В детстве я очень любил гулять. Настолько, что меня невозможно было загнать домой — впрочем, как и многих пацанов. Я облазил всю округу и немного дальше, катался на велике — пока его не угробил — и часто возвращался затемно, за что потом выслушивал длинные лекции от мамы. Мы тогда жили на западной окраине города, в приличном районе, чистом и относительно зелёном, по соседству с небольшой рощей и искусственным озером. Рощу затем вырубили, а из озера просто перестали доставать мусор, но к тому моменту мы уже вынужденно переехали. И у пятнадцатилетнего меня появились другие интересы кроме долгих прогулок между типовой городской застройкой.
После смерти родителей я переехал во второй раз — туда, где обретался и сегодня, в самый дешёвый и депрессивный из углов депрессивного города. Какое-то время потратил на изучение района, после чего сделал выводы и почти ни разу не выбирался просто «пройтись по свежему воздуху». Все мои прогулки здесь оканчивались магазином или остановкой, а путь к дому по возвращению из города всегда пролегал про кратчайшей траектории. Тем более зимой, когда район насквозь продувался ледяным ветром, а гололёд был настолько частым явлением, что легче было выкатываться из подъезда на коньках.
Сегодняшний вечер не отличался в лучшую сторону от других зимних вечеров. Свист ветра в ушах, холод, лёд под ногами, отполированный сотнями ног прохожих. И можно сказать, что я не просто гулял, а направлялся на свидание с девушкой, пусть несколько незапланированное. Чего жаловаться?
Только вот чем ближе я подходил к местонахождению Анны, тем хуже становилась обстановка.
Из плюсов — ментальное «выжигание» локации сработало лучше, чем ожидалось. Стоило мне закрыть глаза и перед мысленным взором разворачивалось что-то вроде условной карты местности, на которой до бледно-сиреневого огонька души Анны оставалось не более километра.
Из минусов — я уже зашёл в ту часть района, куда обычно не сунулся бы и ярким летним днём.
Местные дома были возведены на скорую руку как доступное жильё для работников старого сталелитейного завода, где-то в середине девятнадцатого века. Завод дважды закрывался и открывался, пока окончательно не закрылся лет тридцать назад, и с тех пор квартал потихоньку вымирал. Две трети развалюх были заброшены, из провалившихся крыш к небу тянулись голые ветки деревьев. Асфальт здесь не ремонтировали столько же, сколько и дома, а проржавевшие гаражи прирастали самостроем, на который плевать хотели все государственные службы. «Рассадник» — говорили про это место, «дыра», подразумевая скопление наркоманов, бомжей и пьяниц, а то и кого похуже. Маньяков у нас в последние годы не водилось, но кто знает — может, просто не поймали?
Справедливости ради, все эти неприятности могли бы поколебать, а то и заставить развернуться Вика из прошлого. Вик из настоящего — то есть, я — посещал куда худшие места и дрался с настоящими чудовищами, а не шпаной и нариками. Если бы на меня напали сегодня, мне бы даже не понадобилось испепелять кого-то из Райнигуна — много чести. Чего бояться хозяину Полуночи с силой оборотня, невидимостью вампира и возможностью менять тело по желанию?
И я в самом деле не боялся. Просто где-то в подсознании нарастало невнятное чувство паранойи, неправильности происходящего. Это место как будто вообще не должно было существовать, и уж тем более здесь не должна была находиться Анна. Она всегда представлялась мне кем-то из другого мира, пусть и не в буквальном смысле. Кем-то, кто всегда знает, как одеваться, на что тратить деньги и где жить. Кем-то, кто знает себе цену. Она ведь даже укоряла меня за то, что я недостаточно амбициозен!
Теперь роли поменялись, я оказался хозяином Полуночи, а она — моей слугой, по какой-то причине живущей на Земле. Но даже в таком случае можно было выбрать любое другое место, в том числе для временных операций.
Если, конечно, Анну вновь не похитили. Когда мы ехали из ночного клуба, она ещё спала, и кто знает, что было дальше? Может, Бенедикт растворился в воздухе вместе со своей машиной парой кварталов позже, пока она так и не проснулась?
Что-то мне подсказывало, что эта теория неверна.
