Закон и честь! – 4. Иллюзия закона

Глава 13

Стивен Дэвис не уставал проклинать судьбу, ниспославшую в тот страшный день на его голову ужас во плоти по имени Невидимка. Бедный стюард был готов выпрыгнуть за борт, только бы не видеть его безликой маски и не слышать уверенный приглушенный голос, властно раздающий указания. Террорист вёл себя как подлинный хозяин судна. И они все подчинялись. Даже капитан.

Штурман отправил три радиограммы в Империал-Ярд, как и приказал вооружённый револьверами бандит. Капитан Морвуд, следуя приказу, остановил дирижабль над Уайтбриджем. Огромное судно застыло заснувшим воздушным китом над одним из самых густонаселённых районов города.

Все пассажиры были переведены на верхнюю обзорную палубу. Для этой цели Невидимка рекрутировал себе в помощники оставшихся членов экипаж и заодно позволил оказать первую помощь пострадавшему от его руки Харрингтону. Затем стюарды были отправлены к пассажирам. Дэвис до последнего не верил, что всё пройдёт так гладко и спокойно. Он ожидал взрыва паники, которая подтолкнёт двести человек к необдуманным поступкам, на высоте в пять сотен ярдов грозящие обернуться для корабля ужасными последствиями. Но обошлось.

Когда тебе показывают заряженный револьвер, распахивают плащ и демонстрируют связку тикающей взрывчатки, как-то сразу лучше начинаешь слышать и быстрее шевелиться. А Невидимка, помимо прочего, очень хорошо умел убеждать. Дэвис сам поразился тому, как тот говорил. Заслушаться можно!

Стивена террорист оставил на нижней палубе. Для выполнения мелких поручений, как со смешком пояснил он. Разом поникший стюард был отнюдь не рад столь сомнительному повышению. Лучше бы он отсиделся наверху, вместе со всеми. Но ему пришлось оставаться наедине с пугающим до усрачки человеком в кожаной маске. Бери пример с капитана, шептал ему внутренний голос. Если штурман весь был покрыт бисеринками пота и его пальцы дрожали, когда он отбивал послания на землю, то кэп был всё так же собран и невозмутим. Ей богу, Дэвис восхищался им. Но храбрости у него так и не прибавлялось.

Ещё никогда Стивен не видел пустых кресел и не слышал напряжённой зыбкой тишины в салоне нижней палубы дирижабля во время полёта над городом. Зато вес столпившихся, словно загнанные на убой бараны в баз, пассажиров на верхней палубе всей массой нарастающего страха ощутимо давил на него. Стюарду было плохо. Его поминутно бросало то в жар, то в холод. Ладони противно потели, а в животе громко урчало. И отнюдь не от голода.

Дэвис сидел ни жив, ни мёртв рядом с боковым шлюзом. Невидимка велел ему занять ближайшее к выходу кресло и быть готовым. К чему, бандит так и не пояснил, а спрашивать у стюарда не было ни малейшего желания. Оставалось только догадываться. Стивен уныло посматривал в окно и мечтал лишь об одном — отрастить крылья и выпорхнуть наружу. Да он бы отдал половину жизни за возможность испариться из ставшей кошмарной тюрьмой гондолы.

Появление на горизонте неспешно приближающегося дирижабля Дэвис воспринял спокойно. Подумаешь, идёт корабль попутным с ними курсом. Но когда понял, что неизвестный дирижабль упорно продолжает двигаться им практически наперерез, в душе стюарда жарким пламенем взметнулась надежда. Неужели это помощь? Полиция, представители властей? Кто знает, до чего договорились на земле, получив радиограммы террориста? Вдруг это спешат переговорщики? Стивен влип в окошко, жадно наблюдая за плывущим в воздушном море кораблём.

Внезапно стюард приметил ещё одну точку в нескольких милях от Королевы Виктории. Точка была на порядочном расстоянии, но быть чем-то иным кроме как ещё одним дирижаблем она не могла. Стив беспокойно заёрзал на сиденье. Ему до смерти захотелось броситься на противоположную сторону палубы и посмотреть, что происходит по левому борту. Но помня строжайшие указания Невидимки, он боялся даже оторвать зад от кресла. Террорист был совсем рядом, в распахнутой настежь рубке управления.

Сердце Дэвиса отчаянно заколотилось. Неужели кавалерия подоспела? Наверняка же они договорились. Ну не может же быть по-другому. Просто не может! У Стива в голове не укладывалось, как подобное вообще произошло, тем более с ним. Он так же не верил, что сегодня может умереть. Он был молод. А в молодости смерть всегда маячит на невообразимом для глаз расстоянии. Дальше, чем точка зависшего на пределе зрения далёкого дирижабля.

