Инженер Петра Великого

Глава 7

Прошел где-то месяц или около того с тех пор, как мой токарный станок зажужжал. Жизнь на заводе шла своим чередом, хотя лично для меня кое-что поменялось. Захар Пантелеич, хоть и оставался грозой цеха, но пользу от моей «крутилки» признал и теперь следил, чтобы цапфы всех пушек, что шли в работу, точили на ней. Эту работу повесили на меня и еще одного пацана, Федота — парень толковый оказался, я его потихоньку начал обучать, как на станке работать. Остальные мужики в цеху — литейщики, кузнецы — косились на меня по-прежнему настороженно, но открытой вражды стало меньше. Результат моей работы был виден всем, да и начальство меня вроде как заметило.

А потом по заводу пронесся слух, от которого даже самые ленивые жопы забегали как угорелые, а мастера напялили чистые рубахи (у кого они вообще были). Ждали «большого гостя» из самой столицы. Кто именно приедет — толком никто не знал. То ли сам Меншиков, правая рука царя, то ли кто-то из генералов петровских, то ли вообще какой-то заморский инспектор. Но одно было ясно — начальство дрожало как осиновый лист, а значит, и всем остальным надо было срочно «навести марафет» и не ударить в грязь лицом.

Началась дикая суета. Приказчик Семен Артемьевич метался по цехам, орал на всех подряд. Велели подмести дворы, убрать мусор, вычистить самые видные места. Мастерам приказали быть «при параде» и готовиться показать работу «в лучшем виде». Пацанов-подмастерьев гоняли в хвост и в гриву — драить, чистить, таскать то, что обычно неделями валялось где попало. Даже в нашей литейке, где грязь и копоть — это норма жизни, попытались навести какое-то подобие порядка — вымели угольную пыль из углов, убрали битые формы с проходов.

Я старался держаться подальше от этой движухи, ковырялся у своего станка. Но и меня дернули. Захар велел начистить до блеска ту самую первую пушку, которую обработали на станке, и поставить ее на самое видное место — типа, вдруг начальство спросит, чем завод славен.

Наконец настал день Х. С утра на заводе повисла непривычная тишина — работали только те цеха, которые должны были показывать гостям, остальные замерли. У ворот выстроилась целая делегация — приказчик, старшие мастера в лучших своих кафтанах, писари из конторы. Все нервно топтались, поправляли одежду, шептались.

Ближе к обеду со стороны города послышался стук колес и цокот копыт. К воротам подкатила карета, обитая темным сукном, с гербом на дверце (я не разглядел, каким). Рядом — несколько всадников в военной форме, походу, охрана. Карета встала, лакей в ливрее распахнул дверцу, и оттуда вылез мужик, по виду которого сразу стало ясно — шишка большая.

Мужчина лет пятидесяти, высокий, прямой, хоть и с сединой в парике. Одет богато, но строго — темный камзол военного типа с золотым шитьем, ордена на груди, шпага на боку. Лицо властное, черты резкие, глаза серые, проницательные — смотрят внимательно, цепко. За ним из кареты вылез еще один тип, помоложе, в гражданском — видимо, секретарь или помощник, и два офицера — один постарше, полковник, другой — молодой капитан.

Семен Артемьевич и вся заводская верхушка тут же согнулись в три погибели. Приказчик заискивающе залопотал приветствия, представляя мастеров. Важный гость (я так и не расслышал его имя и чин, его звали просто «ваше превосходительство») слушал рассеянно, кивал, оглядывая двор и толпу.

— Ну, показывайте, что у вас тут, Семен Артемьевич, — сказал он наконец негромким, но властным голосом. — Государю пушки нужны, да снаряд добрый. Как у вас с этим дело обстоит? План выполняете? Качество блюдете?

— Стараемся, ваше превосходительство, как не стараться! — засуетился приказчик. — Пойдемте, осмелюсь просить, в кузнечный цех сперва. Там у нас мастер Кузьмич оружейные замки кует — любо-дорого глядеть!

И вся эта процессия повалила в кузню. Я мельком увидел Кузьмича у его горна — красный, потный, но с таким важным видом, будто он тут минимум генерал. Показывал высокому гостю, как он кует какую-то хитрую деталь для ружейного замка, махал молотом картинно, что-то объяснял. Гость смотрел, кивал, задал пару коротких вопросов про качество железа.

