iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

Глава шестьдесят девятая. Эпилог

Я Лайнувер Джовиб, родной сын Сейнора-дракона и приемный — Ориона-человека. Я вел дневники и раньше, но этот будет особый, если у меня хватит сил не бросить его. Все прежние вмещали лишь мое любопытство и мои путешествия, этому я доверю еще и мою боль. Не думаю, что так будет легче, однако молчать больше не могу.

Я еду на свадьбу Лайеля и Милии. До самого последнего момента думал — ни за что, никогда; не вынесу этого. Как же, как же… наивный!.. Сегодня все утро клеил обрывки своего свадебного приглашения заклинанием ресторации…

Я буду повествовать неспешно. Во-первых, я так привык. Во-вторых, я давно заметил, что мир особенно красив и удивителен перед любым событием, которое будет стоить тебе большой крови, хоть в прямом, хоть в переносном смысле. Что ж, иногда глянуть по сторонам куда полезнее, чем замкнуться в себе.

Итак, место назначения — Новый Таммар, столица Срединной Земли (бывшая Ничейная, плюс, с недавнего времени, дикие ее области и близлежащие острова). Здесь находится резиденция отца Милии; потому где же еще может проходить ее свадьба…

На монолитный город мне довелось вначале полюбоваться издалека. Запретный радиус для трансволо к нему не такой большой, как у башен миродержцев, но тем не менее, час-другой пути выходит.

Когда все собрались (мама, отчим, сестренка и я), Эйнар открыл нам трансволо в Твин-баррель — это ближайший к Новому Таммару пустынный городок, — где нас уже дожидались встречающие с небольшим караванчиком пустокоров.

Из всей семьи только мы с Мералли оказались в Кулдагане впервые. И весь путь, слушая радостные возгласы (а потом хныканье и жалобы — на жару) сестренки, я с угрюмым восторгом созерцал приближающуюся громаду Нового Таммара.

Монолитный город, второй за Дойр-Кандилом не вернувшийся в арен и призванный простоять века. Он затмил собой все города, что были до него. И… чем-то напомнил мне Эрхабен, такой, каким его описывают запрещенные древние книги.

У Нового Таммара есть стены. О мирное, но хорошенько напуганное в детстве человечество!.. (иронизирую) как же без стен!..

И из двойного кольца этих стен тянутся в небо монолитные джунгли бесчисленных башен, тонких и изящных, но не уступающих по высоте Серой и Цитадели. Соединенные мириадами воздушных мостов; подставляющие солнцу, точно ладони, высотные площадки и балконы; скребущие острыми шпилями небеса… они выглядят сказочно.

Вторя летописцам, повествовавшим об Эрхабене, я назвал бы Новый Таммар городом, стремящимся в небо.

Надо сказать, что даже в Кулдагане, даже в самый полдень я ожидал от нижнего яруса города хмурого душного полумрака. Однако за аркой городских ворот нашу маленькую процессию встретила приятная тень, а возле уличных фонтанов, любовь к которым нынешний правитель Срединной Земли перенял от пустынников-горожан, воздух порадовал легкие влагой и прохладой, а взор — радужными отблесками над струями воды.

(С трудом оттащил от фонтана сестренку, которая вздумала там поплавать, как местные ребятишки).

Часть дня мы провели на головокружительной высоте в отведенной гостям башне. Народ прибывал, знакомился, делился новостями. Всюду носились дети, просто неимоверное количество детей: каждый из гостей не преминул воспользоваться приглашением по полной и взять с собой все семейство.

Мне поручили следить за Мералли, однако я довольно быстро нашел, куда девать сестренку… сплавил ее средней дочери Дэлэмэра — Кангасси, она все равно приглядывала за младшей — трехлетней Владой, которая почти одного возраста с Мералли. Нашли общий язык девчонки быстро. Так что все счастливы, а я свободен.

Некоторое время я размышлял, не присоединиться ли мне к шумной толпе молодежи примерно моего возраста, но передумал.

Потому сидел один. Со своими хмурыми мыслями и свеженачатым дневником.

Страстно хотелось увидеть Милию… Хорошо, что не увидел: точно сотворил бы с отчаянья какую-нибудь глупость.

Сейчас же близится вечер торжества; я успокоился и принял решение. Так гораздо лучше.

Мой отчим — Орион — всегда считал Кангасска Дэлэмэра братом, а что до меня, то я с детства звал его «дядя Кан», а то и просто Кан, и, в силу своей драконьей наглости, не отказался от такого обращения и сейчас.

Что ж, приятно, что Кангасск не из тех, кого портит власть. Я не видел его почти четыре года и несколько опасался, узнаю ли старого друга.

