Хозяйка молодильных яблок

Глава 3. Во саду-садочке

Село Прибытково, княжество Семидольское

775 год от начала правления рода Доброславичей

Весна пришла в Семидольские земли. Зацвели первоцветы, затем и сады белым облаком покрылись. Самому распоследнему несчастному от такой красоты хотелось забыть о невзгодах и порадоваться жизни, хоть немножечко. Даже старая Чубарка, почти слепая уже, и то под весенним солнышком оживилась. Кобылка матушке принадлежала, в приданое ее входила, с которым красавица Умила в семью Будивоя пришла. По молодости чубарая лошадка та еще резвушка была, ныне же и волокушу с сеном тащить не могла. Милава все годы сама за ней ухаживала, гриву чесала, серую шкуру с яркими рыжими пятнами на крупе скребницей чистила. Со страхом ждала, вот-вот помрет Чубарка, совсем Милава одна останется. Отец не в счет, у него своих забот, да и не ладится меж ними последнее время.

Девушка перешла мосток через речушку Глинную. Поток воды по весне особо бурливый отделял село Прибытково от полей. Тут же по берегу сады стояли. Много их в Семидолье. Яблоки Прибытковские по всему княжеству славятся. Уж каких только в местных садах нет: красные, желтые, полосатенькие и наливные белые, каждые со своим вкусом и особенностями. А уж что с яблоками местные жители делают, и не обсказать словами, то видеть нужно и вкушать. От пирогов, вареньев и взваров до напитков всевозможных. Даже хмельное умудрялись в бочках настаивать. Кто пивал, тот весел был, но ума не терял. Одного яблоки не могли – здоровье вернуть да молодость. Так этого от них никто и не ждал. Милава чуть постояла на мостке, посмотрела в воду на свое отражение. Опять плохо утром косу заплела, вся выбилась, растрепалась. Да и ладно, она стянула ленту, распустила волосы. Кому до нее какое дело?

Сад встретил ее белым лепестковым дождем. Девушка подставила руки, набралась целая горсточка, словно снег зимой. Лицо уткнулось в мягкое, пахучее. Словно матушка обняла, к груди прижала.

Не обманула мать в тот памятный день, не завтра ее покинула, но через два года свела все ж таки хвороба ее в могилу.

Дочь все выполнила, и пепел, как обещала, под яблонькой закопала. Деревцу двенадцатый год шел, как и Милаве, оно уже и первые яблочки приносило, а потом чахнуть начало. Как девушка ни старалась, не хотела яблонька жить. Уж она и песни ей пела, и сказки сказывала, но не откликалось деревце. Отец все порывался его срубить, но Милава горой стояла. Матушкино оно, не тронь! Он и отступился. Да и некогда ему было про сухое дерево много думать.

Дел в хозяйстве у деревенского старосты всегда полно: сады, огород, скотина домашняя, птичник – все неустанной заботы требует. О жене Будивой печалился, конечно, но и понимал, что мала еще дочь, чтобы дом самой вести. Работниц в Будивоевской усадьбе хватало, еще и поденщиц нанимал, особенно когда урожай поспевал, но все равно без женской руки справному мужику не след долго оставаться. Не прошло и года, как появилась в доме Велезара и две ее малые дочки, Елеся и Беляна.

Ветер прошелестел по саду, взметнул с земли лепестковые вихри. Милава прошла к избушке, что стояла в углу сада. Здесь в пору сбора урожая яблоки хранили и всякое разное, что для работы в саду нужно. В углу печь стояла, рядом на стене висели на крючках большие противни – яблоки сушить.

За углом избушки послышалась возня и смех. Ясно, опять Елеся с кем-то из парней в саду милуется. Сестрица сводная хоть и младше Милавы на год, а на парней давно заглядывается, они ее тоже не пропускают. Как посиделки-повечерницы, так у нее отбоя от ухажеров нет. Велезара Елесю за то корила, порой и тряпкой могла съездить.

– Зачем тебе эти деревенские олухи? – сердилась она. – Тебе на других заглядываться нужно. Вон купцы мимо на ярмарку проезжали, чтоб им не поулыбаться? Глядишь, и приглянулась бы кому. Да что купец! С твоим приданым и к боярину не стыдно в дом войти.

– Нужны мы им, – отвечала обычно Елеся. – Что у них своих девок нет?

– Может, и есть, – встревала Беляна, – да мы чем хуже? Мы и получше будем.

Велезара Беляну за такие речи по голове гладила и к груди прижимала, а сама в это время на Милаву смотрела да таким взглядом, что ложись да помирай прям сразу.

Девушка вздохнула – мысли о мачехе всегда ее или в гнев, или в тоску вводили – и нарочито громко хлопнула дверью избушки. Смешки стихли, послышался шепот и потом шаги. Когда Милава уже надела передник поверх платья и волосы подвязала лентой, чтоб не мешались, в дверь тихонько заглянула Елеся.

– Ты рано сегодня, – с легким неудовольствием в голосе заметила она. – А вроде же на кухне помогать должна.

– Помогла уже, – Милава взяла садовый нож и корзину. – Куриц всех ощипала, тесто замесила, печи растопила. Потом Велезара меня прочь погнала.

Елеся фыркнула. Она не была особо вредной, сестрица сводная, но на язык бойкая, и шутки порой злые творила. Даже не столь злые, сколь обидные.

– Вот недаром матушка на тебя серчает. Чтоб тебе матушкой ее не звать? Или хотя бы просто матерью? Соседи, видя такое, уж сплетни разносят, что не любят тебя и обижают всячески. Скажи, обижают тебя в доме?

Милава давно научилась не поддаваться на такие каверзы. Чтобы она не сказала, Елеся все по-своему вывернет. Вывернет и Велезаре доложит.

– Подумаешь, сплетни! – фыркнула вместо ответа. – Тебя же сплетни не пугают? Почему других должны?

– Меня? – Елеся осеклась, потом залилась красным по самые уши. – Ты о чем?

– Да так, ни о чем. – Милава не стала говорить, что застала Елесю с парнем в саду. – Лучше скажи, что там за переполох, правда, что ли, князь приезжает?

Сестрица усмехнулась.

– А тебе зачем? Думаешь, он на тебя глянет и влюбится? Посмотри на себя, опять распустехой ходишь. Вот матушка-то заругается.

– Как домой пойду, приберусь, – буркнула Милава и подвинула Елесю плечом, чтоб наружу выйти. – И ты иди, готовься князя принимать. Он же к нам гостевать придет?

– Да не, – отмахнулась Елеся, – если бы князь, матушка совсем бы с ума сошла. Пока только боярин едет, говорит, с поручением от самого князя. И да, у нас остановится. У кого еще, как не у старосты? Дом наш самый лучший и просторный, и боярина примем, и дружину его разместим.

– Вот и иди тогда, – Милава остановилась возле кустарника, что густой полосой огораживал весь сад. Достала садовые ножницы и принялась ровнять ветки, придавая живой изгороди опрятный вид.

До боярина ей не было никакого дела: хорош ли он, как Ярило молодой, или страшен, как медведь по весне, мало ее заботило. Главное, пока гости в доме, