Хозяйка перекрестков

Глава 8

Жрица Елена успела протоптать новую тропинку в траве вокруг лунного камня. Длинные косы, от стремительным метания, растрепались, и теперь Пряху окутывал плащ из смоляных кудрей, вьющихся до самых подколенок. Две ее послушницы стояла чуть поодаль с испуганно-кислыми лицами. Они первыми заметили, что межевой камень окутался полупрозрачным маревом.

— Мать Елена, мать Елена! — наперебой закричали они.

— Чего вам, бестолковые?!

— Врата открываются!

Жрица отбросила с лица длинную, застившую глаза прядь.

— Наконец-то! — Кинулась навстречу появившейся из марева женщине. — Я уж думала, придется в Киев за Знающей посылать. Или кудесника какого разыскивать…

Стоявшие у подножья холма ратники, засуетились. Трое кинулись вверх по склону, к камню. Двое остались переминаться у телеги, присланной воеводой на случай, если кто-то, из возвратившихся окажется раненным.

Мара после блужданий за межой шла ссутулившись, устало приволакивая ноги. Сзади так же понуро переступала копытами ее кобыла. Поперек седла, перевесив на разные стороны руки-ноги, ехал бесчувственный вежский правитель.

— Ты как? — Елена окинула подругу заботливым взглядом. Невольно отмечая распущенные завязки на рукавах, напяленную кое-как кольчугу. — Повоевать что ль с кем пришлось на меже? — Губы жрицы растянулись в понимающей ухмылке.

— Да, уж пришлось… — Мара покачала головой неопределенно.

— А князь как, живой?

— Живой. Сомлел только под конец, едва-едва на лошадь взгромоздила!

— Ну, возвернулись, и слава твоей Хозяйке! Эй, безрукие, а вы чего ждете? — Тут же накинулась Пряха на своих помощниц. — Ну-ка помогите князя в чувства привести! На, тебе полезно хлебнуть. — Елена протянула маре фляжку с густой медовухой. Та отпила, сморщилась — в Макошином Гнезде имелись меды, настоянные на травах не одну сотню лет. Этот явно был из таких, пламенем пошел гулять по кишкам и желудку.

Послушницы при помощи подоспевший воинов стянули князя с лошади, бережно уложили на прогретую за день землю. Принялись натирать виски лечебным настоем.

— У-у-у-у, отрастил усы, как у долбанной лисы. — Отметила недавнее князево "приобретение" наблюдавшая за ними Елена Ольгердовна. — Чего побриться не заставила?

— Очень славные усы. — Заступилась за бывшего любовника Марья.

— Ну, разве что, девок щекотать. — Жрицы смешно вытянула губы, пошевелила растопыренными пальцами, на манер лесного шурале.

— Ты вечно, как скажешь! — Мара, не смотря на усталость, от которой колени подгибались и даже слегка подташнивало, заулыбалась. Но, заметив, что князь приходит в себя, понизила голос. — Потише, пожалуйста, а то еще обидится!

— Я жрица Маат и всегда говорю правду-матку. И потом, припомни-ка: "Я всегда права!" — Пренебрежительно фыркнула Пряха, но уже не так громко. А потом и вовсе посерьезнела.

— Сувор рассказал, что кто-то снес врата у Сухого Лога. А прямо перед его приходом был еще гонец из Торжца, вести недобрые: в лесах под городом охотники видели крупную стаю волков. Да не простых, а будто бы с телка ростом. У страха глаза велики, однако же, что-то недоброе под Торжцом затевается! И кто-то, видать, сильно хочет, чтобы князь туда не скоро с войском пожаловал.

— Значит, надо торопиться.

Марья завертела головой, словно собиралась увидеть войско, ожидающее приказа к выходу. Однако кроме них пятерых у камня никого не было.

— Ага, у тебя всегда так: торопишься, давишься — хрен поправишься! Завтра поспешать станете, а ныне всем отдых требуется. — Не терпящим возражений тоном, заявила Елена.

