Исходный рубеж

Глава 15. Другой мир

— Поможет вылечить? — Эльвира фыркнула. — Бред. Эти варвары умеют только убивать.

— Предвзятость и однобокость — не лучшая черта политика, — менторским тоном напомнила ректор.

— Да сбежать они пытаются! — настаивала королева. — Вот и пудрят мозги. А потом, чего доброго, возьмут Вардо в заложницы — и все, приехали. Пусть сидят и радуются, что их не хлещут молниями, как они того заслуживают.

— Дико извиняюсь, что влезаю в спор, — подала голос стоящая в дверях Аджа, — но вам не кажется, что магия начала слабеть? По дороге сюда я попыталась обратиться, и получилось лишь с третьего раза.

Вопрос, долгое время витавший в воздухе, наконец-то осмелились озвучить. С едва слышным вздохом Лала зажгла меж пальцев трескучий сгусток энергии и поднесла к лицу. Колдовской шар изошел рябью и заметно потускнел, словно его вызвал новичок, а не опытнейший магистр.

— До конца не верила, — Лала сжала шарик в кулаке, и синие сполохи брызнули сквозь пальцы, — но, похоже, это правда. Любой волшебник — суть есть укротитель. Одни изучают повадки зверей, чтобы приручать их и дрессировать, мы же изучаем и подчиняем стихии. Все наши формулы, изыскания, навыки заточены на энергию родного мира. Ею пропитаны стены Академии, силовое ядро, мы сами, но надолго запаса не хватит, особенно с учетом постоянного поддержания барьера. Новый же мир либо пронизан энергией с принципиально иной структурой, и все заклинания придется редактировать и настраивать под новые условия. Либо… — в этот раз вздох был куда громче, — на этой планете и вовсе нет магии. И то, что мы до сих пор не встретили ни одного чародея — тому подтверждение.

— А как же железные посохи? — удивилась Эли.

— Колдун способен сражаться и без оружия. Пленники давным-давно бы сбежали, владей хоть толикой знания. Я специально отключила щит на двери их камеры. Достаточно слабейшей волшбы, чтобы расплавить прутья или расколоть замок. Но они до сих пор взаперти. И это еще одна причина, по которой с местными лучше дружить, чем воевать.

Эльфийка неразборчиво буркнула под нос, где видела такую дружбу, как вдруг снаружи послышался странный перестук. Выглянув в окно, девушки увидели, как костяная стража у входа рассыпается скелет за скелетом, точно домино.

— Видимо, придется экономить не только еду, — шепнула Лала.

— Смотрите, — Аджа указала на дом-башню.

По дорожке вдоль избушек прокатила белая самоходная повозка с красными крестами на бортах и остановилась недалеко от крыльца. Из кабины вышла женщина, что сутками ранее привела к Академии разъяренную толпу, за ней двое солдат вынесли на носилках накрытое простыней тело, последней с подножки спрыгнула зареванная девочка лет восьми. Конечно, можно предположить, что аборигены принесли раненого сослуживца — попытаться вылечить колдовством. Или какой-нибудь экспонат из вскрытого хранилища, подстреленный в городе. Или просто случайный труп. Или они обознались. Вариантов — масса, но среди наблюдающих за жуткой процессией были самоуверенные, надменные, взбалмошные, но не тупые. Все прекрасно понимали, кого несли к воротам, но не все могли поверить в увиденное.

Эли пьяно тряхнула головой, закатила глаза и грохнулась бы на пол, не окажись рядом Аджи. Волчица поймала королеву и бережно усадила на трон — побледневшее лицо эльфийки не выражало никаких эмоций, и при том по щекам ручьями катились слезы.

— Следи за ней, — дрогнувшим голосом произнесла ректор и покинула кабинет.

У входа собрались пять магистров с посохами наготове, но Лала без раздумий и промедлений распахнула створки воздушным потоком. Немая сцена продлилась с полминуты — люди уставились угрюмыми взорами на ректора, а та не знала, что делать и как реагировать. Ее била мелкая дрожь, ногти до крови впились в ладони, а на стиснутых зубах трещала эмаль. Будь волшебница моложе и глупее, обратила бы выродков в пепел без суда и следствия, но как-то странно упрекать ученицу в предвзятости и однобокости, а потом чинить самосуд.

— Нам очень жаль, что так вышло, — сказала Римма.

