Хозяйка проклятой деревни

Глава 25

Она пришла на закате, когда солнце красило поля в цвет запекшейся крови. Воздух сделался плотным, почти осязаемым, пропитанным липкой, гнетущей тревогой. Казалось, даже неугомонные псы в дальних дворах притихли, завороженные этим зловещим алым маревом, и лишь тревожный шелест листвы нарушал давящую тишину. Мишери стояла у калитки, ее силуэт четко вырисовывался на фоне кровавого неба. В руках она цепко держала бутыль с мутноватой, зеленоватой жидкостью. И было в этом что-то зловещее – будто она несла не просто питьё, а тщательно закупоренную, прогорклую ложь, внутри которой, словно жало скорпиона, таился ядовитый шип. Ее черные волосы, собранные в тугой узел, блестели, как шкура ядовитой змеи.

Я чистила плоды занда, сидя на крыльце, и первое, что увидела – ее тень, длинную и острую, будто нож, воткнутый в землю.

– Слышала, ты теперь рудником владеешь, – ее голос, вкрадчивый и холодный, скользнул по моей спине, как прикосновение ледяного лезвия. От него по коже пробежали мурашки. – Решила поздравить.

Мишери стояла, закинув голову так, что закатные лучи Яферы слепили меня, отражаясь от шпилек в ее черных волосах. Прическа – идеальная, тугая, будто панцирь.

– Не надо поздравлений, – бросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри все сжималось от неприязни. Нож в моих руках чуть дрогнул, срезая слишком толстый слой кожуры с плода.

– Обиделась? – Мишери картинно надула губы, и фальшь в ее голосе стала такой густой, что ее можно было бы резать ножом. – Ну, я же не хотела с тобой враждовать, просто разозлилась, что в моей таверне кто-то живет.

Я стиснула зубы. В ее таверне… Эта ложь была такой же ядовитой, как и содержимое бутыли в ее руках.

– Проваливай отсюда, Мишери, – прошипела я, едва сдерживая рвущуюся наружу ярость.

Она театрально вздохнула, демонстративно медленно поставила свою бутыль на шаткий деревянный забор.

– Ну что ты так сразу? Давай выпьем за перемирие? – эта нахальная девица, не дожидаясь ответа, извлекла из котомки пару грубоватых глиняных стаканов и принялась разливать зеленоватую жидкость. Мутный напиток нехорошо булькнул. Затем она бесцеремонно подошла ближе, протягивая мне один из стаканов. Ее глаза при этом опасно сузились, а на губах играла едва заметная, самодовольная усмешка. – Давай же, подругами мы может и не станем, но и врагами нам быть незачем.

Я взяла предложенный стакан. Тяжелая, грубая глина неприятно холодила пальцы. Зеленоватая жидкость внутри казалась густой и маслянистой, источала едва уловимый, тошнотворный запах болотной тины. Секунду я рассматривала это «примирительное» пойло, потом, смерив Мишери ледяным взглядом, одним резким движением выплеснула содержимое на грядки огорода. Жидкость впиталась в землю темным уродливым пятном.

– Неужели я настолько похожа на непроходимую дуру, чтобы пить твою отраву? – голос мой звучал спокойно, но в нем звенела сталь. – Убирайся.

Мишери застыла, словно изваяние. Ее приторно-сладкая улыбка, еще мгновение назад кривившая губы, треснула, как тонкий лед, и из-под нее проступил хищный, волчий оскал. Глаза сузились, превратившись в две узкие щели, в которых плескалась неприкрытая злоба.

– Жербан! – ее крик был резким, как удар хлыста, она не сводила с меня тяжелого ненавидящего взгляда.

По команде, из-за покосившегося забора, как черти из табакерки, выскочили трое. Первым был Жербан – тощий, жилистый, с вытянутым, неприятным лицом, напоминающим морду голодного демодрила. Он хищно осклабился, и его пальцы с громким, сухим треском прошлись по костяшкам. За его спиной маячили двое других – настоящие горы мышц, коротко стриженные бычьи затылки, тупые, безразличные лица. На широких кожаных ремнях угрожающе покачивались грубые рабочие топоры, отполированные до блеска частым использованием.

– Держи ее, – прошипела Мишери, в ее голосе теперь не было и тени притворной любезности.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Инстинкт самосохранения заставил меня рвануться к спасительной двери дома, но было поздно. Жербан, несмотря на худобу, двигался с пугающей быстротой. Он настиг меня внутри дома. Его пальцы, костлявые и сильные, как железные крючья, мертвой хваткой вцепились в мои волосы у самого черепа. Боль была такой острой, что на глаза навернулись слезы.

