Империя

– Поучи меня еще! Почему так долго-то?! – и Красс снова демонстративно сплюнул в ручей.

Сципион, прищурившись, посмотрел вниз и, снова обратив взгляд на собеседника, ухмыльнулся едва заметной улыбкой.

– Ну что, ты принес все, о чем мы договаривались? Надеюсь, без обмана?

– Ты говоришь о рекомендательных письмах, не так ли?

– Да кому нужны эти бумажки?! Эти грамоты только для нищеты важны! Сам что ли не знаешь, как их штампуют в нашем сенате? Я говорю про… Сам знаешь, про что. Я все пересчитаю при тебе, чтобы потом разногласий не было. Сам пойми, я этих ваших сопляков в лагерь пристроил, можно сказать, жизнь им облегчил. Хотя, что уж тут скромничать: спас я их! Как есть спас! Тем более что они дети этих… – Красс огляделся по сторонам и заговорщицки понизил голос.

– Предателей? Ты это хотел сказать? – спокойно, не глядя на него, уточнил Сципион.

– Это ты там со своим Марком знаешь, кто они, а для меня это обычные солдаты, и их родословная мне неизвестна! – нарочито громко, с визгливыми нотками в голосе ответил Красс, явно стараясь перестраховаться на случай, если их вдруг подслушивают.

– Да не ломай ты комедию, старый хрыч. Тут кроме нас с тобой никого нет, поэтому говори так, как тебе хочется.

– Ты за себя решай, а меня не учи. Я поэтому до стольких лет и дожил и такую должность занимаю, что имею привычку наперед все просчитывать. А если бы был, как покойный Помпей, то, наверное, тоже бы уже давно в петле болтался. Но нет, мне жизнь мила и работа моя мне по душе. Так что давай плати за то, что я сделал. И скажи спасибо, что я с вас взял так мало. Если бы я знал, что на этих ваших ребят точат зуб три моих офицера, содрал бы с вас втридорога, – рассмеялся Красс, протягивая руку и жестом показывая Сципиону, что пора отдать причитающееся.

– До чего же ты жаден, я поражен, – Сципион вытащил мешочек с монетами и бросил его Крассу. – Гляжу, золото тебя возбуждает, но, по всей видимости, ты им никогда не насытишься.

– Золота много не бывает, Сципион. А может, ты служишь своему хозяину за еду? – пересчитывая монеты, снова захохотал Красс.

– Я служу своему хозяину не за золото, Красс. Я служу ему из своих убеждений. Это очень разные вещи, но тебе вряд ли удастся это понять.

– Ну да, ну да! Конечно! Не отвлекай, а то я собьюсь!

– Вот будет у тебя много золота, Красс... Да что уж там, у тебя и сейчас много золота. А ты не задумывался о том, успеешь ли им воспользоваться, ведь человеческая жизнь – штука непредсказуемая. Сегодня ты жив и здоров, а завтра… А завтра может и не настать.

– Ага-ага. А-то! – не отвлекаясь от своего дела и совсем не слушая собеседника, бурчал себе под нос Красс.

Сципион презрительно ухмыльнулся и, достав пергамент, свернутый в трубочку, отвесил им Крассу такую оплеуху, что тот выронил монеты, которые со звоном раскатились по мосту. Он, было, кинулся их собирать, но снова получил удар свитком по лицу.

– Ты что, сдурел?! Ты на кого руку поднял, сопляк?! – багровея от гнева, заорал Красс, но вновь схлопотал унизительный удар свитком.

– Да что ты творишь-то?! Ребята! Ко мне!

– Не ори! Они тебя не услышат. Или ты думаешь, я задержался случайно?

Сципион схватил Красса за руку и вложил ему в ладонь три отрубленных пальца с перстнями. Красс в ужасе посмотрел на этот чудовищный аргумент и понял, что на помощь к нему и впрямь никто не придет. Отшатнувшись назад и выронив страшное подношение, он тихо прошептал:

– Ты не посмеешь. Нет, ты не посмеешь. У меня есть…

– Что есть? Что у тебя есть, Красс? Донос на нас на случай, если с тобой что-то случится? Ты этим меня хотел напугать?

– Д-д-да, ес-с-сть! И он будет передан куда надо. А откуда ты это знае…

Не успев договорить, Красс снова получил по лицу свитком, после чего Сципион кинул ему пергамент со словами:

– Не этот ли донос? Им ты меня хотел напугать?

Красс дрожащими руками развернул свиток и еле удержался на подгибающихся от страха ногах. Это был тот самый документ, который он составил накануне: его почерк и его подпись с его же фамильной печатью. Он еще утром положил его в тайник и дал указания своему самому преданному слуге, которому доверял больше, чем самому себе. «Неужели предал?», – мелькнуло в голове у Красса.

Он поднял свой взгляд на стоявшего перед ним Сципиона. В этот момент лунный свет озарил слугу Марка, и несчастный старик увидел истинный облик своего собеседника. Огромные черные крылья вдруг распростерлись за спиной Сципиона, он сделал несколько шагов вперед, и Красс, еле сглатывая слюну, охрипшим голосом проскрипел:

– Что ты такое?

– Лучше бы ты спросил, за что.

Одним движением руки Сципион вырвал у бедолаги нижнюю челюсть, и Красс с широко раскрытыми от боли глазами, словно обезглавленная курица, затрепыхался возле ограждения моста, пытаясь зажать руками рану, в которой булькала заливавшая его легкие кровь. Недолго понаблюдав за жутким зрелищем, Сципион с омерзением схватил умирающего Красса за шкирку и, перекинув через перила, сбросил с моста.

– Жадность – вот твой порок, Красс. Если бы ты был умнее и сразу взял то, что тебе предлагали изначально, был бы сейчас жив. Никто не смеет менять договор с ним. Никто.

Сципион плюнул вниз на труп Красса, развернулся, размял шею до неприятного хруста, накинул на голову капюшон и растворился в темноте.

Наслаждаясь вечерней прохладой, Марк прогуливался возле своего любимого фонтана в компании Германика. Еще утром он посетил Тиберия, чтобы уладить с ним оставшиеся вопросы о начале похода, и теперь, на закате дня, встретился с командующим операцией.

– Раньше я не видел у тебя тех пещер в холме, – присаживаясь на лавочку из хитро сплетенных ветвей, начал разговор Германик.

– А раньше их и не было, они появились недавно. Так сказать, тоннели в Тартар.

– В Тартар? Остроумно и необычно. Нужно будет устроить что-нибудь подобное на своей вилле. Наверное, они прекрасно сохраняют прохладу в знойные дни.

– Ты даже представить себе не можешь, насколько они холодны. Но я позвал тебя сегодня не для того, чтобы обсуждать ландшафт моих владений, – улыбнулся Марк и присел рядом с гостем.

– Конечно, Марк, конечно, – сдвинув брови и нахмурившись, Германик покачал головой в знак понимания.

– Я надеюсь, ты не забыл о моей просьбе насчет тех новобранцев?

– Ну что ты, разве я мог об этом забыть? Твои люди и их юный командир под моим чутким руководством. Все правильно?

– Именно, – улыбнулся с легким прищуром Марк. – Я надеюсь, тебе хватило моего серебра на приобретение снаряжения и прочие затраты?

– О-о-о-о, Марк! Ха-ха-ха! По сравнению со всеми остальными из тех, кто финансировал этот поход, ты сыпал денарии, словно из рога изобилия! Многие даже интересовались, откуда у тебя может быть столько денег!

– Надеюсь, ты отвечал им всем то, о чем мы договорились?

– Конечно, дружище! Все думают, что большую часть средств выделила казна. Но мы-то с тобой знаем, что после восстания легионов она существенно опустела. Да еще эти постоянно бунтующие рабы. Ах, сколько денег уходит на это. Но ведь…

Однако Марк не дал договорить собеседнику:

– А твоего дядю я убедил в том, что в поход вложились частные инвесторы, которые хотят впоследствии заполучить отвоеванные территории. Его устраивает такой расклад: удачная экспедиция окупит все затраты, пополнив казну деньгами, землей и новыми рабами. Все останутся в выигрыше, поэтому не будем больше говорить об этом.

– Как скажешь, как скажешь, – улыбнулся Германик.

– Когда начнут комплектовать легионы новобранцами, обрати внимание на пятый легион, тот, что находится под командованием Клементия.

– Клементий? Клементий… Сын покойного Силана? – почесывая подбородок и задумчиво глядя на фонтан, вспомнил Германик.

– Именно. Ну, так вот: именно туда я направлю центурию своих воинов под командованием моего человека.

– Это уже интригует, Марк! Имя-то хоть есть у твоего парня?

– Его зовут Луций. Да, они немного соперничают с детства с легатом легиона, поэтому настоятельно прошу тебя попридержать Клементия в узде – хотя бы до первого серьезного сражения. Пускай мой паренек проявит себя, а если окажется овощем, то и пес с ним.

– Ох, Марк. Зная тебя, я уверен в том, что ты что-то не договариваешь и ведешь одному тебе известную игру. Но за то, что ты для меня сделал, я обещаю тебе исполнить все твои просьбы. А сейчас, если это все… – Германик встал с лавки, – …разреши откланяться: дела!

– Игра? Нет, Германик, это не игра – это тонкий расчет. Все, что я делаю, есть не что иное, как комбинация железного терпения и временных затрат с моей стороны. Так что, надеюсь, ты меня понял, – поднимаясь и пожимая руку собеседнику, ответил Марк. – Ступай, дела не ждут, никогда и никого не ждут.

Германик улыбнулся, поклонился и пошел прочь от фонтана. Уже было довольно темно, но яркий месяц освещал вымощенную гладким булыжником дорожку не хуже фонаря. Асмодей проводил гостя до выхода, где полководца ждала личная охрана.

Марк недолго оставался в одиночестве: вскоре из темноты появился Сципион.

– Ну что, ты расплатился с Крассом за его доброту? – любуясь на звезды, спросил у него Марк.

– С лихвой, мой господин, – ответил Сципион и бросил под ноги сенатору оторванную челюсть несчастного.

– Абигор, тебе не приходило в голову, что ты чрезмерно жесток? – Марк брезгливо отпихнул ногой челюсть Красса в сторону, чтобы она закатилась в кусты.

– Я как-то не задумывался над этим, повелитель.

– И правильно. Не забивай себе голову всякой ерундой. Ты тот, кто ты есть, и не скрываешь этого, в отличие от этих мерзких двуличных существ. Вот, например, Германик. Я дал ему армию, уговорил его дядю прислушаться к нему. А что взамен? Стоило ему лишь немного ощутить свою силу, и вот он уже задумывает после похода избавиться от меня, дабы не возвращать мне мое серебро. Или Клементий. Я устроил похороны его отца. Правда, и убил Силана тоже я, но ведь и похоронил же, как полагается, с почестями. Дал его семье денег, ему самому – должность и, ни много ни мало, смысл в жизни. А что он? Змееныш тоже помышляет расправиться со мной. Парадокс! А этот мерзкий Красс? Договорились же уже, так нет, ему больше подавай, больше, больше. А ему все мало. Люди... Что с них взять? Ими управляешь, как марионетками, а они думают, что все в их руках и они хозяева своей жизни. Что же, все складывается как нельзя лучше. Даже мой брат не мешает нам, кстати, это уже становится странным и настораживает. Ты так не считаешь?

– Он еще покажет себя, это уж точно.

– Да, в этом сомневаться не приходится. В долгу он никогда не оставался. Вспомнить хотя бы потоп. Как долго я уговаривал его смыть всю нечисть с этой планеты. Сколько труда мне стоило убедить его сделать это. И все напрасно! Ладно, посмотрим. Разыграв наши козыри, будем теперь ждать, чем ответит он. А пока... Пока сделаем вот что: раз уж освободилось место Красса, давай-ка на него посадим Публия. Пускай этот молодой, женоподобный паренек сидит здесь, негоже ему в походы ходить: не ровен час, германцы их опять засмеют. Клементию хватит и Кассия, чтобы окончательно разозлить Луция. Ну, а что касается Красса… Врагов у него было предостаточно, так что пусть ищут вероятного преступника. Наверняка кого-нибудь да найдут и вздернут, как обычно, для отчетности. И еще: по завершении кампании нужно будет заканчивать с Германиком. – Марк повернулся и направился к дому, однако через несколько шагов остановился и, подняв вверх указательный палец, добавил: – Пизон отлично подойдет для этого дела. Его будет легко убедить в том, что Германик представляет угрозу власти Тиберия.

– Пизон так Пизон. Но могу и я.

– Нет, только не ты. В этом деле мне нужен кинжал, а не молот. Тем более для тебя и так найдется работа.

– Как скажете, повелитель. Только у меня есть один вопрос: а если Агриппа не захочет видеть на должности Красса молодого парня, да к тому же не своего человека?

– Агриппа умнее, чем Красс, он не станет связываться со мной. Да и я уже направил ему письмо от имени императора. Все давно решено за них.

Марк быстрой походкой подошел к своему дому и зашел внутрь. Там его уже ожидал Александр, который при виде своего господина почтительно склонил голову.

– Присаживайся, Александр. Значит, центурия готова и ожидает своего командира, не так ли?

– Все верно, повелитель.

– Прекрасно.

– Все сделано так, как вы и приказывали. Сотня моих лучших послушников отобрана для этого подразделения, а мои кузнецы выковали для них прекрасные доспехи и оружие. Луций знает их всех: это именно те люди, с кем он и его друзья вместе тренировались и обучались. Мои бойцы будут преданны ему и отдадут жизнь за него в любую секунду.

– Превосходно. Воины должны увидеть в нем великого полководца и тогда они пойдут за ним даже на Рим. Твои послушники отлично проявят себя на поле боя и принесут Луцию славу в этом походе. Абигор, что с формированием черного легиона?

– Все идет по плану, уже собраны три полноценные когорты. Осталось еще столько же, и легион будет готов. Проблема в том, мой повелитель, что у нас нет профессиональной кавалерии. Римляне традиционно надеются на пехоту, а потому достойных наездников среди них я так и не нашел.

– Это печально. Но выход есть всегда. Недаром я тогда послал Александра за русичем. Если бы он сразу привел его ко мне, а не проворонил парня в лесах, то у нас давно бы уже были превосходные воины. Теперь людей придется обучать после похода. Ратибор займется этим делом, а ты, Абигор, отбери лучших наездников из тех, что есть. Ну что же, осталось только познакомить нашего варвара с будущим генералом, – усмехнулся Марк. – Асмодей, встреть Луция, он уже должен быть у входа.

