Глава семнадцатая. Конец игры.
Март одна тысяча девятьсот девяносто второго года.
— Привет! — не успел Слава Соколов выйти из гостеприимных дверей спецприемника, где он отбыл административный арест, как говорится «от звонка до звонка», как он увидел человека, о котором с ненавистью вспоминал все последние дни.
— Ну что тебе еще надо⁈ — с нотками истерики закричал бывший административно задержанный, и закрутил готовой, в поисках путей спасения — снова ночевать на нарах среди бомжей, вонючих хануриков и «кухонных боксеров» у него не было ни сил, не желания. Хотелось завалиться домой к Тамарке — скорнячке, отмыться в горячей ванне до скрипа кожи, выпить стакан водки под вареную картошечку с соленым салом или селедкой, а потом долго мять в кровати податливую и отзывчивую деваху, что надеялась, что Слава когда-нибудь остепенится и наконец жениться на ней.
— Громов, сука, ты так и знай, если ты меня опять по мелкому закроешь по беспределу, я до областного прокурора дойду, но тебя тварь посажу…- Слава некрасиво скривил трясущиеся от ненависти губы.
— Нет, Вячик, сегодня все по-честному будет. — я потряс перед его носом наручниками: — Спиной поворачивайся и руки назад…
— Что⁈ Да я тебя…- Соколов сделал шаг ко мне, но замер, потому что стоящей в стороне машины в нашу сторону прыжками быстро двигался и утробно лаял большой черны пес.
— Что, ментяра, один на один ссышь выйти?
— Соколов, ты дурак? Вас придурков столько, а я один. Давай не болтай лишнего, а руки подставляй.
Всю дорогу задержанный молча сидел на заднем сидении, под недобрым взглядом недовольно принюхивающегося к нему Демона, гордо занявшего сидение рядом с водителем.
Так как время поджимало, то первым делом нам пришлось ехать в банк. Увидев ввалившихся в отделение кредитного учреждения двух типов не самой мирной наружности, один из которых был со скованными за спиной руками, нам на перерез двинулся охранник, который не понимал, что делать в данной ситуации и приближался очень медленно, то вынимая свою резиновую дубинку, то вкладывая ее обратно в кожаную петлю на поясном ремне.
— Спокойно, следственные действия! — я показал охраннику развернутое удостоверение и потащил Соколова в освободившуюся кабинку кассы.
Хотя я и поставил Славу лицом к стене, но помешать мужчине крутить головой, пока я сдавал кассиру свои сто шестьдесят две тысячи рублей, я не мог. Судя по всему, увиденное настолько потрясло черное сердце преступника, что он длительное время просто молчал, уйдя в себя. Стоило нам выйти из кабинки кассы, как мы напоролись на спешащего к нам управляющего отделением банка, из-за спины которого испуганно выглядывал давешний охранник.
— Что здесь происходит?
— Вы что, не видите? — я помахал перед носом управляющего корешком приходного ордера: — Деньги сдаю, как и обещал.
— Это что такое? — Викентий Сергеевич с отвращением тыкал пальцем в наручники на запястьях Соколова.
— Вы разве не видите? Это наручники. Задержал подозреваемого в преступлении и руки ему обездвижил, чтобы у вас ничего не пропало.
— Вы же этот… как ее, из АО «Немезида»? А как?
— Жизнь сейчас такая…- вздохнул я: — приходится совмещать. Извините, но мы пойдем.
Соколова я завез в опорный пункт, к хорошо знакомому участковому, так как знал, что в РОВД мне спокойно с задержанным работать не дадут. Мне дали ключ от маленького кабинетика напарника местного хозяина, что в настоящее время пребывал в отпуске и показали, где стоит электрический чайник и банка с заваркой.
— Громов, что тебе от меня надо? — Соколов разминал запястья, с которых я снял наручники и косо поглядывал на разлегшегося в уголке Демона.
— Явку пиши и твои мытарства закончатся. — я пододвинул Славе чистый бланк.