— Правда? — левая бровь изогнулась. — А это не вы привели сюда свору убийц?

— Я лишь хотела вернуть дочь. Эта девушка отдала жизнь, чтобы ее спасти. Ребята сказали, что одна из ваших учениц ранена. Помочь ей — это меньшее, что я могу для вас сделать.

— Как она погибла? — холодно спросила ректор, глядя на местных, как на прокаженных бродяг.

— Если я ничего не путаю, — начал Тихий, — Кири отключила какое-то защитное заклинание, чтобы освободить тех, кого оно проглотило. Выжили все, кроме нее.

— Защитное заклинание?

— Заблудник, — шмыгнув, подсказала малышка.

— Получается… — Лала задохнулась на полуслове и коснулась лба тыльной стороной ладони, — Кири погибла по нашей вине. Боги…

— Сейчас не время искать виноватых, — Римма поправила лямку тяжеленой медицинской сумки. — Нельзя допустить, чтобы погибла и вторая.

Лала кинула и выпрямилась, вернув, пусть и частично, привычный официозный вид.

— Прошу за мной.

***

— Кто эти люди? — спросила Иванчук, глядя из окна кабинета на копошащихся под администрацией горожан.

Но говорила мэр не о перепуганных жителях, а об ополченцах, уверенно следящих за обстановкой и на корню пресекающих любые конфликты.

— Отставные военные. Спасатели. Пожарные, — ответил Белов, хлебнув крепкий кофе. — Те, кто умеют работать в экстремальных ситуациях.

— Говорят, недавно к нам пожаловал отряд Росгвардии. Неплохо бы подключить и их.

— Неплохо бы. Но я пробивал по своим каналам — на связь они не выходят.

— Думаешь, нечисть постаралась?

— Кто знает, полковник хмыкнул. — Да уж… Сколько лет живу, сколько всякой дряни повидал, но такого…

— Боюсь, главное зло вовсе не с той стороны, — вздохнула мэр.

И оказалась права. Рация на бронежилете ожила, затрещала, и раздался искаженный расстоянием и старым динамиком голос:

— Нас мочить идут.

Белов хотел уточнить: кто, откуда и в каком количестве, но вскоре все увидел сам. По выходящей прямо к площади улице исторического центра катилась черная гремящая волна. Мимо фасадов, переживших обе мировые войны, неслось не меньше пяти сотен молодчиков в черном, вооруженных арматурой, дубинками, ножами, кастетами и огнестрелом. Последнего имелось на порядок меньше, но против женщин, детей и стариков хватило бы и голых рук.

Намерения разъяренной толпы читались без слов и лозунгов — ни о каких переговорах, задабриваниях и увещеваниях и речи не шло. Договориться можно с теми, кто готов к переговорам, а не со стадом кровожадных тварей, мечтающих разорвать всех на своем пути, не делая скидок на пол и возраст.

— Ну и что прикажешь делать? — с усмешкой спросил шеф. — Где теперь твоя хваленая демократия и либерализм? Иди, расскажи им про свободу слова и плюрализм мнений.

Вместо ответа Елена взяла микрофон, подключенный к громкоговорителям снаружи, и как можно спокойнее произнесла, хотя саму трясло от пяток до кончиков волос:

— Друзья, прошу внимания! Спрячьтесь в здании администрации — быстро, но без паники. Кто может — помогите забаррикадировать вход.

Собравшиеся завертели головами. Одни начали спорить, другие возмущаться, третьи просто проигнорировали просьбу, стоя на месте и копаясь в смартфонах. Не помогали ни окрики ополченцев, ни попытки действовать силой — люди не видели приближающуюся смерть, а значит, она для них не существовала. И лишь когда от топота множества ног задрожала плитка, горожане отвлеклись от дел насущных и уставились в узкий проход между рядами двухэтажных зданий.

Когда же оттуда выплеснулось распаленное ревущее зло, всем скопом бросились к входу и, разумеется, устроили там давку. Прояви Иванчук больше решительности, а жители — сознательности, и все успели бы спрятаться. А так угодили в бутылочное горлышко, орали, толкались, топтались по упавшим, но не продвинулись ни на метр.

— К черту, — Белов прикладом выбил стекло. — Второго участка тут не будет. Огонь на поражение! Сдерживать упырей до последнего!