Потом пошли в литейку. Захар Пантелеич тоже расстарался. Показали плавку чугуна, заливку форм для ядер. Захар громко расписывал, какой у них чугун «замечательный» и как они соблюдают технологию «по заветам предков». Гость снова смотрел, кивал, но без особого энтузиазма. Видно было, что вся эта показуха ему до лампочки.

— А пушки где льете? — спросил он, обводя взглядом цех.

— А вот здесь, ваше превосходительство! — Захар подвел его к участку с формами для пушек. — Формы ладим по старым образцам, землю готовим особую… Стараемся, чтоб без изъяна вышло…

Он показал на несколько готовых стволов у стены. Гость подошел, постучал тростью по одному, по другому.

— А качество как? Не рвет при стрельбе? — спросил он у полковника, который с ним был.

— Бывает, ваше превосходительство, случается, — вздохнул полковник. — Металл нонеча не тот пошел, да и литье — дело тонкое…

— То-то и оно, что тонкое! А нам крепость нужна! Чтоб шведа било, а не своих калечило! — нахмурился гость. — Что у вас тут нового для крепости той придумано, Семен Артемьевич? Аль все по старинке?

Приказчик замялся, переглянулся с Захаром. Момент истины… Сейчас они либо промолчат про мои «хитрости», либо… либо попытаются выдать их за свои. Я затаил дыхание, стоя в сторонке и делая вид, что ковыряюсь в своем станке.

Семен Артемьевич мялся недолго. Видимо, желание прогнуться перед столичным начальством перевесило и страх перед непонятным «колдовством», и нелюбовь Захара к выскочкам типа меня. Нацепив на рожу самое подобострастное выражение, он шагнул вперед.

— Ваше превосходительство! Не только по старинке работаем! Есть у нас и новшества кое-какие, для пользы государевой службы изысканные! Вот, позвольте показать…

Он повел шишку и его свиту к той самой пушке, что обработали на моем станке и которая теперь красовалась на самом видном месте.

— Вот, извольте видеть, орудие последнего разлива. Гляньте, какой ствол чистый вышел, почти без раковин! И цапфы, — он ткнул пальцем в гладко обточенные выступы, — ровные, как зеркало! А всё потому, ваше превосходительство, что мы тут… э-э… методы новые решили попробовать.

Гость внимательно осмотрел ствол, провел рукой в перчатке по гладкой цапфе.

— Методы новые? Это какие же? Рассказывай толком, Семен Артемьевич, не мямли!

— А вот, ваше превосходительство, нашелся у нас на заводе паренек один, сирота, Петрухой зовут, — приказчик кивнул в мою сторону. Я замер, стараясь слиться со стеной. — Так он, видать, от деда своего покойного, мастера здешнего, перенял хитрости кое-какие. Как землю формовочную готовить по-особому, чтоб отливка чище была, да как металл плавить, чтоб «дух злой» из него выгнать…

Гость перевел на меня свой рентгеновский взгляд. Я низко поклонился, не поднимая глаз.

— И что, помогает его хитрость? — спросил он, обращаясь уже не к приказчику, а к Захару.

Захар Пантелеич, поняв, что отпираться поздно, выдавил из себя:

— Помогает, ваше превосходительство… Говорил он про уголек толченый да про помет… Мы попробовали — и правда, отливки чище пошли, брака меньше стало…

— Вот как… — протянул гость. — Значит, не врет твой приказчик… А что про цапфы эти гладкие скажешь? Тоже дедова хитрость? Или еще что?

Тут уж Захару пришлось кивнуть на мой станок, стоявший в углу.

— А вот… хреновину тут одну Петруха этот смастерил… Стыдно сказать, из дерева да железа ржавого… А обтачивает, идол, ровно! Мы теперь все цапфы через нее гоняем. Работа быстрее идет, и точность лучше.

Вся делегация развернулась к моему детищу. Станок, хоть и выглядел как самоделка из гаража, но на фоне остального заводского хлама смотрелся реально диковинкой.

— Это что за машина? — спросил гость, подходя ближе. — Как работает?

Семен Артемьевич тут же выпихнул меня вперед.

— А вот он, Петр, сам и покажет, ваше превосходительство! Он ее и сделал! Ну-ка, Петруха, не дрейфь, покажи высоким господам, как твоя крутилка пашет!

Сердце у меня чуть не выпрыгнуло. Показывать работу станка перед таким начальством… Коленки дрожали. Но и отказаться — не вариант. Я подошел к станку, проверил, как закреплена деталь (там как раз стоял очередной ствол), поправил резец.