— Явку? — нервно хохотнул Соколов: О чем хоть?
— О том, как ты несколько месяцев назад, в съемной квартире, возле которой мы с тобой первый раз встретились, убил своего приятеля по фамилии Захаров, после чего расчленил его труп, который, расфасовав по пакетам, вынес на мусорную площадку. Напиши подробности в явке с повинной, и твоя жизнь на несколько лет приобретет определенность.
Клянусь, с глазах Славы мелькнул страх, он задумался на мгновение, но справился с собой и натянуто засмеялся:
— Ха-ха-ха, Громов, ну ты придурок. Не знаю я никакого Захарова, а уж тем более, никого не расчленял.
— Так это ты придурок, Слава. Вы с убиенным шесть лет в одном классе проучились.
— А, так этот Захаров⁈ Да я его уже давно не видел, наверное, пару лет.
— Правда? А вот задержанный по нашей просьбе начальник привокзального почтового отделения станции Борзя Забайкальского края Марк Дулеве, тоже, кстати ваш одноклассник, дал показания, что по вашей просьбе он закупал патроны к стрелковому оружию у своих знакомых на складах сто тридцать первой мотострелковой дивизии, и почтовыми вагонами отправлял их вам, для дальнейшей реализации через вашего общего знакомого и одноклассника Сергея Захарова, на севере бассейна Реки, куда Захаров плавал, будучи работником речного флота.
— Что за чушь? Уверен, что Дулевича тоже в каком –нибудь спецприемнике держали, вот он и не выдержал, и оговорил нас.
— Да, конечно, только взяли его с поличным, патроны в его доме нашлись.
— Значит оговорил он меня, пытали его, уверен.
— Негодую вместе с вами, но вот что делать с мехами краснокнижных животных и патронами к боевому оружию, что нашли в вашем доме.
— У меня, гражданин начальник, дома, как такового нет, выгнали меня родственники из дома…
— Сочувствую вашему горю, но согласно показаний владелицы дома по улице Стальной магистрали, вы сняли у нее дом на год. При осмотре дома в нем обнаружены принадлежащие вам вещи и документы, а также патроны…
— Я же говорю, подбросили!
— Точно, два ящика из числа тех, маркировка ящиков соответствует тем, что изъята у вашего одноклассника на станции Борзя. Вы считаете, что кто-то поверит в всесоюзную аферу милиции, перевозящей ящики с патронами на несколько тысяч километров, чтобы задержать двух одноклассников?
— Я ничего не знаю…
— Слава, попался, так не веди себя как дурак, признай то, от чего уже не отвертишься и живи дальше. На зоне тоже люди живут, в отличии от твоего приятеля Захарова, у которого ребенок остался сиротой. Что не поделили с Захаровым?
— Я не знаю, о чем вы говорите, гражданин начальник. Дайте мне лист бумаги, я жалобу буду писать.
— Пожалуйста. Мой тебе совет — по возможности пиши печатными буквами, наш прокурор не любит корявые почерки разбирать.
Пока Слава, высунув кончик языка от усердия, старательно выводил печатными буквами свой крик души, я продолжал увещевать его признаться в совершенном им убийстве.
— Ты гражданин начальник зря стараешься, и вообще, помолчи пожалуйста, у меня от твоей трескотни голова болит. Мне бы скорую вызвать, возможно у меня давление поднялось.
— Дурак ты Слава. — я перечитал его жалобу и убрал в папку: — Причем двойной дурак.
— И почему это я двойной дурак? То, что тебе жалобу отдал? Так я потом еще напишу, хоть одна, но до прокурора доберется, ты даже, начальник, не надейся открутится.
— Дурак ты слава в том, что свидетель того, что у вас Захаровым приключилось, остался только ты. Как ты расскажешь, так оно и выйдет, опровергать тебя некому. Но тебе следствие рано или поздно убийство докажет, и плюсом к сроку за патроны, ты получишь еще один срок, причем не путем частичного поглощения одного другим, а полновесным довеском.
