Хозяйка перекрестков

Глава 5

К рассвету она поспела вернуться в свой терем. Устало перевела дух. Притворила плотно дверцу чулана. Минуту постояла, прислонившись к ней спиной. Не грех было бы и соснуть часа два-три, но Даромир с дружиною ждать не будут. Итак поди всю ночь послушниц вопросами изводили.

Жрица нахмурилась — что-то быстро она стала уставать, прежде два конца по смутному пути не оставили бы у нее на лбу даже испарины. А тут, гляди, еле дух переводит, ноги гудят. "Старею" — усмехнулась грустно.

Старшая из послушниц — быстрого ума девка, догадалась всю ночь держать на печи чан с водой, да не позволила огню потухнуть. Так что умывалась Моревна, как какая-нибудь царица египетская — теплой водой, да в большой медной ванне, что задарил ей лет эдак десять назад заезжий эллинский купец. Воспоминания о греке, жрица снова усмехнулась, но теперь загадочно, будто припомнилось нечто забавное.

В горнице послышался знакомый голос, недовольно выговаривающий кому-то: слов не разобрать, однако и так ясно, князь с утра встал "не светел". В ответ примиряющее забубнил Сувор. Марья быстренько закончила с купаньем, переоделась в походное мужское платье.

— Что у вас тут? — Зашла в комнату. — А, утро доброе князь, утро доброе воевода! Гляжу, вы уже в сборе. Что же, поснедаем и — в дорогу. — Даромир поиграл желваками, но ничего не сказал. — Пойдем к Верхнему распутью, от тамошнего камня до Сухого Лога самый короткий путь. — Возражений и тут не последовало.

Девушки-помощницы тем временем успели поставить на стол котелок с густой кашей на мясном бульоне, разложили нарезанный большими ломтями хлеб, ложки, принесли из погреба крынку молока.

Марья позвала гостей к трапезе. Поели в молчании: Даромира одолевали неизвестные мрачные думы, жрица прокручивала в голове предстоящую дорогу, Сувор налегал на кашу с мясом.

В путь тронулись часа за четыре до полудня. Впереди князь, с ним воевода на сивке и Моревна на своей кобыле соловой масти. Следом конные дружинники, а уже за ними в колонну по трое шагали пешие ратники. Поросший травой проселок не пылил. В безоблачном летнем небе беспечно кружил жаворонок.

Буланый жеребец князя шел чуть бочком, выгибал лебединую шею. Уже дважды он пытался сорваться вскачь, но тут же вновь переходил на шаг, удержанный уверенной рукой хозяина. По правую руку от князя спокойно вышагивала лошадь жрицы, за ней так же мерно переступал копытами конь Сувора. Жрица и воевода обсуждали предстоящий переход, князь в разговор не вступал, хотя и косился время от времени в их сторону. Потом старый воин приотстал, чтобы проверить, как дела у пехотников. Моревна поймала очередной взгляд Даромира, но тот тут же сделал вид, что оглядывается на воеводу.

— А ты чего же князь, все глаза в сторону отводишь. — Усмехнулась жрица. — Аль смотреть на меня противно?

— Насмотрелся уж. — Мрачно пробурчал Даромир, но на этот раз взглянул Моревне прямо в лицо.

— М-м-м-м… Ясно. Насильно мил не будешь. Одного не пойму, если так тебе опостылела, зачем с собой в облаву зазывал?

— Я постель с делом не мешаю. — Князь надменно скривил губы. — Народ меня не для того княжить над собой поставил. Об общем благе радею.

— Ну, и я об общем! — С деланной улыбкой заверила жрица. — Раз уж мы оба такие за дело радетели, давай, князь, мириться. До той поры, пока волка в капкан не загоним.

Даромир долго ехал молча, так что Марья уже решила, что не дождется ответа, потом кивнул, будто нехотя.

— Вот и ладно! — Весело объявила она.

— Коли мы мир постановили, — спустя короткое время повернулся к ней молодой правитель, — может хоть теперь объяснишь, отчего на прошлую луну из Вежи, будто тать сбежала?

— Как же? — Моревна изобразила удивление. — Чтобы глаз твой княжеский не мозолить.

— Пошто тайно? Мне зачем не сказала?

— А чего говорить-то? Все допрежь было сказано. Ты — спросил, я — ответила, тебе мой ответ не по нраву пришелся, вот я к себе убралась.