— Велите подмастерьям колесо крутить, ваше превосходительство, — пробормотал я, глядя в пол.

Приказчик махнул рукой, и двое пацанов, бледные от страха и важности момента, вцепились в рукоятки маховика. Ствол медленно завращался. Я подвел резец, пошла тонкая стружка. Старался работать спокойно, уверенно, показывая, как суппорт едет вдоль станины, как резец грызет металл.

Гость и его свита смотрели молча, с явным интересом. Особенно внимательно пялились полковник и молодой капитан — видимо, вояки, понимали толк в пушках.

— Ишь ты… хитро придумано, — проговорил полковник, когда я закончил точить одну цапфу. — Деталь вращается, а нож ее обтачивает… Точность-то какая получается?

— Точнее, чем руками шкрябать, ваше высокородие, — осмелел я. — Да и быстрее в разы. Если б еще привод помощнее, да резец получше…

— Привод… резец… — повторил гость задумчиво. Он повернулся ко мне. — А скажи-ка, Петр… Откуда у тебя, сироты, такие познания в механике? Дед твой и этому научил? Или еще где подглядел?

Опять тот же каверзный вопрос. Легенда про деда уже трещала по швам. Надо было что-то придумывать.

— Дык… дед, он больше по литью был… А про станок этот… Видел я в детстве у одного мастера заезжего похожую штуку… Он валы для мельницы точил… Я и пригляделся, запомнил кое-чего… А тут нужда пришла цапфы ровнять, вот и попробовал по памяти собрать… Может, и не так вышло, как у того мастера, дак ведь работает…

Я снова уставился в пол, стараясь выглядеть как можно убедительнее. Гость помолчал, потом хмыкнул.

— Заезжего мастера, значит… Запомнил… Ну, память у тебя, видать, хорошая, Петр. И руки из плеч растут, раз такую машину собрал. А ну-ка, покажи еще раз, как она…

Он задал еще несколько вопросов по устройству станка, как деталь крепится, про резцы. Я отвечал осторожно, стараясь не ляпнуть лишнего, но показывая, что в теме. Видно было, что мои ответы его устроили. Он переглянулся с полковником, потом снова повернулся к приказчику.

— Что ж, Семен Артемьевич, есть у вас на заводе светлые головы. И методы новые пробуете, и машины вот делаете. Похвально. Государю такие люди нужны. А ты, — он снова посмотрел на меня, — Петр, значит? Молодец. Старайся дальше. Может, и выйдет из тебя толк.

Он кивнул мне и пошел дальше по цеху, а за ним семенил подобострастный приказчик и остальные. Я остался у своего станка, чувствуя, как ноги подкашиваются от пережитого стресса. Кажется, презентация прошла успешно. Мои «новшества» произвели впечатление. Но чем это для меня обернется? Похвалой? Или новыми проблемами?

Осмотр цехов подходил к концу. Важный гость уже вроде как собирался сваливать, как вдруг полковник, который с ним был, крякнул и обратился к нему:

— Ваше превосходительство, а не угодно ли будет взглянуть на испытание орудий? Как раз намедни партию новых пушек отлили, в том числе и ту, что с цапфами гладкими, да из металла «чистого». Интересно бы глянуть, как она себя в деле покажет.

Гость на секунду задумался, потом кивнул.

— Отчего ж не взглянуть? Дело нужное. Веди, полковник. Да чтоб без проволочек! Время не ждет.

Тут же началась новая беготня. Приказали выкатить на заводской полигон (громкое название для обычной поляны за цехами, где ружья пристреливали да пушки испытывали) три пушки: одну — старую, для сравнения, вторую — недавнюю, но отлитую по-старому, и третью — ту самую «мою», обработанную на станке и отлитую из металла, который я «очистил». Артиллеристы — несколько солдат под командой усатого фейерверкера (так тут звали унтеров-артиллеристов) — быстро прикатили пушки, поставили на позицию, притащили ящики с порохом и ядрами.

Большое начальство встало поодаль, на бугорке. Приказчик Семен Артемьевич и старшие мастера, включая Захара и даже Кузьмича (которого тоже притащили поглазеть), толпились чуть сзади. Нас, пацанов, и близко не подпустили, но я заныкался за штабелем досок, откуда было всё отлично видно. Сердце опять заколотилось как бешеное — сейчас решалась судьба не только этой конкретной пушки, но и всех моих нововведений.