До огонька Анны оставалось не более трёхсот метров — по прямой, через гаражный массив, такой же полузаброшенный, как и весь квартал. Здесь от души оттянулись любители граффити, оставляя подписи и рисунки на каждом свободном клочке стен, а зачастую и поверх давно закрытых дверей. Встречались и вполне впечатляющие полотна, хотя в свете полутора кое-как работающих лампочек детали было рассмотреть сложновато. Я здесь вовсе не за этим, но всё же удивительно встретить искусство среди грязи.
Меня привлёк один из рисунков, почти погребённый под наслоениями новой краски, но странным образом различимый. То ли иероглиф, то ли замысловатая скандинавская руна, начерченная почти выцветшей жёлтой краской, линии которой переплетались и расходились под не имеющими смысла углами. Словно смотришь на хитрую трёхмерную картинку, изображённую в двухмерном пространстве и мозг силится понять, где его обманули? Может, мне удастся соскоблить граффити сверху, и тогда…
«Сиятельный лорд Виктор! Вы видели жёлтый знак?» — пронеслось у меня в голове эхо старой встречи, о которой я бы предпочёл не вспоминать.
Я вздрогнул и отшатнулся, отворачиваясь от стены гаража, но тут же осознал — поздно. Бесконечно воющий ветер вдруг смолк, на землю опустилась мёртвая тишина. Только в этой тишине я услышал едва различимый шорох ткани откуда-то слева, и повернулся на него.
В неровном свете тусклого фонаря метрах в двадцати передо мной стояла двухметровая фигура в рваном балахоне, больше напоминающем пожелтевший от времени погребальный саван. В пропорциях этой фигуры было очень мало человеческого — слишком тонкий торс, неестественно сложенные руки, полностью скрытые в длинных рукавах. Под надвинутым капюшоном не удавалось разглядеть лица, но я чувствовал на себе чужой взгляд. Даже, пожалуй, не зловещий, скорее… любопытный. Но легче от этого не становилось, скорее наоборот! Что хуже всего, моё собственное тело вдруг отказалось слушаться.
Фигура медленно протянула вперёд правую руку, наставив на меня указательный палец — такой длинный, что в нём могло быть четыре или пять фаланг. В холодном воздухе разлился бесцветный голос, вещающий отовсюду и из ниоткуда:
'Душа летит, как мотылёк, на свет
Не ведая, что света больше нет
Укутает её и приютит
Туман Йхтилла'
Ни угроз, ни проклятий, ни насмешки — всего лишь короткое стихотворение, от которого у меня волосы разом встали дыбом. Внезапный паралич прошёл, и я рванул из кобуры Райнигун, в свою очередь наставив его на фигуру в балахоне.
— Только двинься, урод, только дай мне повод!
На какое-то время мы застыли, целясь друг в друга пальцем и револьвером. Затем лампочка над безумным незнакомцем мигнула, и тот исчез, растворился в её свете, клочья жёлтых лохмотьев осыпались в труху, которую тут же подхватил и унёс вернувшийся ветер. Лишь спустя две-три минуты я заставил себя спрятать револьвер назад в кобуру и пойти дальше.
Не нужно было задавать вопросов в духе «что это было». Вполне понятно и по косвенным уликам. А ведь предупреждал меня Асфар Риидский, предупреждал дважды. Остался бы в первый раз за его столом — возможно бы и не было ничего, досидел бы до конца шоу и отправился домой. Возможно. Не точно. Но сейчас, задним числом и под гнётом обстоятельств, это казалось далеко не худшей идеей.
Чтобы вычислить меня в родном мире Князю в Жёлтом потребовалось всего ничего, чуть меньше суток. То ли Анна наследила, то ли я сам, то ли шкатулка работала как колдовской «жучок». Что дальше? Понятия не имею, но абсолютно ничего хорошего.
Если могущество Князя было сравнимо с силами Альхирета, он мог попытаться мне навалять даже в Полуночи. Райнигун — грозное оружие, но его возможности ограничены. Дракончиков на Земле взять неоткуда, Мордред на помощь не придёт, да и все слуги остались в замке.
А, ну да. Почти все.