Мара поглядела на князя, со стоном оторвавшего от земли голову, воин из него сейчас и впрямь был аховый. Да и ей самой поиски отставшего правителя дались тяжко. Про обратную дорогу и вовсе разговор особый…

— Ладно. На постой-то нас в Гнездо пустишь?

— Тебя — само собой. А князь со дружиною в деревне заночует. (Ниче, чаю, не развалится! — добавила в самое ухо).

Очнувшийся князь тем временем сумел кое-как подняться на ноги. Глаза его, как недавно у жрицы зарыскали по окрестностям, но войска нигде не углядели.

— Здравствуй, князь! — Окликнула его Пряха. — Дружину свою высматриваешь? У Савеловки они остановились. За тобой, вон, телегу воевода прислал.

Мара поглядела на нее укоряющее, но говорить ничего не стала. Смолчал и Даромир: толи не захотел гневить жрицу Макоши, толи сил на препирательства пожалел.

В деревню он, несмотря на уговоры дружинников, поехал на Марьиной лошадке, так что телега досталась женщинам.

В Гнезде Моревну снова ждала баня. Жрица Макоши не поскупилась на бодрящие травы: столь густым настоем плескала на камни, что после парной Марью, вместо обычной неги, аж потряхивало от возбуждения.

— К ночи должно пройти. — Не слишком уверенно пообещала Елена, парившаяся вместе с подругой. — А не пройдет, в Вырае отоспимся!

— Что с походом на Торжец делать будем? — Слух о целой стае, не иначе волколаков, не шел у мары из головы. — Кроме Сухого Лога лунных камней рядом с Торжцом нет — место нелюдное, одних врат более, чем потребно…

— Завтра о волколаках подумаем, утро вечера мудренее. Ты мне лучше скажи, чем это вы с князем за межой занимались? Неужто, лучше места не нашли, чтоб кувыркаться?

— Все-то ты знаешь… — Попробовала отмахнуться Марья.

— Не-ет, — не отставала Пряха, — уж в этот раз тебе не отвертеться. Не ты ли мне вечор говорила, что с Даромиром разлюбилась? Что, ужо передумала?

— Ничего не передумала! — Возмутилась подруга. — Между прочим, Сувор ему уже и невесту сыскал.

— Кого это?

— Боярина Лихого дочка. О прошлом годе, на семик[9] она была здесь на игрищах. Бойкая такая, в конопушках, рыженькая…

— Это та кудрявая, что на празднике Ярилой[10] рядили?

— Она.

— М-м-м… — Протянула Пряха. — Девка и впрямь бойкая. — Потом пропела задумчиво: "Кудри вьются, кудри вьются, кудри вьются у блудей. Почему они не вьются у порядочных людей?"

Марья только хмыкнула.

— Ну, что не тихоня запечная, так оно и хорошо! Да и отец ее, знаю, за честью дочерней блюдет строго. Бога Ярилы жрецы сейчас в самую силу вошли. Городу от них большая польза будет.

— А от тебя, выходит, пользы нет?

— У моей Хозяйки под рукой нежить, у Ярилы — жито. Он людям ближе. И вообще, не об чем тут толковать!

— Ну-ну, — не поверила жрица.

Но Моревна дальше ее разубеждать не стала: так-то начнешь и, невесть до чего договоришься!

— Давай уж, лучше о деле посоветуемся. Мне твоя утренняя мудрость ни к чему, я все равно не смогу заснуть, пока мы с походом не определимся.

— Вот же неймется ей!

— Я, как только увидала разбитые врата, о тебе подумала. — Не дала себя сбить мара. — Потому и рать к Гнезду вывела.

— И что же за мысли тебя посетили? — Елена скроила непонимающее лицо.

— Не прикидывайся, наверняка тебе это тоже приходило в голову! В общем-то, у нас и выбора большого нет: хана надобно остановить, а поспеть к Торжцу, если не раньше него, то и не сильно отстав, можно только на крыльях или… на водяных конях.

Марья замолчала, но подруга не спешила вставить свое слово.

— Что скажешь? — Поторопила ее Знающая. — Сотворишь нам коней водяных на всю рать?

