Имперский повар 3

Глава 2

Вечер пятницы превратил «Очаг» в растревоженный муравейник. Казалось, весь Зареченск сговорился поужинать именно у нас. Люди сидели так плотно, что локтями задевали соседей, и никто не возражал. Те, кому не хватило стульев, пристроились у стойки с тарелками в руках, а у входа уже собиралась небольшая очередь. Гул голосов, весёлый смех, звон вилок и ножей — всё это смешивалось в одну громкую и по-своему уютную мелодию.

Мы с Настей летали по залу, как две пчелы, которым срочно нужно опылить целое поле. Она — принимая заказы и разнося тарелки, я — на кухне, у плиты, но сегодня мне то и дело приходилось выбегать к людям. Кто-то хотел пожать руку, кто-то — просто сказать спасибо. Я чувствовал себя рок-звездой, только вместо гитары у меня был поварской нож.

— Игорь, а включи-ка ящик! — донеслось из дальнего угла. — Сейчас новости местные начнутся, говорят, про тебя кино показывать будут!

Зал тут же одобрительно загудел. Все головы повернулись к большой плазменной панели на стене. Щедрый подарок от градоначальника Белостоцкого, который он вручил нам после праздника. Забавно. Чиновник сам подарил мне инструмент, который сейчас сделает меня настолько популярным, что ему придётся со мной считаться.

Я отыскал под стойкой пульт, нажал на кнопку. Через секунду на экране появилось знакомое лицо Светланы Бодко. Она сидела в студии, волосы уложены волосок к волоску, на губах — хищная улыбка, а в глазах горит профессиональный азарт.

— Добрый вечер, Зареченск, — промурлыкала она в камеру, словно сытая кошка. — Сегодня в нашей программе «Город и люди» мы расскажем вам историю, похожую на сказку. Историю о том, как один молодой человек решил вернуть нашему городу вкус к жизни.

На экране замелькали кадры. Вот он, старый, обшарпанный «Очаг». Грязные окна, выцветшая до неузнаваемости вывеска, атмосфера полного уныния. Я помнил его таким. Камера специально задержалась на большой трещине в стене, и у меня в животе что-то неприятно ёкнуло. Да, работы мы тут проделали немало.

А потом картинка резко сменилась. Вот Настя и прежний Игорь выходят из закусочной и смотрят на неё пустыми взглядами (и откуда только кадры нашли⁈). Вот я уже «обновлённый», сосредоточенно склонившись над чертежами мангала, что-то чиркаю карандашом (пришлось сделать небольшую зарисовку, когда приезжала съёмочная группа). Вот мои руки, мелькающие с ножом над разделочной доской, быстро шинкующие овощи. Монтаж был что надо. Короткие, энергичные кадры, наложенные на бодрую, воодушевляющую музыку. Светлана и её команда не зря ели свой хлеб.

— Его зовут Игорь Белославов, — продолжал её бархатный голос за кадром. — Он не побоялся взять в свои руки умирающее заведение своей семьи и превратить его в настоящее сердце нашего города.

Снова смена кадра. Теперь в экране были лица посетителей. Я узнал почти всех: вот мельник Матвей, вот рыбак Пётр, вот молодая мама с ребёнком, которая заходит к нам каждый день за супом. Они с искренним восторгом рассказывали о том, какая у меня вкусная еда, как здесь стало чисто и уютно.

— Это не просто еда, понимаете? — говорила в камеру какая-то женщина, которую я, честно говоря, даже не помнил. — Это как… как будто в детство вернулся. Вкус настоящий, живой! Без этой вашей магической химии!

Зал «Очага» взорвался аплодисментами и одобрительным свистом. Люди тыкали пальцами в экран, узнавая себя или своих знакомых, и хохотали. Я оглянулся в поисках Насти. Она стояла у стойки, прижав руки к груди, и не отрываясь смотрела на экран. Её серые глаза сияли, а по щекам катились слёзы. Слёзы гордости. Она видела на экране своего брата, настоящего героя.

А я… я видел хорошо сделанную работу. Идеально выстроенный образ «простого парня из народа», который бросил вызов системе. Я смотрел на экран с холодной отстраненностью сорокалетнего мужика, оценивая ракурсы, удачные склейки, правильные слова. Эта акула пера, Светлана, была настоящим мастером своего дела. Мало того, что она сняла отличный репортаж. Она ещё создавала и миф, который мне очень поможет в будущем. Да и в настоящем, если честно, уже помогает.

Кульминацией стали кадры с «Царь-Мангалом». Огромная толпа, дымящееся мясо на шампурах, счастливые лица детей и взрослых. Всё это выглядело как большой народный праздник, которого так не хватало этому городу.

