Закон и честь! – 4. Иллюзия закона

Глава 18

Генриетта очнулась от страшного сна. Ей снился жуткий кошмар. Впрочем, какими ещё могут быть кошмары, если не безумными и жуткими видениями, извращёнными иллюзиями реальной жизни, во сне вытягивающими из тебя саму силу? Она проснулась, дрожа и стискивая на груди накинутое на плечи старенькое одеяло. Вся в поту и с вставшими дыбом волосками по всему телу. Проснулась, вырвалась из опустошающих сновидений, только для того, чтобы очутиться в реальном кошмаре. Что было гораздо страшнее.

Напугавшие до сердечных уколов видения поспешно растворились, смешавшись с полумраком пыльной холодной темницы, в которой ничего ровным счётом не изменилось за то время, что она пребывала в забытьи. Генриетта со стоном вытянула ноги. В спину тут же ужалило невидимое шило. В горле запершило. Она попыталась вслух сказать пару слов и выдавила только сдавленный кашель. Видимо, сквозняк и холодный каменный пол начинали потихоньку делать своё дело, награждая первыми признаками грядущей простуды.

В ушах Генриетты всё ещё стояло гулкое эхо. Она не сразу сообразила, что пол под ногами дрожит в непонятных спазмах, содрогается, словно живой.

УМММ!!! Непонятный гул прокатился по комнате. Генриетта в страхе вскочила на ноги. В колпаке тускло мерцающего газового рожка испуганно дёрнулось пламя. Сон окончательно выветрился из её златокудрой головы. И она вспомнила. Нет, не мучившие её кошмары, но то, что спасительным тросом вырвало её из липкой паутины жуткий сновидений.

Больше всего это было похоже на взрыв. На раздавшийся в относительной близости сильнейший взрыв, последствия которого она теперь ощущала всеми клеточками своего измученного тела. Однажды, ещё в прошлой жизни, ей довелось побывать с родителями проездом мимо рудодобывающих шахт. И в том месте рабочие взрывали одну из штолен. Как объяснил отец, шахта полностью истощилась и её засыпали. Так вот, взрыв, прогудевший где-то рядом, был очень похож на тот, что она слышала в не таком уж и далёком детстве.

Пол под ногами перестал раскачиваться. Заставляющий зудеть все кости гул окончательно затих, словно его и не было. С потолка прекратила сыпаться пыль. Генриетта застыла, с тревогой оглядываясь. Она испугалась, как бы непонятный взрыв не обрушил ей на голову крышу её тюрьмы. Но, судя по всему, источник взрыва находился на достаточно безопасном удалении, чтобы берлога Джека Попрыгунчик выдержала.

Девушка бросилась к двери. Припала ухом к деревянной поверхности, прислушалась. Ничего. Больше никаких звуков. Так что же это было? Она что — находится около каменоломен или угольных шахт? Вряд ли. Она бы уже давно услышала звук работающих бурильных установок и паровых машин. Если уж в комнату проник отголосок взрыва, то и остальные громкие звуки она бы уже услышала.

Может быть где-то взорвался бытовой газопровод? А что, это вполне возможно… В душе Генриетты жгучим огнём вспыхнула надежда. Её сердечко возбуждённо забилось. Пожар. Раз так, то совсем скоро она услышит ещё одни звуки. Ласкающие слух. Истошный рёв пожарных сирен. Пожарные. Скорее всего, медики. Полиция. Да, чёрт возьми, сейчас она бы с удовольствием расцеловала любую суровую усатую фараоновскую морду. А то бы выкинула и чего похлеще. Генриетта невольно усмехнулась. Жизнь на улице всё же наложила на неё отпечаток. Она уже готова за спасение раздвинуть ноги перед первым встречным. Надолго ли, интересно, она останется такой? Если, конечно, когда-нибудь сможет вернуться к нормальной жизни?

