Искривление

15

СОЛНЦЕ, по крайней мере, было теплым, и ни один желтый или зеленый оттенок в атмосфере не свидетельствовал о ядовитых газах. Бактериями можно было пренебречь. Сибирь была достаточно далека от мест сражений и безопасной; а если когда-нибудь наступит зима, смертельные микробы умрут из-за отсутствия условий для размножения, что сделает мир снова пригодным для жизни.

В любом случае, место, которое они выбрали в Сибири, не было затронуто западными колонизаторами по какой-то странной причине, хотя почва выглядела довольно плодородной, а климат – комфортным, несмотря на сезонную сухость. Позже, когда станет безопасно исследовать руины погибшего мира, возможно, найдутся семена для посадки; пока же синтетической пищи хватит, чтобы продержаться почти год, если сидеть на строгом пайке.

С ностальгией Лэнс думал о грязной арендуемой квартире, где он нередко голодал, но все же был доволен, а иногда почти счастлив. Улицы, изрытые линиями метро, некогда кипели шумом жизни. Отвратительность небоскребов прятала от людей красоту. Но теперь все было мертво: сила первобытных и полуцивилизованных эпох, интеллектуальный и художественный расцвет третьего тысячелетия, рассудительное спокойствие и духовные ценности четвертого и пятого тысячелетий.

Все мертвые и не погребенные! Но семьсот шестьдесят человек, помышлявших теперь о мире, были живы – вероятно, последние из человечества.

Рид управлял трубкой визора, обыскивающего своими окулярами нетронутую поверхность земли под ними.

– Теперь ты нищий, Уортинг, – с горечью сказал Лэнс своему другу.

Уортинг пожал плечами.

– Я был им все время.

– Мне кажется, я вижу колонию – примерно в пятидесяти милях отсюда! – воскликнул Рид.

Черно-белое пятнышко на желто-зеленой поверхности могло быть чем угодно.

– Следуйте туда, – приказал Лэнс пилоту.

Пятнышко превратилось в деревню и, по мере приближения, превратилось в отдельные здания, приземистые, желто-черные каменные сооружения самой грубой архитектуры. Низкая стена окружала деревушку; за ее пределами, под теплым солнцем, козы и овцы паслись на низкорослой траве. За крошечными пастбищами виднелись сотни мелких земельных участков – жалкие тычки грубых овощей, цеплявшихся за жизнь.

Вращение ручки увеличило работающие на полях фигуры до поразительно больших размеров. Приземистые, некрасивые, неуклюжие, с лоснящейся желтой кожей, в мятых бесформенных одеждах, из-за которых они казались толще, чем могли быть.

– Земледельцы.

– Может быть, мы сможем обменяться с ними на семена, – предложил Рид.

Лэнс ничего не ответил, но продолжал разглядывать ничего не подозревающих трудяг внизу.

– Мне кажется, это женщины, – осторожно заметил он.

– Надеюсь, – ответил Кант, – что знания человечества не будут потеряны, равно как и само человечество.

Корабль бесшумно опустился на землю. Отправили делегацию исследовать деревню, в то время как остальные начали сооружать временные жилища и центр для исследовательских экспедиций.

Женщины безразлично разрешили им изучить местность. На самом деле, во время осмотра им не только не мешали, но и полностью игнорировали.

– Мы не нашли мужчин, – сказал начальник партии, когда они вернулись через час. – Очевидно, они отправились на войну и, конечно, не вернулись. Здесь около четырехсот женщин, и бог знает, сколько детей. Много воды, но зелень растет не так, как хотелось бы.

Женщины молчаливо продолжали трудиться. Они не проявили ни малейшего любопытства. Их сильные тела будто не знали устали.

– По крайней мере, раса не погибнет, – задумчиво сказал Кант, когда они с Лэнсом сидели, прислонившись к борту корабля, наблюдая за неуклюжими и неутомимыми движениями низкорослых, уродливых женщин.

Лэнс лениво проводил взглядом шершня-разведчика, летавшего вдоль стены ближайшей хижины. Тот исчез под карнизом, чтобы появиться через мгновение и улететь. Позже утром заявились десять или одиннадцать шершней, неся крошечные белые личинки – двух из них Лэнс мог разглядеть, несмотря на расстояние. Затем их прибыло еще больше.

Шершни нашли новый дом.