Далее пошла съёмки из нашей кухни. Я и Настя теперь блистали на плазменной панели и по ТВ (всё же не зря я распоряжался расстановкой). Посетители наблюдали за этим шоу с тихим восторгом, боясь проронить лишне слово.

— Но там, где есть свет, всегда найдётся место и для тени, — голос Светланы вдруг стал жёстким и тревожным. Музыка сменилась на напряжённую, почти зловещую. — Успех Игоря Белославова пришёлся не по вкусу тем, кто привык кормить наш город безвкусной и дорогой едой на основе дешёвых магических добавок. Тем, кто построил свою империю на обмане и страхе.

На экране появились снятые издалека, немного размытые кадры особняка Алиевых. Потом — фотографии Кабана и Аслана.

— Несколько дней назад на помощников Игоря было совершено жестокое нападение. Они были избиты прямо у своего дома. Простое совпадение? Наша редакция так не думает.

Чёрт, а вот это она зря. Да, расплывчатые намёки и без имён, но… всё равно же чуть ли не в лоб бьёт. Хотя я ещё по прошлой жизни помню, насколько безбашенными могут быть некоторые из репортёров.

Зал замер. Смех и аплодисменты мгновенно стихли. Теперь в глазах людей читалась злость. Они смотрели на экран, и я физически чувствовал, как их симпатия ко мне превращается в настоящий гнев, направленный на моих врагов.

Хм, что ж… Отлично, Света. Просто отлично. Ты сделала именно то, о чём я просил — вынесла нашу маленькую войну на всеобщее обозрение. Теперь это история о том, как «мафия» пытается задавить «народного героя». А такое народ не прощает.

Светлана снова появилась в студии. Она посмотрела прямо в камеру, и в её взгляде читался хищный азарт репортёра, нащупавшего золотую жилу.

— Исполнители пойманы благодаря слаженной работе нашей доблестной полиции, но заказчики всё ещё на свободе и, без сомнения, продолжают плести свои интриги. Эта история далека от завершения. И мы будем следить за тем, восторжествует ли справедливость в нашем городе. Оставайтесь с нами.

Экран погас, сменившись рекламой какого-то порошка для стирки.

Секунду в «Очаге» стояла мёртвая тишина. А потом зал взорвался. Люди повскакивали со своих мест, аплодировали, кричали что-то ободряющее. Несколько мужиков, во главе с тем же Матвеем, подбежали ко мне и принялись трясти мою руку и хлопать по плечу так, что, кажется, чуть не выбили из меня дух.

— Игорь, ты мужик!

— Не бойся, мы с тобой! Весь город за тебя!

— Зададим этим упырям! Если что, только свистни!

Я стоял в центре этого хаоса, с трудом удерживая на лице сдержанную, благодарную улыбку. Внутри было странное чувство. Я больше не был просто поваром. Я теперь был символом. Телевизор выключился, но шоу только начиналось. И теперь я в нём — главный герой. А у таких шоу свои правила. И проигрывать в них никак нельзя. Чёрт, влип так влип.

Субботнее утро в моём представлении — это когда можно поваляться в кровати чуть дольше, чем обычно, а потом не спеша выпить кофе, глядя в окно. Но у журналистки Светланы Бодко, видимо, было другое расписание. Её звонок в семь утра прозвучал как-то оскорбительно. Будто кто-то заорал мне в ухо через мегафон. Кое-как нащупав телефон на тумбочке, я прохрипел в трубку, надеясь, что это просто дурной сон.

— Да, — выдавил я из себя.

— Игорь? Это Света, — голос в трубке был тихим, но напряжённым, как натянутая струна. — У меня информация от анонима. Прямо сейчас. У дома Алиевых намечается заварушка. Кажется, будут брать Мурата. Если хотите успеть на шоу, у вас минут тридцать, не больше.

Я сел на кровати. Остатки сна испарились, будто их и не было. Арест? Вот так сразу? Не прошло и суток после репортажа. В голове что-то щёлкнуло, и картинка сложилась. Несложная, как детский пазл. Анонимный звонок про приезжих бандитов, который я получил. Вчерашнее кино по телевизору. И вот теперь — вишенка на торте.

— Я понял. Будем, — коротко ответил я и нажал отбой.

Это был спектакль. Хорошо поставленный, с заранее разосланными приглашениями. И нам со Светланой достались места в первом ряду.

Я сорвался с кровати и, не стучась, влетел в комнату сестры.

— Настя, подъём! Живо! У нас срочная поездка.

Она что-то недовольно промычала из-под одеяла, натягивая его до самого носа.

— Куда? Игорь, сегодня же суббота…

— На представление едем, сестрёнка. Очень интересное. Такое пропускать нельзя.