Толстяк, щуря блестящие глазки, расторопно подскочил к двери и отворил ее в тот самый момент, когда Луций собирался постучаться.

– Луций, мальчик мой! А мы тебя дожидаемся. Проходи, проходи, дорогой. Марк уже совсем заждался тебя. Ох, как ты возмужал, как окреп! – рассыпая комплименты, улыбаясь во весь рот и тряся вторым подбородком, не переставал болтать Асмодей.

Луций прошел в зал, где его встретил Марк и принял в свои объятия. Поприветствовав парня, сенатор внимательно его осмотрел.

– Ты возмужал, хотя прошло совсем немного времени. Присядь, и давай обсудим все по порядку.

– Как мой отец, Марк? – Луций, нахмурясь, присел на ложе.

– Я буду откровенен с тобой. Все, что мне удалось для них сделать, это перевести их в каменоломни близ Апуанских Альп. Мне с трудом удалось убедить судей не применять к ним смертную казнь. Особенно это было сложно сделать для твоего отца, поскольку он при задержании убил нескольких солдат. Пришлось потратить много золота на то, чтобы вместо него вздернули кого-нибудь другого. Так что дела не очень-то хороши: никто не выживал в каменоломнях больше пяти лет. Я уже говорил тебе, что сейчас все зависит только от тебя.

– Ты узнал, кто оклеветал нас? – сдвинув брови, снова спросил Луций, и в его глазах блеснул огонек ярости, который Марк сразу приметил и от этого слегка улыбнулся.

– Конечно, Луций. Я всегда держу слово. Его зовут Помпей.

Услышав имя, Луций вскочил, но Марк, положив ему руку на плечо, усадил его обратно.

– Не кипятись. Он уже мертв.

– Ты убил его?!

– Я? Брось, я и мухи не обижу, не то что человека... Его погубила собственная зависть. Будь я в этом замешан, я бы с удовольствием предоставил вам возможность разделаться с ним. Думаю, это был бы хороший подарок, не так ли?

– Жаль, что эта скотина сдохла!

– И мне жаль.

– А почему он оклеветал именно нас, Марк?

– Не вас, а твоего отца. Остальные так, просто попали под горячую руку. Он начинал служить вместе с Корнелием, но никогда не имел своего мнения, а плыл по течению, пытаясь за счет других пробиться наверх и получить чины. Видя, как твой отец ловко управляется с солдатами, принимает самостоятельные решения, иногда вопреки приказам, и всегда оказывается прав, Помпей стал испытывать к нему ненависть и зависть, которые пожирали его все эти годы и в итоге заставили его совершить такой гнусный и подлый поступок. Но, как говорится, он не рассчитал свои силы, и угрызения совести довели его до петли. Да, представляешь, бывает и такое. Редко, правда, но бывает. Иногда, потеряв своего врага, люди перестают видеть смысл в жизни, – убедительно рассказывал Марк ровным голосом.

Конечно, он лгал Луцию, и причиной доноса был отнюдь не Корнелий, да и Помпей не сильно страдал от угрызений совести. Даже потеря любимой женщины вряд ли бы довела его до повешения, если бы ему в том не помог Авера. Но рассказ предназначался для ушей Луция, и Марк преподносил ему факты именно так, как тот хотел их услышать. Ведь юноша мог неправильно воспринять историю о неразделенной любви Помпея к Ливии и расценить ее по-своему, обвинив во всем Мартина, раз именно из-за его семьи все и пострадали. Другое дело, если причиной их бед был его собственный отец, да к тому же прекрасный отец, превосходство которого над другими было столь велико, что вызывало зависть у недругов. Тут уж пенять было не на кого.

– Не переживай, я разузнал еще кое-что, – добавил Марк.

Луций поднял глаза и посмотрел на него вопросительным взглядом. Тот помял виски и, слегка прикрыв веки, продолжил:

– Командира карательного отряда зовут Константин. Еще двух солдат – Герман и Гай. Это они вырезали семью Мартина, и именно Константин отдавал соответствующие приказы. Но только ты пока не суетись, спрячь злобу подальше. Я вижу, как она тебя распирает, но сейчас они для вас словно журавли в небе. Сначала вернитесь из похода, а я тем временем буду следить за мерзавцами, и потом мы вместе решим, как поступить с ними.

– Марк…

– Да, Луций?

– Только не трогай их без нас, хорошо?

– Конечно, мой мальчик, конечно. Поверь мне, я не дам их в обиду, пока вы не вернетесь, и уж тем более не позволю им умереть. Да, и не показывай никому, что творится у тебя в душе. Поверь мне, все ваши беды – это еще не самое страшное, что может произойти в жизни.

– Ничего страшнее я и вообразить себе не могу. Что может быть хуже того, что твой родитель, как раб, страдает в каменоломнях, имение разорено, рабочие убиты, а ты сам не можешь признаться, какого ты рода?

– Страшнее? Я расскажу тебе одну историю. Когда-то очень давно она произошла с моим знакомым. Однажды у одного богатого и известного римлянина вне брака забеременела единственная дочь. Он пришел в ярость, узнав о том, что отцом ребенка является его собственный раб. Гнев затмил его рассудок, и он призвал к себе лучших лекарей, чтобы те на глазах у будущей матери разрезали бедолагу на кусочки. И те послушно резали его, а затем лечили и снова резали, пока смерть не избавила раба от мук и то благодаря тому, что у несчастного началась гангрена, которая и положила конец его страданиям. Но и это еще не все: после появления на свет внука богач приказал бросить младенца на растерзание псам. А ты говоришь – каменоломня. Ваш случай еще не самый худший. К тому же у вас остается надежда отомстить, а вот у того младенца никаких надежд не было. Собственный дед обрек его на верную гибель лишь потому, что он оказался сыном раба. Словно он был животным, нечистокровным детенышем, которого люди решили отбраковать за несоответствие ими же придуманным стандартам.

– Самого бы его к псам! – злобно прошипел Луций, понимая, что Марк, действительно, прав и что в их случае еще не все потерянно. Он несколько раз сжал и разжал кисть правой руки, которая почему-то жутко замерзла.

– А мы с тобой схожи во мнениях, Луций. Именно к псам. Навечно к псам. Око за око, зуб за зуб. Я прав, Александр?

– Истинно правы, – с едва заметной грустью в голосе ответил Александр.

– Ах, да, Луций, я ведь позвал тебя сюда с конкретной целью. За разговором я чуть было не забыл о подарке.

– О подарке? Мне?

– Конечно, тебе, – Сципион положил перед Луцием уже хорошо знакомый ему меч с рукояткой в виде змеи с драгоценными камнями вместо глаз.

– Бери, он твой, – легким, небрежным жестом руки Марк указал на оружие и улыбнулся. – Извини, что не могу пока помочь твоему отцу. Прими хотя бы этот меч в знак нашей дружбы и моего уважения к тебе, – Марк, сказал это таким тоном, будто извинялся за ничтожность подарка и за то, что не может дать большего.

Да, он мог подарить исполнение мечты как пустяшную вещь, а мог пустяк продать за огромную цену. Луций смотрел на оружие, почти не дыша. О таком клинке он и грезить не смел! Меч, должно быть, стоил целое состояние, но для Луция не это было важно. Обладание таким оружием на тот момент для него было превыше всего: он жадно разглядывал блестящий металл, забыв обо всем, даже о своем отце, даже о мести и о своих друзьях. Он поднял глаза и посмотрел на Марка, словно спрашивая разрешения, и тот учтиво кивнул головой. Луций протянул к мечу руку. Но как только он коснулся его, в мозгу молнией промелькнула череда воспоминаний о том, как он нес домой маленького щенка, как растил и учил его, как потом его сам, собственной рукой, вот этим мечом… Но углубиться в эти размышления ему не дала корыстная мысль: «Единственная мера всего – это успех. Недостойный власти гибнет. Власть предержащий не имеет сожаления, только холодный расчет. Стать императором! Править миром! И что есть жизнь пса, пускай и любимого, когда на кону такое?! Император Луций! Почти что бог на земле!». Юноша чуть вытащил клинок из ножен, и свет, засверкав на отполированном до блеска лезвии, резанул по глазам. Луций улыбнулся и вложил меч обратно.

– Спасибо, Марк! – его глаза светились радостью от подарка.

– Да брось, сущие пустяки. Главное, никогда не расставайся с ним и ни за какие деньги не продавай. И помни: дареное не дарят!

– Я ни за что и ни на что не променяю его!

– Вот и прекрасно. Но у меня для тебя есть еще одна новость.

Луций вопросительно и даже с удивлением посмотрел на Марка.

– Скоро вас распределят по легионам. Ты приписан к пятому, как тебе известно. Тебе присвоят звание центуриона, а твои друзья станут младшими офицерами.

– Но как? Как тебе это удалось?

– Пришлось подкупить кое-кого. Сам знаешь, в этой жизни без взяток никуда. Люди падки на подарки. Хотя, если честно, я не вполне понимаю, почему их за их же работу, которая и так вполне достойно оплачивается, приходится еще и одаривать. Впрочем, это не важно – важен результат, а он заключается в том, что у вас будут офицерские звания.

Луций не верил своим ушам. Он так никогда и не узнает, что их назначения найдут за пазухой у покойного Красса, которого на следующий день обнаружат в ручье под мостом. Его изуродованное тело похоронят впопыхах, дабы не придавать странную смерть огласке. Вскоре на должность Красса поставят Публия, и все пойдет своим чередом. Но это случится уже после того, как легионы выйдут в боевой поход, до начала которого оставалась всего пара дней.

– Но и это еще не все, Луций. Александр любезно согласился предоставить в легион своих людей и специально для тебя и твоих товарищей сформировал центурию. Так что с вашими воинами вы уже знакомы. Это те бойцы, с которыми вы тренировались, поэтому налаживать дисциплину и зарабатывать авторитет у солдат тебе не придется. Они и так знают, кто ты, и будут беспрекословно тебе подчиняться. Единственное, что тебе нужно делать, это правильно распоряжаться ими, ведь они не боги. Помни, они смертные! – рассмеялся Марк. – Да, Александр, ты можешь идти, я тебя больше не задерживаю. У тебя еще много дел: центурия должна быть готова к походу. Ступай.

– Конечно, – склонив голову перед Марком, произнес Александр и тут же удалился.

А Марк неспешно обошел вокруг Луция, остановился у него за плечом и тихо прошептал ему на ухо:

– У меня для тебя еще сюрприз, – и затем крикнул: – Ратибор!

Откуда-то сверху послышалась уверенная, тяжелая поступь. По лестнице, держась рукой за перила, степенно шагая по ступеням, спускался человек, похожий на изваяние древнего бога. На его могучем и крепком теле сверкали доспехи, отличные от римских: скорее они выглядели как варварские. Тело покрывала металлическая кольчуга, штаны были заправлены в сапоги, за пояс заткнут боевой топор. Видно было, что воин не успел до конца облачиться, словно он только что вернулся то ли с тренировки, то ли из далекого похода. Ратибор сошел вниз к Марку и Луцию. Его русые волосы были аккуратно острижены, лицо украшали густые, но не длинные борода и усы, из-под суровых бровей прямо и смело смотрели голубые, словно небо, и холодные, словно лед, глаза. Луций сразу понял, что это был сильный и храбрый воин. Весь его вид буквально кричал об этом. По росту с Ратибором мог сравниться разве что Александр, всех остальных он превосходил как минимум на голову.

– Ну что, Луций, ты узнал его? – снова шепнул Марк на ухо юноше.

Луций лишь пожал плечами и помотал головой.

– Ну как же?! Ты же спас этому воину жизнь! – подходя к Ратибору, теперь уже громко произнес Марк.

– Я?

– Ты, ты. Спасти жизнь можно не только делом, но и словом.

Луций недоуменно смотрел то на Ратибора, то на Марка, не понимая, о чем идет речь.

– Я – гладиатор. Ты первый потребовал сохранить мне жизнь там, на арене. Помнишь? – спокойно глядя на Луция, сказал Ратибор.

– Ну конечно! – ударил себя ладонью по лбу Луций. – У меня этот случай совсем вылетел из головы!

– Зато у меня нет. Благодаря тебе я жив. А я не привык оставаться в долгу.

Луций снова с вопросом в глазах посмотрел на Марка, не понимая, к чему клонит этот воин.

– Я вижу, Луций, ты в недоумении. Я объясню. Ратибор – прекрасный воин, и ты в этом убедился сам, наблюдая, как он сражается на арене. Ты спас ему жизнь, и я решил купить его для тебя, но не в качестве раба, а в качестве товарища. Он будет охранять тебя в походе, вольную я ему уже подписал, так что проблем с этим не возникнет. Тем более он единственный из вас, кто превосходно может убивать себе подобных: у него это в крови. И он, в отличие от вас, имеет опыт настоящих сражений, пускай только на аренах. К тому же тебе не помешает преданный телохранитель. У меня есть Сципион, хотя я и не опасаюсь за свою жизнь, а у тебя будет Ратибор. А он, поверь мне, стоит нескольких хорошо обученных воинов.

Луций не спеша подошел к гладиатору. Стоя перед этим человеком, он чувствовал себя неуверенно и неловко. Ратибор и впрямь был похож на мифического полубога, вроде Геркулеса или Ахилла. Тогда, со зрительских трибун, он не казался настолько могучим, но теперь Луций понимал, почему гладиаторы имперской школы не очень-то хотели нападать на этого русича.

– Значит, ты будешь меня охранять? – протягивая руку Ратибору, спросил Луций.

– Я не нянька. Я уже говорил об этом Марку. Я буду помогать тебе настолько, насколько смогу. Но прислуживать тебе или делать за тебя твою работу я не собираюсь. Уясни это раз и навсегда, или убейте меня прямо здесь. Рабом я больше не буду! Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!

– Мне рабы не нужны, Ратибор. Мне нужны соратники. Раз ты ценишь то, что я спас тебе жизнь, цени тогда и мою дружбу, – Луций все еще держал свою руку протянутой.