Да, годы и бремя власти добавили ему величия, взгляд стал мудрее, но это тот же дядя Кан, с которым я в свое время гонял на лыжах по окраине Севера. Он крепко пожал мне руку, а потом обнял, как родного.

Жаль, не получилось поговорить, как в старые добрые… Глава семейства итак нарасхват в преддверии торжества, а если он еще и правитель трети Омниса, то все куда хуже. Потому он вскоре умчался по каким-то делам, оставив меня на попечение своей жены — Занны, ну да ее внимания мне досталось не больше, чем любому другому гостю, ведь мы с нею почти не знакомы.

А гостей было много, и каких гостей! Столь пестрого собрания влиятельных и просто известных личностей я сроду не видел. Причем, вполне верю, что все они получили приглашения исключительно по старой дружбе.

Братья и сестры Кана стояли поодаль. Девять Кангассков, с ума сойти… хотя я слышал, что всего — вместе с Дэлэмэром — их аж одиннадцать. Неважно… все они, кроме Лара, который учил моего отца, мне люди чужие. А Лар — славный малый, я рад был его видеть.

Еще один замечательный человек подошел ко мне сам. То был Флавус Бриан, исследователь Кулдагана и дикой части Срединной Земли, мой кумир, можно сказать. Я с ним поздоровался, робко так… Спектор он, ветеран войны, и вид у него суровый… однако сошлись мы быстро, так как на науке и путешествиях помешаны оба. А уж как я был польщен вниманием такого человека к моей скромной персоне… «Наслышан о тебе от Кана,» — сказал Бриан.

И жена у Флавуса милая… О Небеса, когда же меня корёжить от грусти и зависти перестанет при виде чужого счастья…

Я как раз усиленно тер рукавом глаза, чтобы никто и не подумал, что у меня злые слезы наворачиваются, когда меня отловил отчим и, добродушно встряхнув за шкирку — для бодрости, надо думать, — решил просветить насчет личностей остальных присутствующих. Теневой братии, преимущественно.

Я уже достаточно взрослый, чтобы не обманываться, думая, что мой отчим — просто смотритель Серой башни и добропорядочный сторонник Закона. Знаю и про Тени, и про дела его. Ступать на эту стезю я не собирался никогда, но из научного и природно-драконьего любопытства с интересом его слушал. Те, кто мыслился мне фигурками на шахматной доске, когда я просто читал и слушал о политике, предстали теперь живыми людьми.

Сумах Даргбис, вопреки своей громкой и не всегда доброй славе, оказался улыбчивым и приятным в общении человеком. Пират; родственник и наставник моего отчима. Герой войны, а ныне — адмирал Срединного флота. Друг Кана… Не удивлюсь, если он людей убивал с такой же улыбкой, с какой жал мне руку…

Рафдар Дайн, теневой король Лура… и его чернокожая королева… Еще одна счастливая пара — еще одна щепоть соли мне на рану.

…но сыновья его мелкие — просто стихийное бедствие…

Гурронская братия меня не впечатлила, впрочем, и отчим с каждым из них перекинулся лишь парой слов. И решил представить меня уже другой стороне мира — Закону.

Алый Совет. Серый Совет. Все шестеро явились сюда как друзья Кана, однако даже в преддверии праздника говорили о чем-то серьезном, порой срываясь в вековое непонимание двух сторон (Фрументария-Инквизиция). За что сам Кан им и выговорил, шутя, но с намеком.

Сейвел Нансар, глава навийских гадальщиков… и он здесь… Насколько помню, жена Кангасска принадлежит к династии Илианн. И чтобы спустя пару тысяч лет вражды представители двух династий встретились на мирном празднике? Кажется, я чего-то недопонял, но Сейвел с Занной разговаривали довольно мирно. Оба темноволосые, с проседью, темноглазые, с одинаковыми черными обсидианами на шее (крупные, как положено главам династий)… так бы и подумал, что брат и сестра.

От Кангасска мысль моя не укрылась (а что можно вообще скрыть от гадальщика с Триадой харуспексов?), и он шепнул мне, что когда-нибудь объяснит, в чем тут дело.

Я не гадальщик, но уже начинаю понимать, что как на глупого мальчонку на меня уже никто не смотрит, раз уж знакомство с сильными мира всего идет столь целенаправленно. От меня чего-то ждут… меня к чему-то готовят… надежды возлагают… Вот так и осознают, наверное, что детство кончилось. Впрочем… какое детство… у меня тут любимая девушка замуж выходит за другого…

Перезнакомив с кучей народу, отчим оставил меня в покое и умчался встречать новоприбывших: Ориона и Астэр. Я решил, что хватит с меня созерцания счастливых пар и, четко развернувшись на сто восемьдесят, влился в компанию драконьей молодежи, прилежно сохранявшей человечий облик.

