Искривление

7

ЕСТЬ в Восточной Африке горы, которые известны не каждому белому человеку или негру. Они стоят одиноко посреди горячих песков пустыни, вдали от оазисов. Расстояние до них невелико, но достаточное, чтобы переход по сыпучему пылеобразному песку сделать более трудным и смертельным, чем пересечение раскаленной Сахары.

Там, в глубокой долине, в ста пятидесяти милях от станций Идунда и Киллиматинде, и около двухсот миль от озер Рыква и Мпвапва, течет ледяная, стремительная река, которая рождается в высоких горах с заснеженными вершинами, несется бурным потоком через долину и затем безвозвратно теряется в солонцовых песках. Там, где она тянется по долине – богатый черный суглинок и пышная зелень. Все остальное, за пределами долины и на скалистых горах, голо и мертво, и повсюду лежит убивающая жизнь щелочная пыль.

В верховьях реки, в том самом месте, где она безумно срывается с гор короткими мощными водопадами, стоит двухэтажный дом, построенный из необработанного камня, добытого там же. Река падает, крутя маленькую турбину. В доме – лаборатория, начиненная самой современной, дорогой аппаратурой, ставшей вдвойне дороже, потому что тяжелое, массивное оборудование приходилось доставлять самолетом.

Хьюго Миллер – некогда доктор медицины, пока его не лишили степени за вивисекцию на пациентах, не считаясь с их социальным статусом, – нашел здесь идеальное место для своих сомнительных опытов. Справедливости ради нужно заметить, что он вовсе не был жестоким монстром, скорее не стеснялся никаких способов ради приобретения знаний. Все было правомерно для него, если это позволяло делать открытия. К примеру, идея войны казалась ему отвратительной, поскольку у нее не было никаких познавательных целей, кроме как научиться убивать больше людей и самым дешевым способом.

В ночь на 4 июля он засиделся в полумраке лаборатории, усердно прививая собаке кожу рептилии. В половине второго утра его внезапно охватило сильное головокружение. Выронив скальпель и электрическую иглу, он распластался на полу.

– Хьюго Миллер, – сказал он себе, когда непонятное ощущение прошло. – Тебе конец, как хирургу. Твои нервы никуда не годятся.

Чтобы доказать самому себе, что его до сих пор безупречная нервная система в порядке, он заставил себя продолжить работу, после чего надрался чистого виски в ознаменование собственной победы. Он потерпел неудачу только в двух попытках закрепить шов из пятидесяти.

Взошло солнце, и хотя на столе лежали три пустых бутылки, он сохранял твердую походку, мог ловить мух одним движением руки, убеждая себя в том, что почти трезв. Душная комната была полна дыма и паров алкоголя. Он вышел на улицу.

Здесь было прохладно. Он втягивал ноздрями влажный воздух, успокаивая измученный от напряжения мозг. Он был уверен, что едва избежал нервного срыва, заставив себя совершить трудовой подвиг, не забывая прикладываться к бутылке. Теперь, когда он стоял, купаясь в прохладе и влаге свежести, он почувствовал себя моложе и уверенным в своем ошеломляющем триумфе.

Его глаза не устали, но ему показалось, что он бредит. Долина, обычно просто зеленая, выглядела невероятно пестрой от невозможного буйства травы и деревьев, а большие тропические цветки самых ослепительных в солнечном свете оттенков поражали своим великолепием. Разумеется, редкие и сильные ливневые дожди моли пробудить к жизни семена, которые годы пролежали в земле, но он должен был признать, что большие деревья не успели бы вырасти до полной высоты за несколько часов, хоть при каких осадках. Жирная земля казалась гораздо чернее обычного, и не выглядела мокрой от дождя.

Еще больше, чем так быстро выросший великолепный лес, его сбили с толку мелкие животные, которые кормились или спали в траве и деревьях. За то время, что он провел в скрытой долине, он видел нескольких птиц, отдыхавших на негостеприимных верхушках деревьев. Но никогда не замечал каких-либо мелких животных. Даже крысы избегали этого места.

Теперь же он наблюдал каких-то мелких животных, размером с лису, оставлявших пятипалые следы, но не узнавал их. На берегу реки, – теперь он обратил внимание, что она раздулась раза в три больше прежнего, и решил, что от растаявшего снега, тогда теоретический ливень был не нужным, – виднелись животные похожие на черепах, но на порядок больше и с хитросплетенными панцирями.

Это, возможно, были глиптодонты или предки черепах, но только никакой нормальный человек не мог бы согласиться с таким нелепым объяснением. С ветвей деревьев, покрывших склон горы, свисали существа, похожие на летучих мышей, но раз в сто больше чем какая-либо из тех, которые он видел в своей жизни, с размахом крыльев футов тридцать или сверх того.

До сих пор он был просто ошеломлен, пребывая в шоке от увиденных изменений, произошедшей со знакомой долиной. Когда же пришел в себя, то почувствовал, как земля задрожала под ногами, а когда повернулся лицом к устью долины, то в отчаянии закричал.

