Глава 14. Заблудник

— Вы не слишком с ними строги? — холодно спросила ректор, стоя у окна в «тронном» кабинете. — Может, хотя бы воды дать? Все-таки они военнопленные.

— Они — разбойники и душегубы, — процедила Эльвира, окунув сухарь в чай с такой злобой, словно топила кровного врага. — И за сутки точно не помрут от жажды. А если местный лекарь опоздает и Вардо погибнет, голод — это меньшее, что их ждет.

— Ваши действия развяжут войну. А мы не в том положении, чтобы отбиваться от целого мира. Запасы на исходе. Прислуга уже замочила ремни, чтобы варились лучше. Надо налаживать связи, а не жечь мосты. Иначе умрет не только Вардо.

— Надо валить отсюда как можно скорее, — королева откусила на один зубок, прожевала и швырнула сухарь на поднос. — И как это только едят?

— Чтобы… кхм… валить нужен еще один древний свиток. Слуги второй день прочесывают библиотеку, но шанс на успех крайне мал. Заклинание попало к нам либо из-за ошибки, либо со злым умыслом. В обоих случаях надеяться на дубликат бессмысленно — молния дважды в одно место не бьет.

— И что, мы тут навсегда застряли?

— Уверена, пропажу уже обнаружили. Все-таки не иголка исчезла. И лучшие умы Эльфирона думают, как нас вернуть. Но заклинания подобной мощности и точности — дело не на пять минут. И наша первоочередная задача — сделать так, чтобы старания чародеев не прошли даром. И чтобы домой вернулась Академия, а не склеп. Если местные узнают, что мы заморили в застенках их соплеменников, нам конец. Барьер и скелеты — защита надежная, но добывать еду не умеют.

— Ладно… — проворчала Эли, с отвращением глядя на сухарь, который пугал ее куда больше любой войны.

Подземелье утопало в душном мраке. Ни сквозняка, ни скрипа, ни шороха — если бы не болтовня сослуживцев и не стук сердца в висках, показалось бы, что вслед за зрением пропал и слух. А вот если бы бойцов рассадили по одиночкам, психологическое давление возросло бы многократно. Не умеют эти барышни допрашивать и военному ремеслу вряд ли обучены, зато замки и решетки научились делать вне всяких похвал.

— Сидим тут как три фуфела, — проворчал Француз.

— Сидим, блин. Сидим! — огрызнулся Дуло. — Ты можешь просто помолчать?

— Оба заткнитесь, — Родин в который раз подошел к двери, качнул прутья и нащупал замочную скважину.

Без инструментов можно и не браться — зря потратишь силы. Черт знает, кого держали в этих камерах, но такое ощущение, что слонов или носорогов — иначе для чего толстенные штанги, намертво вмурованные в камень?

По коридору эхом пронесся скрежет, а следом вдоль стен скользнули рыжие блики. Старлей не видел, кто приближается, но слышал шаги трех женщин, одна из которых несла что-то тяжелое, судя по плеску — ведро воды. Слух не подвел — к решетке подошли два магистра и короткостриженая пацанка с хищными глазами. Незнакомка грохнула на пол деревянную емкость с плавающим ковшиком.

— Ну что, уроды, — Аджа оскалилась и хрустнула пальцами, — прохлаждаетесь? Я бы вами занялась, да ушастая неженка не велит.

— А что тебе нужно? — Демьян встал вплотную к прутьям, и от волчицы его отделяли считанные сантиметры. Колдуньи тут же направили на пленника посохи с таким видом, словно на них прыгнула бешеная собака.

— В первую очередь — избавиться от вас, — девушка обнажила клыки.

— Дверь открой — и мы уйдем, — хмыкнул Француз.

— С удовольствием. Если вы и всех горожан с собой прихватите.

— Всех? — Родин ткнулся лбом в холодный металл. — И даже лекарей?

Аджа зарычала — совсем как дикий зверь.

— Если Вардо умрет — каждому выгрызу сердце. Хоть и терпеть не могу эту мрачную зазнайку, но не вам, ублюдкам, забирать ее жизнь. Не вам! — она со всей силы ударила ладонями по решетке.

— Я не лекарь, но кое-что в пулевых ранениях смыслю, — продолжил лейтенант, не реагируя на всплески ярости. — Лучше так, чем никак. Если не оказать помощь сразу, никакие врачи уже не помогут.

— За дуру меня держишь? — прошипела в лицо. — Думаешь, поверю и выпущу?