Ладно, помечтали и хватит. К новой жизни ещё нужно дойти. А для этого необходимо вырваться отсюда. Хотя бы для начала. Генриетта, более не в силах сдерживаться, взволнованно заходила по комнате, резкими взмахами юбок взметая пыль с пола. Она наморщила носик, чихнула раз, другой. Она напряжённо вслушивалась. Не хотелось бы упустить хоть одни звук, извещающий, что вероятная помощь близко. Если её предположения относительно пожара и близости к нему верны. А вдруг там вообще ничего не горит? Да нет, в любом случае такой грохот, уж неважно, чем он там вызван, должен привлечь городские власти. Так что же, ей просто элементарно повезло? А почему бы и нет? Не может же она постоянно спотыкаться и падать носом в дерьмо⁈

Стоп. Девушка остановилась в шаге от двери. С ненавистью ударила кулаком в кирпичную кладку. Чёрт. Вот дура. А с чего она взяла, что примчавшиеся на взрыв или там пожар кареты и машины, все те люди, кинутся к ней? С чего, она, дура непроходимая, прости Господи, это взяла⁈ На дверях дома, где её запер Джек, будет написано аршинными буквами: «Здесь сидит самая тупая и бесполезная шлюха в городе⁈». Так, что ли? Да если предполагаемый пожар не доберётся до этого дома, если разрушения не столь велики, то никто и не будет особо усердствовать. И уж точно никому в голову не придёт пойти проверять все соседние здания на предмет наличия в их чуланах жертв сумасшедшего маньяка. Её же никто не ищет. Она никто. Да Генриетты Барлоу вообще не существует! Кто её будет искать⁈

— Да, подруга, ты ещё та дура! — Генриетта громко расхохоталось. Её смеха даже не испугались притаившиеся в куче сваленного здесь хлама мыши.

Ну так и что? Так и что⁈

— Да уж хренушки, — обозлённо прошептала Генриетта, хмуро глядя на преграждающую путь к спасению дверь.

Она будет кричать. Она будет визжать, выть, орать. Она будет так орать, что услышат даже сквозь раскаты сирен. Она себе все связки сорвёт, если понадобится, но не успокоится, пока не дозовётся хоть кого-нибудь. Может быть, с полицейскими будут натасканные на розыск людей собаки… Может её кто-то услышит, учует… Да всё может быть. Но молча сидеть и продолжать морозить задницу она больше не будет.

Генриетта и в самых смелых мечтах предположить не могла, какую реакцию общественности и городских властей вызовет этот взрыв. Один из четырёх, что с периодичностью в несколько минут, прокатились по Столице. Бомбы Невидимки сработали в заданное время. Все как одна. И никто не нашёл их. И никто не обезвредил. Уже после смерти своего создателя, эти чудовищные устройства унесли жизней больше, чем Империя потеряла во время последнего военного конфликта на границе с Викандрией семнадцать лет назад. Разумеется, единственным виновником был назван террорист номер один. Самый страшный и бесчеловечный преступник всех времён и народов.

Элен слышала голоса. Сначала ей казалось, что голосов много. Что они обволакивают её. Проникают под черепную коробку, заползают в уши, пытаются подлезть под плотно сжатые веки. Словно голоса обрели плоть. Они раздражали, причиняли едва ли не физическую боль. Ей казалось, что их множество. Что все эти голоса раздражённо и вызывающе громко жужжат, будто огромный разъярённый пчелиный рой. И только спустя какое-то время, когда шум начал становиться невыносимым, она внезапно поняла, что голосов гораздо меньше, чем ей показалось поначалу.

Три. Всего три голоса. Спустя какое-то время Элен отчётливо поняла, что слышит всего три голоса. Один несомненно принадлежал Аткинсу. Ненавистный и вызывающий страх. Страх пополам с отвращением. Вкрадчивый, надменный, полный самоуверенности. Иногда в нём проскальзывали злобные визгливые нотки. Голос Аткинса напоминал то шипение змеи, то лай гиены, то скрежет паука. Элен ненавидела этот голос.

Два других голоса были ей незнакомы. Она точно их раньше не слышала. Хотя… Что-то всплывало в её заторможенном сознании, какие-то отголоски воспоминаний пытались пробиться из глубин истерзанного мозга. Может быть, и слышала. Просто забыла. Или же эти голоса доносились к ней через забытьё, через сон… Второй голос явно принадлежал старику. Сварливый, надтреснутый, отталкивающий. Этот голос внушал девушке не меньше отвращения, чем голос Аткинса.

Последний голос отличался от первых двух. Голос спокойного, уравновешенного, уверенного в себе человека. Холодный и бесстрастный. Он неизменно оставался в одной тональности, его хозяин не кричал и не шептал. Говорил чётко и внятно. И этот голос показался девушке не менее ужасным, чем остальные. Человек с таким голосом спокойно разрежет её на кусочки и даже не поморщится…

Она лежала, не в силах пошевелиться. Она не могла открыть отяжелевших, словно обшитых свинцом век. Руки и ноги не слушались её. Она вообще удивлялась, как ещё могла дышать. Дыхание. Её дыхание было преувеличено громким, наполненным непонятным глухим шумом. Элен внезапно ощутила на лице, какой-то чужеродный предмет, закрывающий её нос и рот. И поняла, что дышит через специальный аппарат. Что какая-то невидимая машина помогает ей, закачивая в лёгкие кислород. Это было очень странно. Неужели она больше не в силах дышать самостоятельно?

Мысли, вялые и отупевшие, медленно текли, сбивчиво толкаясь на задворках сознания. Девушка словно прислушивалась к себе со стороны. Что с ней? Почему она так спокойна? Ей было абсолютно всё равно, что с ней будет. Она не испытывала никаких чувств. Ни страха, ни боли, никаких позывов. Пожалуй, только чувство неутихающей ненависти к доктору Аткинсу всё ещё тлело в ней. Её ноздри шевельнулись и внезапно, словно прорвалась некая запруда. На Элен обрушился целый водопад не воспринимаемых секундой ранее запахов. Резина, кожа, спирт, запах лекарств, стерильный искусственный запах больничной палаты, сладковатый запах непонятного препарата, которым она дышала полной грудью. Вместе с воздухом она дышит какой-то гадостью, тут же образовалась в утомлённом мозгу мысль. Теперь понятно, почему она чувствует себя безучастной снулой рыбиной. Она под завязку накачана какими-то наркотиками.

… — я же говорил, что последствия могут быть непредсказуемыми! — Голос старика. Крайне возмущённый и ехидный. — Но кто будет слушать меня? Доктор Аткинс, не говорите, что я не предупреждал.

— Вы преждевременно раздуваете панику, — это Аткинс. Говорил несколько устало, но уверенно. В его голосе слышалась удовлетворённость. — Подождём ещё. Доктор Хокинс, прошло слишком мало времени. Вы порой бываете непростительно нетерпеливы…

— Иногда мне кажется, что я сдохну прежде, чем мы добьёмся чего-то действительно стоящего! — фыркнул старик. Смягченно добавил: — Абрахам, старина, мы с вами уже давно. И я как никто другой знаю, что для вас значит наша работа. Но будьте реалистом. У нас недостаточно данных. Пока недостаточно. Необходимо кропотливое изучение реактивов. Мы не можем создать…

— Я это знаю не хуже вас, Дэниел! — отрезал Аткинс. Элен показалось, что директор Мерсифэйт разозлился. — У нас блестящие результаты на опытных образцах…

Кудахтанье. Элен не сразу поняла, что это смех названого Хокинсом старика.

— О да! Блестящие результаты. Которые на практике никуда не годятся. Это не то, к чему мы стремимся. Что толку в наших результатах, если мы не можем применить их в реальной жизни, на глазах у тысяч? Согласитесь, что мы не сможем на всех насильно надеть респираторы и подключить их к баллонам со смесью! Результаты? Вы забыли сказать о ряде побочных эффектов…

Раздался третий голос. Невидимый Элен человек призывал разошедшихся коллег к спокойствию.

— Господа, давайте не будет выяснять отношения, стоя в операционной у стола с пациентом. Это, в конце концов, непрофессионально. Доктор Аткинс прав. Нужно время. Сама операция прошла безупречно. У подопытной удивительно стойкий организм и крепкое здоровье. Она вынослива и сильна. И преотлично перенесла все процедуры.

