем. Градусов девяносто, не больше.

Катя спокойно подошла к умывальнику и не моргнув глазом совершила процедуру. Отчего у Клавы вдруг закралось подозрение, что Иваныч разыгрывает именно её.

— Проходите!

Ван указал на центр комнаты, где прямо в полу был организован очаг. Пламя ярко горело и грело чайник, висящий на длинной верёвке с крючком.

— Садитесь!

— А куда? — Клава заозиралась, ища стулья или хотя бы чурбан, но ничего не увидела, а когда снова повернулась к очагу, оказалаось, что Ван, Костя и Катя уже уселись на колени прямо на лежащие тут же циновки.

«Нашли девочку на коленях стоять», — подумала Клава и окончательно пожалела, что вызвалась прийти. Но что поделать, нужно укреплять международные связи.

— Тема нашей сегодняшней церемонии, — торжественно провозгласил Ван. — Душа.

— А что вы вкладываете в это понятие? — спросила Катя, внимательно наблюдая за двумя другими японцами, которые стояли в углу у вполне себе нормального стола и что-то очень медленно и степенно взвешивали, насыпали и перемешивали.

— Мы долгое время были одни, — издалека начал Ван. — Признаюсь, думали, что никто больше не выжил. А потом начали встречать других людей, и оказалось, что за сто лет ничего не поменялось. Просто изменилось оружие и условия. Но люди такие же.

— Какие «такие же»? — уточнил Костя, когда японец замолчал. — И каких конкретно людей вы имеете в виду? Насколько я знаю, наши культуры раньше весьма сильно отличались.

— Это правда, отличались. — Ван проигнорировал первую часть вопроса. — Именно поэтому мы и решили вас позвать и поговорить… У нас, я не говорю про предков, я говорю про сейчас… Так вот, у нас как бы есть две жизни. Первая — это наша рутина, ежедневная борьба за выживание нашей расы. А вторая — это церемонии вроде этой. Сейчас она упрощена, но мы можем часами просто сидеть, любоваться на икебаны, обсуждать гармонию природы или красоту иероглифов. Философствовать. Это нас наполняет и даёт силы для второй половины жизни, но они все-таки разделены… вы понимаете, о чём я?

— Смутно, — пробормотала Катя, когда остальные промолчали. — Тут, кажется, не хватает противопоставления.

— Вы очень мудрая женщина, Екатерина, — проговорил из угла Бан.

— Да, правая рука князя кого попало в жёны бы не взял, — сразу же поставила иноземца на место Клава.

— Вы правы, Катя. — Ван низко наклонил голову. — Мы у вас всего несколько дней и, признаться, растерянны. Мы просто не можем понять того, что тут у вас происходит. Вы трудитесь с утра до поздней ночи, на вас идёт огромная армия, а вы не просто не боитесь, но и нанесли им крупное поражение. И в тот же день, вместо того чтобы смотреть на небо, думать о вечном или ждать очередного налёта, вы пьёте водку, поёте медленные грустные песни, пляшете ночью на берегу у костра и купаетесь голыми в реке. И самое главное, вы это делаете вместе. Мы даже не успели заметить, когда люди перестали убирать последствия атаки и начали гулять.

— Это когда кто-то голый купался? — едва дождавшись паузы, спросила Клава.

— Да там мужики поспорили, кто быстрее до того берега доплывёт, — пояснил Костя.

— А голые-то чего?

— Не знаю, жарко, наверное, было.

— А-а…

— Мы полночи это обсуждали, — продолжил Ван. — И даже поспорили. Я считаю, что это водка. Её употребление для вас сродни медитации. Она и делает вас смелыми и одновременно очень глубокими… Она позволяет вам быть цельными, и вы можете одновременно и работать, и думать…

— Так нам же Костя сказал, — заговорил Бан, расставляя перед каждым участником чашки с густым черным чаем. — Что за четыре месяца это был всего лишь четвертый праздник и они редко пьют.

— Думаю, изменения на генном уровне, — поднял палец Ван.

— Это князь, — вступил в разговор Тан, тоже усевшийся на свою циновку. — Местных объединяет любовь к князю. Тот памятник им дороже любой икебаны.

— А я считаю, — снова взял слово Бан, — и читал об этом в книгах, что всё дело в русской душе и водка здесь ни при чём. Если вам весело, то вы веселитесь, прямо сейчас отбрасывая все тревоги. Если нужно сражаться, вы выкидываете из головы всё и сражаетесь. А встретив того единственного — любите.