— Я своих людей не брошу. И уж тем более не подставлю под удар. Поэтому не сбегу и ничем вам не наврежу — слово офицера.

— Это все равно решать не мне.

— Тогда передай главной.

Аджа хмыкнула и, сверкнув глазами, скрылась в полумраке.


***

Кири стояла на крыльце участка и второпях вспоминала все, что знала о противнике. Заблудник — одно из самых слабых охранных заклинаний, не убивает, не калечит, не пугает, а лишь временно нейтрализует всех, кто осмелился пробраться за стены Академии. Крайне редко в ловушку попадали воришки, очень часто — воздыхатели, спешащие на ночные свидания. Сигнал о добыче немедленно поступал охране, после чего воров передавали городской страже, а ловеласов выпроваживали с позором и обещанием сообщить о проделке родителям.

Но теперь все иначе. Переход нарушил структуру чар и предсказать их поведение практически невозможно. Например, прежде ничто не мешало включить заблудника в любое время суток, но в девяноста девяти случаях из ста его активировали только ночью. Возможно, в этом кроется причина аномальной светобоязни. Возможно, причина иная — как говорят преподаватели про новые заклинания: «не прочитаешь — не узнаешь». Лисица не боялась столкнуться с взбесившейся аномалией, она боялась по глупости навредить всем, кто в нее угодил. Особенно маленькой целительнице, спасшей ее, казалось, вечность назад.

А тут еще и собственная сила барахлила, отказываясь подчиняться в самые неподходящие моменты. Проблема на проблеме, но отступать — не вариант.

— Сходить с тобой? — спросил Тихий, встав рядом с фонарем в руке.

Девушка качнула головой и ступила через порог. В приемной было светло, но в коридоре царил густой мрак. Заблудник забился в него, как пес под конуру, и внимательно следил за гостьей тысячью глаз. Кири не видела их, но чувствовала кожей колючие взгляды. Однажды ей довелось угодить в западню — иллюзия воспринималась как параллельное измерение, карманная реальность, устроенная таким образом, что пленник будет бродить кругами, старательно избегая препятствий. Или просто топтаться на месте, и очарованный разум нарисует целый мир — небольшой, пустынный, но неотличимый от настоящего.

Это может быть пляж, луг, окруженная густым лесом полянка — одним словом, нечто спокойное, умиротворяющее, доброе. Никто не хотел, чтобы молодой дворянчик умер от разрыва сердца, оказавшись в замке с привидениями или полном чудовищ подземелье. Но так было раньше, когда все работало, как положено. Глубоко вдохнув, будто перед нырком, Кири зажмурилась, шагнула в вязкую темень и оказалась… там же, где остановилась — в коридоре полицейского отдела. Не сработало? Заклинание засело глубже? Или уже начало действовать? От мыслей отвлек знакомый голос за спиной.

— Мама? Это ты?

Волшебница резко обернулась и увидела стоящую посреди холла Машу. Приглядевшись, лисица с ужасом поняла, почему ребенок приняла ее за Римму — глаза малышки залило смолой, ни радужки, ни склеры — сплошная чернота, точно зрачки растеклись от века до века.

— Нет, — с испугом произнесла в ответ — малышка с черными глазами и бледной кожей выглядела донельзя жутко. — Это я, Кири.

— Девушка-лисичка! — радостно крикнула Маша и кинулась навстречу с протянутыми руками, но на полпути споткнулась и растянулась на полу. — Ой…

Чужачка не спешила поднимать ее — даже близко подходить не хотела. Это все взаправду или же часть начавшегося спектакля? И если это иллюзия — насколько она опасна и что, ради всех богов, у нее с глазами?

— Вот так всегда, — Маша кое-как встала и оттряхнула пыльный джинсовый комбинезончик — пожалуй, даже слишком пыльный для чистого с виду помещения. — Никак не привыкну.

— К чему? — издали зашла Кири.

— К слепоте, — девочка шмыгнула и потерла носик. И, тем не менее, в голосе не слышалось ни жалости, ни страха — лишь констатация факта, диагноз. — Злая туча забрала мои глаза.

— Злая туча? — а вот чародейка такой твердостью похвастать не могла, и с каждым услышанным словом лезвия страха вонзались все глубже в сердце.

— Да. Раньше она висела в пустыне, а где теперь — не знаю. Наверное, там же висит, куда ей еще деваться? Когда я бродила по руинам, злая туча спросила — чего ты больше всего хочешь? Я сказала — найти маму. Туча еще спросила — а чего ты больше всего боишься? Я сказала — никогда не увидеться с мамой. Тогда туча ответила — я забираю твой страх. И с тех пор я ничего не вижу. Разве может добрая туча так поступить?