Ратибор взглянул в глаза юноши, от которого явно не ожидал услышать ничего подобного. Он до последнего думал, что его снова обманут и приставят в услужение к какому-то молокососу. Но в зале у Марка он увидел перед собой смелого и открытого парня, который смотрел на него не с высока, а как на равного, и не брезговал первым подать руку бывшему рабу и гладиатору. Ратибор подумал, глубоко вздохнул и, пожав протянутую ему руку, произнес:

– Я буду предан тебе, Луций.

– Я буду уважителен к тебе, Ратибор.

– Вот и прекрасно. Я же говорил тебе, русич, что вы найдете общий язык. А я редко ошибаюсь, – похлопал Ратибора по плечу Марк. – Асмодей, налей-ка нам вина. За такое следует выпить. Сейчас мы творим историю.

Толстяк быстро выполнил приказ, и все трое без промедления подняли чаши и осушили их до дна.

– Вот теперь все. Не смею вас больше задерживать. Тебе, Луций, пора в лагерь. Ратибор прибудет туда вместе с центурией. Ты уж объясни друзьям, что к чему. И, да, держите язык за зубами: слишком много посторонних ушей вокруг вас.

– Конечно, Марк. Еще раз спасибо за подарок, – Луций повернулся к русичу. – Рад был познакомиться с тобой, Ратибор. Скоро встретимся.

Юноша уважительно склонил голову, после чего быстрым шагом направился к выходу.

– Ну что, русич? Разве я обманул тебя? – спросил Марк.

– Стоит признать, ты отличаешься от тех людей, с которыми мне прежде приходилось иметь дело.

– Слушай меня, Ратибор, и ты сможешь отомстить за своего отца. А пока можешь идти отдыхать. Я гляжу, ты опять тренировался. Это похвально. Скоро твое умение пригодится.

Марк вышел на веранду и с прищуром посмотрел на звездное небо. Сзади, как преданный пес, к нему подошел Сципион.

– Слишком быстро варвар пошел на уступки, господин. Вам так не кажется?

– А что ему остается делать? Он хочет мести. Мы дадим ему след, пускай бежит по нему. А пока он рыщет, мы будем его использовать. Точнее сказать, использовать его будет Луций. Я знал, что они быстро придут к взаимопониманию.

– Милорд, Луций скоро может поинтересоваться судьбой своего брата, – облокотившись на перила, намекнул Сципион.

– Маркус – наш козырь. Велиал знает свое дело. И ты не прекращай тренировать его. Я не хочу остаться без запасного плана. Всегда нужно быть готовым к самому худшему повороту событий. Когда они вернутся из похода, мы предоставим Луцию возможность увидеться и с братом, и с отцом. Надеюсь, он не умрет до этого на каменоломнях, хотя для нас это был бы, пожалуй, самый лучший вариант.

– Можно это устроить, господин, только скажите.

– Не стоит, Абигор. Пускай все идет своим чередом, я пока слишком слаб, чтобы нарушать договор с ним. А мы и так уже серьезно вмешались в людские дела. Но ничего, скоро наш мальчик перестанет ценить простые человеческие радости, его чувства притупятся, и он будет мечтать только об одном – о власти. Он будет жаждать превосходства над другими и испытывать одну лишь ненависть, ненависть ко всем и каждому за свои детство и юность. Еще немного, и ему не будет нужно ничего, кроме господства над миром. Ни женщины, ни вино, ни развлечения не смогут принести ему такого наслаждения, как война, смерть и покорение народов. Да, он станет прекрасным оружием против себе подобных. Он явит во всей красе истинную сущность человека. Само совершенство! Так ведь, по-моему, говорит о них мой брат? Что же, пускай он увидит свое творение в его настоящем облике. Не будет любви к ближнему. Я посею в людях ненависть к самим себе, и она, переходя от человека к человеку, словно вирус, поработит весь мир. Мне останется только немного подождать. Подождать, пока они сами не падут к моим ногам.

Глава XV

ГЕРМАНИЯ

Луций встретил рассвет на ногах. Тяжелый месяц, который он и его друзья выдержали, стиснув зубы, подошел к концу. Впереди их ждал поход. Они еще не представляли себе, какие именно события и впечатления их подстерегали в пути, и эта неизвестность манила их предвкушением захватывающих приключений, мысль о которых будоражила воображение Луция и порой не давала ему спать. Вот и в эту душную августовскую ночь, после его назначения на должность центуриона – причем его собственной центурии, с которой он тренировался последние несколько лет, – юноша никак не мог уснуть. Крепкие, как на подбор, воины, предоставленные ему Александром, уже были размещены в казарме, а он со своими друзьями получил палатку и ждал приближающегося рассвета, чтобы поскорее отправиться туда, откуда их родители вернулись опозоренными. Мысленно Луций был уже там, в дремучих и суровых лесах страшной, но манящей и притягательной, словно магнит, Германии. Размышления об этой далекой стране вытеснили из сознания юноши приятные воспоминания о том, с каким выражением лиц смотрели на него Публий и Кассий, когда ему на построении вручали грамоту о назначении на офицерскую должность. Он уже позабыл и о том, как на пиру, устроенном в честь отбытия в поход, Клементий брезгливо обошел стороной всех младших и старших офицеров и, демонстративно плюнув под ноги Луцию, удалился восвояси. Друзья еще не знали, что легат постарается устранить их в первом же сражении, как не знали они и о том, что накануне Клементий ездил к Марку и написал донос самому императору, в котором предупреждал о присутствии в войске ненадежных бойцов, способных подвергнуть опасности всю кампанию. Все это сейчас отошло на второй план, и Луций думал только о том, как прославиться, спасти отца и доказать всем, что они не хуже других. А главным, главным было то, что момент отмщения с каждым днем приближался. «Константин, Герман, Гай», – крутились имена в голове Луция, не давая ему покоя. «А еще эти соседи, которые, словно коршуны, слетелись на добычу, – с ними нужно будет разобраться тоже! И, конечно, Клементий! Но как поквитаться с ним? До него ведь сейчас не доберешься: он легат легиона, в котором мы служим! Несправедливо! Как же несправедливо!», – мысленно посетовал юноша, и в нем снова стали просыпаться мечты о власти, о том, как он будет править Римом. От предвкушения триумфа голова его закружилась, и он, опершись руками о стол, медленно опустился на кресло.

– Добьюсь! Стану! Они смогли, а чем я хуже?! Я буду императором Рима! Всех поставлю на колени, всем воздам по заслугам! Ничего, ничего, придет время! Марк учит ждать, значит, я буду ждать и дождусь! – прошептал Луций и посмотрел на своих друзей, спящих на койках. Затем он взглянул на Ратибора, который прибыл сюда вместе с его центурией и теперь сидя дремал в углу палатки, положив руку на меч: он явно пока еще не доверял ни Луцию, ни его товарищам. Скоро, совсем скоро затрубят горны и тысячи людей зашевелятся, засуетятся, словно муравьи, а потом пойдут туда, куда им прикажут, ведомые одной общей целью. Пойдут убивать, грабить и порабощать всех тех, кого они, римляне, считают недочеловеками, варварами, ничтожествами, скорее даже животными, нежели людьми. Смотря на крепкое и могучее тело русича, Луций понимал, что эти так называемые варвары куда более цивилизованны, чем он сам и его сограждане, что им знакомо что-то такое, чего римлянам не постичь никогда, а именно – представления о преданности и чести. Юноша вспоминал тот момент на арене, когда Ратибор, оставшийся один против десятка гладиаторов, предпочел смерть унижению перед оголтелой, развращенной бездельем толпой. При этом воспоминании Луций слегка улыбнулся, понимая, что все-таки он был прав, потребовав тогда в Колизее пощады Ратибору и тем самым подарив жизнь этому варвару. Возможно, в будущем он еще не единожды спасет русичу жизнь на поле боя, хотя иногда достаточно и одного раза, чтобы изменить историю и собственную судьбу.

Германик пересек Рейн в начале осени, ознаменовав этим событием повторную попытку завоевания Германии. На территорию противника легионы ступили уже поздней осенью. Это было далеко не самое лучшее время года для ведения боевых действий, но римляне, полные сил и уверенности в быстрой победе над германцами, были настроены оптимистично. Все мечтали отомстить за подлое предательство и разгром легионов Вара в Тевтобургском лесу, а больше всего об этом мечтал Луций.

Однако вскоре пыл воинов заметно поостыл. Дождь лил, не переставая, уже вторую неделю. Армия продвигалась медленно, обозы вязли в грязи, и солдаты, промокшие до нитки и уставшие до полусмерти, уже не выказывали прежнего рвения куда-то спешить и тем более с кем-то воевать. Легион под командованием Клементия, в котором числился и Луций, был собран в основном из новобранцев. Они, сильно растянувшись, брели в конце обоза, пытаясь догнать основные силы, но с каждым днем расстояние до них все больше увеличивалось. Как ни пытался Клементий подогнать солдат, срывая на них глотку и ломая о них кнут, все было тщетно. А проклятая погода, словно издеваясь, проверяла завоевателей на стойкость и выносливость и выливала на их головы тонны и тонны воды. Иногда, сжалившись над людьми, боги все-таки давали им передохнуть от ненастья и останавливали надоевший всем холодный дождь, правда, совсем ненадолго, иногда буквально на несколько минут, после чего он начинал лить с новой силой. Все небо было затянуто одной сплошной тучей, из которой постоянно потоками падала на землю вода. Эта туча была единственным, что удавалось солдатам разглядеть вверху сквозь ветви огромных деревьев, подпиравших своими недосягаемыми верхушками грязное небо. Туча была темная, плотная. Казалось, что по ней можно было ходить и даже прыгать без страха упасть вниз и разбиться. Между тем воины уже начинали перешептываться о том, что боги, должно быть, снова прокляли этот поход и что они попадут в такую же западню, как и Вар со своими легионами. Напряжение в армии нарастало, бойцам повсюду мерещились разведчики германцев, и Клементий и его правая рука Кассий только и делали, что пороли солдат, которые, по их мнению, распространяли слухи и сеяли панику. Другие же офицеры понимали, что если все продолжится в том же духе, то скоро дело дойдет и до расправы над легионерами.

Луций шел во главе своей центурии и смотрел вверх на то, как плачет небо. Почему оно плачет? Он не знал ответа, и вряд ли здесь был хоть кто-то, кто помог бы ему этот ответ найти. А небо плакало и плакало – долго, не переставая, навзрыд, роняя на землю множество прозрачных слезинок. Падая вниз, они превращались в ручейки, ручейки сливались в небольшую речку, а множество таких речушек наполняло огромные лужи, в которых вязло войско.

– Гадкая погода! Как и вся эта Германия! Да на кой она нам сдалась?! – глотая из походного бурдюка вино и кутаясь в промокший плащ, недовольно бормотал Понтий.

– Главное, что мы пока еще живы, – спокойно ответил Ромул, оглядывая местность и делая какие-то заметки на клочке пергамента.

– Книжный червь! Я гляжу, тебе все нипочем, святоша! – снова отхлебнул горячительного Понтий.

– Старайся в каждой ситуации увидеть приятное, и жизнь покажется куда лучше, чем она есть на самом деле, – Ромул не обратил никакого внимания на издевки друга и продолжил заниматься своим делом.

– Нет, Луций, ты его слышал?! Ему все нипочем! Смотрю я на тебя, Ромул, и хочу хоть раз в твоей шкуре оказаться. Так сказать, почувствовать себя на месте идиота.

– Не стоит, Понтий. Вдруг понравится? – усмехнулся Ромул.

Понтий отхлебнул вина, одобрительно ударил друга по плечу и заливисто рассмеялся.

Но вскоре все снова молча двинулись вперед, хлюпая ногами по лужам. Луций шел рядом с Ратибором, который хмуро шагал по размякшей дороге. Юноша не переставал восхищаться этим могучим созданием – другого описания для русича он пока не придумал. Прищурив один глаз, Луций решился нарушить молчание вопросом:

– Ты скучаешь по дому?

Ратибор бросил быстрый взгляд на собеседника, но тут же отвел его в сторону:

– Я скучаю по нему каждый день, каждый час, каждое утро, когда просыпаюсь. Тебе не понять этого. Ты вырос на своей земле.

– Ты прав, Ратибор, я вырос на своей земле. Только она отобрала у меня то немногое, что у меня было! Тебя лишили всего чужаки. Меня – мое собственное государство.

Ратибор снова взглянул на Луция и с пониманием покивал головой.

– А какая она, твоя Русь? Ведь ты так ее называешь? – с интересом спросил Ромул, подойдя ближе к варвару.

Ратибор улыбнулся, окинул взором все вокруг и внезапно начал петь:

Воздух свежий, воздух пряный

И небес весенних синь,

Хороводы на полянах

Пробудившихся осин.

Крик грачей с берез высоких –

Весть веселая весны,

В небе птичий клин далекий

Из неведомой страны.

Ой ты, Русь моя родная,

Ничего не надо мне,

Только каплю этой сини,

Что в озерной глубине.

Только звонкие рассветы,

Тени стройных тополей,

Эти песенные ветры

Над просторами полей.

Друзья шли и слушали, как этот суровый варвар поет о своей далекой стране, и от этого у них на душе становилось теплее и спокойнее. Они понимали, что этот человек, прошедший огонь и воду, не утратил своей культуры, не потерял надежды вернуться домой и не перестал верить в свои убеждения. Когда русич закончил петь, Луций, задумавшись, произнес:

– Судя по песне, твоя родина прекрасна.

– Так оно и есть. Жаль, что я стал ее забывать.

– А кто научил тебя этой песне?

– Ярополк. Он был великим воином и телохранителем моего отца. Он научил меня всему, что я умею, – с гордостью и твердостью в голосе произнес Ратибор.

– Ратибор, а страшно убивать людей? – неуверенно поинтересовался Ромул.

– Страшно. И не верьте тому, кто скажет, что сделать это просто. Со временем привыкаешь к запаху крови и виду изувеченных тел, но сначала жутко страшно. Но что-то внутри тебя приказывает тебе совершить это, ибо если не ты, то тебя. Я сам не принимал участия в больших сражениях, но битв на арене мне хватило, чтобы понять, что нужно делать на поле боя. Надеюсь, вы не оробеете в первом же сражении. Не очень-то мне хочется закончить свою жизнь вдали от родины, да еще и в компании трусливых подростков, – рассмеялся Ратибор.

– И не надейся! – насупился Луций и, ускорив шаг, прикрикнул на когорту. – Шевелитесь! Быстрее!