— Ну и доказывайте, а почему двойной дурак?
— Ты фильм «Место встречи изменить нельзя» смотрел?
— Ну…
— Помнишь, как Фокс под диктовку Шарапова образец почерка дает, который получился, в итоге малявой Ане?
— Ну, помню, и че?
— Да ниче! Помнишь открытку, что ты Люське Захаровой от имени ее убиенного мужа якобы с Севера прислал, и сто пятьдесят рублей на жизнь приложил, жадюга?
— Не знаю никакой открытки! — взвизгнул Слава, начавший догадываться, что дело плохо, правда не понимая подробности.
— Ничего страшного. Ту открытку тоже кто-то печатными буквами писал, старался. И жалобу твою прокурор обязательно увидит, только с заключением графологической экспертизы, что по мнению эксперта оба документа выполнены одним и тем же человеком. Вставай, в РОВД поедем, руки за спину…
Слава встал, после чего громко заорав, бросился в сторону двери. Так мы и выпали в коридор опорного пункта, под ноги местных бабок, что пришли на прием к участковому — Слава, визжащий в ярости, что-то нечленораздельное, я, висящий у него на плечах и пытающийся заломить на «болевой» руку, и Демон, с удовольствием вцепившийся в лодыжку беглеца.
С криком «Отпустите мальчика!» и «Что делаете, фашисты!», шустрые старушки, как птички, вспорхнули со стульев и прижались к стенам опорного пункта, вопя на нас с безопасного расстояния. На шум из своего кабинета выскочил участковый, и, оббежав рычащего Демона, стал помогать мне ковать беглеца в железо.
Через пару минут мы захлестнули извивающегося на полу Славу дужками «браслетов» и подняли его на ноги, на что он сразу поджал ногу и начал орать, что ему нужна «скорая помощь».
— Ну что, «скорую» вызывать? — хмуро поинтересовался у меня участковый.
Я нагнулся и задрал штанину на пострадавшей от зубов Демона ноге — покраснения, лопнувшая кожа, но рваных ран, как ожидалось, не увидел:
— Да ну, нах! В РОВД довезу, пусть там вызывают, а здесь он просто сбежать хочет.
— За что его хоть принял?
— Данный гражданин задержан за то, что убил и расчленил своего одноклассника, а жене убитого с грудным ребенком написал открытку, типа задерживаюсь на Севере, жди, летом приеду. И сто пятьдесят рублей приложил, мол кушайте, не обляпайтесь. А убил он его за то, что доходы от воровства оружия и боеприпасов с армейских складов не поделили. — излишне громко проинформировал я общественность и дернул Соколова за рукав: — Так было, Слава?
Душегуб собрался мне что-то ответить, но решил промолчать и отвернулся.
— Видишь, как попался, так стыдно ему стало, нечего ответить. Ладно, поедем мы, поздно уже. Спасибо за помощь. — я ухватил задержанного за шиворот и потащил на улицу, в сторону машины. Потрясенная общественность возмущенного гудела за нашими спинами. Больше всего собравшихся женщин возмутила мизерность суммы, высланной семье несчастного Захарова.
Не успел я передать Соколова помощнику дежурного, как в дежурную часть ворвалась взлохмаченная следователь Маша:
— Громов, су… где деньги⁈
— Мария Алексеевна, деньги я сдал в банк. Вот свидетель. — я похлопал по плечу сидящего на лавке Соколова, что опять завел свою нытье, что ему срочно нужна «скорая помощь», иначе он истечет кровью.
— Как ты мог забрать деньги!
— Мария Алексеевна, я предупреждал, что деньги по факту мои, на меня за каждую минуту их использования рубль навешивался. Я сказал, что я должен успеть их сдать в банк до закрытия и вам надо успевать их оформить и передать потерпевшему. Что ты из сказанного не поняла?
— Нинель Павловна…
— Да пошла в жопу твоя Рыбкина! — не выдержал я: — Из-за того, что у меня с ней личные неприязненные отношения, она готова раскрытые уголовные дела загубить на корню!
— Она сказала, чтобы ты, как появишься, сидел в РОВД и никуда…
— Так! — я повернулся к «греющему уши» помощнику дежурного: — ты жулика у меня принял?
— Ага, сейчас оформлю.
— Сообщаю всем — уже скоро одиннадцать, я поехал отдыхать. Никакую Рыбкину ждать я не собираюсь. Товарищ дежурный, официально заявляю, чтобы без обид — ночую я у знакомой, поэтому ко мне в адрес дежурку посылать не надо, там будет только собака, а дверь железная, будете стучать среди ночи — перебудите всех моих ветеранов, а им уже по фигу, милиция, не милиция, обматерят и костылями отбуцкают. Поэтому всем спокойной ночи и встретимся завтра.
Ночевать я поехал естественно домой, подруги с подходящими жилищными условиями у меня нет.
Лене, что ждала меня с ужином, я запретил подходить к двери, если кто-то среди ночи начнет барабанить в нее, а телефон я сразу, с порога, отключил от розетки. Утром меня тоже никто не встретил, очевидно, на возбуждение уголовного дела мои грехи пока не тянули. На развод меня не пустили, а перехватив на входе в РОВД, велели идти в приемную начальника отдела и ждать там. К моему удивлению, начальники служб после селектора потянулись снова в кабинет начальника, хотя совещались они всегда до селектора. Половина смотрела на меня, по-сиротски скрючившегося на стуле, с легким недоумением, очевидно, что скандал не набрал общеизвестных оборотов.
Последняя, не глядя на меня, в приемную начальника влетела злая, как фурия начальник следственного отделения Рыбкина Нинель Павловна, после чего всех пригласили заходить, а через пять минут крикнули меня.
— Разрешите, товарищ полковник. Старший оперуполномоченный…
— И когда это ему старшего дали⁈ — взвилась сидящая подле начальника Рыбкина, сияя новенькими подполковничьими погонами на кителе цвета маренго.
— Я дал. — придавил ее взглядом начальник РОВД: — Громов, что ты такой скрюченный стоишь?
— Вчера вечером жулика задерживал, спину потянул.
— Это кого это ты задерживал?
— Соколов Владислав Александрович, одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года рождения…
— Это, которого твой пес покусал?
— Вот, я же говорила! — опять влезла возбужденная Рыбкина.
— Товарищ полковник, там максимум ссадины на ноге были, прокусов я не нашел.
Начальник взглянул на сидящего напротив дежурного по РОВД, сдающего свою смену.
— «Скорая помощь» его осмотрела, йодом помазала и повязку наложила, в госпитализации отказала. Я с них взял справочку, что по состоянию здоровья Соколов В. А. под стражей содержаться может.
— Он, между прочим, в убийстве подозревается. — пожаловался я: — Пытался убежать, оказывая активное сопротивление.
— Самбо надо лучше изучать. — не отрывая глаз от ежедневника, посоветовал мордастый начальник ОБХСС.
— Товарищ майор, подскажите зал, куда вы ходите, я сразу запишусь. — не сумел я смолчать.
— Громов! — начальник хлопнул тяжелой ладонью по столу: — Про какое убийство ты говоришь?
— Палец, найденный в ванной в съемной квартире на улице Полярников.
— И где уголовное дело? Я что-то не помню.
— Товарищ полковник, материал я в дежурку вчера сдал для отправку в прокуратуру. Все что мог я сделал.
— Мдя? — начальник полез в стопку материалов, лежащих на столе, но передумал.
— Ладно, с материалами потом разберемся. Что за деньги ты вчера у дежурного следователя украл?
— Я украл? — мой возглас повис в установившейся в кабинете начальника тишине: — И у кого я украл деньги?