Голова пошла кругом. Туча, руины, пустыня? Во что, черт возьми, превратился заблудник?

— Хорошо, — Кири попыталась успокоиться — получилось так себе. — Давай посмотрим на твою злую тучу.

— Она не только моя. Она — общая, — девочка улыбнулась и протянула ладонь. — Поможешь? А то опять шлепнусь.

Волшебница собрала всю оставшуюся энергию и сжала в левом кулаке, приготовившись в любой миг нанести удар. После касания Маша не оскалила клыки, не зашипела, не прыгнула на шею — ничего особенного не произошло, однако это не повод ослаблять бдительность. Толкнув плечом дверь, девушка оказалась на краю широченной песчаной косы, протянувшейся до самого горизонта. То, что спутница назвала руинами, оказались разбросанными среди блестящих дюн объектами, которые никак не могли оказаться одновременно в одном месте.

Сошедший с рельсов поезд. Разбившийся самолет. Сгоревший до бетонной коробки дом. Полузасыпанное кладбище. Густая паутина, оплетшая посеревшую от жары рощицу. Расколотая надвое церковь. И еще несколько десятков вещей, половину которых гостья из иного мира видела впервые и не могла подобрать подходящего названия. И около каждой как в бреду бродили горожане, проглоченные взбесившейся волшбой. Из затылка каждого, словно шланг водолазного скафандра, змеились дымчатые щупальца, сливаясь в огромную черную сферу с блестящими искорками. Злая туча недвижимо висела над пустыней, внимательно наблюдая за своими жертвами.

И стоило Кири ступить на песок, еще один жгут молниеносно выстрелил из шара и ударил в лицо. Девушка отшатнулась и прижалась спиной к стене, но боли не почувствовала — скорее, наоборот, полное отсутствие каких-либо ощущений. В полусонном тумане раздался голос — не мужской, не женский, без акцентов, интонаций и каких-либо эмоций.

— Чего ты хочешь? — спросила туча, и лисица поняла, что не может врать и выбирать ответы. Щупальце проникло в самые потаенные уголки сознания и вытащило самое сокровенное желание.

— Я хочу вернуться домой, — вопреки воле ответила чародейка.

— Чего ты боишься?

— Боюсь остаться здесь навсегда.

Туча исчезла. Исчезла пустыня со странными руинами — вернее, их вовсе никогда и не было — все это лишь сон, ночной кошмар. Девушка открыла глаза и откинула одеяло — на кухне гремели посудой, пахло свежими котлетами, весной и домашним уютом.

— Кири, ты третий будильник прозевала! — из кухни выглянула Римма в цветастом фартуке и с кастрюлькой пюре в руках. — В школу опоздаешь!

— Симулянтка, симулянтка! — мимо смерчем пронеслась Маша, с разбегу прыгнула на свою кровать и задрыгала ножками. — Не ходит на уроки, ходит на свидания.

— Это еще что за новости? — Римма нахмурилась.

— Да врет она все! — огрызнулась Кири.

— Вернешься — поговорим. А теперь марш завтракать!

Девушка умылась и причесалась. Расческа легко и спокойно ходила по густой рыжей копне на макушке, хотя раньше вроде что-то мешало. Или спросонья показалось? Позавтракав, Кири переоделась в школьную форму — синюю юбку, блузку, пиджак — и выскочила во двор с сумкой на плече. В палисаднике цвела сирень, под сенью которой стояла Эльвира и копалась в смартфоне.

— Тебя только за смертью посылать, — проворчала одноклассница. — Полчаса тут торчу.

Они бы все равно не опоздали — школа стояла прямо за домом. Выйди из арки и окажешься в обнесенном кованым забором дворике с фонтаном у высокого мраморного крыльца, за которым курила трубку Аджа. Бросив на девушек злобный взгляд, забияка показала кулак и продолжила воровато потягивать табак.

Несмотря на вычурный внешний вид и немалые размеры, в здании находился всего один класс с большущими двухместными партами. Вардо уже разложила тетрадки, учебники, чернильницу с пером и повторяла домашнее задание. Вот же зубрила.

— Сегодня математика, — вздохнула Эли, подпиливая ногти. — Ненавижу математику.