– Ах ты, наглая тварь! – заверещал он мерзким, визгливым голосом, дергая меня за волосы так, что голова мотнулась назад. Одним рывком он развернул меня и с силой швырнул на грубо сколоченный кухонный стол. Посуда на нем подпрыгнула и со звоном посыпалась на пол. – Ты что, не слышала?! Моя жена тебе мир предлагает, а ты нос воротишь!

Мишери медленно, с кошачьей грацией, подошла ближе. Она не забыла прихватить с забора свою бутыль с ядовитым варевом, и теперь покачивала ее в руке, словно драгоценность. В ее глазах плясали злорадные огоньки.

– Держи ее крепче, Жербан, – голос сочился удовлетворением. – Кажется, наша гостья немного не в духе. Придется преподать ей урок вежливости.

Они прижали меня, а Жербан, хихикая, зажал нос. Я боролась, но Мишери уже приготовилась влить зелье мне в горло. Ее глаза сияли жадным блеском, предвкушая момент триумфа. Вдруг, откуда не возьмись, выскочила Тьма. Шипящий рычащий комочек ярости – она взлетела на плечи Жербану и молниеносно вцепилась когтями ему в лицо, а маленькими, но острыми клыками – в шею.

Я жутко перепугалась. За Тьму, за себя. Но больше за мою милую лери. Хоть сейчас она и не выглядела милой, я то понимала, что этот малюсенький зверечек ничего не сможет противопоставить этим негодяям, кроме своей безудержной храбрости. Они могут ее покалечить и даже убить!

Жербан завопил и отпустил меня. С его лица исчезла самодовольная ухмылка – теперь в глазах пылали ярость и ненависть. Вцепился в Тьму, с трудом отодрал ее и швырнул в сторону. Я кинулась на него, но меня тут же перехватили два головореза, которых эта парочка привела себе в помощь. Я вспомнила про магию от Арти. Не собиралась ее использовать, боялась, но сейчас это все отступило на второй план. Сейчас я должна защитить Тьму и себя – все средства хороши.

В моих ладонях начали образовываться шипящие всполохи серебристой магии.

– Совсем слепые что ли?! Не видите?! Она колдует! – завопила Мишери и стукнула меня чем-то тяжелым по голове.

Я потеряла сознание. Позже, когда начала приходить в себя, ощутила, что задыхаюсь, глотая противную жижу. Она обожгла горло, словно расплавленный свинец. Мир поплыл. Голоса стали далекими, будто из-под воды.

– Все, хватит, – Мишери одобрительно кивнула. – Теперь слушай.

Тело стало ватным, мысли – густыми, как смола. Где-то внутри кричала я, но голос не слушался.

– Возьми, – голос Мишери, теперь лишенный всякой фальшивой сладости, был тверд и холоден, как сталь.

Она с силой втиснула мне в ладонь какой-то тяжелый, холодный предмет. Это был артефакт, гладкий, округлый, размером с крупное яблоко, отливающий тусклым, неземным светом, будто заточенная внутри него луна билась в агонии. Поверхность его испещрена тонкими, едва заметными рунами, которые, казалось, вибрировали под моими пальцами.

– Здесь достаточно магии, чтобы убить дракона. Один-единственный удар. Но смотри, не промахнись, второго шанса не будет. Илидан у прорыва, сражается. Он поглощен битвой и на тебя, мелкую сошку, даже не взглянет. Подойди и убей его. Слышишь меня? Убей Илидана!

Ее губы, тонкие и злые, медленно растянулись в жуткой, хищной улыбке, обнажая ровные белые зубы. Это была улыбка победителя, наслаждающегося бессилием своей жертвы. Жербан, стоявший рядом, мерзко хихикнул, его узкое лицо исказила злобная гримаса. Он с силой пнул меня тяжелым, грязным сапогом в бок, выбивая остатки воздуха из легких.

– Слышала, шлюха драконья? – прошипел он, его голос сочился ядом и презрением. – Убьешь этого проклятого выродка – еще спасибо нам скажешь, что избавили мир от такой пакости.

Мишери бросила на мужа странный взгляд – в нем мелькнуло что-то похожее на раздражение или даже предостережение, но я была не в том состоянии, чтобы разбирать скрытые смыслы. Мой разум был вязким, неповоротливым.

Они ушли, оставив меня на коленях посреди кухни, одну, с этим ледяным артефактом в руке и ядом, растекающимся по венам. Я искала глазами Тьму, но не находила. Я лихорадочно озиралась, сердце колотилось от ужаса, но ее нигде не было. Маленький храбрый комочек ярости исчез. Что они сделали с ней? Куда бросили? Жива ли она? Паника волной захлестнула меня. А приказ… приказ Мишери… Он бился в голове глухим набатом, но его чудовищный смысл все еще не укладывался в сознании, отторгался им. Рука, словно сама по себе, все сильнее сжимала холодный артефакт, ощущая его зловещую, дремлющую мощь. Пальцы свело судорогой.