— На всю рать? Оно, конечно, можно, только… — Жрица замялась. — Коня из воды сотворить дело не больно хитрое. Воды в Ра на любую конницу хватит. Только заклятье это от силы на день-полтора, а там лошади ваши "тухнуть" начнут. Надо заговор наново плести. Много вы за день-то проскачете? А на битву выходить как, все — пешими?

— А ты с нами поезжай, вот заклятье и обновишь.

— С вами?

— А что? Прежде-то, как бывало в походы хаживали! Неужто не надоело задом на Гнезде сидеть?

— Ну, не знаю-не знаю, надо подумать.

— Чего тут думать? Треб на ближние дни не назначено, помощницы твои в Гнезде как-нибудь сами управятся.

— А и впрямь, не размять ли мне косточки?! — Мечтательно протянула Пряха.

— Я же и говорю! Поедем, вспомним былые времена!

— Так и быть, поеду. — Решилась жрица. И тут же поднялась из-за накрытого стола. — Ну, раз теперь твоя душенька успокоилась, давай спать.

Однако уснуть, как следует, Марье все же не удалось. Ночь выдалась душная, вязкая. Быть скоро грозе, не иначе! Проворочалась до самого света, ненадолго проваливаясь в тревожное забытье. Поднялась, опередив первых петухов, вышла на двор. Особой прохлады не было и тут, но после душноватой горницы Марью прошиб озноб, во рту еще с ночи сохло, на языке ощущался странный привкус. На пол-пути к нужному сарайчику ее неожиданно стошнило.

— Дурная примета. — Досадуя на несвоевременное недомогание, прошептала мара, простеньким заклинанием заставив нечистоты уйти в землю. Однако от плевого колдовства замутило сильнее прежнего, едва добежала до сарайки. — Что за напасть?

Волею богини, здоровье у Знающих было крепкое, обычные хвори их не брали. Озабоченно сдвинув брови, Моревна вернулась в горницу, разбудила сладко посапывающую подругу.

— Слышь, Елена Ольгердовна, погляди своим премудрым взором, не прицепилась ли ко мне порча какая? Все-таки в этот раз на смутном пути долгонько пробыть пришлось, да и у разбитых врат дурной силы разлилось много.

Жрица потерла спросонья глаза, зевнула, прищурилась на мару.

— Погоди, хоть умоюсь…

Ополоснула лицо колодезной водой, уже бодрым шагом вернулась в комнату. Снова глянула на подругу. "Дай-кось руку…". Подержав по очереди левое и правое запястья, Пряха недоверчиво хмыкнула. Потом в третий раз, с особым вниманием, разглядела радужку в глазах у мары.

— Ну, что тебе сказать… — Начала загадочно. Марья внутренне напряглась. — Здорова ты, баба, за двоих!

— А тошнит отчего?

— Да оттого и тошнит!

На этот раз мара уловила смысл многозначительной фразы. Открыла рот, чтобы возразить, снова закрыла. Покусала в раздумье губу.

— Ты уверена?

— "Красные гости" у тебя когда в последний раз были?

Моревна прикинула в уме.

— Да, давненько, пожалуй. Но так бывает, если много времени проводишь на смутном пути. Может, повитуху посоветоваться позовем? Палагия в Гнездо еще не воротилась?

— Не воротилась. Но и без нее все яснее ясного! — уверенно заявила Пряха. — Не забывай, я — жрица Матери Любви! Макошь метит будущих рожениц особыми знаками. Я бы давно заметила, да у кого другого, а у тебя увидеть не ждала! Но теперь, когда присмотрелась — можешь не сомневаться!

Мара задумчиво крутила локон, выбившийся из косы и бессовестно щекотавший ухо.

— И что ты сбираешься делать? — Нетерпеливо переспросила ее подруга.

— Ничего.

— Ничего — это значит, оставишь ребенка?

— Ничего — это значит ни-че-го. Даже думать об этом не стану, пока не вернемся из Торжца. Сначала с волколаками разберемся, потом — со всем остальным.

