Имперский повар 3

Глава 19

Вечер подкрался как-то совсем незаметно, на мягких лапах. Последний посетитель, солидный мужичок в клетчатом пиджаке, сыто икнул, оставил на столе несколько купюр, которые я бы назвал щедрыми чаевыми, и наконец-то вывалился на улицу. Я с облегчением закрыл за ним дверь и с громким щелчком повернул табличку на «Закрыто». Всё, финиш.

Я прижался спиной к прохладному, шершавому дереву двери и устало прикрыл глаза. Сегодняшний день был настоящим ураганом. Без Насти мы были как без рук, без ног и, кажется, без половины мозга.

Но мы справились. И это было главное. А ещё душу грела сделка с Додой, заключённая прямо посреди этого кухонного безумия.

— Всё, бойцы, на сегодня война окончена, — сказал я. — Даша, Вовчик, марш по домам. Вы сегодня были настоящими героями. Отдыхать.

Они выглядели такими уставшими, что, казалось, заснут прямо здесь, на стульях. Но в их глазах горела гордость.

— А ты, Игорь? — спросила Даша, с трудом развязывая тесёмки фартука.

— А я ещё немного приберусь. Не могу я спать, когда в моём царстве бардак. Идите.

Они ушли, и я остался один на один с тишиной, которую нарушало лишь сонное тиканье старых часов на стене. Я медленно побрёл по залу, протирая столы, расставляя стулья по местам. Эта простая, монотонная работа успокаивала, приводила мысли в порядок. Я думал о Насте. Надеюсь, её выходной прошёл лучше, чем наш рабочий день. Надеюсь, она была счастлива. Отдыхала, гуляла…

Именно в этот момент входная дверь тихонько скрипнула. Я замер, ожидая увидеть очередного запоздалого клиента, которого придётся выпроваживать. Но в зал вошла сестрица. И она была не одна.

Настя буквально светилась. Я давно не видел её такой. Рядом с ней шёл молодой парень. Они о чём-то тихо перешёптывались и смеялись, совершенно не замечая меня. Держась за руки, они прошли в самый дальний угол и сели за столик, который я только что протёр.

Я застыл с тряпкой в руке и просто смотрел. Парень был примерно ровесником Насти. Высокий, стройный, но не хлипкий — плечистый. Одежда простая, но чистая и аккуратная: обычные штаны и рубашка. Светлые волосы, открытое, приятное лицо. Но главное — он смотрел на мою сестру так, как будто она была центром его вселенной. А она… она смотрела на него в ответ точно так же.

Я почувствовал небольшой эмоциональный укол. Смесь отцовской тревоги, братской ревности и непонятной тоски по своей собственной ушедшей молодости. Пора было прервать эту сахарную идиллию.

Я медленно, нарочито громко ступая, пошёл к их столику. Мои шаги гулко отдавались в тишине зала. Настя услышала их первой, подняла голову и вздрогнула, как школьница, которую застукали за списыванием. Её щёки мгновенно залил такой густой румянец, что они стали похожи на два спелых помидора.

— Игорь! — пискнула она. — А мы… мы уже уходим… Просто зашли на минуточку…

Парень тут же поднялся на ноги. И это меня, надо признать, удивило. Он не стушевался, не спрятал взгляд, не начал мямлить. Он выпрямился и посмотрел мне прямо в глаза. Спокойно, уверенно и, что самое главное, с уважением.

— Добрый вечер, господин Белославов, — его голос был ровным и приятным. — Меня зовут Кирилл. Я… я большой поклонник того, что вы делаете.

Поклонник. Ну да, конечно, — я мысленно хмыкнул. — Прямо в глаза моей сестре он и поклоняется. Слишком уж гладко стелет. Откуда он вообще нарисовался? Студент? Работяга? Как-то всё слишком «удачно». Но Настя… чёрт, она же светится от счастья.

В глубине памяти тела Игоря мелькнула какая-то неясная тень. Кажется, я уже видел это лицо. Где-то в толпе, на улице. Просто прохожий, но смутно знакомый.

— Мы гуляли, — торопливо вставила Настя, словно оправдываясь. — И я просто рассказывала Кириллу про нашу кухню…

Кирилл, видимо, решил, что это его звёздный час.