— Она находится в состоянии комы уже второй день! — проворчал Хокинс. Элен непроизвольно вздрогнула. Кажется, к ней начали возвращаться привычные реакции. В том числе и на внешние раздражители. В коме? Два дня? Да что же они такого с ней сделали, эти ублюдки⁈ Если бы не продолжающий питать её мозг наркотик, затормаживающий все мышечные сокращения, наверняка уже кто-нибудь заметил, что она пришла в себя. Она бы выдала себя. Движением век, непроизвольным стоном, дёрганьем пальцев, чем угодно. — И нет никаких гарантий, что очнувшись, она не начнёт пускать слюни. Мы запросто могли превратить её в идиотку, Лоутон…

Холодный голос Лоутона безапелляционно возразил:

— Приборы фиксируют стабильную работу мозга и вполне приемлемую сердечную деятельность. Скажу больше… Активность её мозговых функций говорит сама за себя. Она в прекрасной форме. Разрушь мы её сознание, уничтожь все нейронные связи и сейчас бы мы стояли над бесполезным овощем. Но приборы не могут врать. Она очнётся. Это дело времени. И замечу, имеются все предпосылки, что…

Аткинс перебил его:

— Отлично, Руперт. Ты постарался на славу. Думаю, наш уважаемый доктор Хокинс теперь удовлетворён состоянием подопытной, услышав столь весомые аргументы. Она придёт в себя. Операция прошла успешно. Новый препарат оказался лучше всего, что мы создавали раньше. И совсем скоро мы увидим его в действии. Эта девочка будет нашей первой ласточкой. Вот увидите, Хокинс. По одному моему мановению пальца она сделает что угодно — без разговоров разденется догола, отдастся в самой извращённой форме, или же, не говоря ни слова, кинется на солдатские штыки! Это подлинная революция, господа!

— Новые методы должны себя оправдать, — уверенно сказал Лоутон. — Химическое воздействие на подсознание подопытного раскроет перед нами невидимые прежде горизонты.

— Превосходство старой доброй алхимии над современными науками, — радостно закудахтал Хокинс. Элен внутренне передёрнулась от его мерзкого смеха. — А ведь вы возлагали на электричество большие надежды, старина…

— Главное — результат, — невозмутимо ответил Аткинс. — И он у нас есть. Лежит перед нами.

Элен похолодела. В разморённом сознании стали формироваться всё более чёткие и вменяемые мысли. Кажется, наркотики переставали действовать. Возможно, уменьшили их подачу… Или же она уже дышит чистым кислородом. Но нет, сладковатый запах продолжал щекотать её ноздри. Но уже не мешал связно и трезво мыслить. Так о чём, дьявол их побери, они толкуют? Почему они говорят, что она будет во всём им подчиняться? Что они с ней сделали⁈

— Ваш друг… — пожалуй, впервые в невозмутимом голосе Лоутона проскользнуло сомнение. — Ваш друг, доктор Аткинс, рвался сюда. Он хотел увидеть её. Похоже, эта девушка сильно ему нравится. Хм.

— Он бывает излишне нетерпелив. Так же, как доктор Хокинс скептичен, — сказал недовольно Аткинс. — Не будем забывать, что всё, что мы делаем, стало возможным не в последнюю очередь благодаря ему. И таким как он. Мы многим обязаны им. Поэтому отнесёмся к нашему другу с пониманием. Но это не говорит о том, что он будет нарушать строгие больничные правила.

— Он законченный кретин, этот недомерок! — прохрипел Хокинс. Элен показалось, что одним своим голосом старик выразил всё отвращение к этому таинственному другу директора поликлиники. — Чёртов извращенец…

В комнате раздался сдавленный смешок. Кажется, Аткинс.

— Руперт… Я сам разберусь с ним, — подвёл итог психиатр. — Пройдёмте господа. Пусть девочка отдыхает. У неё железное сердце. Воистину. Но даже ей надо время, чтобы прийти в себя.