УСЛЫШАВ РЕЗКИЙ крик, животное подняло крошечную голову и обратило на него пристальный взгляд. Тварь была длиной в шестьдесят футов, не меньше. Только шея имела футов двадцать, еще двадцать пять хвост, и между ними бочкообразное тело с короткими передними ногами и невероятно толстыми задними. Его ноздри с шумом гоняли воздух, вынюхивая запах врага.

Миллер вынужден был признать, что перед ним динозавр.

Он нервно наблюдал, как тот двинулся к нему, сотрясая землю каждым шагом, быстро сокращая значительную дистанцию. Когда чудище уже находилось в нескольких сотнях ярдов от него, вбежал в дом и схватил скорострельную винтовку. Он зарядил ее своими ловкими и как всегда твердыми руками, вставив пули со стальной оболочкой в глубокий металлический кожух.

Теперь он не боялся. Не подобает твердой каменистой почве дрожать под каким-либо современным животным, и он не мог даже представить, чтобы натренированные нервы сыграли с ним такую шутку. Затем он вышел из двери, с винтовкой в руке, и спокойно ждал, пока гигантское животное не окажется в пятидесяти ярдах. Глупые, пустые глаза смотрели прямо на него; он тщательно прицелился в левый глаз динозавра, который к этому моменту замедлил ход и приближался осторожно.

Раздался выстрел. Мгновение спустя грохот смешался с жутким ревом боли, и ударившее в горы эхо отразилось тысячу раз. Динозавр рухнул на месте, его хвост, словно отбойный молот, заколотил по земле.

Тогда Миллер вернулся в дом, вычистил оружие и выпил еще одну пинту.

Когда он вышел четыре часа спустя, тварь была почти мертва.

К этому времени Миллер был совершенно трезв. Научный энтузиазм, который захватывал его даже при опьянении, и теперь разгорелся не на шутку. Он прошелся вокруг динозавра, чувствуя ликование по поводу своей победы, бросившей гигантский анахронизм под ноги его могуществу. Чудовище все еще билось, хвост крутился взад и вперед по смертельной дуге, хотя его дыхание и сердцебиение почти угасли.

Пока Миллер был в доме, в безумной агонии тварь сломала большое дерево.

Загвоздка была в том, как умертвить ее. Он знал, что примитивная нервная система огромной рептилии может поддерживать в ней жизнь в течение нескольких дней. Он мог бы попытаться добраться до чувствительного ганглия, но флексия затронутых мышц, живых или мертвых, могла легко убить его. Он жалел, что послал пулю в крошечный мозг, в результате чего потерял любопытный и ценный материал для изучения. Но совершенно целая туша вызывала не меньший интерес.

Поэтому он вернулся в лабораторию и долгое время работал над спящей под наркозом собакой, заставляя себя проявлять осторожность в эксперименте, который утратил для него интерес.

Утомленный и уставший от невыносимости ожидания, он снова осмотрел динозавра, через одиннадцать часов после того, как послал пулю, пронзившую мозг. Светя электрическим фонариком, он обнаружил, что сердце перестало биться, а внешний раздражитель, направленный на остроконечный зрачок, не вызывал реакции. Таким образом, он был совершенно уверен, что тварь мертва.

Он осмотрел поврежденный выстрелом левый глаз, выходное отверстие размером с небольшую тарелку в развороченном черепе, придя к выводу, что покрытая слоем стали пуля «дум-дум» – единственная штука, способная умертвить доисторического монстра.

Следующим утром, после нервной, томительной ночи плохого сна Миллер заточил два топора и мачете, собравшись резать динозавра на куски, достаточные для тщательного осмотра.

Он позволил себе распрямить спину несколько часов спустя, взгромоздившись на высокой чешуйчатой спине и воткнув мачете в тушу. Но у него уже были сведения о нервной системе, пищеварительном тракте и других важных органах доисторического животного, которые, он был уверен, позволят ему вернуться в научный мир.

Он обнаружил, что динозавр был травоядным, с четырьмя отдельными желудками. Все четыре были заполнены, поскольку животное кормилось непосредственно перед смертью, и содержали приблизительно шесть тонн различных трав. Имелись два мозга, или, что более верно, продолжения спинного мозга, один у основания хвоста, другой – в черепе.

Глаза были с веками, расставленные как у рыбы, и не фокусировались. Четыре доли легких отличались только структурой от любых других наземных животных, и были способны вместить от полутора до двух миллионов кубических сантиметров воздуха. Его открытия по мускульному сгибанию, нервной стимуляции и реакции, репродуктивной системе, сосудистым, скелетным и эндокринным функциям были слишком сложны для неспециалиста.

Он скрупулезно записывал свои результаты, не упуская ничего важного, чтобы, когда его пилот появится с припасами, можно было бы сесть на самолет с законченной рукописью монографии.

Манарди из Италии, Ренц и Шрайнер из Германии, и Энди Маккей из Соединенных Штатов несколько месяцев назад сломали ему карьеру. Постановление суда об аресте ему вручили на трапе самолета. Теперь же он напрочь забыл об этом.