— Что-то ты подозрительно притих, мой друг!

Стивен вздрогнул, как обнаруженный волком спрятавшийся под кустом заяц. Увлёкшись разглядыванием подплывающего дирижабля, он упустил появление в салоне Невидимки.

— Э-э-э… Сэр, я… просто смотрел в окно, — проблеял Дэвис, боязливо отворачивая голову.

Невидимка наклонился и посмотрел иллюминатор. Удовлетворённо крякнул и сказал:

— Отлично. Похоже, эти чинуши ещё не все мозги прожрали.

Приподнятое настроение Стивена как рукой сняло.

— Вы ждали этого! — хватило духу сказать ему.

— Ты мне нравишься всё больше и больше, дружок, — затянутые в перчатку пальцы ласково потрепали его по голове, сдвигая форменную шапочку на затылок. — Не унывай, парень. Ты должен радоваться нашим гостям, как бесплатной неделе в лучшем борделе Столицы!

Террорист глухо усмехнулся. Плащ он демонстративно держал теперь распахнутым, чтобы все видели торчащие из-за пояса рукояти револьверов и укреплённое на уровне живота хитрое устройство, с тикающими циферблатами, кучей разноцветных проводков и несколькими кармашками со взрывчаткой.

Невидимка сказал, что содержимого этого смертоносного пояса хватит, чтобы пассажирская гондола взорвалась как праздничный фейерверк над улицами проснувшегося города. Эдакий яркий салют посреди серого промозглого дня. Кроме того, небольшое по размеру взрывное устройство террорист заложил в сигаре оболочки. С молчаливого разрешения капитана Невидимка поднялся на самый верх, предупредив, что если он заподозрит хоть малейшее ослушание со стороны экипажа, то незамедлительно подорвёт эту штуковину. Силы миниатюрной бомбы хватит, чтобы повредить жёсткие ёмкости с водородом, ну а дальше в течение считанных секунд огромный воздушный гигант будет уничтожен прямо в небе. Вместе со всеми.

Дэвис понял, что захвативший их корабль человек прекрасно разбирается в технике и конструкциях дирижаблей. Он отлично знал, где и что располагается. И чувствовал себя на палубах Королевы Виктории как дома.

— Будь готов принять трап наших гостей, — сказал Невидимка, поправляя засунутые за ремень револьверы.

— Мы будем стыковаться прямо в воздухе? — на горле стюарда нервно дёрнулся кадык. — Это же чертовски сложно, сэр! Необходимо хотя бы снизить высоту. Да и ветер…

— Давай я сам решу, что нам по силам, а что нет, идёт, малец? — в шипении Невидимки явственно прорезалась злость. — Ты тупой осёл, раз ни бельмеса не смыслишь в кораблях. К нам идёт курьерский «жук». И у него такой длинный язык, каким тебя не ублажала ни одна шлюха с улицы Тюльпанов. Поэтому заткнись, твою мать, и выполняй то, что я тебе говорю.

Стивен молча обозвал себя конченым идиотом. Длинный язык? Это у него чересчур длинный и вечно ляпающий невпопад язык. Стюард поднялся и на негнущихся ногах направился к задраенному шлюзу. Его голова была полна метущихся подобно обезумевшей стае летучих мышей, мыслей, а руки на автомате выполняли отработанные за сотни полётных часов действия.

— Не бойся, дружище, скоро всё это дерьмо закончится, — Невидимка стоял в сторонке и внимательно наблюдал за манипуляциями Дэвиса. — Скоро, я надеюсь, мы перестанем друг друга стеснять. Ты здорово ошибаешься, если думаешь, что мне так уж сильно нравится всё происходящее.

Взявшийся за дверной штурвал Стивен вообще не знал, что уже думать. Только бы побыстрее всё закончилось, только бы побыстрее, беззвучно шептали его пересохшие губы. Он резко повернул штурвал влево и в тот же миг под потолком пронзительно взвыли сирены, предупреждающие о разгерметизации корабля. На нынешней высоте экскурсионного дирижабля ничем катастрофическим это не грозило. Но инструкциями было строжайше запрещено.

Не успев как следует разойтись, сирены, крякнув, умолкли. Их отключили из рубки управления. Невидимка дал капитану строжайшие указания, перед тем, как приступить к очередному этапу намеченной им операции.