Первой стреляла старая пушка. Фейерверкер командовал четко, солдаты работали слаженно, но без суеты. Забили заряд, вкатили ядро, поднесли фитиль… Бабахнул выстрел, пушку откинуло на лафете. Солдаты подкатили ее обратно. Вдалеке, у деревянного щита-мишени, взлетел фонтанчик земли — ядро ушло сильно левее и ниже. Второй выстрел — еще хуже, вправо и вверх. После третьего выстрела фейерверкер что-то доложил полковнику, тот кивнул. Старую пушку откатили.

Потом пришла очередь пушки посвежее, но сделанной по-старому. Зарядили, бабахнули. Попадание было ближе, но всё равно мазали прилично. Второй выстрел — примерно туда же. А вот на третьем случилось то, чего все боялись больше всего. Раздался не обычный грохот, а какой-то сухой, резкий треск. Пушку тупо разорвало! Куски раскаленного железа полетели во все стороны, один из солдат заорал и упал, схватившись за ногу. Началась паника, крики.

— Унести раненого! Осторожно! — командовал полковник. Гость нахмурился, лицо стало каменным. Семен Артемьевич и Захар побелели как полотно. Это был провал. Полный провал, который мог стоить им не только места, но и головы.

Когда раненого утащили и крики поутихли, гость повернулся к приказчику.

— Вот тебе и качество, Семен Артемьевич! Вот тебе и «блюдете»! Человека покалечило! А если б такое в бою случилось? Что тогда⁈

Приказчик стоял ни жив ни мертв, не зная, что и сказать. Захар тоже голову повесил.

— Ваше превосходительство… — пролепетал приказчик. — Случайность… Металл нонеча…

— Молчать! — рявкнул гость. — Случайность… Разгильдяйство ваше — вот что! Ладно. Что там у вас еще осталось? Та, что с цапфами гладкими? Ну-ка, давайте ее! Поглядим, может, хоть она не разлетится на куски!

Наступила тишина, аж в ушах звенело. Солдаты, явно напуганные тем, что случилось, с опаской подкатили «мою» пушку. Фейерверкер, перекрестившись, начал командовать заряжанием. Все взгляды прикованы к пушке. Я сам дышать перестал, вцепился пальцами в доски. А вдруг и она не выдержит? Вдруг мои «хитрости» не сработали?

Зарядили. Фейерверкер поднес тлеющий фитиль.

Бабах!

Выстрел чистый, мощный. Пушку откатило, но она целая! Солдаты с явным облегчением подкатили ее обратно. А у щита-мишени — попадание! Не в яблочко, но очень близко!

— Ого! — вырвалось у полковника. Гость тоже заметно оживился.

— Еще заряд! — скомандовал он.

Снова выстрел. И снова пушка цела! И снова попадание — почти рядом с первым! Кучность отличная!

— Третий!

И третий выстрел прошел штатно! И снова ядро легло рядом с первыми двумя. Такой точности и надежности от местных пушек никто и не ждал.

Фейерверкер аж сиял, солдаты облегченно переглядывались. Полковник удовлетворенно кивал. Приказчик и Захар смотрели то на пушку, то на меня с каким-то суеверным ужасом. Гость подошел к орудию, осмотрел его еще раз, потрогал ствол.

— Ну, что ж… — сказал он, поворачиваясь к приказчику. — Вот это — дело! Вот такие пушки нужны Государю! Эта, значит, по методу того… Петрухи вашего сделана?

— Так точно, ваше превосходительство! По его самым… хитростям… — пробормотал приказчик, не смея поднять глаз.

— Хитрости… — гость усмехнулся. — Зови его сюда!

Меня выпихнули из-за досок. Я подошел, снова низко поклонился.

— Твоя работа, значит, Петр? — спросил гость, разглядывая меня уже с явным интересом. — Хорошая работа. Пушка стреляет метко и не рвется. Молодец. Как думаешь, сможешь и другие так же ладить? Чтоб все такие были?

— Стараться будем, ваше превосходительство… — пролепетал я. — Ежели материалы будут добрые… да инструмент…

— Будут тебе и материалы, и инструмент! — сказал гость решительно. — Ты, Семен Артемьевич, обеспечь ему всё необходимое! И чтоб все пушки отныне только так и лили! По его методу! Спрос будет лично с тебя! А ты, Петр, — он снова посмотрел на меня, — дерзай! Государь таких умельцев ценит. Может, и впрямь из тебя толк выйдет.

