Закончив с делами садовыми, Милава присела на лавочку возле избушки, стала волосы прибирать–расчесывать. Если домой позовут, так надо готовой быть к мачехиным попрекам. Хоть той дела и нет, в каком виде падчерица по земле ходит, да только любому поводу рада будет, чтоб ее уколоть побольнее. Волос у нее густой, пока расчешешь, рука устанет. Но Милаве все равно, главное, домой попозже прийти, а может, и вовсе не ходить.
Никто не хватится. Пока важные гости в селе, мачехе не до нее будет или все же вспомнит, что еще одна дочь у нее есть, хоть и не родная? Вроде идет кто? Да, шаги по траве, мягкие, осторожные; деревенские так не ходят.
– Кого нелегкая принесла? – крикнула встревоженная девушка в сумерки. – Что забыл в чужом саду?
Из тени выступила фигура.
– Не пугайся, Милава, я это – Стрижак.
– Да вот еще! Бояться тебя, – она фыркнула, но сердце забилось то ли тревогой, то ли радостью, сама еще не поняла. – Опять на цветы пришел смотреть?
– На цветы, – согласился он, – нравится мне в саду твоем цветок один, так бы и любовался им.
Руки Милавы, которые сейчас быстро-быстро косу плели, замерли. Странные речи гридень этот говорит. Понять бы еще, чего добивается.
Стрижак тем временем раз – и тоже на лавочку присел рядышком.
– А что, ты в саду одна работаешь, помощников у тебя нет?
Милава тихонько рассмеялась.
– Садом отец и я занимаемся, сестры и мачеха к такому делу не способные. Дерево оно ведь живое, ему ласка нужна, как и каждому существу на белом свете.
– Злые они у тебя, выходит?
Милава пожала плечами. Плохое говорить про семью посторонним не следует, а доброго сказать нечего. Все же нашла слова.
– Не злые они, просто о себе больше думают, чем о других.
– А разве не так-то каждый поступает?
Милава повернулась к нему, посмотрела в глаза внимательно, так, что Стрижаку шутить расхотелось.
– Если б правда в твоих словах была, то белому свету давно бы конец пришел. Тем и жив мир, что каждый не только о себе заботу имеет, но и о ближнем своем, а иной и о дальнем.
– Это как же? – Стрижак руками развел, мол, удивила ты меня, а сам на сарафан Милавин уставился, на вышивку, что посередке, от груди до низа и далее по подолу шла, на птиц дивных, с крыльями распахнутыми и хвостами струящимися. – Кто ж это о дальнем больше, чем о своем думать способен?
– Кто? Да вот князь, например… – Милава косу руками стиснула, – вот как ему о всех людях земли своей не думать? Это же всему Семидолу разорение и гибель придет, а после и ему тоже. Ведь князь тогда и князь, пока народом своим управляет и бережет; ведь нет народа, и его не станет. Ты чего смеешься? – вскинулась она на гридня, что против воли улыбку в усы прятал. – Разве я глупые вещи говорю?
– Наоборот. Вот не думал, что такое разумение в тебе найду. А вот если бы князь тебе предложил княгинею его стать, пошла бы?
Милава голову склонила, понять не могла, что за шутки такие? Да нет, вроде серьезно спрашивает.
– Зачем князю садовница? Вот же придумал!
– За кого ж ты замуж хочешь? Есть у тебя тот, кто сердце волнует?
Но тут Милава уж вскочила, косу за спину откинула.
– Больно любопытный! Зачем тебе?
Стрижак встал и ближе подошел.
– Затем, что князь наш жену себе ищет, и взор его на тебя упал.
Чего угодно ожидал он от девицы, но не того, что та в рукав прыснет да звонким смехом зальется.
– Ты, парень, ври, да не завирайся, – смеялась Милава. – Совсем меня за глупую гусыню держишь?
Стрижак брови сдвинул.
– Что ж, разве похож я на враля беспутного? Я князю верой и правдой служу, нет в моих словах ни капли кривды.
Милава вздохнула, голову опустила.
– Не гневись. Непривычная я к таким разговорам. Что ж, если и так, то все равно без толку речи твои. Если даже люба я князю, да он-то мне не люб.
– Это еще почему?
– Да неужто можно человека полюбить, не ведая?
– Сама сказала, что князь заботу о людях имеет, значит, нет в тебе к нему мыслей плохих.
– Да разве этого хватит, чтоб сердце к другому потянулось? Не видя человека и словом не перемолвившись, как узнать, тот ли это, кого сердце ждет? Да и как его взор на меня упасть мог, если он и сам меня в глаза не видел?
– А он на тебя моими глазами смотрит, – Стрижак ближе подошел, за руку ее взял. – Мы с ним с детства вместе росли, и ликом похожи, то все говорят. Нам всегда одно и то же нравилось.
Милава улыбнулась, руку свою от парня отобрала.
– Жаль, что я твоими глазами на князя поглядеть не могу. Ликом схожи, то не главное; схожи ли думами и обхождением? Верю, что добрый человек наш князь, но будет ли он любить меня до конца дней своих?
– А ты не бойся и заранее не загадывай, я же просто спросил, пошла бы за князя, ежели сватов прислал?
– Ну тебя! – отмахнулась Милава. – Вот уж не верю, что вы с князем схожи, навряд ли он такой же болтун, как ты, и вряд ли за руки сразу хватать горазд.
Стрижак на шаг отступил, вроде как образумился, на сарафан указал.
– Вижу, рукодельница ты, сама ли красу такую вышила?
Милава ладонью по вышивке провела, грустно кивнула.
– Сама. Матушка выучила, еще жива была когда.
– Постой, так ты старостина дочка, выходит? На сестре твоей сегодня платок видел… Слушай меня, красавица, князь и правда жену подыскивает. Вот тебе перстенек от него, ждет он невест со всего Семидола у себя в стольном граде к концу следующей седмицы. Как придешь на княжий двор, перстенек покажешь, тебя пропустят.
Пока Милава соображала, что ей гридню ответить, он в ее ладонь перстень вложил и пальцы ее в кулачок сложил, сам же быстро так среди деревьев растворился, будто и не было. Хотела было за ним кинуться, вернуть ненужный подарок, но силы оставили, она на лавочку присела и задумалась. Странный сегодня день случился, не менее странные речи.