– Обиделся что ли? – спросил русич у Понтия.

– Похоже, ты его задел за живое, – ответил тот и снова отхлебнул вина.

К вечеру войско разбило лагерь, и изможденные, насквозь вымокшие и промерзшие до костей воины, разведя кое-как костры, разбрелись по палаткам. Клементий же собрал всех офицеров у себя в ставке для того, чтобы пояснить планы дальнейших действий. Понурые и уставшие, они молча смотрели на то, как легат их легиона ходит по шатру и нервно озирает собравшихся хищным взглядом, словно выискивая кого-то в толпе. Увидев Луция, Клементий нервно передернул лицом и, подойдя к столу, где была разложена карта, произнес:

– Место, где был разгромлен Вар, уже недалеко. Германик ведет туда основные силы. Наша задача помешать племени херусков их обойти кругом. Мы перехватим их здесь! – указал пальцем точку на карте Клементий. – А ты, Луций, со своей прекрасной центурией, преградишь им дорогу здесь!

Луций медленно вышел из-за спин офицеров и посмотрел туда, куда указывал ему Клементий.

– Там же сплошная топь! А холмы наверняка уже заняли германцы. Как я смогу сдержать их с одной своей центурией? Они просто снесут нас! Командир, это же самоубийство!

– Ты не повинуешься моему приказу, центурион?

– Никак нет! Разрешите приступить к выполнению задачи с рассветом!

Клементий поманил юношу пальцем поближе к себе, наклонился к его уху и тихо прошептал:

– Не знаю, за что боги одарили тебя тем, что ты сейчас имеешь, но это будет твой первый и последний, притом бесславный поход. Ты сдохнешь здесь за своего отца. Хоть как-то ваш поганый род искупит свою вину перед Римом.

– Разрешите идти? – сдержал гнев Луций.

– Ступай, – ответил Клементий.

– Слава Цезарю!

– Слава!

Луций вышел из шатра и, шатаясь и не понимая ничего, направился вглубь лагеря. Хотя что тут было непонятно? На месте Клементия он поступил бы так же. Раз нельзя убить своего врага в открытую, следует создать такую ситуацию, в которой тот погибнет сам. И, похоже, Клементий все хорошо продумал. Он знал, что Луций не осмелится ослушаться приказа и, скорее всего, падет в бою. И никто не сможет обвинить легата в смерти юноши. А в том, что германцы раздавят Луция, как букашку, Клементий не сомневался. Даже если парень и выживет… Впрочем, этот вариант развития событий легат серьезно не рассматривал: в такой ситуации не выживают. Конечно, он понимал, что, возможно, ему пришлось бы отвечать за свои действия перед Германиком, который наверняка бы захотел узнать, почему легат пятого легиона Клементий Силан послал центурию на верную смерть. Ведь о том, что на холмах возле топи полно германцев, разведка уже знала, а значит, знали об этом и все командиры, включая Клементия и, тем более, самого Германика. Но возможность убрать с пути Луция волновала его куда больше.

Если бы только Луций знал, как все это похоже на то, что произошло с его отцом в этих же лесах много лет назад. Выйдя из шатра Клементия, он неуверенной походкой добрел до своей палатки. Еще издали он услышал, как подвыпивший Понтий снова задирает Ромула и как они по своему обыкновению о чем-то спорят. Остановившись у входа и немного успокоившись, Луций зашел внутрь, где Понтий и Ромул уже начинали перебраниваться на повышенных тонах, а Ратибор и Мартин рассматривали разложенный на столе чертеж и что-то тихо обсуждали.

– Дерьмо. То, что ты придумал, – дерьмо! – то подходя к столу, то отходя от него, кричал Понтий.

– Почему это? – спокойно поинтересовался Ромул.

– Да не воюет так никто! Понимаешь?! Не воюет!

– Я на это и рассчитываю. Раз так никто не воюет, значит, и они не догадаются о том, что это ловушка.

– А почему ты решил, что они клюнут?!

– Я бы сам так поступил, будь я на месте врага. И ты бы так сделал. Или нет? Ты просто знаешь секрет и поэтому думаешь, что все о нем знают. А зря.

Луций подошел к ним незамеченным и встал в стороне, пока не вполне понимая, о чем идет речь. Жаркий спор явно заинтересовал его, и он, не отвлекая никого, остался за спинами своих друзей, молча наблюдая за происходящим.

– Напрасно ты, Понтий, горячишься. Идея интересная и даже очень. Вопрос только в том, как заставить врага кинуться всеми силами напролом и смешать свои ряды.

– Ратибор, и ты туда же?! Это же самоубийство! Получается, мы сами должны открыть ворота в лагерь и впустить неприятеля вовнутрь. Но он же просто растопчет нас, если его силы будут превосходить наши!

– Но при этом, если хитрость Ромула удастся, мы одним махом положим много воинов.

– Ага, а остальная их часть перебьет всех нас. Или ты думаешь, поднимающийся частокол сработает?! По-моему, это полный бред! Как забор может подняться из земли и при этом остаться достаточно крепким? Вообще не понимаю, как это возможно! Сказка и вымысел Ромула, вот что это!

– Не понимаешь, так не опровергай. Говорю тебе, я все просчитал, и все сработает на отлично.

– Ага! Просчитал он! Да если даже и так, тебе все равно не представится случая провернуть все это! Для этого нужно было бы, чтобы нас отправили в зад к самому Плутону, а разве такое возможно?! – поле этих слов Понтия Луций наконец подошел к столу и посмотрел на чертеж, удивив собравшихся неожиданностью своего появления.

– В зад к самому Плутону, говоришь? Думаю, нам вскоре представится такая возможность, – внимательно вглядывался в бумагу Луций. – Клементий с радостью отправил нас туда, – он поднял глаза на Ромула. – Ты уверен, что это сработает?

Тот лишь пожал плечами:

– Теоретически…

– Нужно практически, Ромул.

Луций взял чашу с вином, которая стояла на столе рядом с Понтием, и, осушив ее до дна, рассказал друзьям о том, что их посылают на верную гибель.

– Этого стоило ожидать. Хорошо, что не прирезали спящими еще там, в казарме, хотя могли бы, – утомленно потирая глаза, сказал Мартин.

– Ну надо же, ублюдок никак не смирится с тем, что мы подняли голову тогда, да и теперь живем не хуже других!

– Сколько нужно времени, чтобы ты смог соорудить такой лагерь? – облокотившись на стол, поинтересовался Луций у Ромула.

– Два-три дня, если все пойдет по плану.

– День, Ромул. Один день. Больше времени я дать тебе не могу. И то при условии, если мы подойдем незаметно и успеем поставить частокол до того момента, когда германцы поймут, что мы отрезали им обратный путь. Работать будем все вместе. Остается только надеяться на то, что твой план сработает, иначе мы останемся здесь навсегда. У херусков в той местности сосредоточена не вся армия, а лишь небольшой отряд, хотя по сравнению с нами и этого очень много. Что же, мы хотели в легион и хотели служить Риму. Время пришло.

– Хотели! Только мясом мы быть не хотели! – ответил Мартин и вышел из палатки.

Все остальные мрачно и молча смотрели друг на друга. Они прекрасно понимали, что их посылают на убой, иначе туда отправили бы целую манипулу, а то и две. Клементий из ненависти ставит центурию против врага, заведомо превосходящего ее по численности. Глупость и безрассудство, но ненависть не знает таких слов: она живет сама по себе и играет по собственным правилам. Такому раскладу был рад только Ратибор. Услышав название племени германцев, он злобно улыбнулся и почти шепотом произнес непонятное имя: «Ульрих».

Никто из друзей так и не заснул до самого утра. Каждый искал себе занятие, чтобы отвлечься от мыслей о том, что ожидало их на рассвете. Единственный, кому, по всей видимости, было плевать не только на все происходящее, но и на саму смерть, был Ратибор. Подложив под голову свернутый плащ, он беззастенчиво храпел на полу, время от времени почесываясь и переворачиваясь с боку на бок.

Как только начало светать, Луций надел шлем, поправил доспехи и вышел на улицу к центурии, которую Понтий уже поднял и вывел на построение. Луций прошелся вдоль рядов и посмотрел на рослых солдат с прекрасной выправкой, одетых в черные доспехи и отлично вооруженных. Единственным, на что он не обратил внимания, были пустые, безжизненные глаза этих людей. Словно машины, они выполняли его приказы, ели, спали и при этом никогда не разговаривали между собой. Может, поэтому Марк говорил о них как о вещах? Впрочем, сейчас все это было неважно. Луций обошелся краткой речью, после чего центурия в боевом порядке вышла из лагеря и направилась туда, где ее ждали неизвестность, страх и отчаянье. Почти все офицеры легиона вышли из палаток и безмолвно, стыдливо опустив глаза, провожали молодого центуриона и его странную центурию на верную смерть. Их обреченность понимал каждый, но никто не хотел попасть в немилость к командиру, и поэтому все молчали, лишь бы самим не оказаться на месте приговоренных бедолаг.

Отойдя от точки дислокации основных сил, центурия Луция оказалась в болотистой местности, покрытой непролазным кустарником. Около трех часов они уже шли без остановки к участку, где должны были разбить лагерь, чтобы преградить путь врагу и не дать ему пройти через топи. Пробираясь через заросли, воины вышли на небольшую тропу, но тут их остановил Ратибор. Он поднял руку вверх предупреждающим жестом, а сам направился вперед. Солдаты замерли в ожидании. Вскоре русич повернулся к ним и тихо произнес:

– Надвигается гроза. Нужно остаться здесь и переждать ее, она будет недолгой. Мы можем укрыться вон под тем уступом, – указал он пальцем на огромный валун, который завис над небольшой горкой наподобие козырька, образовав под собой достаточно места, чтобы разместить там целый отряд.

– Откуда ты знаешь? – спросил Луций, подходя к русичу и вглядываясь в указанном им направлении.

– Ветер поменялся. Да и птица притихла, будто вымерла. Посмотри вон туда, – Ратибор обратил внимание Луция на паутину: паук, который ее сплел, забился в самый ее угол и не реагировал на добычу, попавшую к нему в сети. – Он чувствует приближение недобрых перемен гораздо лучше, чем люди, поэтому и сидит тихонько: боится. Нам стоит последовать его примеру. Пауки – хитрые хищники. Наши старцы говорили, что они могут видеть будущее, а наши воины почитали заветы предков. Тем более, я – варвар, Луций. Я вырос в лесу и отлично знаю повадки природы. Лучше поверь мне на слово. Если прикажешь идти дальше, я пойду, но мы потеряем много сил и времени в неравной борьбе с ураганом, и, наоборот, сбережем их, если переждем его. Германцы, скорее всего, тоже знают о приближающейся буре и не станут предпринимать активных действий. Поверь, у нас есть время, чтобы добраться до места вперед них.

– Надеюсь, ты прав, Ратибор. Надеюсь, ты прав, – Луций повернулся к солдатам и скомандовал: – Все под каменный навес. Устроим привал.

– Что случилось? – подойдя к нему, поинтересовался Мартин.

– Ратибор сказал, грядет буря. Нужно переждать!

И действительно, вскоре поднялся легкий ветерок, потянуло прохладой. Как только центурия укрылась под каменной глыбой, небо стремительно затянула зловещая черная туча, все вокруг потемнело и на какое-то мгновение затихло. Затем, словно спохватившись, задул резкий холодный ветер. С деревьев посыпалась листва, затрещали ветви вековых сосен, послышался треск старого дуба, который, сдавшись под натиском стихии, рухнул прямо на то место, где совсем недавно стояли воины Луция. Ослепительно яркая молния вспорола небо. Тут же прогремел оглушительный гром – Луций и его друзья даже пригнулись от его неожиданного и пугающего раската. Солдаты стояли словно вкопанные, не шевелясь и не дергаясь, и наблюдали за всем происходящим с внешним равнодушием.

– Похоже, боги гневаются на нас! – усмехнулся Луций.

– Спустился бы сюда хоть один! Я бы постарался вонзить в него клинок по самую рукоятку! – Мартин сплюнул в сторону и выбежал под ливень, который хлынул с небес обильными потоками.

– Мартин! Вернись назад! Я кому сказал, вернись назад! – заорал на него Луций.

– Давайте! Спускайтесь! Все спускайтесь! И ты, ничтожный Юпитер, явись, покажи себя! Выйди ко мне! Я не моя мать и не сестры, которые не могут постоять за себя! Уж я-то тебе дам отпор! Ну же, спускайся! – выхватив клинок, орал Мартин в небо. – Ты не рад, что мы здесь?! Да нам плевать на твое недовольство и на твои законы! После того, что ты с нами сделал, нам уже все равно!

Молнии почти без перерыва вспыхивали одна за другой, но друзья напрасно призывали Мартина одуматься и вернуться в укрытие. В конце концов, Луций сам выскочил под дождь и, сбив Мартина с ног, повалил его в вязкую жижу. Тот попытался сопротивляться, но Луций несколькими ударами успокоил его. Тут подоспело подкрепление, и Мартина общими усилиями затащили обратно. Едва воины вернулись под навес, как очередная молния вонзила свой трезубец именно в то место, где они только что находились. Не утихая, гремела в тучах гулкая небесная канонада, и от этого блистания и грохотания у всех трепетно сжимались сердца. Друзья, тяжело дыша, сидели на земле и пристально глядели на обгоревшую траву, которая дымилась под проливным дождем, испуская отвратительный запах гари. Какое-то время все пребывали в оцепенении, но вскоре Луций нарушил тишину.

– Похоже, мы и вправду направляемся к самому Плутону в Тартар! И он явно не хочет нас туда пускать, а то вдруг мы и там выживем!

Друзья задумчиво улыбнулись, понимая, что им в очередной раз крупно повезло. Словно чья-то могущественная рука поддерживала их и вела по какому-то великому, непознанному, но при этом очень опасному пути.

Гроза, действительно, бушевала недолго, минут сорок. И прекратилась она так же внезапно, как и началась: тучи резво разбежались по небосводу и исчезли, будто их и не было. Вот только еще больше похолодало, а с высоких холмов в низину молоком полился густой туман, укрывая под собой все, чего он касался.

– Пора выдвигаться, – оживился русич. – Погода настроена против нас. Здешние боги гневаются за то, что мы пришли сюда.