Он кивнул мне, развернулся и, больше не обращая внимания на застывшее заводское начальство, пошел к своей карете. Испытания закончились. И закончились они моим полным, хоть и совершенно неожиданным, триумфом.

Важный гость уже садился в карету, когда полковник, который с ним был, что-то шепнул ему на ухо. Гость замер, выслушал, потом снова зыркнул в мою сторону. Я всё еще стоял там, не веря в свой фарт и пытаясь унять дрожь в коленках.

— Погоди-ка, Петр, — сказал он, подзывая меня жестом. — Тут мне мысль пришла… Ты ведь не только литейное дело разумеешь, но и машины вот эти свои хитроумные ладишь? — он кивнул в сторону цеха, где остался мой токарный станок.

— Дык… спробовал одну, ваше превосходительство… Для цапф… — промямлил я, не врубаясь, к чему он клонит.

— Вот-вот! Машины! А скажи-ка, сможешь ли ты машину сладить для сверловки стволов? Да такую, чтоб канал ровный получался, без кривизны? А то видал я намедни — сверлят по старинке, так пушки потом куда попало бьют, да и рвет их часто.

Сердце у меня аж подпрыгнуло. Сверлильный станок! Я же как раз о нем думал, эскизы царапал! Неужели шанс? Но надо было быть осторожным, не спалиться.

— Мысль такая была, ваше превосходительство… — начал я уклончиво. — Дед покойный сказывал, будто видел он у немцев машину, где ствол сам крутится, а сверло потихоньку идет… Говорил, ровнее так выходит… Да только как ее сладить — ума не приложу… Сложно больно…

— Сложно? — гость нахмурился. — А ты подумай! Голова у тебя, видать, светлая. А ежели чего не хватит — поможем! Государю нашему станки такие зело надобны! Для всей артиллерии! Ты только придумай, как сделать, а уж с материалами да мастерами подсобим!

Он говорил с таким напором, что я понял — это не просто вопрос, это приказ. И отказаться — значит подписать себе приговор.

— Подумать можно, ваше превосходительство… — сказал я, пытаясь скрыть волнение, которое меня просто распирало. — Ежели время дадут… да место… да чтоб не мешал никто…

— Будет тебе и время, и место! — он повернулся к приказчику, который стоял тут же, вытянувшись в струнку. — Слыхал, Семен Артемьевич? Определи этому Петру отдельную каморку, али сарай какой, чтоб никто ему не мешал думать! И чтоб всем потребным обеспечен был! Инструментом, материалом — чего попросит! Я через месяц нарочного пришлю — узнать, что он там надумал! Ежели дело пойдет — доложу самому Государю! А ты, Петр, — он снова посмотрел на меня, и взгляд его был уже не просто строгим, а каким-то испытывающим, до костей пробирающим, — старайся! Шанс такой не всякому выпадает. Оправдаешь доверие — высоко пойдешь. А нет — пеняй на себя!

Он сел в карету, дверца хлопнула, кучер щелкнул кнутом, и вся эта кавалькада тронулась, оставив заводское начальство и меня в полном ахтунге и растерянности.

Я стоял посреди поляны, оглушенный тем, что только что произошло. Отдельная каморка! Материалы! Инструмент! И задание — придумать сверлильный станок! Да еще и с докладом самому Царю! Это был не просто карьерный рост — это был взлет нахрен на ракете. Но и ответственность какая! Через месяц — результат. А если не получится? Если я не смогу? Что тогда? Шкуру спустят — это к гадалке не ходи.

Приказчик Семен Артемьевич подошел ко мне, на его лице была дикая смесь — зависть, страх и какая-то новая, непривычная почтительность.

— Ну, Петр… Слыхал? — проговорил он осипшим голосом. — Сам… сам вельможа тебе приказ дал! Теперь уж не отвертишься! Пошли в контору, будем решать, где тебе «думальню» устроить…

Захар Пантелеич и другие мастера смотрели на меня издали с нескрываемым изумлением. Тот самый Петруха-остолоп, которого они еще недавно пинали и обзывали колдуном, теперь получил личное задание от столичного вельможи! Такого тут отродясь не бывало.

Я поплелся за приказчиком, чувствуя, как гудит голова от всего пережитого и от внезапно открывшихся перспектив. Страшно? Да, пипец как страшно. Но вместе со с этим росло и другое чувство — дикий азарт инженера, получившего нереальную задачу и ресурсы для ее решения. Сверлильный станок! Здесь, в этой эпохе! Это будет адски сложно. Но я должен попробовать, просто обязан.