— Добро. А все хочется мне знать, чем тебе за таким мужем, как я жить, не поглянулось? — Прошипел князь, понижая голос. Однако "шепот" его достиг ушей успевшего вернуться воеводы, и тот поспешно оглянулся. Ближайшие ратники ехали на два корпуса позади их коней, и разговора подслушать не могли, но старик все равно по привычке принялся недовольно дергать себя за бороду.

— Тем и не поглянулось. Не пара, ни ты мне, ни я тебе. — Моревна тоже зашипела, не хуже кошки.

— Отчего это?

— Оттого, что стара я для тебя, разлюбезный князюшка!

— Пустое городишь!

— Пустое?! Как бы не так, любый мой. Я — жрица, моим годам счет иной, однако же как не считай, а все — в матери тебе гожусь. Ты князь горяч, ныне гордость в тебе взыграла, вот и бесишься, что баба тебе отворот дала. А согласись я обкрутиться с тобой, и через сколь годков молодух в терем таскать зачнешь?! А мне вам щи поутру вари? Нет уж, обереги боги от такой радости!

— Уж ты-то наваришь щи, хоть хрен полощи[4]!..

— А я к тебе в стряпухи не нанималась! — Возвысила голос Марья. — Девки твои пущай тебе разносолы разготавливают!

— Да уж найдется, кому огонь в печи развести.

— Вот и ищи…

Марья пришпорила коня, оставив позади молодого князя. Спустя недолгое время за спиной послышался дробный топот подков. Жрица не стала оборачиваться, так и ехала, гордо вздернув подбородок и глядя прямо меж лошадиных ушей. Низкий кашель заставил вздрогнуть и повернуть голову.

— Тебе чего, Сувор? — Не воеводу Моревна ожидала увидеть.

— Да, так… — Радимич замялся, потом кашлянув еще раз, все же начал. — Вот что, матушка, не во гнев тебе и богине будет сказано: мы с тобой который десяток лет знакомы? Я вон и поседеть успел. Что ж вы всю дорогу с князем, словно отроки непутевые, гонором меряетесь? Добро ли это? Ну, ладно Даромир, он хоть усы и отрастил, а губа от молока едва вечор просохла. Но ты то не юница давно, пора бы уже ума набраться!

— Много ты Сувор к старости ума набрался? Не ты ль о прошлый месяц с Негославом об заклад бился, что полугодовалого жеребчика на плечах поднимешь, да через Севтунь-ручей снесешь?

— А ты откуда знаешь? — Смутился седой воин.

— Грыжу-то к подруге моей заговаривать ходил.

— Верно… Эк я, не подумал!

Снова воцарилось молчание, и снова воевода первым его нарушил.

— Ты, Моревна, не серчай, только ведь наш князь тебе без надобности. — Сувор не дождался отклика. — Так не морочила бы ты ему голову.

Жрица глянула на старика, вопросительно приподняв брови, но снова ничего не сказала.

— Жениться Даромиру надо, чадами обрастать. Сама знаешь, какой у нас народец… Я уж и невесту ему приискал. — Марья не подавала голоса, и Сувор занервничал, принялся теребить и без того всклокоченную бороду. — Злата, Брячислава Лихого дочка. Ты, должно, видела ее в Вежском посаде. Рыженькая такая. Девка справная, нынешним летом шестнадцать стукнет — самый цвет. Так по осени бы и свадебку сыграть.

— А ты, Сувор, еще и ладилом у князя подвязаешься? — Усмехнулась Моревна, однако улыбка вышла кривой.

— Коли ты против…

— Я не против. Да и не меня спрашивать надо, а Полелю дары слать.

Жрица вновь тронула коня пятками, но воевода не отставал, скакал рядом, пыхтел расстроено в усы. Так что та не выдержала.

— Вот же пристал, как слепень к конскому заду! Засылай сватов к Брячиславу. Я в добром зачине помехой не буду. А Хозяйке моей и вовсе до свадебных песен дела нету. И оставьте уже меня вместе с князем в покое!

На этот раз Сувор счел за благо придержать коня, позволяя женщине вырваться вперед. Но жрица недолго ехала в одиночестве. Меньше чем через версту впереди показался лунный камень, торчавший, как и водится на перекрестке обычных дорог. Межевик был одним из самых древних в этой части ойкумены, но стараниями жриц, трехликая богиня ясно проступал сквозь складки гранита. Видна была не только голова, но и рука, сжимавшая факел.