– Плевать я хотел на них! – злобно стряхнул с себя грязь Луций. – Они всегда гневаются, сколько не моли их о милости. И я больше не намерен их умолять. Теперь я буду требовать! Я стану брать силой то, что принадлежит мне по праву. Я больше не намерен ни перед кем склонять голову: пускай другие склоняют ее передо мной или теряют ее! Выдвигаемся!

– Слова либо безумца, либо страшного человека, – вслух отметил Ратибор, а про себя подумал, что не хотел бы иметь в числе врагов этого юношу, который явно еще покажет свой оскал всем тем, кто его недооценивает. Если, конечно, они выживут.

Клементий сидел за столом вместе с Кассием, когда к нему вошел примипил и сообщил дурную весть:

– Господин, солдаты многих центурий отказываются идти дальше. Они боятся здешних друидов и верят в то, что дух Квинтилия Вара следит за нами и хочет нашей крови.

– Что?! Что ты мелешь, офицер?! – вставая из-за стола и отшвыривая в сторону кусок жареной курицы, прокричал возмущенный Клементий.

– Я говорю так, как есть, командир. Солдаты плохо обучены. У них не было должной подготовки в связи со спешными сборами в поход. Да еще эта мерзкая погода… Люди утомлены тяжелым переходом и подавлены, дайте им время на отдых, и вскоре они придут в норму.

Багровея от злости, Клементий вышел из-за стола и медленно приблизился к примипилу легиона. Он пытался держать себя в руках, грозно сдвигая брови и с трудом глотая слюну, но, когда офицер посмел заговорить про центурию Луция, которую отправили на верную смерть без веских на то причин, и про опасения остальных солдат о том, что с ними могут поступить так же, не выдержал и сорвался:

– Заткнись! Не смей указывать мне, что делать!

– Я и не смею, командир, – пытаясь стоять прямо, отвечал примипил.

– Кассий!

– Да, Клементий, – отпивая из чаши и вытирая губы рукой, отозвался тот.

– Возьми-ка мою преторианскую гвардию и дай понять солдатам легиона, что я не потерплю паники! Этого мерзавца снять с должности! Посмотри, кем его можно заменить, а самого прогони через строй, чтобы все поняли, что так будет с каждым, кто посмеет зайти ко мне с подобными вестями! Нужно пресекать такие разговоры на корню! Солдат не должен прижимать хвост, словно шелудивый пес! Я пришел сюда не для того, чтобы мой легион сравнивали с легионом Вара! Преподай им урок и убедись, что они усвоили его раз и навсегда!

– Как скажешь, дружище! – Кассий поднялся из-за стола, подошел к примипилу и вытолкал его на улицу.

Центурия Луция медленно шла, ступая в туман, словно в густые облака: на секунду под каждой обутой в грубую солдатскую обувь ногой возникал клочок черной грязи, которая сразу же затягивалась белой пеленой. Шаг за шагом взглядам бойцов открывалось что-то таинственное и неизвестное. Что-то тревожное и загадочное, словно вышедшее из детских страшных сказок, заволакивало их души. Луций, всматриваясь в непроглядную завесу, крепко сжимал рукоять своего меча, ожидая нападения в любую секунду. Все шли тихо, а сами прислушивались к любому шороху и невольно останавливались, если у кого-то под ногой с хрустом ломалась ветка. В одно мгновение Луций даже чуть не подал команду к атаке, когда прямо перед ними неспешной галерой проплыл огромный лось, важно минуя людей и явно пренебрегая их присутствием. А может быть, зверь попросту не заметил их, настолько скрывало обзор внезапно опустившееся на землю холодное облако.

– Не видно ни черта, – злобно произнес Понтий.

– Тихо ты… Хочешь, чтобы нас всех тут порешили? Вдруг они рядом, – прижимаясь к Луцию и вглядываясь в туман, ответил Ромул.

– Да какая разница, тут нас прикончат или там. Всем же понятно, что мучиться нам недолго осталось, – произнес в пустоту Мартин и хрустнул веткой под ногой так громко, что все остановились, как по команде, и замерли, почти не дыша.

– Мартин, твою мать! – прошипел Луций.

– Да я-то тут причем? – пожал плечами Мартин.

Затем он опустился на корточки и пропал в пелене.

– Мартин, хватит ерундой заниматься. Пошли, нам нужно двигаться вперед.

– Луций, тут палки повсюду какие-то странные и камни, – голос Мартина доносился, словно из преисподней.

– Какие еще палки и камни? Мартин, не говори глупости, поднимайся. Нам идти надо.

– Да вот какие, – ответил Мартин, возникая из тумана и вытаскивая на обозрение скелет человеческой ноги.

Однако, как только он увидел, что поднял, сразу отбросил страшную находку в сторону и отпрянул назад.

– О, боги, что это за дрянь была?! – испуганно спросил Ромул и шагнул в сторону, а под его ногами также раздался хруст.

– Мартин, это что, нога?

– Нет же! Цветочек! Нога, конечно.

– Куда мы вообще попали? – занервничал Понтий, озираясь по сторонам и, в свою очередь, наступая на что-то, что издавало звук ломающихся веток.

– Центурия! Занять оборону! – прокричал Луций.

Солдаты вмиг по команде встали в круг, приготовившись отразить любое нападение.

– А потише-то можно? – подошел к Луцию Ратибор.

– Можно, Ратибор, можно. Только вот мне как-то не по себе. Ты уж прости, но нервничаю я немного! – ответил Луций, которого начинало злить непоколебимое спокойствие русича.

– Думаешь, мне не страшно? И все же прошу: тише. Чуешь, подул ветер? Скоро туман рассеется. И мне не очень-то хочется увидеть за ним тысячу-другую германцев, жаждущих нашей крови.

Вскоре ветер усилился. Туман становился все менее густым и через несколько минут исчез без следа – Ратибор и тут оказался прав. Варвар, действительно, знал разные приметы и хорошо ориентировался в лесу в любых условиях, сохраняя при этом нечеловеческое хладнокровие. Наверное, после этого случая Луций и решил перенять у него его спокойствие, а может, после того, как они наконец-то увидели, что скрывал туман и по чему они шли все это время, думая, что шагают по ветвям деревьев. Все вокруг было усеяно останками солдат. Видно было, что они пролежали здесь не один год, а оставшиеся кое-где ржавые доспехи и оружие говорили о том, что все эти люди – римляне. Тут и там к деревьям были прибиты черепа, посажены на колья головы, привязаны к стволам или подвешены на ветвях скелеты. Сами того не ведая, Луций и его товарищи оказались на месте давней расправы. Именно сюда много лет назад германцы согнали всех пленных солдат из легионов Вара и несколько дней пировали, принося их в жертву своим богам. Они не пожалели никого. Вкус победы опьянил их, и Арминий уже не мог остановить вакханалию. Друиды германцев приказывали своим воинам отрубать у убитых бойцов ноги, чтобы их души не могли дойти до лодочника Харона, который переправляет почивших в мир мертвых. После расправы Арминий ужаснулся тому, что они сотворили. С тех пор это место обходили стороной все, кто знал о его существовании. Казалось, оно было пропитано тишиной и ощущением смерти. Луций еще не знал, что, выбрав невольно эту дорогу, спас центурию от неминуемой гибели, поскольку германцы не поставили отряды только здесь, так как и сами боялись гиблого места. Пройдя по этой долине смерти, Луций со своей центурией оказался именно там, где их меньше всего ждали. К тому же они получили необходимое время, чтобы спокойно укрепиться и разбить лагерь. Это страшное место сильно подействовало на них, очень сильно: они молча готовили оборонительные укрепления, обмениваясь лишь короткими фразами, и воочию наблюдали, что ждет их в случае поражения. Сдаваться после такого зрелища живым никто не хотел. Еще раз обдумав план Ромула, Луций приказал ставить укрепления без хитроумной ловушки, которую он так и не понял своим уставшим и обессиленным рассудком. Как Ромул ни пытался вразумить друга, Луций остался непреклонен.

– Понтий прав: все это хорошо только в твоей фантазии, а на деле может и не сработать. Для воплощения твоей задумки нужны либо солдаты, либо тягловые животные. Людей я тебе дать не могу, а лошадей или волов у нас просто нет. Идея-то хорошая, но не в нашем случае. Ставьте лагерь по плану Ромула, но без этих хитростей! На них еще и время нужно, а у нас его ой как мало. Нам бы просто укрепиться успеть.

– Но, Луций, послушай… – попробовал возразить Ромул, но командир центурии лишь отмахнулся от него рукой.

Уже под вечер, после того, как он расставил часовых и разместился в землянке, рухнув без сил на мокрый плащ, Луций подумал: «Странно все это. Сначала молния, затем это место. Как мы вообще смогли к нему пройти? Осилить такое расстояние за один день и оказаться в нужной точке, да еще и с таким преимуществом во времени – разве это возможно?», – начал было размышлять он, но вскоре провалился в глубокий сон и не просыпался почти целые сутки.

Очнулся Луций от того, что кто-то будил его, теребя за плечо. Приоткрыв глаза, он увидел Ромула, который что-то бормотал, а рядом с ним – Ратибора.

– Что?! Уже нападают?! – шаря рукой в поисках меча и стряхивая с себя остатки сна, забеспокоился Луций.

– Тише, тише. Никто пока ни на кого не нападает. Все спокойно, – улыбнулся Ромул.

– Мы тут к тебе за одобрением пришли. Просто этот вопрос нужно с тобой решить, – добавил Ратибор.

– За каким еще одобрением? – немного успокоившись, зевнул Луций.

– Ну, насчет моей затеи с ловушкой.

– Ромул, ты опять за свое? Так для ее сооружения время нужно, да и как вы собираетесь частокол поднять? Даже если мы яму у ворот выкопаем, то для того, чтобы заблокировать вход, нужно будет человек пятьдесят, не меньше, а это во время боя просто нереально. А если они массой напролом пойдут? Нет, нет. Это самоубийство, Ромул. Если бы у нас было несколько лошадей, еще можно было бы попробовать, а так только погубим себя понапрасну. Поверь, я уже не раз думал над твоим планом – и думал, и прикидывал. Затея хорошая, но не в нашем положении. Ты уж извини, дружище, но нет.

– Так, мы тут это... Потому и пришли, – почесав затылок, загадочно улыбнулся русич.

– Не понял? – озадачился Луций и, прищурив глаза, посмотрел на обоих.

– Ну, как тебе объяснить? Ты же сам только что сказал, что затея хорошая. И тогда говорил, что хорошая. А перед тем, как мы выдвинулись сюда, даже одобрил мой план и был настроен его осуществить. Не знаю, почему ты потом засомневался, ну да ладно. Мы тут… Как бы это… Мы тут яму-то уже копать начали. Понтий и Мартин хотя и долго сопротивлялись, но мы их с Ратибором убедили. Они сейчас все подготавливают. Дело только за лошадьми осталось.

– За какими лошадьми?! Какую яму?! Вы что удумали?! – поднимаясь с земли и на ходу накидывая на плечи плащ, выбежал наружу Луций.

– Да все в порядке! – только и успел крикнуть ему вслед Ромул.

Выскочив на свежий воздух, центурион пятого легиона Луций Корнелий с трудом узнал местность. Лагерь бурлил, все в нем находилось в движении. Солдаты его центурии, словно муравьи, объединенные общей целью, делали что-то колоссальное. Всеми процессами руководили Понтий и Мартин, которые и сами, не покладая рук, работали вместе с солдатами. Грязные от земли и уставшие, друзья еще умудрялись спорить между собой. Погода была явно прохладной, но они, разгоряченные трудом, были раздеты по пояс. Увидев Луция, Понтий вонзил топор в большой пень, отер рукой пот, обильно струившийся со лба, и огляделся вокруг.

Холодное осеннее солнце медленно исчезало за высокими деревьями. Мощный земляной вал опоясывал периметр лагеря. Ровный частокол был надежно вкопан в землю. По специальным помостам ходили с десяток солдат, которые всматривались в чащу окружавшего их леса. Вся остальная часть центурии была занята сооружением ловушки, которую придумал Ромул. Повсюду работали солдаты. Одни копали огромную яму сразу за лагерными воротами, другие из вынутой земли строили насыпь, третьи забивали в насыпь бревна, четвертые заостряли колья и вкапывали их на дне ямы, превращая ее в адское ложе. Еще одна группа трудилась за воротами, маскируя связанные между собой бревна и пряча их от глаз противника в земле в пределах лагеря. К этим бревнам были привязаны канаты, которые другими концами крепились к двум большим деревянным колесам, расположенным внутри укреплений. Вскоре вся эта конструкция была настолько искусно скрыта от посторонних глаз, словно ее и не было вовсе. Работы близились к концу, и суть задумки Ромула окончательно прояснилась. Лагерь был окружен рвом и частоколом, по обеим сторонам от ворот к центру лагеря шел укрепленный забор, который упирался в другие ворота. Между воротами была вырыта яма, а в ее дно забиты острые колья. Луций смотрел на это, словно завороженный: он не мог поверить, что все было сделано за такое короткое время.

– Еще одни сутки, и мы закончим, – подойдя к другу, произнес Понтий и, зачерпнув из ведра ковшом воду, стал жадно пить, затем вытер рукой губы и добавил: – Тебя не стали будить, решили тут сами поработать. А тебе нужно было отдохнуть перед боем. Мы тут, правда, немного поспорили насчет идеи Ромула, но гаденыш умеет убеждать. Так что прикинули и решили сообща, что лучше его хитрость, чем вообще никакой. Видишь, что удумал, паразит? Вон там, на первых воротах, стоят два засова: один сломан, другой хороший. Вытащив хороший, враг легко сломает заранее подготовленный плохой запор, и ворота распахнутся.

– А дальше они попрут внутрь лагеря и окажутся на яме. Правда, знать они об этом не будут, – перебив Понтия, продолжил довольный Ромул. – Здесь замкнутое пространство, но они об этом и не подумают. Они не смогут догадаться, что первые ворота ложные и что у нас есть вторые. А когда они набьются в этот карман поплотнее, мы захлопнем мышеловку.

– И сколько их сюда набьется? – окидывая взглядом сооружение, поинтересовался Луций.

– Человек двести, может, триста – как повезет.

– И что дальше?

– Дальше мы поднимем замаскированный забор, заперев их здесь, а затем сработает механизм. Вот этот, – показывая чертеж, начал объяснять Ромул.