Неожиданно для себя я почувствовала, как ноги подо мной выпрямляются. Медленно, рывками, я поднималась, словно марионетка, чьи нити дергает невидимый, пьяный кукловод.

Ноги несли меня к прорыву, будто по невидимым рельсам. Артефакт в руке пульсировал, как второе сердце, в такт голосу Мишери, глухо звучавшему в висках: «Убей. Убей. Убей». Глаза застилала мутная пелена, но сквозь нее я видела все – кровавое зарево над холмом, два прорыва, которые как черные язвы изрыгали троганов. Их угловатые тени метались в клубах едкого дыма и пыли, а протяжный, леденящий душу вой сливался в единую какофонию с оглушительным грохотом боевой магии. Воздух пропитался запахом гари, серы и страха. И я шла прямо в это пекло.

Илидан, исполинский и величественный, парил над этим кипящим хаосом, словно грозовой дух, принявший облик дракона. С чешуей, отливающей всеми оттенками ночной грозы – от глубокого индиго до иссиня-черного, каждая чешуйка казалась выкованной из самого сумрака и переливалась в сполохах магических разрядов. Могучие, перепончатые крылья, вздымали ревущие вихри, которые сметали и отбрасывали целые стаи омерзительных тварей, лезущих из прорыва.

Дракон, поглощенный яростью битвы, ревом врагов и собственной первобытной силой, не видел, не мог заметить, как крошечная, почти невидимая фигурка, управляемая чужой, злобной волей, неумолимо приближалась к эпицентру этого ада. Я шла, судорожно, до побелевших костяшек, сжимая в руке холодное, пульсирующее зло. Рука моя мелко дрожала. Я билась в конвульсиях отвращения и ужаса, но пальцы, скованные ядом, не разжимались, превратились в тиски, удерживающие орудие страшного предательства.

Земля стонала, небо рвалось в клочья от магических разрядов. Илидан сражался не один. Рядом с ним, словно верные волкодавы, защищающие своего вожака, бились несколько десятков преданных воинов, каждый из которых стоил сотни обычных солдат. Они, выстроившись несокрушимой стеной, отчаянно сдерживали неумолимый натиск тварей из второго, меньшего прорыва, образуя живой щит. Не давали мерзким ордам растечься по долине, неся с собой смерть, разрушение и отчаяние.

Яд Мишери, словно раскаленный металл, гудел в жилах, разливался по телу огненной рекой, подчинял каждую мышцу, каждый нерв, каждую частичку моего существа. Он заставлял мои конечности двигаться механически, отрывисто, против отчаянного, безмолвного сопротивления разума. Против воли, которая была раздавлена, как хрупкий полевой цветок под кованым сапогом. Каждый шаг отдавался невыносимой болью, не физической, но душевной. Я шла по острым осколкам разбитого вдребезги сердца, по битому стеклу моей растоптанной совести. Каждая отчаянная мысль о сопротивлении, каждая мольба к собственному телу остановиться –лишь беззвучный крик в вакууме.

Не надо. Остановись. ОСТАНОВИСЬ ЖЕ!

Но ноги не слушались. Рука, ведомая невидимой, но необоримой силой, медленно, неотвратимо, словно в кошмарном сне, подняла смертоносный артефакт. Ледяная, вибрирующая поверхность сферы обожгла ладонь. Дрожащий палец, не мой, чужой, нащупал скрытую выемку, и я, с безмерным ужасом наблюдая за собственными действиями, словно со стороны, нацелила артефакт прямо в могучую спину дракона.

Красный луч, тонкий и смертоносный, вырвался из устройства с отвратительным шипением. С неумолимой, дьявольской точностью он вонзился Илидану между лопаток, точно в то самое место, где еще не до конца затянулась глубокая рана, где чешуя была тоньше, а защита уязвимее. В то место, о существовании которого я знала лучше всех, потому что совсем недавно лечила эту рану…

– Илидан! – хрипло вырвалось у меня, но грохот битвы поглотил голос.

Дракон взревел. Звук, от которого задрожали камни. Звук, способный разорвать душу на мириады кровоточащих осколков. Его огромное, могучее тело судорожно выгнулось, сжалось, словно от удара невидимого исполинского молота. Великолепная, казавшаяся непробиваемой чешуя цвета грозовой ночи начала стремительно тускнеть, трескаться и осыпаться с него, как сухие осенние листья под безжалостным порывом ледяного ветра. Под ней проступила сначала обожженная, дымящаяся кожа, затем ручьями хлынула темная, густая кровь, и, наконец, обнажилась уязвимая, кровоточащая человеческая плоть. Трансформация была чудовищно быстрой, мучительной, насильственной.