Пятнадцать вооруженных мужчин подбежали к брошенному посреди площади броневику — последнему препятствию, способному хоть как-то сдержать черный прибой и защитить гражданских от неминуемой расправы. По-хорошему, бойцам бы занять позиции на крыше или верхних этажах, но вход закупорили намертво, не протиснуться. Несмотря на отличную броню импровизированного ДОТа, все прекрасно понимали, что такую орду не сдержит даже станковый пулемет, куда там АКСУ и прочая мелочевка. К тому же, с каждого борта имелось лишь по три бойницы, плюс верхний люк и дверца кабины — итого вести эффективную стрельбу могла лишь треть.

Оставшийся десяток, несмотря на смертельную угрозу, не рванул прочь, не забился в десантный отсек, а выстроился цепью перед машиной, встав на колено, чтобы не попало от своих. Пятнадцать стволов как один застрекотали короткими очередями, вопли убитых и раненых тонули в гомоне, бандиты падали под ноги подельников, но гибель соратников повлияла на карателей совсем иначе, нежели предполагалось. Орава не рассеялась, не повернула назад и даже не замедлилась — наоборот, заорала громче, свирепее и, одурманенная гневом, кинулась на защитников. Единственное, что удалось последним — отвлечь внимание на себя, выкроив жителям секунды на проход в убежище.

Первый ряд смяли в мгновение ока и принялись с запредельным остервенением рвать, колоть, топтать. О ярости и безжалостности лучше всего скажут брызги крови, покрывшие борт «медведя» снизу доверху, подобно алому камуфляжу. Запертые в броневике мужчины отстреливались до последнего патрона, но вывели из строя в лучшем случае человек тридцать из пяти сотен.

Опьяненные смертью молодчики накинулись на машину, выплескивая скопившуюся злобу на металле. Прошло несколько минут, прежде чем до упырей дошло, что их оружие бесполезно, но и это не спасло ополченцев. Из припаркованных вдоль дороги авто слили бензина, окатили неприступного «медведя» и подожгли. Стальная шкура выдержала и тогда, а вот колеса загорелись, зачадили, наполняя салон едким дымом. Бойцы держались до конца, предпочтя задохнуться, чем снова напоить упырей кровью.

— Господи… — Иванчук закрыла лицо ладонями, чтобы не видеть жуткую казнь. — Что нам теперь делать?

— Молиться, — процедил Белов, заряжая последний магазин. — И надеяться на чудо.

И чудо случилось.

Окна зазвенели от рокота винтов — к площади приближался грузовой вертолет. Облегченная рама, состоящая из кабины, переходящего в хвост «хребта» и разведенного в стороны шасси без груза походила на отощавшую стрекозу и вызывала скорее смех, нежели страх. Однако с расписанным «цифрой» контейнером вместо фюзеляжа летающий кран выглядел толсто, внушительно и более чем грозно и напоминал самый настоящий боевой винтокрыл.

А когда рычащая громада зависла над площадью, сбивающий с ног ветер заметно поубавил пыла у молодчиков.

— Что там, мать твою, происходит? — спросил командир экипажа.

— Не знаю, — ответил второй пилот. — Но груз приказали доставить в эту точку.

— Я помню, что нам приказали. Штаб, это «Печкин». Посылка прибыла, но у мальчиков явно нет документов.

— Доложите, — сухо отозвался собеседник из центра управления.

— Да тут, блин, бунт, походу. Ментов… полицейскую машину жгут, всюду кровь, трупы.

— Подождите, передам в главк.

— Мы тебе что, на лавочке в парке? Какой подождать, и так еле висим с дурой под брюхом. Топливо сгорает, как пакля!

— Подождите, — словно робот отчеканил оператор и отключился.

Неизвестно, какое решение принял бы главк, но кое-кто из шантрапы одурел настолько, что пальнул по вертолету. А у аппарата не то что брони нет, а металл для корпуса подобран самый легкий, чтобы ни грамма лишнего веса — все для грузоподъемности. Пуля пробила носовой обтекатель, не нанося существенного ущерба — на этом бы все и закончилось, если бы подельники не поддержали сумасброда. В ход пошло все — от бесполезных травматов и берданок до трофейных автоматов, и длительное нахождение под зенитным огнем могло привести к катастрофе. Двигатели и винты вряд ли бы испортили, а вот пилотов ранили запросто.