— Господин Белославов, я знаю, это прозвучит нагло, — начал он, и в его глазах загорелся настоящий азарт. — Но я восхищён вашей революцией. Тем, как вы возвращаете людям вкус настоящей еды. Я бы очень хотел стать частью этого. Учиться у вас. Я готов работать бесплатно. Мыть посуду, чистить картошку, что угодно. Просто чтобы быть рядом и перенимать опыт.

В моём прошлом мире «бесплатно» означало одно из трёх: либо перед тобой шпион, либо фанатик, либо полный дурак. И этот парень ни на одного из них не был похож. Слишком умный взгляд. Слишком хорошо держится. Что ему нужно на самом деле? Втереться в доверие? Украсть мои рецепты? Или просто подобраться поближе к моей сестре? Последнее казалось наиболее вероятным.

Я перевёл взгляд на Настю. Она смотрела на меня с такой мольбой и надеждой, что у меня сердце сжалось. Казалось, от моего ответа сейчас зависит, взойдёт завтра солнце или нет.

— Бесплатно работают только шпионы и дураки, — холодно бросил я, решив проверить его на прочность. — К какой категории вы себя относите, Кирилл?

Он даже не моргнул.

— К категории учеников, господин Белославов, — спокойно парировал он. — А за настоящее знание не жалко заплатить и своим временем.

Хороший ответ. Очень хороший. Даже слишком хороший.

Я снова посмотрел на сестру. На её дрожащие губы и огромные, полные слёз глаза. Чёрт с тобой. Один раз живём. Точнее, я — уже второй.

— Хорошо, — выдохнул я. — Пробный день. Один. Когда у меня найдётся время и место на кухне, я дам знать. А теперь, нам действительно пора закрываться.

— Спасибо! — искренне, от всего сердца выдохнул Кирилл. — Спасибо, господин Белославов! Я вас не подведу!

Настя просияла так, будто я подарил ей как минимум замок с ручными единорогами. Она проводила своего Кирилла до двери, что-то быстро прошептав ему на прощание, отчего он улыбнулся ещё шире.

А когда она, счастливая и порхающая, как бабочка, повернулась, то наткнулась на мой молчаливый взгляд. Я стоял, прислонившись к стойке и скрестив руки на груди. Настя вспыхнула до корней волос. Но потом случилось нечто неожиданное. Она не смутилась, не убежала в свою комнату. Она вскинула подбородок, упёрла руки в бока, и в её серых глазах сверкнули боевые искорки.

— А что? — вызывающе спросила она. — Что ты так на меня смотришь? Я тоже имею право на личную жизнь! И не смей смотреть на него так! Он хороший! Очень!

Я просто покачал головой. Моя сестрица выросла. Кажется, мне придётся с этим смириться.

Я лежал в кровати, уставившись в потолок. Тени от уличного фонаря ползли по старой штукатурке, складываясь в уродливые рожи. Спать не хотелось. Совсем. Тело после двенадцати часов у плиты гудело, каждая мышца тихонько скулила, прося пощады. Но мозг, эта неугомонная сволочь, и не думал затыкаться. Он, наоборот, включил турборежим и гонял по кругу мысли о прошедшем дне.

Сделка с Додой. Это хорошо, это плюс. Забитый под завязку зал — тоже отлично. Вовчик, который сегодня умудрился поскользнуться на идеально сухом полу и рассыпать мешок муки, — это уже привычный минус. Но главной занозой, которая сверлила череп и не давала провалиться в сон, был этот Кирилл. Новый ухажёр моей сестры.

Всё было слишком гладко. Слишком правильно. Слишком, чёрт побери, идеально. Хороший парень, вежливый, работящий, не пьёт, не курит, наверное. Иначе вряд ли бы Настя с ним связалась, а ведь, по её словам, они знакомы со школьной скамьи. Смотрит на Настю так, будто она — единственная булочка с корицей в голодный год. Прямо не парень, а герой из тех глупых книжек, которые сестрица прячет под подушкой.

А я за свою жизнь в Москве усвоил одно простое правило: если что-то выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой, — значит, это стопроцентное враньё. За каждым таким «просто хорошим парнем» в моём мире обязательно прятался какой-нибудь подвох. Либо ему нужны были твои деньги, либо твой бизнес, либо твоя жена. А самые наглые хотели всё и сразу.