— Разбивайте стан. — Бросила жрица передовым воинам нагнавшей ее кавалькады. — Подождем пока луна взойдет. Часа три еще…

Конные дружинники спешились, не снимая седел, ослабили подпруги да пустили лошадей попастись. Нескольких воевода отрядил за водой к недалекому ручью. А жрица, тоже пешком, отправилась к камню и принялась выписывать на земле вокруг него руны. Окликнула одного из ратников, послала наносить хвороста для костров. На расстоянии трех шагов от каменной бабы по земле шла присыпанная золой прежних кострищ кольцевая канавка. В нее-то жрица и уложила принесенный валежник. Когда на светлом еще небе показался бледный месяц, Марья подожгла наваленные в круг ветки, посыпала ведовским порошком. Густой дым в безветренном воздухе потянулся к небу, сладко запахло палеными травами, а еще, отчего-то яблоками. Сама жрица стоя внутри кольца, запела низким голосом заклинание. Ратники, оставив лагерь, сгрудились саженях в семи от костра. Прислушивались, не рискуя без указа подойти ближе. Голос женщины, поначалу звонко разносившийся в вечернем воздухе, отдалился, а потом и вовсе стал неразличим, как и ее силуэт за густым дымом. Потом, будто свеча от резкого хлопка, костры разом погасли от налетевшего порыва ветра. Зола запорошила глаза любопытствующим. Когда проморгались, увидели, что дыма больше нет — лишь кое-где поднимаются от земли тонкие струйки, однако воздух вдоль кольца словно уплотнился, подернулся жарким "полдневным" маревом. Мара призывно замахала рукой из-за прозрачной завесы, и Даромир повел дружину к камню. Спешенные воины, крепко держа под уздцы своих коней, по двое пересекали отмеченную кострищами черту. Лошадям заранее тряпками завязали глаза, и те хоть и фыркали, послушно шли за своими хозяевами.

Ратников с собой князь привел опытных, каждый хоть единожды бывал прежде на смутном пути. Оказываясь в чужом бесцветном мире они без суеты занимали место в строю. В седло никто не поднимался — скакать верхом по нави не всякий колдун рискнет, мирякам[5] на своей земле звести коня, хоть и с завязанными глазами, раз плюнуть!

Марья воспользовалась дымными вратами последней. Идя вдоль уже выстроившейся колонны, пересчитала воинов — все на месте. Повинуясь негромкому приказу, дружинные двинулись за жрицей. Шагали, как и сквозь межу, по двое в ряд, стараясь не соступить с призрачной тропки. Ведомые под уздцы кони шли спокойно и, в отличие от людей, кажется, даже не заметили, что пересекли границу между мирами. Только раз, в середине колонны взбрыкнул вороной одного из дружинных. Сбросил повязку, глаза тут же бешено выкатились, конь забил копытами, вырывая узду из рук. Но Сувор подоспел вовремя, вновь накинул тряпку на морду, и животное утихло, только бока раздувались, как после тяжелой скачки.

Шли медленно, будто нащупывали путь в болоте. Неживой холод пробирал до костей. Шагавший ближе к голове колонны князь обернулся. От людских и конских тел вверх поднимался пар, так что вся цепочка подернулась белесым маревом. Позади оседал туманный след. Даромир не впервой видел подобную картину — дружина Вежского правителя славилась умением поспевать во все концы княжества. Случалось ему и дважды за день "скакать" через лунные заставы. Но вот спросить, отчего на смутной стороне, словно бы вечные заморозки, все не удосуживался. Хотя, если подумать, и так ясно, ведь Хозяйку смутных путей среди прочего зовут Мореной-Зимою. Дольше всего взгляд задержался на фигуре возглавлявшей колонну жрицы: серебряная кольчуга плотно обтягивала грудь, а на тонкой, опоясанной вместо пояса кнутом, талии была уложена складками. Мужские порты облегали стройные ноги.

Марья тоже порой поглядывала на дымный шлейф, хмурилась с каждым пройденным часом. Ей было ведомо то, о чем не принято говорить непосвященным: крохотными капельками пара в сизое небо нави поднималась от теплых человеческих тел жизнь — не дни, не часы, лишь доля вздоха, секунда — но все же уходила. Плата, что берет Морена за проход по своим владеньям. Жрица вела дружину Даромира пятый час. По всем прикидкам они давно должны были выйти на межу, но вокруг продолжали расстилаться сумеречные поля, с редкими, раскорячившимися над балками, дубами. И мара забеспокоилась: даже в юности смутные пути редко подводили ее. Однако она не ощущала никаких особых перемен, путь от капища к Сухому Логу был давно нахожен, если это понятие вообще применимо к здешним дорогам. Когда на сером горизонте выросла редкая стена деревьев, Марья вздохнула с облегчением — серебристые тополя, высаженные еще прадедами вдоль южного тракта, были легко узнаваемы по обе стороны межи. Распутье находилось совсем близко. Вдоль деревьев они быстро дошли до угадывающегося перекрестка, но камня на нем не оказалось. Жрица, как собственную рану, ощутила скомканное в бесформенный узел пространство на месте стоявшей здесь совсем недавно статуи. А присмотревшись "внутренним" зрением, увидела куски расколотой глыбы на той стороне реальности.

— Поворачивай коней! — Негромко приказала она нагнавшим ее воинам, и сама заторопилась в хвост колонны, нежданно ставший головой.

— Что сталось? — Нагнал ее встревоженный князь.

— Кто-то, не иначе ваш Буриджи-хан, разбил межевой камень у Лога! Придется искать другой выход, а отсюда лучше поскорее убраться. Разбивший врата, призывал силу. Духи сумерек чувствуют это, как свежую кровь. Вскоре сюда потянуться навьи, полакомиться остатками чужого колдовства. Нам с ними лучше не встречаться.

— И куда мы теперь, назад, к Мораниному святилищу? — Князь постарался скрыть досаду: Буриджхана им теперь не нагнать никакими путями!

— Нет. — Марья думала недолго. — Попробуем выйти в явь у Гнезда Макоши. Тамошний камень под охраной жрицы. К тому же, следует предупредить всех Знающих, что Сухоложские врата разбиты. Как знать, может и еще где тати похозяйничали.

Отряд побрел прежним путем от разбитого камня. Полоса тополей отдалилась, слилась с окаемом, но места по сторонам дороги пошли будто бы новые, не было больше колышущих колосьями полей, справа и слева к смутному пути подступали перелески, потом закачал толстыми головками камыш. Подуставшие ратники принялись крутить головами, прислушиваться ища ручей или реку. Марья недовольно задвигала бровями, подозвала воеводу.

— Вели кметям по сторонам не оглядываться. Лучше смотреть себе под ноги или на идущего впереди.

— Что-то не так жрица?

— Так. Только помнить надо, что мы не на прогулку вышли. Навь — не для живых людей, как бы не отбился кто по дороге!

— Да кажется никто от других не отходит.

— То-то, что кажется!

Сувор пошел вдоль колонны, негромко окликая чересчур любопытных. Моревна ускорила шаг. В сгустившемся тумане на первый взгляд не было ничего странного, но в груди у жрицы продолжало расти беспокойство. Тем и страшна навь — стоит задержаться здесь чуть дольше и разница между ней и явью стирается. Некоторые начинают видеть серый мир в красках и думают, что возвратились домой. Другие забывают родных и дом, бродят по сумеречным пустошам, не замечая, что давно умерли. Конечно, ей, Знающей, подобное не грозит, но ведь на ней лежит ответственность за княжьих воинов.

Наконец призрачная тропа вывернула из мертвого леса и влилась в плавный подъем. На этот раз огонек на вершине холма выглядел не как теплое маленькое солнышко, а поблескивал крохотной звездой, упавшей в траву с неба. Но это были врата и врата целые. Марья приказала передовым воинам идти на свет, сама приостановилась привычно пересчитывая шествующий парами отряд.

— Ну, вроде добрались? — Поравнявшийся с ней Сувор дышал тяжело, поминутно отирал пот со лба, при том что латы покрылись изморозью. — Долгонько в этот раз плутали.

— Если бы плутали, то не добрались бы. — Строго отрезала жрица. — А где князь?