Те были рады. Зейна, облаченная в чудесное белое платье, как полагается подружке невесты, и румяная от счастья, тут же обняла меня за шею и даже чмокнула в щечку. Аглайн налил мне кулдаганского эля…

Эль я все-таки продегустировал, но не более того. Мне нужен был ясный разум.

Лайель Грифон появился в общем зале куда раньше невесты. И отвечал на улыбки, шутил и тому подобное не менее рассеянно, чем я. Да уж, мы оба были в ожидании. «Счастливец, — подумалось мне, — у тебя на все иная причина».

И вот наконец под руку со своим отцом к гостям вышла Милия. Я замер и даже не дышал все время, что она спускалась по лестнице.

Помню все, каждую мелочь. Навсегда врезались в память эти мгновения…

Ее простое белое платье, облачно нежное, выглядело таким… бесхитростным рядом с платьями ее подруг, не пожалевших кружев и блестящих камушков… Ее лица не коснулись румяна и краска. И волосы рассыпались по плечам так же свободно, как всегда, только заколка с крохотным хрустальным первоцветом чуть придерживала прядь над левым ушком.

Милия, любимая моя, ты прекрасна…

Кажется, я забылся, любуясь. У меня совершенно вылетело из головы, кто я, что я и зачем я. И, когда Милия ступила на блестящие мраморные плиты зала, я невольно подался вперед, словно она шла ко мне.

И опомнился я только тогда, когда встретился взглядом с ее отцом… Даже если бы меня разбудили, окунув в ледяную воду, я, наверное, не испугался бы так.

Нет, взгляд Кангасска не был гневным и не таил в себе никакой угрозы. Он был понимающим…

Я прозрачен перед этим человеком. Моя судьба видна ему как на ладони. И боль свою мне от него не скрыть никогда. И беспомощность… А он смотрит на меня с пониманием, зная, что суждено мне в жизни.

Это отрезвило меня, тронуло измученную душу ледокаиновым холодком. Остаток церемонии я наблюдал с предельной отрешенностью, будто это все не со мной.

Наблюдал. И в какой-то момент подумал о самом Кангасске. Что чувствует человек, выдающий дочку, которой суждено жить половину драконьего века, за простого смертного? Не сомневаюсь, что он искренне желает счастья и Милии, и Лайелю. Короткое это будет счастье, но все же… он ведь сам такой, и жена его — Занна — проживет не больше, чем отмерено человеку. И Кангасси — его приемная дочка — тоже. А третья — Влада? Не знаю…

Свадебный букет, в дружеской потасовке не пойманный никем, печально приземлился у моих ног…

Я столкнулся с Лайелем вечером третьего дня. Видит Небо, я не хотел конфликтовать с ним, но, когда он остановил меня в коридоре и решил поговорить без свидетелей и намекнуть на то, чтобы я держался от Милии подальше, я сорвался и высказал ему все… все, что для себя решил.

«Ты человек, — сказал я ему с вызовом. — Сколько ты еще проживешь? Пятьдесят? Восемьдесят лет? Сто, если очень повезет? Когда Милия похоронит тебя, она будет так же молода и прекрасна, как сейчас. Да и я не состарюсь».

…Лайель старше меня, и сил у него куда больше, так что в короткой драке мне досталось как следует. Но, даже прижатый к стене, я нахально кривил в ухмылке разбитые губы и говорил с еще большим жаром:

«Человек!.. Живи и радуйся, насколько хватит твоего срока. А я дождусь. И после твоей смерти буду счастлив целую тысячу лет. Хотя, кто знает… быть может, Милия откажется от тебя раньше…»

За последнюю фразу я был бит особенно жестоко. До комнаты своей добрался, держась за стеночку… но, странное дело, — чувствуя себя победителем.

Итак, я сделал выбор. И счастью любимой мешать не буду.

Что касается того, чем заняться ближайшие лет пятьдесят-восемьдесят, то судьба еще в день свадьбы Милии дала мне подсказку: на самых разных людей я насмотрелся там, и каждый был знаменит и уважаем. Однако я точно не политик, для теневой братии я слишком мягкий, воитель из меня весьма посредственный, как и маг, а уж полководец — и подавно (и не надо кивать на возраст: Макс Милиан в мои годы уже армии в бой вел), для кабинетного ученого я слишком нетерпелив… А вот Флавус Бриан, исследователь и путешественник, тронул меня за душу. Человек, сумевший сквозь войну и послевоенные тревожные годы пронести мечту детства, да еще и осмелившийся ее осуществить… преклоняю колено, это герой.

Я пройду тысячи земель, я открою тысячи тайн, я побываю там, где никто до меня не бывал. И расскажу миру об этом.

А потом вернусь — и обрету иное счастье.