Элен услышала звуки шагов. Стук каблуков по кафельным плиткам пола. Скрип двери. Её мучители вышли из комнаты, и она осталась одна. В тишине, разбавляемой лишь собственным надсадным дыханием, да таинственным гудением невидимых ей агрегатов. И тогда Элен открыла глаза.

Она уставилась в белый потолок. Со всех сторон её заливал мертвенно бледный поток холодного света. Девушка невольно сощурилась. В уголках глаз выступили слёзы. На её лице и впрямь была какая-то прозрачная маска, похожая на респиратор, с отведённой гофрированной трубкой. Элен подняла руку и сорвала маску. Судорожно вдохнула. Пахнущий хлоркой вентилируемый воздух белоснежной палаты показался ей божественным ароматом. Она вдохнула полной грудью, выгоняя из лёгких остатки наркотика. Как ни странно, чувствовала она себя хорошо. Ощущала прилив сил. Как будто крепко проспала длительное время и проснулась, полная энергии и бодрости.

Элен криво усмехнулась. Обычно после операции так себя не чувствуют. Так что же с ней сделали? Она приподняла голову и внимательно осмотрела себя. Потом комнату, в которой находилась. Комната была гораздо более примечательная, чем сама Элен. Насколько она могла судить, внешне, на первый взгляд, с ней ничего не произошло. Она никак не изменилась.

Элен лежала на твёрдой поверхности застеленного клеёнкой металлического операционного стола. На ней была надета длинная, до колен, больничная рубаха с короткими рукавами. Девушка рассмотрела свои голые, покрытые пупырышками от холода ноги, пошевелила пальцами. Вроде всё в порядке. Спиной она ощущала холод твёрдого железа. Её левое запястье охватывал широкий браслет, к нему был подведён какой-то проводок. Элен поморщилась, ощутив ещё один чужеродный предмет на голове. Ощущения конечностей возвращались к ней постепенно. Она протянула руку и нащупала на правом виске присоску с отходящим от неё проводком. Они что-то говорили о показаниях её организма. Должно быть, эти приборы и фиксируют её состояние…

Операционная комната была довольно большой, но казалась намного меньше из-за совершенно непонятных для Элен громоздких приборов, установленных вдоль трёх из четырёх стен. Они заполняли пространство, как будто сжимали его, окружая свободный пятачок пола, с установленным по центру операционным столом. Иные приборы были размером с платяной шкаф. Утыканные циферблатами, датчиками, усеянные шкалами и множеством хромированных кнопочек. Элен заприметила огромный стеклянный резервуар, наполненный подозрительно цвета жидкостью, огромные меха, похожие на кузнечные — они безостановочно сокращались, вызывая уже знакомое ей шипение нагнетаемого воздуха. Наверняка всё это медицинское оборудование было самым новым из известных науке и стоило уйму деньжищ. По полу змеились трубки и провода, связывая агрегаты меж собой, часть из них шла к металлическому ложу Элен. Так же в четырёх точках по углам стола были установлены штативы с лампами холодного света. Они и то и вызывали у Элен чувство дискомфорта. Ей не нравился этот мертвенный неживой свет. Впрочем, здесь всё выглядело неживым. Стерильным. Бесчувственным. Эта комната, находящиеся в ней приборы из стали и стекла. Люди, что ещё совсем недавно были здесь.

Элен эта комната показалась самым жутким и страшным местом из всех, что она могла только представить. Такое и в кошмаре не приснится, подумалось ей. Ну и что же ей теперь со всем этим делать? Она извернулась, запрокидывая голову. Ага, вот и дверь. Отливающая синевой стали, с круглой ручкой и стеклянным матовым окошком на уровне глаз. Наверняка заперта. А впрочем… Станут ли они замыкать за собой в собственном жилище? Кого им бояться, беспомощного пациента, не способного и с кровати встать?