— Да, вроде здесь был только что…

Моревна привстала на цыпочки, пытаясь высмотреть в колонне Даромира, но в душе уже знала, что не найдет — князь был на пол-головы выше большинства ратников, да и породистого коня с другим не перепутаешь.

— Что ж теперь делать-то а? — Шепотом ужаснулся Сувор. — Где же мы князя искать станем?

— Мы — никого искать не станем. — Как можно спокойнее сообщила жрица. Между тем, зародившийся в груди холодок, стремительно расползался по телу, но Моревна запретила себе поддаваться панике. — Ты, воевода, отведешь людей за камень. После отправитесь в Гнездо Макоши и расскажете о разбитых вратах Елене Ольгердовне. А я останусь здесь и дождусь князя.

— А если он…

— Все, хватит причитать, как баба! Выводи людей, остальное — не твоя забота.

Она дождалась, пока врата на холме закроются за последним ратником, хотя пришлось прикусить губу чуть не до крови, чтобы унять нетерпение и дурное предчувствие. Наконец бледное сияние вспыхнуло в последний раз и слилось в точку. Марья крепче ухватила под уздцы свою кобылу и почти побежала назад, в сумеречную долину. Тонкий, как паутина в осеннем лесу, когда ее срывает с голых сучьев ветер, дымный след все еще обозначал тропу, по которой недавно шли люди. Заиндевелый, в белых разводах папоротник хрустел под ногами — теперь жрица то и дело сходила с пути, ныряла в серые клочья тумана, плавающие вдоль берега невидимой реки, раздвигала руками черные, будто сгнившие, колосья на навьих заливных лугах.

Когда от поселившегося в груди страха перестало хватать воздуха для дыхания, она вдруг заметила совсем рядом со смутной тропинкой знакомый силуэт. Сердце едва не выпрыгнуло от радости пополам с тревогой. Князь стоял возле ствола черной березы, лишенной листьев, как большинство здешних деревьев, и медленно покачивался из стороны в сторону. Моревна приблизилась почти вплотную прежде чем окликнуть.

— Князь, — позвала она, стараясь поймать взгляд широко открытых глаз. Но Даромир смотрел куда-то вдаль и словно бы сквозь женщину. — Князь!

Жрица осторожно тронула его за руку, памятуя о том, как легко испугать погруженного в видения странника, заплутавшего на смутном пути. Князь послушно шагнул в сторону, куда она потянула, но потом остановился и неожиданно сел прямо на дорогу, на хазарский манер поджав под себя ноги. Марья принялась было его поднимать, но сдвинут с места тяжелого мужика оказалось не так-то просто. Устав биться с неподъемной ношей, при том, что и узду коня нельзя ни на миг выпустить, жрица опустилась на землю рядом с князем, чтобы перевести дух.

— Даромир Мстиславич… — Снова попробовала пробиться сквозь морок, застилавший глаза князя. — Ты что же решил бросить своих людей?! А кто же хана пойдет воевать? А?

Но князь будто лишился слуха и зрения, а вернее, странствовал, видел и осязал нечто такое далекое, что голос жрицы до него не долетал.

Немного отдохнув, Марья еще раз попыталась поднять Вежского правителя, но тот словно прирос к земле. Тогда взялась по-другому: заставила, хоть и с немалым трудом, собственную лошадь стать на колени рядом с сидящим, но взгромоздить его на спину коню все равно не получилось. Намаявшись с лошадью, сорвав несколько ногтей о княжескую кольчугу, Моревна не на шутку разозлилась.

— Ладно, посмотрим: кто кого! — Бросила не то местным духам, не то "заблудившемуся" князю. Повод Метелицы привязала к портупее, на которой висел княжий меч. Тонкую кольчугу, надетую в дорогу, сбросила через голову, распустила завязки на рукавах и вороте сорочки. Чтобы быть вровень с Даромриром, пришлось стать на колени. Оголившиеся руки тут же пошли мурашками от холода, зато, когда поймав ладонь князя, приложила ее к собственной груди, изнутри словно окатило жаром.

— Дар… — На этот раз совсем тихо позвала жрица, завела вторую руку князя себе за спину. — Дар, любый, вернись ко мне…

Князь еще с минуту сидел неподвижно, потом моргнул.

— Ага! — Про себя усмехнулась жрица, ощутив как мужская рука на ее спине вполне осмысленно двинулась вниз. — Пробирает!