Закусив губу, Дэвис сдвинул дверцу в сторону. В салон гондолы тот час ворвался холодный, пропитанный мельчайшей влагой ветер. Снаружи продолжало противно моросить, и стюард почувствовал, что тут же весь пропитался студёной сыростью. Его всего передёрнуло. Он машинально схватился за форменную шапочку, чтобы не унесло ветром, и отошёл от зияющего пустотой люка.

— Всё готово, сэр! — гаркнул он.

Невидимка бесстрашно подошёл к самому краю. Вид открывался изумительный. Словно стоишь над пропастью, а внизу вместо дна ущелья раскинулись бескрайние городские постройки. И со всех сторон небо. Исполненное свинцово-серых красок и потрёпанных туч, пропитанное дождевой пылью и пронизанное залихватски свистящим ветром.

Невидимка обернулся и улыбнулся под маской побелевшему как полотно стюарду.

— Наверняка ты подумал о том, чтобы дать мне хорошего пинка, парень? Да? Было бы забавно сейчас кувыркнуться вниз!

Ветер развивал полы его пальто и срывал с губ громкие слова. Дэвис изо всех сил замотал головой.

— Нет, сэр, даже не думал!

Какой там пинок! Иногда стюарду казалось, что террорист сам хочет, чтобы в отношении него совершили решительные действия, чтобы у него был повод ещё раз приложить кого-нибудь. Да подойди он к этому психу хоть на фут, и следующий его шаг был бы в небесную пропасть.

Невидимка усмехнулся и повернулся к открытому шлюзу. Прямо на них, постепенно снижая скорость, шёл небольшой курьерский дирижабль. Юркая и шустрая птичка, потрёпанная жизнью и битая сотнями ветров. Невидимке случалось путешествовать на таких кораблях. Очень надёжные и быстроходные машины. Да, минимум удобств, особо не развернёшься, но всё самое необходимое имеется, а больше и не надо. Главное, что курьерский дирижабль был судном стойким, практичным и неприхотливым.

Ветер норовил забраться под его плащ, зычно кричал в уши, выбивал из глаз слёзы. Плевать. Ветер мало заботил Невидимку. Гораздо больше он был обеспокоен приближающимся кораблём. Существовала маленькая вероятность, что вылизывающие задницу министру умники захотят его надуть. Террорист не сомневался, что о захвате Королевы Виктории уже известно на самых верхах. Что ж, он был готов к этому. А вот его враги вряд ли. Пока они предпочтут выполнять его требования. И если на трапе покажется Джентри, то начало будет положено.

«Жук» остановился в двух сотнях футов от громадного экскурсионного лайнера. Маленький холмик рядом с могучим скальным утёсом. Мощные движители замедлили вращение лопастей. Ветер тут же набросился на судёнышко, пытаясь закружить его в неистовом танце. Но дирижаблем управлял очень опытный пилот. Боковые плоскости гондолы изменили своё положение, движители провернулись, направляя лопасти вниз, и «жук» окончательно замер в воздухе, на расстоянии от гигантского соседа не более сорока ярдов. Подойти ещё ближе было невозможно из-за огромной вытянутой сигары Королевы Виктории.

— Отлично, — удовлетворённо сказал террорист и подмигнул Дэвису. — Всё идёт точно по плану, малыш. Скоро ты забесплатно увидишь самое настоящее цирковое представление. Смертельный номер под куполом неба без страховки!

— Они собираются стыковаться с нами⁈ — поражённо выдохнул Стивен. Нет, этот бандит определённо псих!

— Это будет незабываемая прогулка в облаках. На высоте в пятьсот ярдов над землёй, — Невидимка застегнул плащ на все пуговицы. — Вы выигрываете в любом случае, приятель. Если я договорюсь с парламентёром, то всё закончится. Если же я загремлю в низ, то исход будет тот же. Вы успеете сесть на землю, прежде чем сработает механизм заложенной в оболочке бомбы. Куда не кинь, везде улыбается удача, верно?

Да ему же весело, догадался Стивен. Этому спятившему недоумку чертовски весело. Ишь, как заблестели его глаза. Он наслаждается каждой минутой. Он живёт этим страхом, питается им. Он не боится умереть. А когда человек не боится смерти, он становится особенно страшным. Дэвис смежил веки и забормотал под нос полузабытую, оставшуюся где-то в далёком детстве молитву.

Невидимка понял, что он шепчет и сказал:

— Сынок, молитвы тебе не понадобятся. Господь и так всё видит. Мы сейчас близки к нему, как никогда.