— У дежурного следователя. — любезно улыбаясь пояснила Рыбкина.
— У дежурного следователя эти, якобы украденные мной сто шестьдесят две тысячи, откуда появились?
— Это вещественные доказательства по уголовному делу.
— Нинель Павловна, вы уж с начала начните — кто в РОВД эти деньги привез?
— Ты привез, но это не имеет никакого значения, они по делу проходят…
— Эти деньги я получил в банке, под проценты, по документам фирмы моей бабули, потому что я вышел на мошенников, которые под предлогом продажи сахара оптом уже не одну фирму нагрели. Нужны были деньги на покупку минимум четырех тонн. Что мне мой руководитель сказал, когда я обратился за помощью? Сказал, что у него есть денежные «куклы» на пятнадцать тысяч, поэтому мне пришлось брать деньги от имени фирмы моей бабули в банке, на день.
— Так надо было «куклы» брать…
— Товарищ начальник, вы сами подумайте — мошенница, которая кассиршу изображала и все деньги пересчитывала, не обратила бы внимание, что ей куклу подсунули? Так вот, я следователя сразу предупредил, что деньги надо вернуть представителям потерпевших, а мне надо их сдать в банк до закрытия. Начальник следствия, когда узнала, что я с такой просьбой обратился, велела деньги не возвращать, а приобщить их к материалам дела.
— Я действовала в соответствии с требованиями уголовно-процессуального кодекса. — авторитетно отчеканила Нинель.
— УПК не запрещает исследовать вещественные доказательства и вернуть их потерпевшим на стадии предварительного следствия.
— Нам виднее, как расследовать уголовное дело, Громов, и не дело всяких недоучек…
— За вчерашний день фирма «Немезида», а по факту я, заплатила банку проценты равные половине моего должностного оклада, не до х… ли я должен платить? Или вы хотели вернуть деньги после вынесения приговора судом? В УПК и такие случае предусмотрены.
— Я ни хрена не понимаю. — подвел итог начальник РОВД: — У кого-то мнения есть, как у специалистов?
— Майор Ощепков, Василий Свиридович, как начальник ОБХСС, что скажешь?
— Я товарищ полковник затрудняюсь пока ответить. — мордатый майор лениво приподнял свой зад от стула.
— Понятно, сядь. Кадры! Провести служебную проверку в полном объеме, мне заключение на стол в течении трех дней.
— Есть, товарищ полковник! — заколыхала красивой грудью, вскочившая со стула начальник отдела кадров: — Громов, удостоверение сдай.
— Я его вчера, пока с жуликом на полу возился, где-то в «опарнике» потерял. Найду — обязательно сдам.
— Громов, мы к тебе домой с обыском приедем.
— Приезжайте, я все равно дверь не открою.
Я вышел из кабинета начальника, чтобы через несколько секунд вернутся и поделиться с руководством внезапно посетившей меня мыслью. В кабинете царила оживление. Нинель что-то злобно шептала на ухо «кадровичке», уверен, что речь шла обо мне. А ушлый начальник БХСС горячо доказывал начальнику РОВД, что целесообразнее передать все еще сидящую в камере мошенницу для дальнейшей работ его ребятам, так как бестолковые опера из «уголовки» все испортят.
— Я что еще хотел сказать, товарищи руководители. Я на сто процентов уверен, что существует инструкция, что такую большую сумму денежных средств в РОВД хранить нельзя. Вы, когда проверку проводить будете, не забудьте наличие такого документа проверить, иначе я такую жалобу на вас накатаю. Всем счастливо.
Это сейчас сто шестьдесят две тысячи рублей сумма так себе, а еще год назад, при СССР она была вполне ого-го, а инструкции по хранению денежных средств у нас меняют очень редко. Уверен, что тут Нинель обломается и деньги в таком количестве положено сдавать в банк.
Я сел за руль машины и поехал в сторону отдела занятости центрального района города. Устал я от душных начальников, пора было начинать новую жизнь.