Хозяйка заброшенного замка

Глава 11

После обеда, когда Леопольд снова удалился к себе, а Ирма бесшумно растворилась в своих хозяйственных делах, мы с Дереком в очередной раз оказались в гостиной у камина. Но на сей раз тишина между нами была иной — не мирной, а напряженной, будто заряженной невысказанными словами. Я чувствовала это по тому, как он медлил, прежде чем сесть, по тому, как его взгляд, обычно скользящий по деталям обстановки, теперь был прикован к огню, но видел что-то за его пределами.

Он не стал ждать, пока Ирма принесет чай. Вместо этого взял чайник и налил нам обоим остатки остывающего настоя. Его движения были сосредоточенными, почти ритуальными.

— Вы знаете, Ирен, — начал он, и его голос прозвучал тише, глубже обычного, — когда я выехал из своих земель, у меня не было четкой цели. Просто… тянуло сюда, в эту сторону. Я думал, это старый друг манит — Андреас, воспоминания юности. Что пора навестить, посмотреть, как он устроился, как растут его сыновья.

Он сделал паузу, обернув ладони вокруг теплой чашки, но не пил.

— И я приехал к нему. Но там, в его усадьбе, с ее порядком, роскошью и… скрытым напряжением, я понял, что ошибся. Тянуло не туда. Мне стало там невыносимо тесно за два дня. И тогда я вспомнил, что у Андреаса есть сестра. Живет одна, в старом замке в лесу. И я, пользуясь старым правом дружбы, почти что навязался ему в спутники для этой поездки к вам.

Он поднял на меня глаза. В них не было насмешки, не было игры. Была только обнаженная, пугающая своей прямотой серьезность.

— И оказалось, что тянуло именно сюда. К этим стенам. К этой тишине. К этому камину. — Он жестом указал на огонь. — С первого вечера, когда мы сидели здесь, я почувствовал что-то невероятное. Я почувствовал себя… как дома. Больше, чем когда-либо за последние десять лет в своих собственных покоях или в столичных салонах.

У меня перехватило дыхание. Я сидела, боясь пошевелиться, будто любое движение спугнет эти слова, заставит его взять их назад.

— Дерек, — выдохнула я, не зная, что сказать. — Вы… вы говорите о покое, который нашли. Я рада, что мой дом может дать вам это.

Он покачал головой, и легкая, печальная улыбка тронула его губы.

— Нет, Ирен. Речь не только о покое. Речь о вас.

Он отставил чашку и наклонился вперед, сблизив наше пространство. От него пахло снегом, деревом и чем-то теплым, человеческим.

— Мне нравится, как вы держите себя. Гордо, даже когда вам трудно. Как вы заботитесь о племянниках — без сюсюканья, но с настоящей, суровой нежностью. Мне нравится ваш ум, который проглядывает за каждым вашим сдержанным словом. Мне нравится, как вы смотрите на мир — без иллюзий, но, кажется, все еще с надеждой где-то глубоко внутри. Вы… вы самая настоящая вещь, которую я встречал за долгое время в мире, полном блестящих подделок.

Это было почти что признание. Не в любви, пожалуй, еще нет. Но в глубокой, необъяснимой симпатии, которая была куда опаснее и значимее мимолетного увлечения. Мои ладони стали влажными. Сердце бешено колотилось, смешивая страх, недоверие и какую-то дикую, запретную надежду.

— Вы почти не знаете меня, — прошептала я, и мой голос дрогнул. — Я… я старая дева, живущая в развалинах. У меня нет состояния, нет связей, нет будущего в том смысле, в каком его понимает ваш свет.

— А я устал от «моего света», — отрезал он, и в его голосе впервые прозвучала сталь. — И мне наплевать на ваше состояние или его отсутствие. Что касается будущего… — он откинулся на спинку кресла, и его взгляд стал задумчивым. — Будущее — это то, что строят. А строить его на фундаменте искренности и взаимного уважения, мне кажется, куда надежнее, чем на кучах золота и лживых клятвах. Я не прошу от вас ответа сейчас. Я даже не знаю, что именно прошу. Я просто хочу, чтобы вы знали. Чтобы вы перестали смотреть на меня как на обузу или случайного гостя. Для меня вы — не случайность. А этот дом… он стал за эти дни тем местом, куда мне хочется возвращаться.

Он замолчал, дав своим словам повиснуть в воздухе, смешаться с треском пламени. Я не могла найти слов. Во мне боролись скепсис земной Ирины Андреевны, привыкшей к одиночеству, и отчаянное желание той Ирен из сна, которая смело принимала внимание и радовалась ему. И над всем этим — образ той, другой Ирен, которая там, на Земле, без страха заигрывала с мужчинами. Может, и мне пора? Но это было так страшно.

— Это… много, — наконец выдавила я. — Слишком много, чтобы осмыслить за один вечер.

— Я знаю, — кивнул он, и в его взгляде не было разочарования, только понимание. — У нас есть время. По крайней мере, до моего отъезда. А там… посмотрим.

Он больше не давил. Он просто сидел напротив, позволяя мне дышать, думать, чувствовать этот невероятный, сбивающий с толку поток тепла, который шел не от камина, а от его спокойного, уверенного присутствия. И впервые за очень долгое время я позволила себе просто сидеть и чувствовать — не страх перед будущим, не тоску по прошлому, а странное, щемящее волнение от того, что происходит здесь и сейчас.

Ночь после его слов была беспокойной. Сначала я долго ворочалась, обжигаясь то жаром смущения и надежды, то ледяным душем здравого смысла. Но когда сон все же настиг меня, он обернулся кошмаром.

