Вечер проходил тихо и, как ни странно, почти непринужденно. Ужин — остатки похлебки и свежий хлеб — мы съели в той же кухне, под мерный треск поленьев в очаге. Эдгар, разгоряченный рассказами Дерека о столичных нравах (поданными, впрочем, с такой иронией, что они казались скорее предостережением, чем восхищением), после трапезы вдруг решил показать старшему брату новый прием борьбы, которому их учили.
Они повозились у стола, и вот Леопольд, смеясь, отступил, а Эдгар с торжествующим возгласом рванулся за ним, чтобы продемонстрировать свою «победу». Он выскочил из кухни в темный коридор, ведущий к лестнице. И тут же раздался громкий, неприятный шлепок, а за ним — резкий, детский вскрик, переходящий в стон.
Мое сердце упало. Я вскочила так резко, что стул с грохотом опрокинулся назад. Леопольд уже выбежал из кухни. Я кинулась следом.
В слабом свете магического светильника, висевшего у лестницы, Эдгар сидел на холодном каменном полу, скорчившись от боли. Лицо его было белым, губы плотно сжаты, чтобы не кричать. Он держался за левую лодыжку.
— Нога… — только и смог выдохнуть он.
Паника, холодная и липкая, охватила меня. Врач? Ближайший лекарь — в двух часах езды, в поместье брата, да и то вряд ли настоящий, а так, коновал. Магия? Ни я, ни Ирма не владели целительскими искусствами. Обычная бытовая травма в этом мире могла обернуться хромотой на всю жизнь.
— Дурак! — уже кричал Леопольд, но в его голосе слышалась та же испуганная беспомощность. — Я же говорил, здесь скользко!
Я опустилась на колени рядом с племянником, растерянно протянув руку, но не зная, куда прикоснуться, чтобы не сделать больнее. Мысли метались. Нужно нести его наверх, приложить холод, может, растереть какой-нибудь настойкой… Боже, что же делать?
И тут мимо меня спокойно шагнул Дерек. Он не бежал, не суетился. Его лицо было сосредоточенным, но абсолютно спокойным.
— Дайте посмотреть. Эдгар, молодец, что не кричишь. Покажи.
Его низкий, ровный голос, казалось, прорезал панику. Он аккуратно, но уверенно отодвинул мои дрожащие руки и взял ногу мальчика в свои. Его пальцы, длинные и ловкие, осторожно прощупали кость и сустав. Эдгар скрипнул зубами, но не дернулся.
— Вывих, — констатировал Дерек через мгновение, и в его голосе не было ни сомнения, ни тревоги. — Не сильный, но неприятный. Сейчас все исправим. Леопольд, встань сзади, держи брата под мышки крепко. Ирен, пожалуйста, просто будьте рядом.
Его авторитет был настолько естественным и непререкаемым, что мы оба, Леопольд и я, послушно выполнили, что он сказал. Леопольд обхватил Эдгара сзади, я же встала на колени рядом, готовая придержать, хотя сердце бешено колотилось где-то в горле.
— Смотри на меня, Эдгар, — мягко приказал Дерек, глядя мальчику прямо в глаза. — Глубоко вдохни. И… выдохни.
На выдохе его руки совершили одно быстрое, точное движение. Раздался негромкий, влажный щелчок. Эдгар аж подпрыгнул на месте от неожиданности и боли, но крика не последовало.
— Все, — Дерек выдохнул и позволил себе легкую улыбку. — Главное сделано. Теперь нужно охладить и зафиксировать. Ирма! — его голос, чуть повышенный, прозвучал в сторону кухни. — Чистые бинты, если есть, и холодной воды.
Ирма появилась через мгновение, её желтые глаза быстро оценили ситуацию. Она кивнула и скрылась, чтобы вернуться с миской ледяной воды и длинными полосами чистой, грубой ткани.
Дерек, не теряя времени, приложил к опухшей лодыжке смоченный в ледяной воде платок, а затем, с помощью Леопольда, начал аккуратно, но плотно бинтовать ногу, создавая надежную поддержку суставу. Его движения были выверенными, профессиональными.
— Вот так. Не наступать на нее пару дней. Держать повыше. А к началу учебы, обещаю, будешь бегать как сайгак.
Эдгар, уже не такой бледный, смотрел на Дерека с обожанием, смешанным с остатками боли.
— Правда?
— Графское слово, — серьезно ответил Дерек, помогая мальчику подняться. — А теперь, капитан Леопольд, помогите раненому товарищу добраться до постели. Опора на здоровую ногу и на плечо брата.
Он и Леопольд почти на руках отнесли Эдгара наверх. Я шла следом, чувствуя странную опустошенность после адреналина. Когда мальчика уложили в постель, а Дерек дал последние наставления — покой, холод и никаких подвигов до утра, — мы спустились обратно.
В опустевшем холле я остановилась и посмотрела на него. В глазах стояли слезы — отголосок страха и облегчения.
— Я… я не знаю, как вас благодарить. Без вас… я бы растерялась.
— Вы не растерялись, — мягко поправил он. — Вы были рядом. Иногда это важнее любого умения. А я… мне довелось повоевать на северных границах. Там учишься быстро различать перелом от вывиха. Простые навыки.
Он взглянул на лестницу.
— Он будет в порядке. А вам, Ирен, советую выпить той вашей прекрасной успокоительной настойки. У вас до сих пор трясутся руки.
И он был прав. Я смотрела ему вслед, когда он направился к своей комнате, и впервые за этот день, за многие дни, почувствовала не раздражение и неловкость от его присутствия, а глубочайшую, почти пугающую благодарность. Под маской неприхотливого, слегка ироничного аристократа скрывался человек, способный на твердые, решительные действия. И этот человек только что стал не просто незваным гостем, а… почти своим. И это осознание было самым тревожным из всех.