Кири уже и забыла, когда в последний раз упражнялась в чем-то, сложнее умножения или вычитания. Разве они не должны изучать что-то другое? Вроде бы должны, вот только что? Девушку одолело невыносимое чувство, когда забыл что-то знакомое — например, фамилию лучшей подруги — и никак не можешь вспомнить, хоть убейся. Крутится на уме, скользит в памяти, как селедка в мутной воде, и не ухватишь, не выловишь, только чувствуешь на ладонях то хвост, то плавники. И когда Кири уже хотела спросить про остальное расписание, в класс вошла Лала с журналом под мышкой, волоча свободной рукой Аджу за ухо. Задира, на голову выше учительницы, топала следом как послушный щенок, не смея ни возразить, ни огрызнуться.

— Сюда садись, — женщина указала на первую парту. — Еще раз увижу с трубкой — вылетишь как миленькая. Поняла?

— Поняла, — проворчала Аджа, потирая ухо, больше покрасневшее от стыда, нежели от цепких пальцев.

— Отлично, — Лала взяла мел и настучала квадратное уравнение. — Кири — к доске.

— Я? — ученица удивленно завертела головой, и близко не понимая, что за колдовскую формулу ей нарисовали.

Колдовскую формулу? Почему эта фраза кажется до боли знакомой?

— А тут еще есть Кири? — проворчала учительница. — Поднимите руки.

Никто не поднял — Лала шутку бы не оценила и запросто отправила бы к доске. Под ехидными взглядами девушка встала перед классом и взяла мел.

— Ну, чего стоишь? Решай.

— Я…

— Что — ты? Забыла?

— Я… не знаю, что это…

На полминуты помещение утонуло в тишине. Ответ ошарашил даже видавшую виды учительницу, не говоря уже об одноклассницах. Лала ожидала услышать самые разные оправдания, но такое?

— То есть, не знаешь? А на уроках чем занимаешься? Ворон считаешь?

— О мальчиках мечтает, — Эли без жалости вонзила кинжал в спину. Подруга еще называется. Да и подруга ли? Они учились вместе, но тесно никогда не общались. Почему? Кажется, Эльвира — не совсем обычная. То ли из богатой семьи, то ли… то ли что? Чертовы воспоминания, ну же — вынырните, наконец, из омута!

— Завтра чтобы с матерью пришла. Поведение и успеваемость — ниже плинтуса.

Остаток дня прошел как в тумане. Или его вовсе не было? Вот девушка вернулась на место, а вот уже открыла скрипучую деревянную дверь подъезда. И за ней сразу же началась квартира. Мама как обычно хлопотала на кухне, Маша возилась с куклами на полу прихожей. А не многовато ли ей лет для таких игрушек? Помнится, девочка неплохо овладела вполне взрослой и серьезной наукой. Но какой? Если не изменяет память, а она изменила и предала уже все, что только можно, это ремесло как-то связано с тканью и ножницами. Маша учится на портниху? Звучит правдоподобно, но почему тогда зудит в груди, как от заведомо неверного ответа?

— М-а-а-м! Кири вернулась! И опять принесла двойку!

Вот же пакость. С каких пор добрая отзывчивая малышка превратилась в мегеру?

Римма встала напротив, держа полотенце в опущенной руке — совсем как ремень.

— Ну, чем похвастаешься? Давай, не молчи. Все равно узнаю.

— Тебя в школу вызвали, — обреченно выдохнула дочь.

— Неужели? Почему? — спросила женщина таким тоном, словно уже знала ответ.

— Кири — двоечница! — пискнула Маша и залилась отрывистым смехом, больше напоминающим лай трусливой собачонки. — Кири — прогульщица!

Едкая смесь ярости и ненависти обожгла грудь. От гнева перед глазами все поплыло, облики исказились, но в ту же секунду пришло успокоение, будто девушку опоили сонным зельем. Но Кири не позволила пустить все на круги своя, боль в груди всколыхнула спрессованный ил подсознания, и на поверхность всплыли нечеткие образы — та же квартира, тот же диван, и совсем другая Маша, хлопочущая рядом с ножницами и бинтами. Маша, которая никогда бы не стала злорадствовать и науськивать, Маша, которая пришла на помощь, хотя могла бы просто убежать, и никто бы ее не осудил, не упрекнул. А это все — мираж, морок, иллюзия, насланные неведомой силой, делающей все, чтобы ее забыли и приняли вымысел за реальность.