— К черту… — прорычал командир и сбросил груз.

Контейнер рухнул с высоты десятиэтажного дома, и удар был столь силен, что швы разошлись, и содержимое покатилось по площади, гонимое потоками ветра. Пакеты аварийных рационов, крупа, макароны, шоколадки, банки тушенки, бутылки с водой — центр площади выглядел так, словно на него вытряхнули целый супермаркет. Насытившись кровью, упыри приступили к утолению иной — более приземленной, животной — жажды. Хватали все подряд и совали в рот, дрались меж собой за лакомые кусочки, распихивали поживу по карманам, перерывали коробки и разбитые ящики в поисках спиртного.

Собери все сбежавшие из Академии экспонаты — и те выглядели бы более культурно и человечнее, чем эта шайка зверья. Хаос — высшая форма прядка? Чушь собачья. Единственная выгода от вакханалии — люди успели спрятаться, втащить внутрь раненых и заблокировать двери. Надолго ли хватит баррикад? Ровно до той поры, когда ублюдки нажрутся, отдохнут и вспомнят, что неплохо бы снова пустить кровь, ведь ничего иного они не умеют и не хотят.

— Нравится? — прорычал Белов, ткнув в черное мельтешение пальцем. — Вот цена твоего попустительства. Вот к чему приводит мягкость и нерешительность.

Иванчук хотела возразить, но молча отвернулась.

***

— На месте ей не поможешь, — Римма обновила повязки и отошла от постели. — Надо везти в больницу на операцию.

За врачом наблюдал чуть ли не весь преподавательский состав, словно женщина была особо опасной ведьмой, способной обращать в пар одним лишь взглядом.

— Еще чего! — буркнула Эльвира, все еще пребывая в шоковом состоянии. — Кири уже ушла к вам — и чем все кончилось?

— Нужен рентген, искусственная вентиляция, свет, ассистенты, хирург. Без этого я не дам и шанса на выздоровление.

— Я поеду с ними, — внезапно произнесла Аджа.

— И что ты сделаешь одна? — возразила ректор. — У меня иная идея — ваша дочь останется в Академии, как залог.

— Точнее, заложница, — нахмурилась Римма.

— На мой взгляд, это равноценный обмен, — Лала ответила холодным взглядом.

— А как же наши сослуживцы? — вперед выступил Тихий. — Вы обещали отпустить их, если приведем доктора. Мы привели.

— И толку? — продолжила возмущаться королева. — Что с ней, что без нее — итог один!

— Мы так не договаривались, — пробасил Батыр. — Договор — важней всего.

— Жулье! Я просила помощи, а не бесполезного лекаришку!

— Замолчите все! — неожиданно громко пискнула Маша, и люди и эльфы в изумлении уставились на ребенка. — Как вам не стыдно! — девочка всхлипнула, с трудом удерживаясь от слез. — Кири не сомневалась, когда погибла ради меня, а вы грызетесь, как собаки! Я останусь здесь, а вы отпустите солдат — пусть защищают маму и раненую девушку в дороге.

— Дочка!

— Хватит! — Маша топнула ножкой. — Я устала от ругани! Если бы не ваша злоба и ненависть, никто бы не умер! Кири не съела меня, не похитила, не ударила. Она… она… ужин мне приготовила. И мы бы обязательно подружились, если бы дяди полицейские не ввалились в квартиру и не начали стрелять! Сколько раз твердила вам — лисичка хорошая, а вы? Нельзя же так!

Дяди полицейские… В свалившейся кутерьме Римма не в полной мере осознала, что сержант уже не вызовет на очередную драку, не подбросит домой после работы, не попытается неуклюже пригласить на свидание… Бабаева больше нет — погиб, защищая единственное существо, способное спасти Машу. Чужого ребенка, для которого Артур так долго хотел стать своим. Случилось бы все иначе, ответь Римма взаимностью? Кто знает, да и чего гадать — прошлое не вернуть, будущее не предсказать, а настоящее не изменить. Женщина сглотнула и подняла глаза к потолку, стараясь не моргать, чтобы слезы не скатились с покрасневших век. Глядя на это, Эльвира часто задышала и злобно буркнула:

— Пусть уходят. Девчонка остается.

— Пожалуйста, — шепнула Римма, — будьте с ней помягче.