Через пятнадцать минут мы уже мёрзли на улице, пытаясь поймать редкую утреннюю машину. Настя, сонная и растерянная, куталась в старую куртку и смотрела на меня огромными испуганными глазами. А я… я чувствовал странное, почти весёлое возбуждение. Больше никакой паники и страха. Только холодное любопытство. Мне было до чёртиков интересно, как именно будут падать мои враги.

Когда такси высадило нас на тихой улочке в богатом квартале, я понял, что не ошибся. Представление обещало быть грандиозным.

Улицу лениво перекрывали две патрульные машины с мигающими синими огнями. Рядом уже парковался фургончик главного телеканала, из которого техники вытаскивали штативы и камеры. Но самое главное было не это. Вдоль тротуара, как на выставке, выстроились дорогие машины. Я сразу узнал седан барона Земитского и гигантский чёрный джип, похожий на броневик, на котором ездил градоначальник Белостоцкий. На этих машинах они приезжали на городскую площадь, когда я готовил своё представление. Вся городская верхушка собралась здесь.

Мы с Настей вышли и пристроились к небольшой группке зевак, которых вежливо, но твёрдо держали на расстоянии. Мой взгляд был прикован не к высокому забору особняка Алиевых, а к «зрителям».

Наталья Ташенко стояла рядом со своим мужем. Её спина была идеально прямой, а лицо — застывшей маской. Но я видел её глаза. В них плескалось тёмное, ледяное удовлетворение. Враг, посмевший угрожать её семье, сейчас будет стёрт в порошок. И она лично пришла убедиться, что работа выполнена чисто.

Чуть дальше, с видом скучающего аристократа, стоял барон Земитский с женой. Он лениво опёрся о капот своей машины и смотрел на происходящее с таким видом, будто наблюдает за тараканьими бегами. Ему было глубоко плевать, кто кого сожрёт. Его интересовала сама игра, расклад сил, будущие возможности. Он просто анализировал.

А вот граф Белостоцкий был их полной противоположностью. Он буквально сиял, как начищенный пятак. Распираемый от собственной важности, он то и дело поправлял галстук и что-то оживлённо втолковывал своему помощнику. Наверняка уже репетировал победную речь для камер. «Смотрите, это я, ваш градоначальник, навёл порядок!», «Я объявляю войну криминалу!». Он уже мысленно вешал себе на грудь медаль, ни на секунду не сомневаясь в успехе операции.

— Игорь, мне страшно, — прошептала Настя, крепко вцепившись в мой локоть. Её пальцы были холодными. — Что всё это значит?

— Это политика, сестрёнка, — так же тихо ответил я, не сводя глаз с этой компании. — Сегодня, вполне вероятно, будет меняться расстановка сил. И не без нашей помощи. Но ты не переживай, мы справимся.

Настя посмотрела мне в глаза и легонько улыбнулась.

Я же посмотрел на других: на холодную мстительницу Наталью, на расчётливого игрока Земитского, на тщеславного павлина-градоначальника. Они ничем не лучше Алиевых. Просто умнее, хитрее и действуют тоньше. Они не нанимают тупых громил с рынка. Их оружие — закон, пресса и полиция.

Но надо было узнать, что вообще здесь происходит. Нет, я догадывался, что и как, но почему копы всё же решились на столь отчаянный шаг?

— Степан? — мы с сестрёнкой протиснулись к семейной чете Ташенко. — А как так-то? Улик же нет?

— Не было, — грозно ухмыльнулся мясник, будто только что лично сломал ненавистному барану, который то и дело его бодал, шею. — Те залётные парнишки наконец-то заговорили. Ваня говорит, что его вызвали утром, тогда-то они и поведали о том, кто их нанял.

Ну да, конечно, Алиев. И сейчас сарказм, потому что я не верил в это. Уж как-то всё топорно и глупо. Даже для такого «капризного и обидчивого» купца, как Мурат.

Тяжёлые ворота из кованого железа со скрежетом поползли в стороны. Звук был такой, будто старому великану наступили на ногу. Утренняя тишина тут же испарилась. Вокруг защёлкали затворы камер, а толпа любопытных, до этого сдерживаемая стражей, подалась вперёд, как вода, прорвавшая плотину. Я почувствовал, как Настя, стоявшая рядом, сильнее вцепилась в мой рукав и перестала дышать.

Из тёмного проёма ворот показались двое стражников в парадной, но уже помятой форме. Они тащили кого-то третьего. Этим третьим оказался Мурат Алиев. Он не шёл, а скорее висел между ними, как тряпичная кукла. Его дорогой шёлковый халат, который он так любил, нелепо распахнулся, и все увидели пижамные штаны в дурацкую сине-белую полоску. Лицо купца было белым, как свежевыпавший снег, а его холёные усы безвольно обвисли. Он отчаянно упирался ногами в брусчатку, мотал головой и что-то кричал. Голос у него был тонкий, почти женский, и срывался на визг. В нём не было гнева, только липкий, животный страх.