Аткинс придирчиво осмотрел инструменты. Он всегда говорил, что внимательность и дотошность — лучшие друзья любого творческого человека. Старая добрая пословица гласила — семь раз отмерь, один отрежь. Он был готов отмерять двадцать раз, но и отрезать не меньше.

Операционная палата просто сияла холодной кристальной чистотой. Безжизненный свет специальных ламп отражался от блестящего начищенного металла и стекла. Не пылинки и не соринки. Здесь, в этой комнате, даже микробам нечего было делать. Работающие тут люди знали, что заметь директор поликлиники хоть самое маленькое пятнышко грязи на полу или каком-нибудь приборе, и отвечающий за уборку разиня тут же окажется на операционном столе взамен подопытного.

Разумеется, наличие в Мерсифэйт этой палаты и смежной с ней лаборатории находилось под большим секретом. Кроме весьма ограниченного круга лиц, никто и близко не догадывался, что в больнице имеются такие комнаты и такое оборудование. Да окажись в этих стерильных стенах кто-нибудь из городского совета или ассоциации андерских врачей, и у них к Аткинсу сразу же возникнет множество крайне неприятных вопросов. Очень многие из имеющихся в распоряжении психиатра инструментов вот уже без малого полсотни лет находились под запретом. Гуманность по отношению к пациентам, никаких несанкционированных опытов, запрет на ряд испытаний. И при этом любой член городского совета, не колеблясь, переступит через приползшего к ступеням парламента нищего.

Аткинс мысленно рассмеялся. Ах, Империя, государство невероятных парадоксов! Он любил свою страну. Ему не нравились установленные в ней порядки. Иногда Аткинс задумывался, как бы сложилась его карьера, да и жизнь в целом, если бы к исследованиям и опытам над людьми относились чуточку попроще, как в старые добрые времена? Стал бы он тогда связываться с наивными глупцами из Форгентума, подмазывать кое-кого из вышестоящих чиновников и прятаться в собственной поликлинике? Наверняка нет и ещё раз нет! Он бы добился того, к чему стремился, гораздо раньше и затратив при этом намного меньше усилий и денег.

Жаловаться на превратности судьбы было не в принципах главы Мерсифэйт. Он привык лично брать своё. Да, он многое скрывал, лавировал в мутной воде современного мироустройства, как хитрая щука, прикидывающаяся безобидным пескариком. Он частенько наступал на собственное эго в угоду общественному мнению. Но разве он когда-нибудь хоть на шаг отступил от намеченной цели?

Доктор Аткинс считал, что всеми живыми существами на земле движет некая цель. Только у всех она разная. Животные хотят спариваться, жрать и вести вольный образ жизни. Сильные пожирают слабых. Слабые бегут от сильных. Люди… Люди были точными копиями животных. Во многом похожими на зверей. Те же повадки, та же натура. Люди хотели того же и с наименьшими усилиями. Только люди были хуже, много хуже братьев своих меньших. Животные подчинялись заложенным в них природой инстинктам. Они были неразумны и бессловесны. Человек же, встав на высшую ступень эволюции, по своей сути недалеко ушёл от зверя.

Сильный пожирает слабого, слабый бежит от сильного. Разве не в таком мире они живут? Абрахам знал об этом не понаслышке. Но человеком ещё движет жажда власти и денег. Стремление разрушать и убивать. Он же хотел творить. Он хотел создавать. К сожалению, его устремления для многих оставались совершенно непонятными, богохульными, негуманными. Ха! Аткинса всегда поражало, насколько лицемерным может быть общество. Общество, в котором не стесняются покрывать детские притоны для богатых извращенцев и продают в рабство себе подобных. Становилось порою смешно. Но за смехом всегда проступали слёзы.

Иногда Аткинс задумывался, а кем же был Господь бог, создавая этот такой несовершенный и престранный мир. И думал, что нашёл ответ. Очень просто. Господь был творцом. И не был застрахован от ошибок. Аткинс считал себя апостолом божьим, способным в дальнейшем сравниться с создателем. Он тоже творил. И он так же хотел изменить мир к лучшему.