— Не волнуйтесь. Друг Кири — мой друг. Но лучше бы вам вернуть Вардо живой.

Вампира переложили на освободившиеся носилки и понесли к «скорой». Минуту спустя в карету забрались Родин, Дуло и Француз. Перед поездкой предусмотрительный Бембеев забрал снарягу из тайника, и когда машина вкатилась на пандус приемного отделения, гвардейцы полностью облачились и вооружились. Аджа наблюдала за их переодеванием с плохо скрываемым интересом.

— Если что — вы обе местные, — предупредила врач, открывая задние дверцы и радуясь про себя, что у чужачек нет ни ушей, ни хвостов. Впрочем, паспортов тоже, но вскоре выяснилось, что регистрации и документы отошли не на второй, а на десятый план.

— Это какой-то кошмар! — с ходу запричитал главврач. — Говорят, на площади стрельба! Уйма народа погибло!

Бойцы переглянулись и, передав носилки санитарам, поспешили к стоянке. Здесь от них пользы мало, зато у мэрии быть может пригодятся.

— Василий Петрович, — реаниматолог взяла начальника под локоть, — что у нас с операционными? Эту девушку надо вытащить любой ценой — вопрос жизни и смерти, причем не только ее.

— А кто она? — нахмурился медик. — Дочь какой-то важной шишки?

— Вроде того. Прошу вас, это очень важно.

— Все тяжелые уже прооперированы. Хирурги работали две смены подряд, и… ладно, все будет, Риммочка, не волнуйся.

Аджу оставили в зале ожидания, несмотря на рьяные попытки сопровождать подругу до самого порога операционной. Не став тратить драгоценное время на ликбез про санитарные нормы, Римма просто сказала:

— Я доверила вам родного ребенка, так что будь добра — доверься и мне.

В семьях оборотней десять-двенадцать детей — обыденность, и кровные узы значат больше, чем для любого другого народа. Аджа утихла, развалилась на стуле и с недовольным видом скрестила руки на груди.

— Четыре пулевых, — хирург поднес к свету рентгеновский снимок, пока Римма вводила обезболивающее. — Два в область сердца, два — в легкие. Очень большая кровопотеря. Странно, что бедолага еще жива.

— Надо переливать, — Василий Петрович решил помочь коллеге. — Какая у нее группа?

— На анализ уйдет время, — ответил хирург. — Пятьсот кубов можно влить любой.

— Точно! Давайте вторую положительную — ее больше всего.

Медсестра принесла пакет из холодильника, присоединила к аппарату и ввела иглу в вену. Первые сто кубов перекачались без проблем, затем Вардо задрожала всем телом, а пульс подскочил под две сотни.

— Это еще что за новости? — проворчал главврач.

— Впервые такое вижу, — хирург склонился над пациенткой, и в этот миг девушка распахнула налитые кровью глаза, выпустила клыки и впилась в шею зазевавшегося медика.

Мужчина заорал, замахал руками, попытался высвободиться, но обезумевший вампир держала стальной хваткой — вместе с древней жаждой в ней пробудилась и древняя сила, способная уничтожать целые деревни и наводящая ужас на рыцарей и лордов. Лишь могучие маги-охотники могли совладать с кровавым проклятием, но все они остались в бесконечно далеком Эльфироне. Людям еще повезло, что Вардо владела этой мощью по рождению, никогда не напитывала ее и не тренировала, иначе сдержать девушку не сумели бы и все колдуны из Академии.

Весь персонал в операционной кинулся на выручку. Медсестры пытались оттащить хирурга, Василий Петрович просунул меж зубов пулевые щипцы и надавил всем весом, как на рычаг, но в итоге погнул щипцы. И только Римма, больше других знавшая, с чем имеет дело, догадалась выкрутить напряжение дефибриллятора до упора и шарахнуть упырицу током. Хирургу тоже досталось, но удар прошел через мертвое тело, а Вардо отскочила с куском плоти во рту.

Одна из медсестер рухнула в обморок — она, конечно, насмотрелась и на вскрытые трупы, и на жертв автокатастроф, но первые видела человека, со звериным аппетитом пожирающего человеческое же мясо. Вторая с диким визгом кинулась в коридор, но не добежала шага до двери — вампир прыгнула на спину и вонзила клыки в затылок. На шум сбежались проходившие мимо доктора — оба навалились на взбесившуюся пациентку, но не смогли ни на секунду оторвать от хруста позвонками. И даже слоновья доза анестетика не возымела эффекта. Видя, что бой проигран, Римма пулей выскочила из кабинета, и мало кто осмелится осудить ее за это.