— Пустите меня! Это всё подстава! Я ничего не делал! — верещал он, дёргаясь в руках стражников. — Это он! Этот поварёнок! Он всё подстроил! Я вас засужу! Да я…

Договорить он не успел. На высокое крыльцо их особняка вышла его мать, Фатима.

И в этот самый миг весь спектакль перевернулся. Я ожидал увидеть разъярённую тигрицу, готовую рвать и метать, чтобы защитить своего детёныша. Но на крыльце стояла сгорбленная, будто за одну ночь постаревшая на двадцать лет, старуха. На ней был простой тёмный платок, а не дорогие шелка. Плечи опущены, лицо — серая маска горя. В руках она судорожно сжимала какой-то крошечный предмет.

Светлана Бодко тут же ткнула своего оператора в бок. Камера наехала на лицо «убитой горем матери». Это был её звёздный час.

— Господин сержант… — голос Фатимы был слабым и надтреснутым, полным непролитых слёз. Она сделала несколько неуверенных шагов вперёд, протягивая руку сержанту Петрову, который вёл арест. Тот замер, удивлённо глядя на неё. — Возьмите, прошу вас…

В её дрожащей ладони я разглядел самую обычную, дешёвую флешку.

— Здесь… здесь всё, — прошептала она, но так, чтобы услышали все вокруг. — Все его тёмные дела… счета, записи разговоров… Я… я больше не могла это покрывать. Он совсем потерял голову… заигрался…

Мурат замолчал на полуслове. Он медленно обернулся и уставился на мать. Его крик будто застрял в горле. В глазах плескалось такое дикое, первобытное неверие, что мне на секунду стало его даже жаль. Так смотрит на хозяина верный пёс, которого тот без всякой причины ударил ногой.

— Мама?

Это слово прозвучало как жалкий писк раненого щенка.

Фатима не выдержала его взгляда. Она резко отвернулась, закрыла лицо руками, и её массивные плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Финальный аккорд. Занавес. Мать, которая из любви к закону и справедливости сдала собственного сына. Какая драма! Какая сила духа!

Толпа дружно ахнула. Я увидел, как Наталья коротко и с удовлетворением кивнула. Градоначальник тут же нацепил на лицо скорбную, но решительную мину. Даже на каменной физиономии Земитского промелькнуло что-то вроде сочувствия.

— Боже мой, она же его мать… — прошептала Настя, ещё сильнее сжимая мой локоть. В её голосе был неподдельный ужас, смешанный с жалостью.

Все поверили. Абсолютно все.

Кроме меня. Потому что я успел поймать её взгляд. Всего на долю секунды, на один удар сердца, прежде чем она закрыла лицо руками. И в этой чёрной бездне не было ни капли горя. Там был холод. Расчётливый, острый и безжалостный холод, как у хирурга, отрезающего ногу, поражённую гангреной. И ещё там был приказ. Безмолвный, чёткий приказ сыну: «Заткнись и играй свою роль».

И тут до меня дошло. Вся картина сложилась. Она его не сдала. Она принесла его в жертву.

Чёрт, а ведь это гениально. Она просто отрезала больную часть, чтобы спасти весь организм. Её глупый, шумный и совершенно неуправляемый сынок наделал слишком много ошибок. Привлёк ненужное внимание, настроил против себя всех влиятельных людей в городе. Он стал обузой. И она, как опытный игрок, просто убрала его с доски. Слила, обставив всё как душераздирающую семейную трагедию.

Теперь она чиста. Она — несчастная мать, жертва обстоятельств. Все обвинения падут на Мурата. А она, переждав бурю, спокойно продолжит заправлять своей маленькой империей из тени. И теперь она станет вдвойне опаснее. Потому что она только что избавилась от своего главного слабого места — собственного сына.

— Невероятно! Просто невероятно! — захлёбывалась от восторга Светлана Бодко в микрофон. — Мы с вами стали свидетелями акта настоящего гражданского мужества! Мать, выбравшая закон, а не кровные узы! Эта история войдёт в анналы нашего города!

Мурата, который больше не сопротивлялся, а просто обмяк и превратился в безвольную куклу, поволокли к полицейской машине. Его тихий, похожий на скулёж, стон утонул в щелчках фотокамер и одобрительном гуле толпы.

Элита города была довольна. Простой народ получил своего злодея. Шоу удалось на славу.

Я смотрел на удаляющуюся машину, но перед глазами у меня стояли холодные, как лёд, глаза старой паучихи. Моё уважение к этому новому врагу росло с каждой секундой.

Да, Мурат был всего лишь пешкой. Глупой и шумной. Его смахнули с доски. Но настоящая игра только начиналась. И играла в ней королева.