Но Луций отодвинул его руку с бумагой от себя, сказав:

– Я все равно ничего не пойму в твоих каракулях. Просто объясни, что именно произойдет.

– Сработает механизм, и под ними раскроется яма. Люди попадают на колья, а тех, кто останется в живых, мы закидаем копьями и камнями. Нужны только лошади. Ну и, конечно, нужно хорошенько разозлить германцев, чтобы они в ярости кинулись внутрь.

– Насчет разозлить, это можно! А вот что насчет лошадей? – Луций пристально посмотрел на Ромула. – Где их взять?

– Я добуду их, – спокойно ответил Ратибор.

– О, как! Здорово. А можно поинтересоваться, где? Что-то я тут за частоколом табунов не наблюдаю. Поблизости я видел только одного лося, да и тот растворился в тумане.

– Я уйду за ними сегодня ночью и вернусь на рассвете. Попробую увести их у германцев. Заодно и разведаю, что да как.

– Ты хочешь пойти один? Не слишком ли рискованно?

– Одному мне будет проще. Не вернусь на рассвете, значит, не ждите.

– Луций, нам все равно терять нечего. Давай попробуем – авось получится. Хотя бы подышим подольше, да зверья этого с собой заберем побольше. Отомстим если не за своих близких, то за наших падших! – потирая нос, проговорил подошедший к ним Мартин.

Луций молча поднялся на небольшую возвышенность на территории лагеря и довольным взглядом осмотрел результаты работы, понимая, каких трудов его солдатам стоило возведение этого укрепления.

– Ну что же. Терять нам, и правда, нечего. Да и плана лучше, чем придумал Ромул, у нас нет. Давайте тогда придерживаться его и надеяться на то, что германцы дадут нам еще хотя бы пару дней на то, чтобы все закончить. А ты, Ратибор... Ты уж постарайся! Иначе... – так и не договорив, Луций развернулся и пошел прочь, осматривая то, что было уже закончено.

Его солдаты работали сутками и ели один раз в день, словно и не уставали вовсе. Угрюмые и молчаливые, они поначалу даже пугали Луция, но он быстро привык к их странному поведению. «Действительно, как нелюди», – мелькали у него в голове слова Марка. Находясь вдали от Рима, юноша скучал по общению с ним. Ему не хватало его проницательности, его глубоких мыслей. Луций медленно прохаживался по своему лагерю, понимая, что, возможно, это его последние дни, что Клементий послал их на верную смерть и что, несмотря на это, он не мог ослушаться приказа. Он хвалил и подбадривал своих странных, молчаливых, работающих на износ солдат, которые больше походили на безликих кукол. Он не знал, что они представляют собой в бою – он лишь понимал, что Марк не дал бы ему плохих воинов, и поэтому был уверен: они не отступят и не побегут. Верил он и в своих друзей, и в этого варвара Ратибора, верил даже в себя, хотя ему было поистине страшно, до дрожи в ногах. Ведь никто из них, кроме русича, не воевал и не убивал. Прищурив один глаз, он посмотрел в темнеющий лес, который скрывал от него нечто страшное и неизвестное. Затем усмехнулся с отчаяньем и пошел к воротам, туда, где уже стоял Ратибор, готовый отправиться в эту неизвестность. Подойдя к нему, Луций оглядел его с ног до головы, протянул ему руку и произнес:

– Ждем тебя на рассвете, и не вздумай не вернуться!

– Добро! – ответил русич, повернулся к нему могучей спиной и трусцой поспешил в чащу.

Луций, Мартин, Понтий и Ромул еще долго смотрели ему вслед, пока он окончательно не скрылся в бесконечных зарослях этой проклятой Германии.

Глава XVI

УЛЬРИХ

Стадо баранов под предводительством льва

всегда победит стадо львов под предводительством барана.

Наполеон Бонапарт

Солнце палило так, что обжигало кожу до волдырей. Постоянная пыль, стоявшая над каменоломнями, забивала легкие, и работающие здесь люди, задыхаясь, то и дело откашливались кровью. В огромном карьере тут и там лежали умершие, трупы которых убирали только ночью, с наступлением прохлады. В полдень здесь было как в аду. Гладкие светлые скалы, отражая солнечные лучи, разогревали камни так, что до них нельзя было дотронуться. Солдаты, закутав лицо тряпками, чтобы легче было дышать, стояли на возвышенностях в тени, не особо обращая внимание на трудящихся внизу рабов и осужденных. Там хватало надсмотрщиков из числа таких же заключенных: они, не щадя кнута, пороли всех подряд, желая тем самым скостить себе наказание и получить пусть и небольшие, но привилегии. А в этих каменоломнях привилегией был даже лишний глоток прохладной воды. Все белые от каменной пыли, еле перебирая ногами, люди таскали огромные валуны, дробили их на небольшие плиты и щебень, грузили на подъезжающие повозки. Цикл повторялся снова и снова, изо дня в день. Руки, стертые до костей, не успевали заживать. Сил к вечеру почти не оставалось. Мало кто мог продержаться здесь больше года.

Протрубил рог. Казавшийся нескончаемым шум инструментов разом стих, и измученные люди повалили в тень, куда уже подвезли воду и хлеб. У раздачи завязалась потасовка: осужденные, словно звери, отбирали друг у друга еду. Подоспевшие надсмотрщики кнутами и розгами разогнали дерущихся, а зачинщиков вытолкали из очереди и поставили в стороне – сегодня они останутся без пищи. Получив свои порции, от толпы отделились трое изможденных мужчин, не спеша отошли в тень и принялись жадно кусать хлеб, поднося его ко ртам дрожащими от перенапряжения и усталости руками. Обросшие, в лохмотьях, со спинами, испещренными рубцами от кнута, они торопливо ели, нервно озираясь по сторонам.

– Смерть совсем забыла обо мне, – откашлялся и сплюнул в сторону кровь один из них.

– Она почему-то давно обходит нас стороной, Ливерий. Нас словно кто-то испытывает, проверяет на прочность. Последние месяцы мне снится один и тот же сон. Один и тот же, – вытер слезящиеся от пыли глаза Корнелий.

– Сон про то, что ты видишь яркий свет? И слышишь голос? Ты говорил об этом уже не раз, Корнелий. Раньше ты мог предчувствовать и предугадывать события на поле боя. А сейчас извини, конечно, но нам совершенно определенно суждено сдохнуть здесь, на глазах у отребья, что нас окружает, – прохрипел Кристиан.

– Да мы и так словно живые трупы. Семей нет. Хозяйства нет. Детей, скорее всего, в рабство продали. Жен, наверное, тоже. Так что нам даже терять больше нечего. Хуже этого только арена, – продолжая надрывно кашлять, посетовал Ливерий.

– Все может быть. Но мои глаза видели, как Маркус и Мартин убегали от солдат, и это дает мне надежду на то, что с ними все в порядке.

– Мартин и Маркус, – протяжно и задумчиво произнес Кристиан. – А остальные? Что с ними?

– Они были с Марком. Возможно, он спас их?

– А если нет? Если они вернулись домой? Тогда они наверняка были схвачены.

– Да полно вам об этом болтать! – Ливерий пошатнулся и едва не упал в обморок, но Корнелий вовремя подхватил друга, не дав ему повалиться на землю.

– Я в порядке! Все хорошо! – отводя его руку и не переставая кашлять, прохрипел Ливерий. – Тысячу раз об этом говорили уже! Что толку от наших домыслов? Нужно смотреть правде в глаза, а не мечтать о несбыточном. А правда в том, что мы на этой каменоломне уже полгода и вот-вот сдохнем тут, как бандиты и рабы. Наша песенка спета. По крайней мере, моя-то точно! С каждым днем мне все хуже и хуже. Скоро, наверное, присоединюсь к своей семье!

– Да будет тебе, Ливерий, – попытался успокоить друга Кристиан.

– Хватит! Хватит! Не надо меня утешать! Я что, не понимаю, что умираю?! И вы это знаете, и я знаю. Но жалеть меня незачем – все там будем.

– В этом ты прав, Ливерий: все там будем. Вечны только боги, не люди, – с грустью ответил Корнелий.

– Все же нужно было кинуться на меч еще там... А теперь... – чтобы сдержать эмоции, Ливерий зажал зубами губу и посмотрел вверх на чистое небо и палящее солнце.

– И все же я верю в то, что они живы, что с ними все в порядке. Хотя, если судить по тому, что мне снится... Лучше бы мы погибли в том лесу, – на этих словах Корнелия прозвучал горн, и надсмотрщики, засвистев кнутами, снова погнали всех на работы.

Один и тот же сон каждую ночь снился Корнелию. Мысли о видении терзали его, и он, мучая себя раздумьями, пытался понять, что оно значило. Привыкший полагаться на интуицию, он никак не мог избавиться от маниакальной идеи о том, что все события, происходящие с ними, – звенья одной цепи. Но вот как именно они были связаны? Приговоренный таскать здесь каменные плиты, Корнелий даже за работой думал о некоем объединяющем начале и частенько вспоминал свой сон, который увидел перед поражением в германском лесу, когда он тонул, а чей-то голос призывал его спасать детей. От кого? От чего? Он не знал. Понимал только, что кто-то незнакомый говорил ему о детях. Быть может, это боги так проявляли свою заботу о них? Но тогда почему они озлобили их сыновей на весь мир? Корнелий прекрасно сознавал, что, если Луций остался жив, он обязательно попытается отомстить всем виновным в их несчастьях. И за ним последуют его друзья, подобно тому, как Ливерий, Кристиан и покойный Аврелий следовали в свое время за Корнелием, не страшась смерти. Но если все же они мертвы? Вдруг его друзья правы, и он зря бередит ничтожными надеждами свое и без того израненное отцовское сердце? Нет, об этом думать Корнелий не хотел. Он отмахнулся от мрачных мыслей рукой и, сжав зубы, с силой навалился на каменный блок и упирался в него всем телом до тех пор, пока злосчастный кусок скалы не сдвинулся с места и не рухнул вниз, где другие рабочие принялись разбивать его на части. Выполнив задачу, Корнелий выпрямился в полный рост и тяжело вздохнул. Обильные капли пота струились по его лицу и спине. Он запрокинул голову и посмотрел вверх, где в голубой пустоте ярко светило палящее до изнеможения солнце и изредка проплывали белые перистые облака. Корнелий снова прикрыл глаза, и снова в его голове промелькнули фрагменты странного сна, не дававшего ему покоя в последнее время. Его старший сын Луций, приподнявшись на стременах, на всем скаку с маху зарубает стоящего перед ним человека, который миролюбиво улыбается ему, словно хочет принять в свои объятия безжалостного убийцу. Затем его мальчик спрыгивает с коня и наклоняется над трупом бедняги. В тот же момент у него за спиной возникает огромного роста скелет в преторианских черных доспехах и одним ударом срубает Луцию голову, поднимает ее за волосы и уносит в темноту, где его ожидает нечто страшное, всепоглощающее и ненасытное. Там, в кромешной тьме, что-то живет, дышит и наблюдает за самим Корнелием, за остальными людьми, за всем миром – наблюдает и, кажется, ждет удобного момента… Размышления Корнелия прервал тонкий свист, за которым последовал звонкий щелчок. По телу пронесся жар, словно его ошпарили кипятком, и Корнелий от неожиданности припал на одно колено. Надсмотрщик заметил, что осужденный отвлекся, и немедленно вернул его в реальность. Кнут у этих людей никогда не бывал пыльным от безделья.

– Чего встал, раб?! Работай, скотина! А то еще получишь, падаль!

Марк, улыбаясь и приветствуя коллег, неспешным шагом спускался по ступеням сената. Повсюду продолжались обсуждения недавнего заседания, и споры вокруг затронутых на нем вопросов все еще не утихали. Тут и там сенаторы пререкались, ссорились, а некоторые даже хватали друг друга за грудки, пытаясь навязать оппоненту свою, как им казалось, единственно правильную, точку зрения. Выйдя на улицу, Марк Нерон еще раз остановился, чтобы переброситься парой фраз с кем-то из знакомых, снова мило улыбнулся, в знак уважения склонил голову и, попрощавшись, вышел в небольшой сквер, где его ожидал Сципион.

– Все прошло удачно, милорд? – с каменным выражением лица обратился он к Марку.

– Более чем. Все идет именно так, как надо. Я убедил императора, а вместе с ним и большинство этих ничтожных людишек, продолжать кампанию в Германии, несмотря на осеннюю распутицу. Нельзя давать Луцию передышку: он должен постоянно пребывать в состоянии ненависти к этому миру. Остановить поход на зимнее время – непозволительный риск.

– Я вижу, сенат кипит от негодования…

– Что нам сенат, Абигор? Теперь они могут спорить, сколько угодно. Тиберий не счел нужным вмешиваться и с молчаливым согласием поддержал мой план. Я выступил с похвальной речью перед сенатом, который постановил оказать Германику всяческие почести в случае его победы над варварами, включая триумф по возвращении в столицу. Многие, конечно, не поддержали меня. Ну, что же, всегда находятся люди, которые достаточно умны, чтобы сомневаться в моей искренности.

– Для чего мы играем с ними, господин? Почему попросту не заставить их сделать то, что нам надо?

– Правила, Абигор. Они установлены не нами, и не нам их нарушать.

– Правила были установлены для высших существ.

– Кто же знал, что Он приравняет эту скотину к себе подобным? Теперь приходится изловчаться и придумывать разные лазейки – ведь на то они и правила, чтобы их обходить. Скоро, Абигор, совсем скоро, нам не придется находиться среди них, чтобы управлять ими, – загадочно посмотрел на своего слугу Марк. – Ты ведь знаешь, в каком сейчас положении Луций?

– Конечно, повелитель. Отряд германцев возглавляет Ульрих. Под его началом около полутора тысяч человек. Я дал нашему мальчику время на то, чтобы хорошенько укрепиться. Но они не выстоят, повелитель, даже с центурией Александра. У них нет шансов. Если германцы и попадут в ловушку, которую приготовил Ромул, все равно их слишком много, – четко, по-солдатски лаконично доложил Сципион.