Японец бросил быстрый взгляд на Катю и, как и его соплеменники поднял кружку, сделал из неё маленький глоточек и уставился на огонь. Савинцы тоже выпили и украдкой переглянулись.

— Так в чём вопрос? — тихо спросила Клава, когда поняла, что от спутников помощи не дождёшься.

— У нас нет вопросов, — после паузы тихо проговорил Ван. — Чайная церемония — это время смирения, единения и размышлений о смысле жизни. Вопросы и ответы не нужны, мы просто высказали те мысли, которые пришли нам на ум. Если хотите, можете высказать свои, а если нет, давайте любоваться пламенем, слушать треск огня и радоваться тому, что сегодня не нужно никого убивать.

Клава покосилась на остальных, а потом ещё раз осторожно понюхала содержимое чашки. Да нет, вроде действительно чай… Хотя, откровенно говоря, без пол-литра понять, что происходит и на хрена они сюда припёрлись, трудно.

— Надо будет сводить их в баньку, — шепнула она Косте. — Им тогда вообще крышу снесёт.

— Согласен, — кивнул ликвидатор.

Побывав в Японии, он лучше других присутствующих знал потенциал восточных союзников. А ещё он догадывался о том, что задумал Дмитрий Николаевич, и предполагал, что рано или поздно Нагасаки станет одним из крупнейших промышленных центров империи имени Акулова. И вот тогда свои люди среди японцев очень пригодятся.

Ликвидатор улыбнулся и так же, как японцы, принялся медленно и глубоко дышать.

— То есть только Толстой остаётся? — спросил Рыбак, когда я закончил рассказ.

— Я говорил с ним на приёме и поверхностно просканировал его эмоции, — пробормотал я, задумчиво глядя на проносящиеся за окном столичные дома. — Не думаю, что это он.

— Ты тогда сказал, что это либо не он, либо он очень сильный маг контроля, — напомнил сидящий за рулём Влад.

— Тогда, может, пока далеко не отъехали и Морозова нет, вернёмся и к нему ещё заскочим? — предложил Рыбак.

— Если он настолько крутой маг контроля, мне не удастся его разговорить, — покачал головой я. — И дальше два варианта: или получится, что я наехал на невиновного и он почти наверняка меня сдаст. Или на виновного, но я не смогу это доказать, при этом окажусь в его логове, где могут быть ловушки.

— Толстой каждый день выступает по радио, — заговорил Топор. — Он постоянно в газетах. Ещё что-то делает наверняка. Откуда у него время настолько масштабную тайную сеть организовать? Он не производит впечатления сильно умного человека.

— У меня есть нехорошее ощущение, — поморщился я, — что мы упускаем что-то очевидное.

— Может, это не князь, а какой-нибудь Рысев? — предположил Рыбак. — Или вообще сам император это крышует.

— Я бы скорее на пермяков подумал, — возразил Влад. — В таком случае это и Шуйский мог быть, просто они ему память стёрли. Ведь так можно?

— Можно, — кивнул я, — вот Рыбак на самом деле никогда бороду не носил, а думает, что носил. Это я сделал.

— Что? — Серёга завис и пощупал свой подбородок. — Это как не носил?

— Да шучу я… в общем, память стереть можно, но против этой версии говорят слова Фёдора Михайловича. Он постоянно и в Перми, и у нас бывает и ни о чём подобном не слышал.

— Это если не предположить, что сам Фёдор Михайлович и есть таинственный князь!

Теперь я подзавис, но потом тряхнул головой, отгоняя параноидальные мысли.

— Нет, на хрена ему все эти схемы, когда он просто мог убить меня своим хранителем и покончить с этим?

— А если его хранитель убивать не умеет? — решил подкинуть дровишек и Гензо. — Или он просто решил не одного тебя убить, а сразу всех сильнейших. Вот, например, сегодня, когда вы все вместе с ним встретитесь.

— С кем встретимся? — вздрогнул Рыбак.

— А я что, не сказал ещё? — Я потёр лоб. — А, видимо, только Владу. Да, мы сейчас перехватываем Свята и еще несколько человек, и все летим в Пермскую империю. Я планирую начать операцию по их присоединению сразу по окончании вылета в Рязань, то есть, ориентировочно, послезавтра. Фёдор Михайлович нам покажет позиции для атаки.

— Или убьёт, — одновременно сказали Рыбак и Гензо.

— Да идите вы в жопу. — Я махнул рукой. — Но на всякий случай будьте на стрёме.