Ну уж нет. Душевное равновесие — вот ее слабость. Стоит его пошатнуть, и путы ослабнут. Кири вцепилась в рыжие локоны и со всей силы потянула, тараща глаза и кусая губы до крови. И снова все стало зыбким, изошло мелкими волнами, как река в дождь. Вот он — выход, но так просто беглянку не отпустят.

— Доченька, ну чего же ты? — Римма прижала девушку к груди. — Я этой Машке устрою. А ты не волнуйся, не беспокойся. Понимаю, переходный возраст — все через него проходили.

Теплота и нежность хлынули на угасающий пожар. Но Кири изо всех сил старалась не забыть, что эта родительская забота — фальшь от первого до последнего слова. Да и не мать ей эта женщина. Настоящая семья где-то далеко и там тоже очень много песка, только настоящего, колючего и горячего. А в этот хоть с головой заройся, не почувствуешь ничего, как во сне. Сон… это все — лишь сон, насланный той самой неведомой сущностью. Кири не видела ее, но ощущала нависшую давящую угрозу. Эта сущность была повсюду. Этот призрачный мир — ее плоть и кровь. Пора выбираться. Пора просыпаться. А самый верный способ вырваться из дурного сна — увидеть самый жуткий кошмар. А что может быть страшнее собственной смерти?

— Куда ты?!

Девушка оттолкнула Римму и со всех ног кинулась на кухню. Поначалу ей показалось, что призрачная мать вцепилась в плечи и тянет назад, но, оглянувшись, не увидела никого, кроме длинного — бесконечно длинного коридора. Черный прямоугольник закручивался вокруг оси, колыхался, извивался, как змея, и тянул, тянул, тянул назад, не давая ни на шаг приблизиться к заветной цели.

Что таится в непроглядном мраке? Какая участь ждет, если поддаться зову? Что может быть страшнее неизвестности? Сделав последний рывок, Кири обернулась и с разбега бросилась в пустоту. Девушка не падала — она летела, все быстрее и быстрее, а коридор превратился в колодец — бездонный, бесконечный. Сколько продлится падение? Сколько уже времени прошло? А что если она застрянет здесь навсегда? Она закрыла глаза, и тут сквозь веки ударил ярчайший ослепляющий свет. Кири приподнялась на локтях и огляделась — вот крыльцо участка, вот пустыня с разбросанными руинами, и злая туча на своем месте, только черное щупальце лопнуло пополам и безвольно висело над землей, сочась тягучей смолой.

Первый бой выигран, но до победы еще далеко. Прежде в ловушку не попадало так много жертв — заблудник насосался чужими страхами и теперь силен, как никогда. Заклинание изначально создавалось, чтобы уберегать людей от бед, но не таким же извращенным способом! В новом мире все пошло наперекосяк, все перевернулось вверх дном — значит, и сражаться надо теми же приемами. Прорываться в видения всех заблудших и вытаскивать поодиночке — не вариант, никаких сил не хватит. Надо бить по врагу и освобождать всех разом… знать бы еще, как одолеть тысячеглазую тварь.

— Мам, это ты? — слепая девочка поводила руками перед собой.

Кири встала на колени и обняла беднягу так крепко, как никого прежде, даже своих родителей.

— Нет, это я.

— Девушка-лисичка! Ты уже нашла мою маму?

— Еще ищу, — Кири выпрямилась и зашагала к туче. — Жди здесь. Скоро все закончится.

В отличие от Эльвиры и Аджи, Кири проявляла больший интерес к учебе. Не такой, конечно, как Вардо, но прекрасно понимала, зачем надо зубрить формулы, корпеть над древними трактатами и работать над произношением. Она выросла в крайне опасном месте, где даже царский шатер со свитой, слугами и многочисленной охраной не гарантировал защиты. В условиях, когда капля воды ценнее золотого слитка, купить верность невозможно — ведь золота всегда с избытком, а воды — не очень. Заговоры, коварство, интриги — такая же норма жизни, как для эльфов — утренний променад. Это Эли жила во дворце, как у бога за пазухой, а Кири приходилось зубами и когтями вырывать каждый новый день, поэтому за несколько лет освоила больше, чем некоторые — за век.

И вот настал момент, когда придется задействовать каждую крупицу полученных знаний. А если учесть неотзывчивость и постепенное угасание магии, крупицы придется отдать все до последней и даже больше. Что же, для благого дела и не жалко. Девушка протянула руку, и по велению воли в ней материализовался посох — такой же эфемерный, как и все вокруг, но иного и не требовалось. Описав кристаллом ровный круг, Кири расчертила его на восемь секторов и в каждом, от края до центра, начертала колдовские знаки. Заблудник, почуяв ускользнувшую добычу, протянул к ней щупальце — пока еще короткое, вырастающее на ходу, так что времени достаточно.