— Ну, волколаки были до нас, будут и после! А вот о дитяти подумать не помешает! Я так понимаю, это нашего князюшки чадо или?.. Ага, понятно, — кивнула жрица, предупреждая возмущение подруги. — И замуж ты за него не собираешься?

Моревна активно закрутила головой.

— Тогда можно посвятить ребенка храму: если будет мальчик пошлем его… да хоть к Ярилиным слугам, а если девочка — воспитаешь себе преемницу. А еще лучше — оставим ее здесь, в Гнезде. Не обижайся, но Матери Маат служить веселее, чем твоей холодной Хозяйке!

— Не будем загадывать. — Упрямо заявила Марья. — И вообще, рассвело уже. Поехали к реке — коней подымать!

— Ай, поехали! — Пряха махнула широким рукавом сорочки, словно межу провела между прежней беседой и новым делом, и решительно направилась на задний двор, к конюшне.

Перед тем, как ехать на берег Ра, жрицы завернули с Савеловку — предупредить князя и взять погонщиков для будущего табуна.

К реке выехали отрядом в дюжину воинов, считая женщин и увязавшегося с ними Сувора.

— Никогда не видел, как коней из воды подымают. — Сморкаясь в траву, заявил воевода, когда они остановились наконец вблизи самой воды. Подходящее место отыскалось на сразу, пришлось долго ехать по течению. Река выгрызла в земле глубокое русло, высокий берег опасно нависал над водой поросшими ковылем кручами. Наконец нашли пологий склон. Елена Ольгердовна спешилась, за ней — все стальные.

— Ну что, кому власы резать станем? — деловито осведомилась она, в упор глядя на подругу.

— Погоди, — попятилась от нее та, — когда в прошлый раз коней добывали, мою косу отрезали. Теперь твой черед!

— Я и так своими делами поступилась, чтобы тебе помочь. Так что, очередь жертвовать — за тобой.

— Да у меня волосы только-только отросли после того раза!

— Что, боишься Даромир любить перестанет? — Сочувственно склонилась к ней жрица Макоши. Мара уже открыла рот для достойного ответа, но встретилась глазами с воеводой, заинтересованно прислушивавшимся к тому, что происходит между подругами.

— Режь. — Процедила сквозь зубы. — В другой раз сочтемся!

Елена только того и ждала. Серебряные, не виданные в этих местах ножницы, появились в руках. Марья ахнуть не успела, а ее русая коса уже разбиралась на тонкие прядки ловкими пальчиками Пряхи.

— Что ж, у князя десять дюжин воинов, добавим еще десяток для обоза, итого… — Первая прядь уплыла по течению — и почти сразу вода недалеко от берега вскипела белыми бурунами и на берег отфыркиваясь вышел первый конь. Тряхнул светлой гривой, рассыпав вокруг алмазы воды. Сам он тоже был белый, как сметана, только ноздри окружены серыми, как речная галька пятнышками. Второй выскочивший на сушу жеребец опять оказался снежно-белым, и третьи, и следующий. Сувор сопровождал выход каждого такого красавца из воды восторженным аханьем, цокал языком, оглаживал лошадей по гладким блестящим бокам. После первых двух десятков вода в реке потемнела, со дна поднялась муть, и масть коней тоже изменилась сначала пошли сивые да соловые, потом мышастые, а ближе к концу дело дошло и до гнедых. Нехитрая церемония повторялась раз за разом, и вскоре на берегу бил копытами целый табун. Кони были все, как на подбор, рослые, с мощной грудью и крепкими ногами.

— Ах, какие ножки! — Восхищался воевода. — Куда там девкам! А бабки-то, бабки-то какие длинные — загляденье, а копытца-то!.. — но примерно к середине обряда он пообвыкся, перестал охать и ахать, задумался.

"Надо седел еще раздобыть. Воинам охлябь ратиться не с руки…" — Расслышала Моревна бормотание.

— Вот и все. — Скормив реке последний пучок волос и дождавшись, чтобы последний конь присоединился к табуну, заявила Елена Ольгердовна.

— Знатные скакуны! — Искренне похвалила ее подруга.

— Эх, из морской воды кони крепче выходят, долговечнее! — Критически оглядывая свою работу, протянула Премудрая Елена. — А эти даже с моими заклятьями дольше седмицы не протянут!

— Ничего, нам и того довольно, чтобы Буриджхана поймать. — Заверила ее Марья. — А назад князюшка со дружиною уж как-нибудь пешими добредут, если в бою хазарских коней не добудут.

Сбив табун, Даромировы кмети погнали лошадей в Савеловку, оставили только двух — для Моревны и Пряхи.

— Ну, что поторопим князя и двинем в путь сегодня или до завтра повременим?

— Торопи-не торопи, чтобы коней, хоть бы и волшебных, в дорогу снарядить, время потребно. Сувор сбрую с седлами, хорошо, коли к вечеру справит. А на ночь глядя в поход выезжать — не дело. Так что по всему выходит, придется ждать до завтра. Я уж и князя через воеводу упредила.

В Гнезде Марья заново перебрала дорожную поклажу, проверила кольчугу, поножи. Приготовила к завтрашнему выезду кнут, служивший оружием богине, и меч — которым предпочитала пользоваться сама. У Елены Ольгердовны то же время прошло за раздачей поручений помощницам. Старшую послушницу она наставляла дольше других. Наконец все было сказано и "предусмотрено". Уже отпуская девушку, жрица напомнила:

— Смотри о госте нашем никому не сказывай и с ним не заговаривай! В подвал зря не ходи. А ключ держи при себе днем и ночью.

— Сделаю, мать Елена. — Поклонилась та.

— Иди, завтра перед отъездом за ключом зайдешь.

Еще раз поклонившись, послушница вышла.

— Это, что ж за гость у тебя такой, что о нем и сказывать нельзя, и с ним беседовать заповедано? — Спросила Моревна, прислушивавшаяся к речам подруги.

— Да, есть тут один…

Уклончивый ответ Пряхи показался Марье подозрительным, хотя она бы не взялась объяснить почему. Судя по интонации, с которой та инструктировала помощницу, жрицу явно что-то тревожило, но мара пока не могла взять в толк, что. — Что-то ты недоговариваешь. — Заметила она, прищурившись. — Прячешь что ль от меня кого?

— Прячу. — Нежданно призналась Пряха. — И не первый год. — Удивленное лицо подруги заставило ее улыбнуться. — Ладно, пойдем уж, покажу тебе своего гостя секретного.

До нельзя заинтригованная Моревна последовала за хозяйкой Гнезда. Крытый двускатной крышей переход привел их в домик, который Марья прежде считала зимней кладовой. Внутри и впрямь оказались полки под горшки да бочонки, к балке под потолком крепились крюки для копчений и солонины. Однако Елена прямиком направилась в здоровенному ларю, занимавшему весь дальний угол. А ведь мара была уверена, что та поведет ее знакомится с очередным любовником, которых у жрицы за время их знакомства перебывало великое множество. Макошь благоволила любовным забавам, и Елена Ольгердовна считала, что ей от богини отставать не след.

Отперев хитрый замок на ларе, Пряха откинула плоскую крышку. Отодвинулась, давая место подруге. Марья протиснулась ближе, глянула через плечо жрицы. Здоровенный сундук был замаскированным ходом в погреб. Вместо дна Моревна увидела квадратный люк в полу, вниз спускались удобные широкие ступени. На стенах погреба, выложенных, в отличие от верхних построек, из камня, играли слабые отблески огня.

Елена между тем дернула за стальную скобу, и передняя стенка ларя упала на пол, освобождая спуск в подвал. Вслед за хозяйкой Гнезда мара спустилась по десятку степеней и оказалась в довольно просторном помещении. Окон здесь, конечно, не было, но потолок располагался высоко. Марья закрутила носом от неприятного запаха — в подвале, хоть и неявно, пахло немытым человеческим телом. Потом взгляд дошел и остановился на том, кто собственно и являлся источником "фимиамов".