– Выстоят. Еще как выстоят. И новых впечатлений у них будет немало. Пора нашему парню привыкать к вкусу победы и крови. Возьми Аверу, и отправляйтесь с ним туда. Мне нужно, чтобы там состоялась бойня, про которую и через века будут рассказывать с дрожью в голосе, восхищенно отзываясь о тех, кто в ней участвовал и победил. Понял меня, Абигор? – Сципион почтительно склонил голову и уже собирался уйти, но неожиданно снова остановился, словно догадавшись о новом приказе. Марк, не поворачиваясь к нему, тут же добавил: – Ратибор ищет Ульриха. Он жаждет мести за своего отца. И он нам пока нужен, а Ульрих – нет. Вот и пускай русич бежит за ветром, пока ветер не обратит на него внимание. И да, прошу тебя, Абигор: без самодеятельности. Я не хочу вновь увидеть на своем пороге Михаила с проповедями о любви к людям и сетованиями на то, какое я ужасное существо.

– Слушаюсь, повелитель, – произнес Сципион и растворился в толпе.

Луций еще долго смотрел в след Ратибору, который спешно и тихо скрылся в чаще леса. Затем он отдал несколько приказов, лично обошел часовых и отправился в свою землянку, попросив друзей зайти к нему по окончании работ. При входе в жилище он взял лампаду, которую для него любезно разжег один из солдат, спустился вниз и чуть не ахнул от удивления: его ждал Сципион. Луций обрадовался, хотел обнять наставника, но тот жестом показал, чтобы юноша не шумел и присел рядом.

– Не стоит никому знать о том, что я здесь, – спокойно произнес гость.

Странный, завораживающий свет тусклого огонька еле освещал комнату, отчего тень Сципиона казалась огромной и страшной, а его глаза как будто не имели зрачков и напоминали бездонные черные озера, в которых зловеще отражался огонь светильника. Но Луций не замечал этого. Он был искренне рад увидеть здесь того, кто обучал их сражаться и поддерживал столь долгое время, того, кто был близок к Марку, которого так не хватало юноше в эти дни.

– Как ты пробрался сюда незамеченным? – шепотом спросил гостя юный центурион. – Ведь я расставил людей так, как ты нас учил: тут и мышь не проскользнет, не то что человек.

– Вот именно, это я обучал вас. И я еще в достаточно хорошей форме, чтобы суметь проскользнуть туда, куда мне нужно, – улыбнулся Сципион.

– Да, вижу. Ну, что там в Риме? Как Марк? Есть новости? Какими судьбами к нам? Неужели чтобы помочь?

– Все хорошо. А что касается помощи, то тут извини: я не смогу принять участие в мясорубке, на которую вас обрек этот идиот Клементий. У меня послание к Германику от Цезаря, и я должен его доставить. А заодно и рассказать ему о том, что вам тут придется сдерживать превосходящие силы противника всего лишь одной центурией. Мне нужно вовремя успеть к нему, чтобы он выслал к вам подкрепление, пока не стало поздно.

– Жаль, что ты не сможешь помочь нам, Сципион. Мне бы очень пригодилась твоя поддержка. Я ведь никогда не командовал воинами в настоящем сражении, и ты бы мог возглавить их вместо меня.

– Нет, Луций, не мог бы: это твоя ноша. И, повторюсь, у меня срочное послание к Германику. Очевидно, что вас послали сюда на убой, и если я останусь здесь, то подкрепления вам точно не видать.

– Жаль, – уныло ответил Луций и повесил голову.

– Чего тебе жаль, Луций? Или, быть может, ты уже потерпел поражение, даже не начав битвы? Запомни: проигрыш начинается внутри, здесь, – он показал пальцем на свой висок. – Тебе не стоит волноваться. Александр определил в твою центурию лучших воинов из собственной охраны. Они превосходно сражаются и не знают страха, усталости или сострадания. Ими легко командовать – ты это и сам знаешь. Долгое время ты тренировался вместе с ними, постигая азы военного дела. Я уверен, ты готов к сражению. Тебе только нужно запретить себе испытывать жалость к врагу и остальные человеческие чувства. Все чувства. Ты должен думать о цели, о которой тебе говорил Марк, и идти к ней через все преграды и трудности, уничтожая на своем пути любого, кто посмеет противостоять тебе. Власть в Риме сейчас может дать лишь армия. Это уже не тот город и не те люди, которые когда-то отразили атаки Пирра, которые воевали с соседями, защищая свои дома и стремясь захватить больше земель. Канула в Лету та республика, которая отстаивала интересы своих граждан. В ней все прогнило: город источает зловоние, а власть в нем живет для себя, ей нет дела до остальных. Ты должен изменить это, Луций, причем только тебе это и под силу. Сам посуди: твой отец медленно умирает на каменоломнях. Тебя самого бросили на растерзание варварам только потому, что кто-то из власть предержащих решил, что вы недостойны иной участи. Клементий и его шестерки занимают высшие должности в легионе. А ты, чей отец храбро сражался во славу своей страны? Что имеешь ты?

– Ничего... – тихо ответил Луций.

– Верно. Ничего. Поэтому не говори мне, что ты не готов. Запомни, Луций: солдаты пойдут только за тем полководцем, который либо знатен, как Клементий, либо способен внушить страх и уважение к себе. Первый вариант тебе недоступен, но вот внушить страх и уважение к себе ты можешь. Особенно страх: посей его в душах своих врагов. Сделай так, чтобы от одного лишь твоего имени они боялись засыпать ночью, не говоря уже о том, чтобы воевать против тебя. Уничтожай их самих, уничтожай их семьи, детей, женщин, стариков – всех. Они не пожалели ваших близких, так и ты не жалей их. Плоть за плоть, кровь за кровь. Посели в их душах ужас. И помни: за малое зло человек может отомстить, но за большое он не отомстит никогда. Там, за лесом, стоит враг. Враг – это уже не человек. Он не пожалеет вас. Ты видел, что произошло здесь? Ты наверняка прошел по тем местам, где германцы несколько дней истребляли воинов, служивших вместе с твоим отцом. А ведь они сдались на милость победителя. И что сделал с ними победитель?

Сципион говорил так, будто это был Марк, и Луций слушал его речь с пересохшим горлом, наливаясь яростью и злобой. Ненависть растекалась по его телу, словно желчь. Он молча внимал ужасным словам, затаив дыхание, впитывая каждое слово, замечая каждый жест своего собеседника, принимая все за истину и неопровержимый факт.

– Не тебе, Луций, бояться опасностей. Не рискуя, не достичь господства в Риме и не отомстить за то, что с вами сделали. Добейся того, чтобы твое имя после этого сражения было у всех на слуху. И ничего не бойся. Я верю в то, что вы выстоите. В конце концов, не зря же я вас обучал. А главное, в это верит Марк. Да, и еще... – поднимаясь, произнес Сципион. – Не стоит никому рассказывать о нашем разговоре, даже твоим друзьям. Кстати, Марк, по-моему, разыскал тех, кто участвовал в убийстве ваших близких. Ему пришлось потратить много времени и сил, чтобы найти их. Так что, если вы вернетесь из похода живыми, вам будет, чем заняться, – Сципион улыбнулся и, накинув на голову капюшон, направился к выходу.

Луций, пораженный его словами и обрадованный тем, что Марк разыскал их врагов, в эйфории даже не заметил, что его собеседник просто растворился во тьме. Немного придя в себя, юноша осмотрелся по сторонам, снял нагар с начавшего коптить светильника и присел в углу, обдумывая слова Сципиона, вспоминая все то, что прежде говорил ему Марк, и распаляясь против всего мира: против Рима, Тиберия, Клементия – против всех. Сладко улыбаясь, он представлял расправу над каждым и невольно сжимал кулаки до хруста в суставах. В полутьме он больше походил на живого мертвеца, чем на человека. Снаружи слышался однообразный шум дождя, монотонно барабанившего по бревнам землянки. Внезапно раздался оклик часового, стоявшего у входа. Дверь распахнулась, и пламя светильника испуганно метнулось в сторону. На пороге появилась темная фигура, затем вторая и третья.

– Ну и погодка! – воскликнул Понтий, снимая плащ и стряхивая с него капли воды. – Хуже не придумаешь! Сделали только что обход вокруг лагеря. Смотрели, не размыло ли валы и не показался ли закопанный в землю частокол. А то размоет маскировку дождем, и ловушка окажется у всех на виду! – он открыл небольшой бочонок с вином. – Теперь вот зашли к тебе, поболтать на сон грядущий. А ты почему такой серьезный? Переживаешь?

– Нет, просто размышляю, – улыбнулся Луций.

– Думать – это хорошо! Полезно! Правда, это не по моей части, – Понтий рассмеялся, осушил налитую чашу, вытер губы рукой и отрыгнул. – Вот Ромул у нас книжный червь! Этот, как там его?.. Архимед! Надо же такое придумать! Голова! – наливая снова, радостно, чуть ли не крича, болтал он.

– Ты же его идеи в штыки воспринимал, – тихо сказал скромно вставший у стены Мартин.

– Я так их воспринимал, потому что не верил, что такое можно соорудить. А теперь, во! – Понтий показал Мартину сбитые в кровь ладони. – Сами сделали, своими руками. Как тут не поверить в то, что мы лучшие? Ромул, за тебя! – снова приложился он к вину.

– Э-э-э! Не увлекайся, Понтий. Тебе сегодня первому смотреть за обстановкой в лагере, – с улыбкой пожурил его Ромул. – Да и вообще, ты уже основательно присосался к бочонку. Налей-ка всем, а то, я гляжу, нам может и не достаться.

– Конечно, парни, в чем вопрос?!

Разлив вино по чашам, они подняли их вверх и в один голос произнесли:

– За победу! За дружбу! За нас!

Выпив вина, Луций внимательно посмотрел на товарищей.

– Положение у нас, действительно, скверное, парни. Чего уж тут говорить. Если Ратибор не вернется к рассвету, оно станет еще хуже. Без лошадей и без опытного воина в команде нам точно хана.

– А ты умеешь вдохновить перед битвой! – усмехнулся Мартин.

– Это точно, – согласился Ромул.

– Должен вам признаться, друзья мои, что опасаюсь за исход сражения. Я не знаю даже, как сам поведу себя перед лицом настоящей опасности. Я искренен с вами. Надеюсь, вы понимаете меня.

– Луций, мы тоже боимся! – ответил за всех Ромул и положил руку на плечо друга. – Поэтому, если нам суждено погибнуть, давай сделаем это так, чтобы эти германцы нас навсегда запомнили!

Ромул и подумать не мог о том, что Луций воспримет его слова по-своему, перевернув их на лад Сципиона, на лад Марка, на свой лад. Центурион услышал слова поддержки, и только их и не хватало ему для того, чтобы развязать кровавую бойню, воспоминания о которой будут преследовать его всю оставшуюся жизнь. Скажи Ромул в этот миг что-то другое, и, быть может, все пошло бы иначе. Но все случилось так, как случилось.

– Бессмысленные страхи, Луций! – поддержал Ромула Мартин. – Что могут сделать нам эти жалкие дикари? Подумай: у нас превосходная техника боя, нас обучал лучший воин империи, нам дали прекрасных солдат. Если нам и суждено тут подохнуть, то надо сделать это так, чтобы подонок Клементий обзавидовался, что не погиб тут вместе с нами. Не знаю, как вы, а я устал от жизни. Я не живу с того момента, как вырезали мою семью! Так что для меня смерть – всего лишь преграда между мной и моими близкими.

– Тогда сделаем с германцами то, что они сами когда-то сотворили с нашими воинами! Пленных не берем! – воскликнул Луций.

– Вот это разговор, парни! За это надо выпить! – наливая из бочонка, воскликнул Понтий.

Ближе к рассвету Луций сменил на посту Мартина, который сообщил ему о том, что заметил передвижение небольшой группы германцев метрах в двухстах от лагеря.

– Вон там. Человек двадцать, может, больше, – указал он куда-то вдаль. – Скорее всего, разведка.

– Значит, они уже в курсе, что мы здесь. А мы еще не все доделали. Это плохо.

– Успеем. Время еще есть. Пока они вернутся в свое логово и доложат о нас, пока примут решение – день-другой мы еще имеем в запасе.

– Скорее всего, только день, на него и надо рассчитывать, Мартин, – произнес Луций, прищуриваясь и всматриваясь вдаль, где в предрассветной мгле мелькали чьи-то темные силуэты. – Иди ложись, отдохни. Я присмотрю тут за всем.

– Ладно, тогда я пошел, – Мартин спрыгнул с навеса.

До самого рассвета Луций, кутаясь во влажный от сырости плащ, ходил по периметру лагеря. Время от времени он останавливался и всматривался в непроглядную стену темного и пугающего леса или наблюдал за часовыми, которые с неживыми лицами ровным и степенным шагом ходили взад-вперед по территории. Начинало светать, и центурион собрался пойти к солдатам, которые готовили еду, чтобы похлебать горячего, но тут издалека послышался топот копыт и приглушенные звуки человеческих голосов. По мере приближения к лагерю они нарастали, словно снежный ком, и уже через мгновение Луций увидел, как из леса выскочил всадник, который вел за собой трех лошадей. За ним резвым галопом скакали еще пятеро человек: издавая гортанные звуки и размахивая мечами, они явно пытались догнать первого.

– Тревога! Все на стены! – недолго думая, скомандовал Луций.

В тот же момент лагерь пришел в движение. Солдаты выбегали из палаток, разбирали вооружение и лезли на стены, на ходу поправляя и застегивая шлемы. К Луцию подбежали и его друзья.

– Что, атакуют?! Где?! – наперебой заговорили Ромул, Мартин и Понтий.

– Всадники! – указал вперед Луций.

– Что-то мало их для атаки, – вглядываясь в несущихся по направлению к лагерю воинов, сказал Понтий.

– Так это же Ратибор! – радостно воскликнул Луций, узнав в первом всаднике русича. – Открыть ворота! Ромул, хватай лук и не дай им приблизиться. Возьми с собой еще десятерых. Мартин, ты со мной на выход! Понтий, смотри за воротами!

Взяв двадцать человек, Луций и Мартин вышли за ворота и, построившись глухой шеренгой, выставили копья вперед. Ратибор гнал лошадей во весь опор. Как только он приблизился к вышедшим навстречу воинам, шеренга по приказу Луция разошлась, дав ему возможность проскочить внутрь лагеря, и тут же сомкнулась обратно и стала медленно и синхронно отступать назад. Над головой солдат просвистели стрелы, но этим атака и ограничилась: тормозя коней и разбрызгивая грязь, германцы повернули обратно и вскоре с криками скрылись в лесу.