Я добрался до Анны, поднявшись на четвёртый этаж дома, который мечтал о сносе ещё в середине прошлого века, но, как ни странно, оставался сколько-то обитаемым. На убитой лестничной клетке второго этажа расслаблялась какая-то весёлая компания, не обратившая на меня никакого внимания. На четвёртом, последнем, этаже две двери из трёх оказались выбиты, квартиры — пусты.
Тяжело втянув в себя воздух, я постучал в третью дверь. А потом, не дожидаясь ответа, рванул ручку на себя.
Тёмная узкая прихожая, свет не загорается. Слева — пустая крохотная кухня, два едва живых стула, стол и древний советский холодильник. Справа — закрытая дверь. Быстрая проверка духовной связи показала, что Анна находилась за ней, и я едва удержался, чтобы не выбить дверь ногой.
Ещё одно тёмное помещение, но уличного освещения из окна кое-как хватало, чтобы его осмотреть. Гостиная, выполняющая роль спальни. Разложенный диван, на нём вповалку люди — кажется, живые, но явно невменяемые. Четверо? Пятеро? Некоторые спали прямо на голом полу, не испытывая при этом видимого дискомфорта. В воздухе стоял очень тяжёлый дух. Притон, причём довольно неприкрытый. Но где же…
Анна нашлась в старом продавленном кресле в углу комнаты — чтобы добраться до неё, мне пришлось перешагивать через сопящие и храпящие тела. Неужели я ошибся, она в самом деле не проснулась со вчера, и её притащили сюда⁈
Я потянулся и коснулся её руки. Анна вздрогнула, распахнув огромные серые глаза, в которых бурлила неприкрытая ярость. Миг — и гнев сменился на узнавание, изумление.
— Вик⁈ — спросила она хриплым шёпотом. — Что вы тут… Как?..
— Могу задать тебе тот же вопрос, — буркнул я, отступая назад. — И ещё десяток сверху. Серьёзно, притон?
Если бы я знал, что у Анны настолько плохи дела, предложил бы остановиться у меня ещё месяц назад. Хотя она откуда-то брала костюмы и то вечернее платье…
— Вик, — проникновенно сказала Анна. — Я люблю вас.
— Что⁈ — растерялся я.
— Я люблю вас, — продолжала она. — И готова отдать за вас жизнь. Но иногда вы ведёте себя как беспросветный идиот. С чего вы взяли, что я здесь живу?
— Тогда что ты тут забыла? — на автомате спросил я, ещё отходя от внезапного признания.
— Восстанавливала силы, разумеется, — спокойно сказала Анна, вставая с кресла. — Поглощала их кошмары. Обычно для этого у меня есть сеть устоявшихся клиентов, но после бала требовалось что-то побыстрее… Пойдёмте?
Не найдя, что ответить, я вышел на лестничную площадку и дождался, пока Анна выйдет за мной. У подъезда четырёхэтажной развалюхи нас уже ждал автомобиль с Бенедиктом за рулём.
— Я не могу рассказать вам всё, — сказала Анна, когда мы тронулись с места. — Вы уже знакомы с концепцией табу для слуг, и оно также распространяется на меня.
— Признаюсь, меня порядком утомила эта концепция, — сухо ответил я.
— Не вас одного, Вик. Не верите мне? Можете проверить. Спросите, к примеру, имя и титул хозяина Полуночи до вас.
Я с подозрением всмотрелся в лицо Анны, но она, кажется, не шутила. В самом деле интересно, что произойдёт, не прилетит же Жнец?
— Ладно. Назови имя и титул того, кто владел замком до меня.
— Легко. Его звали…
Анна вдруг подавилась словами и захрипела, хватаясь за шею, тяжело закашлялась, прикрывая рот ладонью. Я дёрнулся к ней, но она помотала головой, мол, помощь не нужна. Когда приступ кончился, на ладони остались следы крови — она быстро стёрла их платком из нагрудного кармана.
Это можно было бы списать на заранее заготовленное представление. Если бы огонёк души Анны, что всё ещё светился у меня в сознании, вдруг не дёрнулся и не закачался, как от порыва ледяного ветра.
— С ума сошла⁈ — рявкнул я, хватая её за плечи. — Не могла предупредить, что для тебя это настолько опасно⁈
— Я же… говорила, — слабо улыбнулась она, но в этой улыбке виднелось торжество. — Я готова отдать за вас жизнь. На два-три ответа меня хватит, кашель я могу сдержать…
— Давай-ка без манипуляций. Ты прекрасно знаешь, что нужна мне живой.