Я с кряхтением перевернулся на другой бок. Старая кровать жалобно скрипнула, будто разделяя мои подозрения. Нет, так не пойдёт. Неопределённость — это хуже зубной боли. А ещё она очень, очень мешает спать. А без сна я злой, и еда получается так себе.

Сев на кровати, я потёр лицо и тихо позвал в темноту:

— Рат, ты здесь?

Секунда. Две. Тишина. Неужели мой хвостатый информатор отправился в ночной дозор по помойкам конкурентов? Я уж было решил, что придётся вставать и приманивать его куском сыра. Но тут в самом тёмном углу комнаты что-то шевельнулось. Из плотной тени бесшумно, как подводная лодка, вынырнула знакомая серая фигурка. Рат деловито взобрался на спинку стула, уселся и принялся намывать морду.

— Звал, шеф? — его голос был немного скрипучим. — Надеюсь, повод достаточно веский. Я был в разгаре дипломатических переговоров с одной весьма аппетитной особой из подвала бакалейной лавки. Обсуждали поставки элитного гороха.

— Переговоры и горох подождут, — хмыкнул я. — У меня появились вопросы для твоего детективного агентства. Ну, выкладывай, Шерлок усатый. Что за фрукт этот ваш Кирилл?

Рат прекратил умываться и уставился на меня умными глазками.

— А-а-а, так вот в чём дело. Защитные инстинкты старшего брата не дают покоя? — ехидно протянул он. — Что ж, информация нынче в цене. Особенно такая, эксклюзивная. С подробностями.

— Не начинай свою шарманку, — поморщился я, нашаривая тапки. — В холодильнике тебя ждёт персональная порция жульена. С курицей и грибами.

Глаза крыса тут же вспыхнули алчным огнём.

— С сырной корочкой? — уточнил он с придыханием.

— С двойной сырной корочкой. Румяной и хрустящей. Специально для тебя отложил. Ну?

Рат картинно кашлянул в крохотный кулачок, мгновенно принимая серьёзный и деловой вид.

— Это в корне меняет ситуацию. Итак, объект по имени Кирилл Ковалёв. Фрукт местный. Сорт «Зареченский обыкновенный», урожай этого года, вполне себе качественный. Семья Ковалёвых. Отец, Егор Ковалёв, — столяр. Один из лучших в городе, если не самый лучший. Руки у мужика золотые, но характер тяжёлый. За работу дерёт втридорога, поэтому живут не богато, но и не бедствуют. Мать, Анна Ковалёва, — швея. Обшивает половину местных модниц. Люди простые, как три копейки, честные и работящие. В долгах не тонули, с Алиевыми и прочей швалью дел никогда не имели. Репутация — чище, чем тарелки после того, как их вылижет Вовчик.

Он сделал эффектную паузу, давая мне время переварить услышанное. Я молчал, вслушиваясь в каждое слово.

— Сам Кирилл, — продолжил Рат, пошевелив усами, — тоже парень без червоточин. После школы пошёл по стопам отца, помогает ему в мастерской. Голова на плечах есть, руки растут откуда положено. Не пьёт, не курит, по кабакам не шляется. В дурных компаниях замечен не был. Скучный, как овсянка на воде, если честно. Никакого компромата.

— А что насчёт Насти? — спросил я самое главное, то, что и не давало мне покоя.

Рат фыркнул, и его усы забавно дёрнулись.

— О, а вот это самое интересное. Мои агенты из школьного подполья докладывают, что он в твою сестру ещё с пятого класса влюблён. Сох по ней, вздыхал на переменах, портфель носить пытался. Но подойти боялся. Но, видимо, сейчас, когда ты тут устроил свою кулинарную революцию и стал местной знаменитостью, парень осмелел. Решил, так сказать, взять быка за рога, пока его не увели.

Я откинулся на подушки. Картина вырисовывалась до смешного простая и чистая. Хороший парень из хорошей семьи, который давно и безнадёжно влюблён в хорошую девочку. Никакого второго дна. Никаких тайных мотивов. Никакой гнили. Просто жизнь.

Напряжение, которое стальным обручем сдавливало мне грудь, начало потихоньку ослабевать. Но где-то в самой глубине души продолжал скрестись маленький, противный червячок подозрения.

Слишком идеально. Слишком гладко и правильно. За каждым «просто хорошим парнем» обязательно скрывался какая-нибудь мелкая гнильца. А может… может, в этом мире всё по-другому? Проще? Честнее? Может, здесь ещё остались просто хорошие парни, которые просто любят хороших девочек?