Закончив с песком, Кири разделась донага и широко расставила ладони. Посох превратился в стайку крохотных кисточек с крылышками — точь-в-точь колибри. Стайка облепила дрожащее тело и вонзила клювы под кожу. Досыта напитав волокна кровью, мысленно управляемая заклинательницей, начертала на загорелой кожей новые символы. Увидь магистр или ректор хотя бы один из них — и Кири в лучшем случае исключили бы из Академии и внесли в черные списки всех учебных заведений Эльфинора. Непростые проблемы требуют непростых решений.

— Арген-Д’ар, — безупречно произнесла девушка за секунду до того, как черный обрубок вонзился в затылок.

Лишенное сознания тело принялось бродить по кругу — полыхающие голубым огнем знаки уже ничто бы не стерло, не повредило. Марионетка приседала, ложилась, делала вид, что расчесывает волосы — одним словом, отыгрывала роль в учиненном мороком спектакле, проживая сутки за минуту. После того, как загорелся последний знак на песке, один за другим засветилась кровавая роспись, поднимаясь от стоп к шее. В иной ситуации ритуал вряд ли бы сработал — колдовской энергии рядом не хватило бы. Но Кири питала его магией, заключенной в ней самой. Магией, которая есть в каждом из нас. Магией, пробуждающей желания, вдохновляющей воображение и отделяющей явь от небытия. Магией, имя которой — жизнь.

Последний знак загорелся и тут же погас. Алый протуберанец выстрелил из круга и скользнул по щупальцу, как огонь по сухой бечевке. «Брюхо» твари покраснело, точно раскаленный чугунный котел, глаза, до того мерцающие равномерно, засверкали вразнобой, подкрашиваясь алым. Сфера затряслась, заколыхалась, изошла волнами, и пустыня задрожала в ответ. Зыбучий песок поглощал поезда, самолеты, паутину, обломки зданий и сам втягивался в горячий асфальт. Сфера разгоралась изнутри, будто проглоченное солнце рвалось на свободу. А затем с оглушительным хлопком разлетелась на мириады затухающих звезд.

— У нее получилось! — воскликнул Тихий и рванул в участок.

Из коридора медленно выходили люди, покачиваясь и тряся головами, как после долгого сна. Мало кто понимал, что происходит — многие успели прожить не одну жизнь внутри иллюзии и пребывали, мягко говоря, в прострации, но все подсознательно стремились убраться из опасного места. Скоро они забудут о злоключениях в аномалии, а пока граница миров — настоящего и выдуманного — еще слишком зыбка. И никто не обратил внимания на маленькую девочку, рыдающую над распростертым на полу телом.

— Дядя солдат, сделайте что-нибудь!

Снайпер опустился на колено и коснулся холодеющей шеи. При всем желании он бы ничем не мог помочь. Магия — не пуля. Если жертвуешь ей, то безвозвратно. И все же Кири встретила смерть с улыбкой. Девушка отдала долги и ничуть об этом не жалела.


***

Никаноров с подельниками сидели в кабинете директора дома культуры, курили сигарету за сигаретой и попивали дорогущий коньяк. Пока Голубец в присущей манере обличал власть и рассказывал, как было хорошо раньше и как плохо теперь, бандиты подсчитывали барыши. Перепуганный лох пер косяком, отдавая за защиту последние сбережения, и общак пух как на дрожжах. По самым скромным оценкам, одних лишь драгоценностей набралось на пару миллионов, и еще столько же принесли наличкой. Мародеры принесли трофеев на вдвое большую сумму, но самый лакомый кусок все еще оставался недоступен. Хранилище городского банка по-прежнему охраняли вооруженные типы — неизвестно, где и как их раздобыли владельцы, но ребята попались крайне серьезные и хорошо вооруженные. На контакт не шли, посулы и угрозы игнорировали, при малейшем кипише стреляли на поражение, а окопались так, что нахрапом не возьмешь. Но Никаноров отлично знал, что в кассах и ячейках скучают несколько десятков миллионов, по сравнению с которым накопленный общак — вообще ни о чем. Для штурма требовалось оружие потяжелее и ребята поумелее уличной шпаны, и именно этим вопросом подельники и занимались, когда снаружи донеслись разъяренные крики:

— Пацаны, мусора наших порешили! Все на площадь, пора козлить красных!

Загрузка...