— Без манипуляций? Как же плохо вы меня знаете, Вик.
— Тогда давай знакомиться заново. И расскажи ровно столько, сколько можешь, чтобы не харкать кровью.
— Давайте попробуем.
По словам Анны, её роль невозможно было описать одним словом. Что-то вроде наблюдателя, агента и няньки в одном флаконе. Вместе с уникальной ролью полагались совершенно иные функции: её душа не просто получила тело, а полноценное перерождение на Земле. Она родилась одновременно со мной, почти ничего не помня о своей прежней жизни, но уже чувствуя предназначение. Полночь говорила с ней, пока она росла, направляла, указывала. Хотя «говорила» здесь не вполне точное слово, скорее шла передача через ощущения и образы, как тогда, когда я выбирал нового слугу.
Анне была дарована сила, древнее колдовство, позволяющее проникать в сны других людей и питаться ими. Выпускать сны в реальность, манипулировать страхами. Это звучало именно настолько жутко, насколько было на самом деле, но, по её словам, на поедание кошмаров выстраивалась огромная очередь. Когда упоротые из притона проснутся — опять же, по её словам — они точно захотели бы её поблагодарить.
Анна была особенной девушкой, особенной слугой. В конце концов, её роль была важнее всех прочих. Найти и оберегать нового хозяина замка.
— Оберегать? — переспросил я. — Это теперь так называется? Всё то дерьмо, через которое я прошёл в детстве… Это всё была ты?
— Далеко не всё, — мягко возразила она. — Я тогда только училась. Но ведь взрыв газа никого не убил, правда?
— Взрыв не убил, — медленно сказал я. — А вот Санёк вместе с родными погиб в аварии. И дядя Коля. И ещё человек пять. Не говоря уже о…
Я запнулся, не справился с тем, чтобы выдавить: «не говоря уже о моих родителях». Если Анна имела к этому хоть малейшее отношение, мне всё равно, какие у неё были мотивы и промывка мозгов с детства. Этого бы я никогда ей не простил.
— Я никого не убивала, — просто сказала она. — Кроме Борова, но он и сам напросился, правда? Я не могу лгать вам, Вик, вы должны это чувствовать.
Я и в самом деле чувствовал, но этого было недостаточно.
— Тогда кто убил⁈ Злой рок? Сама Полночь?
— Если бы я знала ответ, то не могла бы сказать.
Мне понадобилось время чтобы остыть, пока Бенедикт молча вёз нас по вечернему городу. Надо было отдать должное этой невозможной машине — она ехала так гладко, словно на ней стояла самая современная подвеска. Ни малейших признаков тряски — и это мы выезжали из квартала, где почти отсутствовал асфальт. Кем бы он ни был и откуда бы ни взял свой транспорт — это вызывало уважение.
— Закрыли тему про смерти близких, — сухо сказал я. — Перейдём к более актуальным вопросам. Что в шкатулке?
— Не могу сказать. Но вы и сами узнаете, узнаете очень скоро.
— Это угроза?
— От меня? — она удивлённо моргнула. — Нет, что вы. Ответ вы найдёте в библиотеке.
Тема библиотеки была второй по счёту, которая меня достала хуже горькой редьки. Она и так стояла в моём списке задач почти на самом верху, но нет, надо напомнить ещё раз, что нерадивый хозяин Полуночи за три месяца так и не получил доступ к книгам. Впрочем, вывалить это всё на Анну не имело смысла — равно как и выдавливать из неё ответы вместе с кровавым кашлем. К несчастью, содержимое шкатулки было не единственным, что сейчас имело значение.
— Тебе о чём-нибудь говорит такой образ: худой тип, практически жердь, в жёлтых лохмотьях, разговаривает стихами?
Настал черёд Анны смотреть на меня расширенными от ужаса глазами.
— Где… Где вы его видели?
— По дороге к тебе, — буркнул я. — Можешь даже не отвечать, вопрос риторический. Не риторический звучит так: что мы будем делать теперь, когда за нами охотится Князь в Жёлтом?