А стоит ли ей пытаться встать? Элен по-прежнему продолжала туго соображать. Её сознание с усилием карабкалось наверх, стремясь покинуть душную и стирающую волю пропасть, заполненную наркотическими видениями. Девушка всё ещё ничего не чувствовала. Чёрт, она даже не боялась! А может это и к лучшему? Может, стоит воспользоваться отсутствием страха, пока он не вернулся и не скрутил её внутренности в один болезненный тугой узел, пока не парализовал конечности, не сжал безжалостной удавкой горло? Терять то ей в любом случае нечего!

Элен взялась за присоску, словно пиявка впившуюся в её кожу на виске. Внезапно девушку пронзила волна отвращения, будто она и вправду прикоснулась не к холодной безжизненной резине, а к осклизлому мерзкому тельцу ненасытного кровопийцы. И тут её пальцы сами собой разжались. Элен уронила руку и уставилась в высокий потолок. Нет, подруга, не спеши… А вдруг этот датчик подключён к какой-нибудь охранной системе? И стоит ей освободиться, как тут же по всей больнице взвоют сирены, возвещающие, что подопытная номер такой-то пытается сбежать? И что тогда? Сколько она продержится? Да её поймают в считанные секунды. Она даже толком не знает, куда бежать! И что? Что тогда? Продолжать тут безвольно лежать и пялиться на все эти приборы, с помощью которых отвратительные подонки, прикидывающиеся врачами, копались в ней, в её теле, в её разуме⁈

Зарычав сквозь стиснутые зубы, Элен оторвала от виска присоску. Подняла левую руку. Идущий к браслету проводок звонко лопнул. Она приподнялась, села, свесила ноги со стола. Ничего. Никакой боли, никаких последствий перенесённой операции… Девушка стянула с голову клеёнчатую шапочку и тряхнула гривой разметавшихся по плечам и спине тёмных волос, злобно посмотрела на устрашающие приборы. Показания некоторых табло изменились. Стрелки на них стали судорожно прыгать. Несколько лампочек на контрольных панелях загорелись красными огоньками. Но Элен было уже всё равно. Она спрыгнула на пол.

Ступни тут же обожгло раскалённым арктическим льдом. Элен поморщилась, но пересилила себя. Она упёрлась руками в стол и внезапно сгибы в локтях укусила проснувшаяся боль. Девушка, забыв о мёрзнущих ступнях, принялась удивлённо рассматривать свои руки. Как же она сразу внимания то не обратила…

Оба её предплечья, чуть ниже локтевых суставов, были тщательно и аккуратно перебинтованы. Из-под бинтов начала раздаваться пульсирующая, но какая то притупленная тихая боль. Операция. Наверняка повязки скрывали последствия хирургического вмешательства е её организм. Элен тут же захотелось скинуть с себя рубашку и подбежать к ближайшему зеркалу, чтобы во всех подробностях, самым тщательным образом осмотреть себя. Кто знает, какие ещё сомнительные сюрпризы она обнаружит на своём теле?

И сразу немедленно захотелось сорвать бинты с рук. Но девушка опять удержалась. Время. Она попросту теряет время. А отсчёт уже начался. Наверняка хитроумные медицинские машины уже вовсю подают неслышные ей сигналы тревоги. И скоро тут станет горячо. Надо бежать. А уж потом разбираться с собой и зализывать раны. Но куда, куда бежать? Девушка затравленно оглянулась. Дверь.

Подбежав к двери, Элен не колеблясь взялась за ручку… И дверь, чуть скрипнув, приоткрылась. Поразительно! Начало оказалось обнадёживающим. Подозрительно лёгким. Ну да она же ещё только стоит на пороге палаты! Ещё всё впереди. Так что нет ничего подозрительного в этой мнимой лёгкости. Элен осторожно потянула дверь на себя и высунула голову наружу. Коридор. Тускло освещённый коридор. Каменные стены, приручённые к высокому потолку светильники, устилающая пол затоптанная мраморная плитка, запах пыли и затхлости. От ослепительного стерильного великолепия хирургической палаты не осталось и следа. Коридор тянулся в обоих направлениях. По его пути, в стенах Элен увидела ещё несколько дверей. Палаты? Кабинеты? Впрочем, нет времени гадать. Ей необходимо определиться с направлением. Направо или налево? Да какая разница? Главное — движение.