На западной стене, подтянутый цепями чуть не к потолку, так что босые ступни на локоть не доставали до пола, висел невообразимо тощий и обросший человек. Не только ребра выпирали сквозь смуглую кожу, хорошо можно было разглядеть даже ямки на тазовой кости. Только руки и ноги, вопреки природе и здравому смыслу хоть и выглядели иссохшими, но оставались жилистыми. Лицо за спутанными космами и бородой жрица не разглядела, хотя света в подполье было довольно, три лампады, подвешенные в разных углах освещали начертанные бурым на каменных стенах магические знаки. Моревна не удивилась, узнав в них запирающие заклятья — каким еще рунам и быть в узилище? Масло в светильниках явно было ароматическим, да и отдушины, видать, сделаны на совесть, иначе в подвале давно б нечем стало дышать.

— Кто это? — Невольно понижая голос, спросила мара.

— Не узнаешь? Это ж лугаль Змейский!

Имя змеиного царя было на слуху, кто ж его не знает? Но личной встречи с пленником Марья не припоминала. Впрочем, это могло случится в пору, когда ее телом владела богиня, такие периоды не всегда полностью запечатлевались в памяти.

— И давно он так висит? — Поинтересовалась у подруги.

— Седьмой год. О! Был могучий кощун, а стал мосластый кощей! Погоди, схожу за маслом для светилен, а то почти прогорело.

Пряха поднялась наверх, а Марья осталась стоять, подперев плечом стену.

— Пить… — Вдруг послышался ей слабый голос. Она пригляделась, под завесой грязных косм не различить было, как узник шевельнул губами.

Моревна отыскала кадку с водой в дальнем углу. Зачерпнула привешенным здесь же ковшиком, поднесла к лицу лугаля. Но тот обессилил настолько, что уж видно и глотать сам не мог.

— Да он не воды просит! — Послышался смешок за спиной. Жрица Елена вернулась в подвал с тонкогорлой бутылью. — Пить, есть сам перестал, чтобы силу зазря не расходовать. Кровушки человечьей он жаждет. Если получит хоть единый глоток, никакими цепями будет его не удержать. Так что, ты близко-то не подходи.

Марья отступила на прежнее место у лестницы.

— Что ж ты его не убьешь? Зачем зря мучаешь? — Моревне неприятно было глядеть на серое истощенное тело.

— Как ты его убьешь, когда он бессмертный? — Пряху ничуть не смутило неодобрение подруги. — А что в подвале, на цепях держу, так то не моя воля — богини. Маат справедлива. Знать, есть за что расплачиваться.

— Ну, если он давно так висит, есть не просит, чего же ты его оставлять одного опасаешься?

— Нельзя. Придется послушнице ключ от ларя передать. Нужно, чтобы кто-то обновлял знаки на печатях, да и свету в узилище нельзя дать погаснуть. — Со вздохом объяснила Елена. — Так что, как видишь, забот с пленником у меня хватает!

— А что случится, если погаснет свет? — Заинтересовалась Моревна.

— Как, что? — Ухмыльнулась жрица. — Во тьме власть принадлежит твоей Хозяйке. Захочет Морена явиться за Змейским царем, каменными стенами ее не остановишь.

— Зачем бы ей за ним являться? — Недоверчиво скривилась мара.

— Да уж известно зачем…

— Ну?

— Уж больно знатная елда у моего пленничка. Да не делай большие глаза! — Совсем развеселилась жрица. — А то ты не знала, что богиня — тоже женщина?! А по женской части царь Лугальанда[11]… Я тебе так скажу, всякие у меня мужики были, но чтобы как он без роздыху всю ночь, да с выдумкой… Ну, и размер, само собой.

Марья невольно покосилась на распятого на стене кощуна, но его мужское достоинство было благоразумно прикрыто куском полотна.

— Хошь поглядеть?

— Не-а… — отчего-то засмущалась Моревна. Ей казалось нехорошо рассуждать вот так о человеке, будто его вовсе и нет рядом.

— Ну, тогда пойдем наверх, что ли… — Маре показалось, Елена глянула напоследок на кощея со скрытым сожалением. — Мне еще много чего в дорогу собрать-приготовить надо.