Навстречу уже неслась Аджа — острый слух уловил нездоровые звуки с первого этажа. Глядя за перепуганную до смерти, забрызганную кровью женщину волчица сразу обо всем догадалась. Будь у Вардо больше сил, она бы сдержалась, отринула соблазн, однако магия и так иссякала, а вдали от Академии и вовсе едва ощущалась. С первого раза чародейка отрастила уши, со второго — хвост, на третий шерсть на загривке, но полного превращения не добилась.

Тем временем упырица вышла из операционной — подбородок и скулы заострились, сияющие алым глаза и щеки впали, слипшиеся волосы болтались космами, клыки торчали из перекошенного рта, а вместо одежды обнаженное тело покрывала размазанная кровь. Не самая красивая, но вполне симпатичная тихоня превратилась в настоящее чудовище, кланы подобных в незапамятные времена держали в страхе целые континенты.

— Вардо, очнись! — крикнула Аджа, медленно пятясь.

Если бы у кого повернулся язык назвать волчицу трусихой, тот оного быстро бы лишился, но при виде наступающей жути коленки так и дрожали. И тщетные потуги обратиться тоже смелости не добавляли, а без истинного облика против вампира не было ни шанса. Оставалось лишь взвывать к разуму, но с тем же успехом можно задабривать бешеного волка.

— Вардо, не сдавайся! — упоминать имя особенно важно, ведь для вампира оно сродни талисману, знаку силы. — Вспомни, кто ты!

— Я вспомнила, — девушка расплылась в безумной улыбке от уха до уха, обнажив острые акульи зубы. — Вот она я — настоящая. Что, уже не так хочется шпынять и подначивать?

— Я не…

— Не ври хотя бы перед смертью. Думаешь, я не слышала ваши перешептывания? Вардо странная. Вардо забитая. Почему она постоянно молчит, с головой проблемы? Что еще взять от кровососа? Думаешь, мне были безразличны ваши издевательства и шуточки? Нет. Я просто терпела. Потому что теперь мой народ иной. Цивилизованный. Культурный. Отринувший прошлое ради прогресса и процветания. Но знаешь, что? Нет ничего хуже, чем потерять корни. Я наконец-то нашла свои. Так почему же ты не рада, Аджа? Почему трясешься и поджимаешь хвостик? Где твоя задиристость и грубость?

Все оказалось хуже, чем предполагалось. Она не сошла с ума, а добровольно приняла проклятие и отринула навязанную слабость. Сбросила оковы, попрала законы, нарочито расторгла все обязательства. А значит, час слова истек, пробил час войны. Аджа оскалилась, чувствуя, как распирает мышцы и ломает кости, но то, что ввергло бы обычного человека в болевой шок, доставляло оборотню наслаждение сродни сексуальному.

И прежде чем девушка встала на четыре лапы, Вардо утонула в своей тени и вынырнула из вражеской. Сокурсницы сцепились в клубок и вылетели в окно — падала еще девушка, а приземлилась уже волчица. Свалка продолжилась на газоне под вопли убегающих людей — даже хромые и переломанные махнули через забор, как заправские спортсмены. И лишь самые отчаянные снимали на видео, как отощавшая жуть рвет когтями и зубами огромного зверя, а тот отвечает взаимностью.

Клочья шерсти и брызги крови полетели во все стороны. В этой драке не было ни капли благородства, только безудержная злоба. Так грызутся бродячие псы, рыча, вереща и клацая пастями. Длилось это минут двадцать, после чего газон выглядел так, будто на нем валялось стадо диких кабанов. В пылу схватки Адже удалось вытащить соперницу из тени здания под лучи заходящего солнца — не самые опасные, но заметно ослабляющие дитя ночи. Вскоре возня прекратилась, звуки стихли, а клубок распался. Волчица — ободранная, окровавленная, с перекошенной челюстью, поплелась к кустам зализывать раны, припадая на переднюю лапу. Обнаженное тело с разорванной глоткой осталось недвижимо, устремив к небесам остекленевшие глаза. До захода от него останется лишь пыль.