Элен выскользнула вон, и мягко шлёпая босыми ступнями по шершавым плитам пола, побежала налево. Она мчалась, не смотря по сторонам. Смотрела только вперёд. Через несколько ярдов коридор поворачивался, изгибаясь в левую сторону. Элен не стал притормаживать. Морщась от кусающего босые ноги холода, девушка повернула и побежала дальше. Коридор растянулся, насколько хватало глаз. Прямо-таки каменная кишка, прорубленная в скале. Освещение здесь было таким же тусклым, и конец коридора угадывался с трудом. Девушка бежала как загнанная лань. Её сильные длинные ноги легко несли вперёд. Ещё никогда она не бегала так быстро. И что самое удивительное — она ничуть не запыхалась. Элен неслась, как опытная закалённая спортсменка, регулярно пробегающая каждый день не одну милю. Даже колющая предплечья боль отступила. Должно быть, на неё всё ещё действуют наркотики, придавая сил и выносливости, подумала Элен. Но это действие не бесконечно. И нужно бежать, пока силы ещё есть…

Она резко остановилась, выставив перед собой руки. Последние десятки футов она бежала почти в полной темноте. Конец коридора был погружён в полумрак. Видимо, перегорели лампочки. И поэтому внезапно вынырнувшая перед ней преграждающая коридор решётка из толстых стальных прутьев стала для девушки полной неожиданностью. В решётке была дверца, запертая на массивный висячий замок. И всё. Решётка упиралась в потолок, не оставляя ни малейшей щели… Элен, в отчаянии застонав, попыталась протиснуться между прутьями. Бесполезно! У неё даже голова не просовывалась. Что уж говорить об остальном! Чёрт! Элен судорожно ухватилась за дверь, что было сил, дёрнула. Дверь неожиданно громко звякнула навесами, замок лязгнул о дужки. Проклятье! Да чтобы выломать эту решётку, нужно привязать её тросом к паровому танку!

Элен, покрывшись липким потом, обернулась. Коридор лежал перед ней, растянувшись, как ей показалось, ещё дальше, чем был до этого. Он приглашал вернуться обратно. Лабиринт, пришла на ум неожиданная и неприятная мысль. Она бегает по этому коридору, как крыса по лабиринту. А все выходы надёжно перекрыты и вернуться она может только в операционную палату. Может попытать счастья за другими дверями? Кто знает, вдруг там найдутся окна, через которые можно будет выскользнуть наружу? Вдруг?

Едва не заплакав от бессилия, Элен побежала в обратную сторону. А что ей ещё оставалось? Да размажься она по этой решётке, ближе к свободе не станет… А так, так есть хоть маленький шанс, что она найдёт какую-нибудь лазейку и сможет выбраться из этой тюрьмы.

Добежав до поворота, Элен остановилась. Осторожно, шепнул внутренний голос. Кто знает, вдруг тебя уже ищут? Она боязливо выглянула за угол, нечёсаные волосы упали ей на глаза. Девушка тряхнула взметнувшейся гривой и выскочила из укрытия. Вперёд! Доли секунды ей хватило, чтобы увидеть, что этот участок коридора по-прежнему пуст, а все двери по обеим сторонам всё так же закрыты. Элен немного замедлила бег. Теперь она внимательно присматривалась к дверям. Все они были металлическими, некоторые с окошками, некоторые без. Все с мощными стальными засовами помимо врезанных в полотна замков. Интересно, а на её палате был засов?

Добравшись до операционной, из которой она сбежала несколько минут назад, Элен осторожно задвинула засов на двери. Пусть. Она криво усмехнулась. Может там уже кто-то её ищет, заглядывая под стол? Будет ублюдкам сюрприз, когда они не смогут выйти оттуда. Она же пойдёт дальше. Наверняка её мучители ушли по этому крылу. Что ж, ей ничего не остается, как следовать тем же путём и молиться, чтобы ей никто не встретился…