Эта мысль была такой непривычной и странной, что я даже усмехнулся в темноте.

Встал с кровати и тихонько направился на кухню. Уже там достал из холодильника кокотницу с запечённым жульеном. Сырная корочка и правда была что надо — румяная, золотистая. Сперва, конечно же, я её разогрел в микороволновке, и только потом поставил на пол.

— За службу, усатый.

Рат тут же оказался рядом и подбежал к своему вознаграждению. Сначала он с видом профессионального дегустатора обнюхал жульен, потом аккуратно попробовал кусочек сыра.

— Недурно, — с набитым ртом пробурчал он. — Вкус, конечно, уже не тот. Сливки немного потеряли свою воздушность. Но в целом… съедобно. Весьма.

И с этими словами он с головой зарылся в свою порцию, чавкая так, что было слышно, наверное, на другом конце улицы. А я вернулся в кровать. Червячок сомнения ещё шевелился, но уже не так настырно. Ладно. Посмотрим. Пробный рабочий день для этого Кирилла всё покажет.

Понедельник — день тяжёлый. Есть такая поговорка, и кто бы её ни придумал, он точно знал, о чём говорит. Особенно когда ты провёл всё воскресенье, мечась по кухне, как белка в колесе, заменяя собой сразу трёх, а то и четырёх человек. Ноги гудели так, будто я не у плиты стоял, а пробежал марафон. Спина отказывалась разгибаться и ныла тупой, ноющей болью. А в голове стоял густой туман.

Единственное, что могло спасти меня от окончательного превращения в унылого зомби, — это большая, нет, огромная кружка крепкого, чёрного, как душа налогового инспектора, кофе.

Я медленно, почти с благоговением, засыпал порошок в турку, залил водой и поставил на самый маленький огонь. Процесс нельзя было торопить. Я уже предвкушал первый обжигающий глоток, который должен был прогнать остатки сна и заставить шестерёнки в мозгу наконец-то закрутиться.

Именно в тот момент, когда на поверхности начала собираться аппетитная пенка, в кармане завибрировал телефон.

Я поморщился. Кому я понадобился в такую рань? Поставщики обычно отсыпались до обеда.

— «Очаг», слушаю. Говорите быстрее, у меня кофе сбегает.

— Белославов? — раздался из трубки низкий, скрипучий бас. Я узнал его сразу. Дед Матвей.

— Он самый. Доброе утро, Матвей Семёнович. Что-то случилось? Ваш знаменитый картофель колорадский жук поел?

— Картошку мою никто не пожрёт. У меня жук ещё на подлёте дохнет от одного моего вида. Дело в другом. Мне тут звонили.

— Кто звонил? — я поставил турку на самый край плиты, понимая, что быстрый кофе мне сегодня точно не светит.

— Людишки какие-то. Говорят, из соседнего города, из Усольска. Прознали, чью картошку ты в своём «Очаге» подаёшь. Начали расспрашивать, а потом предлагать. Цену предлагали. На треть выше, чем ты платишь.

Внутри у меня что-то неприятно ёкнуло. Конкуренты. Или кто похуже. Они начали действовать, и действовать не через меня, а через моих поставщиков. Хитро.

— И что вы им ответили, Матвей Семёнович? — спросил я как можно спокойнее, хотя сердце забилось чуть быстрее.

— А что я им ответил? — хмыкнул он в трубку. — Послал их лесом. Подальше. Сказал, что моя картошка — она для Белославова. Для «Очага». Мы с тобой по рукам ударили, парень, слово я дал. А моё слово — оно покрепче любой вашей бумаги с печатями будет. Но ты имей в виду. Зашевелились они, гады. Чуют, откуда ветер дует. Хотят тебе кислород перекрыть.

— Спасибо за звонок, Матвей Семёнович. И за верность. Я это очень ценю. Правда.

— Да ладно, — буркнул он. — Работай давай, повар. Не отвлекайся.

В трубке раздались короткие гудки. Я медленно положил её на рычаг. «На треть выше…» — пронеслось в голове. Неприятно, но не смертельно. Дед Матвей — кремень, его не купишь. Но сам факт…

Не успел я даже сделать шаг к плите, как телефон зазвонил снова. На этот раз с такой силой, будто в него вселился бес. Я снова поднял трубку.

— Да?