К Аткинсу подошёл высокий человек в белоснежном халате, шапочке, с натянутой на лицо стерильной повязкой. Руперт Лоутон, блестящий хирург, с громким скандалом уволенный из Королевского госпиталя несколько лет назад. Лоутон мог на спор, с завязанными глазами настолько искусно сшить любую рану, что впоследствии даже и шрама почти не оставалось. Редкостного таланта человек. Решительный и целеустремлённый. Он был виноват лишь в том, что приторговывал на стороне обезболивающими препаратами. Лоутон настолько сильно увяз в сбыте наркотиков, что когда его прижали и потянули за ниточки, всплыло немало интересных подробностей о его постоянных клиентах. Разумеется, его вышибли в тот же день, взяв слово, что если он заговорит о большем, то вслед за карьерой пострадает и его жизнь.

Доктор Аткинс был напрочь лишён всяческих предрассудков и приветствовал смелых и талантливых людей. Руперт Лоутон был одним из таких. Неофициально числясь в медицинском штате психиатрической поликлиники, он до последнего пени отрабатывал оказанное Аткинсом доверие.

— Доктор, пациентка полностью готова к операции, — тускло-зелёные глаза Лоутона как всегда выражали полное спокойствие, а голос звучал по-деловому беспристрастно. — Анестезия подействовала, не вызвав отрицательной реакции.

— Прекрасно, — улыбнулся Аткинс, пригладил клинышек бороды и натянул марлевую маску. — Доза рассчитана?

— Да, колбы с препаратом так же готовы к применению. Всякие осложнения абсолютно исключены.

— Мы на пороге великих свершений, верно, Руперт?

Ассистент директора Мерсифэйт развёл затянутыми в тончайшие прорезиненные перчатки руками.

— Мы слишком долго шли к этому, сэр.

— Но с каждым шагом мы всё ближе и ближе, — сказал Абрахам. — Кто знает, Руперт, вдруг именно сегодня наступит тот миг, когда мы будем праздновать окончательную победу. Признаться, последняя неудача несколько выбила меня из колеи.

— Вам не в чем себя винить, сэр. Опытный объект не выдержал вторичных перегрузок.

— То-то и оно… — задумчиво протянул Аткинс. — По пройденным тестам и по всем анализам это был отличный образчик для операции. Сердце. Как мало мы всё-таки знаем об этом удивительном органе!

Лоутон согласно кивнул.

— Позвольте заметить, что я уже говорил о выносливости женщин. Нам давно следовало сосредоточить внимание на испытуемых женского пола.

Абрахам Аткинс отвернулся от созерцания разложенных в кювете хирургических инструментов, изготовленных из редких сплавов. В упор посмотрел на Лоутона.

— Эта девушка молода и полна энергии, да?

— Хокинс самым внимательным образом осмотрел её и не выявил никаких отклонений. Очень здоровая и крепкая девица, способная много рожать.

Если бы Лоутон сейчас говорил о корове, тон его равнодушного голоса нисколько бы не изменился. Он был профессионалом и никогда не позволял эмоциям возобладать над разумом. Невероятно ценное качество. Дэниел Хокинс был главным специалистом в поликлинике по лабораторным исследованиям. От его желчного хищного взгляда не могла ускользнуть ни одна болячка. Он назубок знал все известные науке вирусы и прекрасно разбирался в алхимии. И если доктор Хокинс ставил диагноз о годности пациента к опытам, то его слово никогда не оспаривалось. Другое дело, что сами процедуры, которым подвергал пациентов доктор Аткинс, были связаны с огромными рисками. И зачастую даже самые здоровые люди не выдерживали и умирали прямо на операционном столе.

— Эта девушка очень интересна. И она вполне здорова, даже навскидку, — подтвердил Аткинс и непроизвольно усмехнулся. — Признаться, даже жаль её. Но она должна гордиться тем фактом, что служит великой цели.

Психиатр ничуть не кривил душой. За пафосом и громкими словами стояла твёрдая убеждённость в своей правоте. Он действительно верил, что служит во благо всего человечества, что совершает пусть и не принятые обществом, но исключительно полезные дела. Потомки поймут. Они станут жить в совершенно ином мире. Лучшем, нежели нынешний. Абрахам не жаждал славы. Он хотел процветания для народа, для страны. Но у него во многом связаны руки. Что ж, он развяжет их. Так или иначе разорвёт путы. И эта девушка, Элен Харт, будет одной из тех, что помогут ему.

Дверь в операционную отворилась и по облицованному плиткой полу заскрипели колёсики. Аткинс не оборачиваясь, понял, что Хокинс вкатил в палату медицинскую тележку с погружённой в анабиоз подопытной.

— Наша маленькая пташка готова, — прокаркал Хокинс. Голос у него был сиплый и неприятный. Но Абрахам ценил в алхимике совершенно иные качества.