Следующие трое суток пролетели в странном, почти нереальном ритме. Это была не буря страсти, а скорее глубокое, тихое погружение в новую реальность. Мы привыкали к присутствию друг друга в каждом моменте дня.
Дерек, отложив свои дорогие камзолы, носил простую одежду, оставленную когда-то каким-то предком, и работал плечом к плечу с Якобом: чинили плетень, укрепляли скрипящие ворота, обследовали кладовые в поисках того, что можно спасти. Я слышала их негромкие голоса со двора, размеренный стук молотка. Он не командовал, а советовался со старым кучером, и тот, сначала настороженно, а потом все охотнее, начинал кивать и что-то объяснять, проводя корявым пальцем по дереву.
Я занималась своими делами, но теперь все было иначе. Приготовление обеда, шитье, даже чтение у камина — все эти действия теперь совершались в осознании, что ты не один. Он мог зайти на кухню, чтобы попросить воды, и его взгляд, теплый и спокойный, на мгновение задерживался на мне. Мы ужинали втроем с Ирмой, и разговор шел о практичных вещах: где лучше поставить новую печь, сколько шкур нужно закупить для утепления спален. Это была не романтика, а строительство фундамента — камень за камнем, день за днем.
Ирма наблюдала за всем этим своим прищуренным, желтым взглядом. Однажды утром она молча поставила перед Дереком тарелку с особенно большим куском мяса и кружку крепкого брусничного морса — её высший знак одобрения. Якоб, проходя мимо, стал чуть менее согбенным, и в его «господин граф» постепенно прокралось неуловимое уважение.
А потом, на четвертое утро, за завтраком Дерек положил ложку и сказал спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся:
— Сегодня мне нужно будет отлучиться. Через портал, во дворец. Нужно переправить сюда портниху. И, возможно, пару слуг.
Я замерла с куском хлеба в руке. «Слуг» я еще как-то пропустила мимо ушей, но слово «портниха» прозвучало как удар колокола.
— Портниху? — переспросила я тупо.
— Для твоего платья, — уточнил он, и в уголках его глаз собрались лучики смешинок. — Свадебного. Пора начинать готовиться, Ирен. Я не намерен жить с тобой в грехе, давая пищу сплетням. Ты будешь моей женой законно, перед лицом людей и богов. А для этого нужен соответствующий обряд. И соответствующее платье.
Он говорил так просто, будто речь шла о закупке новой упряжи. Но под этой простотой чувствовалась стальная, непоколебимая воля. Он не спрашивал «выходишь ли ты за меня». Он констатировал факт и приступал к его реализации.
Меня охватила паника. Не от нежелания — нет. От масштаба. От вторжения того большого, чужого мира в нашу только что обретенную тихую жизнь.
— Дерек… такое платье… оно будет стоить целое состояние. И зачем слуги? Мы прекрасно справляемся с Ирмой и Якобом!
— Ты справляешься, — поправил он мягко. — Героически. Но я не хочу, чтобы моя жена героически драила полы или таскала воду из колодца. У тебя будут другие обязанности. А что до стоимости… — Он махнул рукой. — Позволь мне наконец-то потратить свои деньги на что-то по-настоящему ценное. На твою улыбку в день нашей свадьбы. И на твой комфорт после нее.
Он встал, подошел ко мне и взял мои зажатые в коленях руки.
— Это не вторжение, Ирен. Это поддержка. Ты не теряешь свой дом. Ты приобретаешь ресурсы, чтобы сделать его крепче и уютнее. И ты приобретаешь меня. Навсегда.
Я смотрела в его глаза, такие ясные и решительные, и чувствовала, как паника отступает, сменяясь головокружением от этой стремительности. Он не давал мне увязнуть в сомнениях. Он просто брал и вел за собой, уверенный, что я справлюсь.
— А когда? — прошептала я.
— Через месяц. Здесь, в твоей… в нашей часовне, если она еще держится. Скромно, но достойно. А потом, возможно, нам придется съездить ко двору на официальное представление. Но это уже потом.
Месяц. Портниха из столицы. Слуги. Свадьба. Все это обрушилось на меня лавиной. Но в его руках было тепло и надежно. И я поняла, что назад дороги действительно нет. И что, возможно, мне и не нужно назад. Нужно только научиться шагать вперед — в этой роскошной, пугающей, новой реальности, которую он так уверенно строил вокруг нас.
— Хорошо, — сказала я, и в этот раз в моем голосе прозвучала не капитуляция, а согласие. — Привези портниху.