Спрыгнув на землю, Ратибор передал лошадей подбежавшим к нему солдатам, и те стали водить их по территории лагеря, чтобы животные пришли в себя от бешеной скачки.

– Как же я рад тебя видеть, варвар! – радостно воскликнул Луций, подходя к русичу.

– Я же сказал, что вернусь! – держась за руку, ответил Ратибор.

– Ты ранен? – спросил Ромул, подходя ближе.

– Царапина. Небольшой порез. Сейчас промою и забинтую. Ерунда. Видали, каких красавцев я достал нам, а?!

– Хороши! Нечего сказать! – радостно оглядел лошадей Понтий.

– Твою мать, а это что такое?! – подводя одного из коней, с отвращением поморщился Луций.

С обеих сторон седла было привязано по две отрубленные головы.

– Ах, это… Это трофей, Луций. Так сказать, мой подарок вам. Это головы владельцев этих красавцев. Эй, солдат! – снимая головы и бросая их на землю, крикнул русич. – Сделай-ка колья, надень на них головы и выстави возле ворот лагеря на обозрение нашим врагам. Ну, что вы так на меня смотрите? Сами же хотели их разозлить.

– Делай, что сказано! – скомандовал Луций, и воин подобрал трофейные головы и скрылся с ними из виду. – Пойдем, Ратибор, расскажешь, что да как. Мартин и Понтий, вы с нами. Нужно все обсудить и взвесить. Ромул, проследи за тем, чтобы работы по укреплению лагеря были закончены, и присоединяйся к нам.

При свете коптящего светильника друзья склонились над столом в землянке Луция.

– Здесь их ставка! – ткнул пальцем в карту Ратибор.

– А тут?

– Тут стоят их основные силы, в основном, пехота. Я подбирался к ним, когда было еще совсем темно. Судя по кострам, их около двух тысяч. Возможно, чуть больше или меньше – я могу ошибаться.

– Сколько-сколько?! – схватился за голову Понтий.

– Я же сказал! Пара тысяч, может, чуть больше, может, чуть меньше, – спокойно повторил Ратибор.

– Пара тысяч?! На наших-то сто с небольшим человек?! Нам точно конец! Тут даже к гадалке не ходи! Вот Клементий, сукин сын, знал, куда нас отправить! – ударил кулаком по столу Мартин.

– Успокойтесь оба! То, что произошло, уже не изменишь! Надо думать, как нам быть дальше, – спокойно обошел вокруг стола Луций.

– Всадников у них мало, почти все из них отправились на перехват Германика. Здесь их арьергард. Нам повезло, что мы смогли зайти к ним в тыл и укрепиться. Если нам удастся задержать их здесь хотя бы на пару-тройку дней, Германик с основными силами разобьет их союзников, и тогда Арминий будет вынужден дать нам основной бой.

– Откуда такая осведомленность, русич? – не отрывая взгляда от карты, спросил Луций.

– Те головы, привязанные к седлу, не так давно сидели на плечах у людей, которые тоже хотели жить, Луций. Страх смерти развязывает язык даже самым смелым воинам.

– Что ты еще узнал от них, Ратибор?

– Узнал?! Скорее, вытряс из их мерзких ртов!

– Так что же?!

– Этой сворой псов командует Ульрих! Мерзкий старый шакал!

– Ты так говоришь, будто лично знаком с ним, – усмехнулся Понтий.

– Знаком?! Нет, я не знаком с ним! Я знаю только то, что он виновен в смерти моего отца! И что знает того, кто непосредственно совершил это злодеяние! – ответил Ратибор, даже не взглянув на Понтия.

– Остуди свою голову, русич. Ты нам нужен живым. Глядишь, и судьба сама предоставит тебе возможность отмщения, если ей так будет угодно.

– Ромул, я не стану спрашивать у вас разрешения на возмездие, если увижу перед собой этого негодяя! Я просто вырежу ему сердце!

– Ты вправе сделать с ним все, что захочешь. Чинить препятствия тебе в этом никто не собирается. А сейчас, прошу тебя, не отвлекайся. Мне нужно знать все, что ты разузнал и увидел, – произнес Луций.

Русич прикрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы вернуть самообладание, и затем уже спокойно ответил:

– В основном там пехота, вооружение легкое. Конница есть только в охране Ульриха. Плюс его личные телохранители и небольшой отряд разведки, копий под сто. От одного из захваченных я узнал, что они явно не ожидали нас тут увидеть и поэтому сейчас обсуждают, как им поступить дальше. Сколько нас здесь, они тоже не знают. Если бы знали, напали бы немедленно. Тем более, пока была непогода, германцы стояли в лагере без дела, рассчитывая, что ни один здравомыслящий римлянин не высунет нос из укреплений в такую бурю. Ульриха застигло врасплох сообщение разведки о том, что за это время мы построили укрепленный лагерь прямо у них под носом, заперев его войско. Тут повсюду болота, и пройти они смогут, только уничтожив нас. Но пока они не подготовятся к штурму, у нас будет еще немного времени.

– Их конница меня мало волнует: сражаться с ними на открытой местности я не собираюсь. А вот то, что их так много, конечно, плохая новость. Очень плохая, – почесывая ладони, произнес Луций.

– Если бы мы вынудили их ударить только по одной стороне, а именно, по воротам, у нас был бы шанс. Но держать весть периметр мы не сможем. Нас слишком мало.

– Ты прав, Ромул. Если они пойдут на штурм со всех сторон одновременно, мы не устоим. А атаковать нас в лоб всеми силами они вряд ли станут, – отойдя в сторону и присев на ременчатый стул, согласился Луций.

– Нам нужно что-то такое, что заставило бы их броситься всем вместе на приступ в районе ворот. Только вот что? – пожав плечами, задумался Понтий.

– Дилемма! Ладно, раз ни у кого пока нет идей, станем действовать по обстановке. Ввяжемся в драку, а там посмотрим, куда кривая выведет. Будем рассчитывать на фортуну, которая нас пока еще не подводила, – Луций поднялся со стула. – Ратибор, ты отдохни. Ромул, проверь, чтобы ловушка была готова – мне не нужны случайности. Мы все поставили свои жизни на твой безумный план. Мартин, распорядись накормить солдат. Понтий, ты со мной, проверять часовых.

По одну сторону от костра сидели охранники Ульриха, по другую – знатные германцы, чьи воины составляли основную часть войска, которое подчинялось этому пожилому, но все еще крепкому человеку с длинными каштановыми волосами и густой бородой. Ульрих был небольшого роста и имел крепко сбитое, квадратное тело с широкими плечами и низко посаженой головой на сильной шее. Он нервно ходил вокруг костра, держа руки за спиной, широко ступая и исподлобья осматривая всех собравшихся. Его злобные, немного прищуренные глаза, обрамленные мелкими морщинками, бегали из стороны в сторону, словно ища кого-то. Люди сидели, опустив головы, как провинившиеся дети, боялись посмотреть на своего командира и едва дышали от страха перед этим давно уже заслужившим всеобщее уважение вожаком.

– Как?! Я спрашиваю вас всех! Как такое могло произойти?! Ну?! Что вы молчите, будто воды в рот набрали, ублюдки? – он подошел к одному из сидевших вокруг костра воинов и в гневе пнул его ногой так, что тот отлетел на несколько метров. – Арминий оставил нас прикрывать войско наших союзников, а вы проморгали римлян! Да еще и дали им построить укрепленный лагерь на единственно проходимом месте! Вы, идиоты, хотя бы понимаете, что вы сотворили?!

– Но, Ульрих... – хотел было произнести что-то в свою защиту один из собравшихся, но старый воин перебил его на полуслове.

– Заткнись! У тебя из-под носа увели лошадей! Мало того, этот римлянин убил четверых и покалечил еще двоих! И, заметь, я не вижу его головы, посаженной на кол возле моей ставки! Не знаешь почему?! Молчишь?! Правильно делаешь! Зато я вижу головы твоих воинов на пиках у ворот римского лагеря! Думаешь, это поднимет дух моего войска, когда оно пойдет на штурм?!

– Он не был похож на римлянина, командир.

– Да мне плевать на то, кто он такой и на кого он был похож! Я хочу видеть его прибитым к дереву, истекающим кровью и молящим о смерти! Но вместо этого я вижу головы своих солдат у их ворот! И ответьте мне: хоть кто-нибудь из вас знает, сколько этих грязных свиней укрылось за стенами укрепления? – он снова окинул всех яростным взглядом – Молчите? Молчите, вашу мать?! То есть нам даже это неизвестно! Они появились словно ниоткуда, и мы понятия не имеем, сколько их там! Замечательно! Завтра я планирую штурмовать врага, а его численность и характер вооружения никому неведомы! Просто прекрасно! У меня складывается впечатление, что в моем подчинении не благородные воины, а сборище недоразвитых идиотов, которые, вкусив победу прошлых лет, решили, что римские легионы совсем разучились воевать! Вы что, совершенно выжили из ума?! Ну?! Скажите хоть что-нибудь в свое оправдание!

– Судя по размеру лагеря, их немного.

– Замечательно! Судя по размеру лагеря, да?! Я искренне надеюсь, что их там, действительно, немного! Потому что я хочу, чтобы завтра с утра вы приготовили войско и окружили их крепость, а к вечеру устроили мне пир внутри их укреплений, на телах этих ничтожных животных! И если этого не произойдет к закату солнца, я лично буду рубить вам головы, олухи!

Сказав это, он жестом велел оставить его. Поднимаясь и кланяясь, военачальники спешно разошлись – все, кроме одного. Это был сын Ульриха Хлодвиг, единственный наследник своего отца, которому и до, и после природа дарила одних только дочерей. Своего сына Ульрих любил больше жизни, держал его при себе и обучал всему, что знал сам. На вид парню было лет двадцать пять, внешне он очень походил на отца и казался копией Ульриха в молодые годы. Дорогая кольчуга и великолепное оружие сразу указывали на его высокое положение, а холодный и бесстрашный взгляд давал понять, что характер у юноши такой же крутой, как и у его папаши.

– Успокойся, отец! Завтра мы устроим пляски в их лагере. Их крепость, действительно, не очень велика, и, судя по ней, их там не слишком много. Мы возьмем их численностью. В атаку пойдем с рассветом и к заходу солнца с ними будет покончено. Тем более разведка сообщила, что подкрепления у них нет: они здесь одни, совершенно одни. Глупые римляне совсем потеряли разум. Дух этого неудачника Вара до сих пор сулит им несчастья, – усмехнувшись, проговорил Хлодвиг.

Ульрих исподлобья посмотрел на сына, который явно ждал сражения. Молодая кровь кипела в нем, и отец понимал его чувства: он был столь же горяч в юные годы.

– Твой сын так же смел, как и ты, – послышался из темноты чей-то голос.

К костру вышел человек в черных римских доспехах. Длинный плащ укрывал его тело, а капюшон прятал лицо.

– Кто ты такой?! – мгновенно выхватил меч Хлодвиг, но его отец резко прикрикнул на него.

– Опусти клинок, сын! – Ульрих встал и, ухмыльнувшись, подошел к странному гостю. – Глазам своим не верю. Сципион, ты ли это?!

Сципион снял капюшон и пристально посмотрел на германца.

– А ты постарел.

– Зато ты ничуть не изменился, хотя и прошло столько времени.

– Отец, я не понимаю. Он же римлянин!

– Хлодвиг, этот римлянин помог нам победить Вара. Без него мы бы не стали свободными.

– Почему ты никогда не рассказывал мне об этом?

– Потому что мой хозяин взял с него слово молчать, и он честно его сдержал. Слушайся своего отца, юнец, он знает, как воевать и как вершить ратные дела.

– Но как он прошел через нашу охрану и посты, отец?!

– Хлодвиг, успокойся! Этот человек – наш друг, и, если он здесь, значит, так нужно.

Сципион улыбнулся, а позади него прошмыгнуло, блеснув красным глазом, какое-то странное существо, похожее на большое животное, – проскользнуло и тут же растворилось в темноте.

– Что это было, отец?

– Где?

– Там, сзади, в темноте, – снова положив ладонь на рукоять меча, произнес Хлодвиг и сделал шаг вперед.

– Там ничего нет.

– Но я видел!

– Мальчик устал, ему нужно отдохнуть, Ульрих. А нам нужно обсудить кое-что.

– Не смей называть меня мальчиком!

– Хлодвиг, ступай. Я сказал, ступай! Тебе и впрямь нужно отдохнуть. Завтра важный день.

– Но отец!

– Ступай!

Раздосадованный парень, развернувшись, со всего маха ударил по плетеной изгороди так сильно, что та пошатнулась и завалилась на землю.

– Гляжу, крут нравом. Прямо как ты, – присел у костра Сципион.

– Есть немного. Так какими ты здесь судьбами?

– Теми же самыми, что и тогда. Вас снова пытаются покорить, а мой хозяин снова хочет вам помочь. Хотя Арминий и разочаровал его, он все же настроен дружелюбно к вам и не помнит старых обид. Поэтому я здесь.

– И чем, интересно, ты мне можешь помочь? – развел руками старый воин.

– А разве нечем? Разве у тебя нет проблем с внезапно возникшим римским лагерем, который появился словно из-под земли, перекрыв тебе путь к основному войску? Если проблем нет и у тебя все прекрасно, то я, пожалуй, пойду, – вставая, произнес Сципион.

– Постой. Присядь, – дернув глазом, остановил его Ульрих. – Присядь, присядь. Каковы твои условия?

Сципион поднял голову и задумался, потирая рукой подбородок.

– Моему господину нужна голова их центуриона. Его зовут Луций. Принеси ее мне.

– А что я получу взамен?

– Информацию. Ценную информацию.

– Интересно знать, чем не угодил вам этот бедолага? – усмехнулся Ульрих.

– Тебе ли задавать такие глупые вопросы? Так что, ты согласен? Да или нет?

– Да! – протягивая руку Сципиону, ответил предводитель германцев.

– Вот и прекрасно! – пожимая холодной, словно лед, рукой руку Ульриха, ответил Сципион. – Их всего центурия в этом лагере, подкрепления нет и не будет. Глупцы чудом оказались здесь, не думая о том, что вас так много. Ударь завтра всеми силами им в лоб, в район ворот, и принеси мне голову этого центуриона. Я думаю, тебя обрадовала моя информация, – проговорил он, прежде чем скрыться в темноте.