Мы снова были в лесу, но не в моем, а в каком-то темном, неестественно тихом. Дерек шел впереди, а потом споткнулся, упал на колени. Когда я подбежала, он уже лежал на спине, и темное пятно расползалось по его кафтану на уровне груди. Он смотрел на меня своими серыми глазами, но в них не было жизни, только стеклянная пустота. Я пыталась заткнуть рану руками, но кровь сочилась сквозь пальцы, теплая и липкая. Он что-то прошептал, но я не разобрала. И потом его взгляд просто… потух. Вес его тела на моих руках стал абсолютно безжизненным, тяжелым. И я закричала. Закричала так отчаянно и безумно, будто рвали на части мою собственную душу.

Крик вырвал меня из сна, но не сразу вернул в реальность. Я метнулась на кровати, всхлипывая, все еще чувствуя на ладонях призрачное тепло крови. Дверь в спальню с грохотом распахнулась. Первой ворвалась Ирма, в одной рубахе, с коротким ножом в руке, ее желтые глаза в полумраке горели диким светом. Следом, натягивая на ходу камзол, влетел Леопольд с испуганным и решительным лицом.

— Госпожа?! — хрипло спросила Ирма, озираясь по сторонам.

— Тетя? Что случилось?

Я не могла вымолвить ни слова, только тряслась, обхватив себя руками, пытаясь отдышаться. И тут в дверном проеме появился он. Дерек. Живой. Неповрежденный. В расстегнутой на груди рубахе, с растрепанными волосами, его лицо было бледным от тревоги. Увидев меня целую и невредимую, он резко выдохнул.

Ирма, мгновенно оценив отсутствие физической угрозы, сунула нож за пояс и кивнула Леопольду.

— Кошмар. Уходи.

Леопольд, смущенно, но с облегчением, потупил взгляд и, пробормотав извинения, вышел, прикрыв за собой дверь. Ирма задержалась на секунду, ее взгляд скользнул с моего дрожащего вида на Дерека, стоящего на пороге. Что-то в ее обычно непроницаемом выражении смягчилось на мгновение — понимание? Она беззвучно вышла, оставив дверь приоткрытой.

Мы остались одни. Свет от магического светильника в коридоре падал узкой полосой, выхватывая его фигуру.

— Ирен? — он сделал шаг внутрь, его голос был тихим, хриплым от недавнего сна. — Тебя… тебя что-то напугало.

Это не был вопрос. Я кивнула, все еще не в силах говорить, сжимая простыни в кулаках, чтобы остановить дрожь. Он подошел ближе, опустился на край моей кровати, не касаясь меня.

— Это был сон, — сказал он твердо, как бы утверждая это для нас обоих. — Только сон. Видишь? Я здесь. Все в порядке.

И тогда я действительно увидела. Увидела подъем его груди в дыхании, биение пульса на шее, живой блеск в его глазах, полных беспокойства за меня. Острая, всепоглощающая волна облегчения смыла остатки кошмара, но на ее место пришла другая, более страстная потребность — убедиться, почувствовать эту жизнь наверняка.

Бездумно, повинуясь инстинкту, я протянула руку и коснулась его груди, прямо над сердцем. Через тонкую ткань рубахи я почувствовала твердый мышечный рельеф и сильные, ровные удары. Настоящие. Живые.

Он замер. Его взгляд потемнел. Мое прикосновение было вопрошающим, его молчание — ответом. Потом его рука накрыла мою, прижала ее крепче к себе.

— Чувствуешь? — прошептал он. — Я жив. И я здесь.

И тогда я потянулась к нему. Не как героиня романа, а как утопающий к воздуху. Мой поступок был неуклюжим, отчаянным. Наши губы встретились. Сначала это было просто прикосновение, дрожащее, несмелое, пропитанное солью моих слез и остатками ужаса. А потом его рука скользнула мне за шею, его пальцы впутались в мои растрепанные волосы, и поцелуй изменился. Он стал глубже, увереннее, жаждущим. Это был не поцелуй утешения. Это было утверждение. Жизни. Настоящего. Того странного, невозможного влечения, что возникло между нами.

Когда мы наконец разъединились, чтобы перевести дух, в комнате стояло только наше прерывистое дыхание. Дерек прижал лоб к моему, его глаза были так близко.

— Я не призрак, Ирен, — сказал он хрипло. — И не намерен им становиться.

Потом были первые постельные игры. Неторопливые, будто мы оба боялись спугнуть хрупкую реальность этого момента. Его пальцы развязывали шнуровку моей ночной рубашки, мои ладони исследовали шрамы на его спине под грубой тканью — немые свидетельства другой, военной жизни. Не было стыда, только жажда и удивление от того, как хорошо наши тела подходят друг другу, как естественно откликаются на прикосновения. Дерек был внимательным, терпеливым, словно разгадывая карту неизвестной, но желанной земли. А я, вся в огне и дрожи, открывала для себя забытое (или никогда не известное) знание — что близость может быть не долгом или похотью, а диалогом, в котором тело говорит то, чего не могут выразить слова.

Когда наступила развязка, тихая и глубокая, как падение в мягкий снег, я лежала, прижавшись к его боку, слушая, как его сердцебиение постепенно замедляется. Его рука лежала у меня на талии, твердая и тяжелая. Запах его кожи, пота и чего-то древесного смешался с запахом старого белья и трав от подушки. Кошмар отступил, растворился в этом тепле. Страх перед будущим, тоска по прошлому — все это ушло на второй план перед ошеломляющей реальностью настоящего. В этой полуразрушенной комнате, на этой поскрипывающей кровати, с этим незнакомым-знакомым мужчиной, я нашла то, что даже не думала искать: мгновение абсолютной, безоговорочной подлинности. И, засыпая под его дыхание, я подумала, что, может быть, это и есть самое сильное волшебство в этом магическом мире — способность одного сердца согреть другое.