Илидан вскинул руки, и слабый, почти угасший магический импульс лишь немного смягчил его сокрушительное падение. Кровь, густая и алая, заливала его спину, пропитывая остатки одежды. Он тяжело рухнул на колени, уже не могучий дракон, повелитель небес, а человек – смертельно бледный, с лицом, искаженным болью и непониманием.

– Этти… – его голос был едва слышным шепотом, хриплым и надтреснутым. Он медленно провел тыльной стороной дрожащей ладони по губам, стирая капли крови, которые смешивались с пылью и грязью поля боя. Его глаза цвета расплавленного золота, еще мгновение назад горевшие яростью битвы и праведным гневом воина, теперь устремились на меня. В их бездонной глубине плескалась такая невыразимая мука, такое вселенское недоумение и такая глубокая, незаслуженная обида, будто я не только выстрелила ему в спину, а медленно, с садистским наслаждением вонзила раскаленный зазубренный нож прямо в сердце.

– Опять?.. – это слово прозвучало тише предсмертного вздоха, но в нем таилось столько концентрированной горечи, столько разбитых вдребезги надежд и терзающего душу осознания предательства, что оно обожгло меня сильнее драконьего пламени.

Снова. Я снова это сделала. И это знание было невыносимо.

Когда реальность обрушилась на меня всей своей чудовищной тяжестью, я хотела лишь одного – рухнуть на колени перед ним, обнять, прижаться к нему, защитить от всего мира, от самой себя. Я хотела кричать, выть, до хрипоты, до потери голоса: «Это не я! Прости меня!» Но тело, это проклятое, отравленное тело, оставалось неподвижным, словно высеченное из камня. Я застыла истуканом, не в силах издать ни звука, не в силах пошевелить даже пальцем. Моя душа билась в агонии внутри парализованной оболочки, как птица в запертой клетке.

Илидан, с трудом удерживаясь на ногах, медленно вскинул руку. Его заклинание, сорвавшееся с окровавленных губ, ударило по мне невидимой, но обжигающе реальной плетью. Незримые цепи опутали тело, сдавили грудь так, что стало трудно дышать. Я рухнула на землю, лицом вниз. Жесткая, сухая трава впилась в щеку, оставляя на коже царапины, артефакт выскользнул из ослабевших пальцев и с глухим стуком откатился в сторону.

– Предательница, – прошипел Илидан, и в этом слове было больше боли, чем гнева. – Лежи. Пока я не разберусь с этим…

– Ты… не понимаешь… – с огромным трудом выдавила я из себя жалкие, беспомощные слова. Но заклятие лишь сильнее сжало мою гортань, превращая попытку объясниться в невнятное, удушливое сипение.

Адмирал уже стоял, шатаясь, меч в руке дрожал, но рубил троганов с прежней яростью. Каждое движение – боль, каждое слово заклинания – хрип. Но он не смотрел в мою сторону. Даже когда я, беспомощная, ловила его взгляд сквозь пелену слез.

Троганы нескончаемым потоком лезли из прорывов, как мерзкие тараканы из щелей ветхого, гниющего дома. Илидан отбрасывал их сокрушительными волнами чистой магии, создавая вокруг себя пульсирующее поле силы. Его спина – алая, кровоточащая от раны, моей раны, – напрягалась до предела с каждым отчаянным взмахом меча, с каждым выплеском магической энергии. Я видела, как расширяется кровавое пятно на его одежде, как слабеют его движения, как бледнеет его лицо.

Умрет. Из-за меня умрет.

Я лежала, глотая сухую горькую пыль, смешанную с собственными слезами, и с ужасом наблюдала, как Илидан, истекая кровью, теряя последние силы, снова и снова бросается в гущу боя. Троганы плотным кольцом окружали его, их когтистые лапы тянулись к нему, их зловонные пасти щелкали в предвкушении. Но меч адмирала выписывал смертельные дуги, а магия взрывала землю под их когтями. Он сражался как демон – красиво, страшно, обреченно.

И вопреки всему он побеждал. Медленно, но неотвратимо. Троганов становилось все меньше, их натиск ослабевал, а Илидан нашел в себе силы и направил ослепительный луч золотистой энергии в ближайший прорыв. Черная, пульсирующая язва на изуродованной плоти мира содрогнулась, затрещала и, словно нехотя, начала медленно, мучительно затягиваться, закрывая дорогу новым ордам чудовищ.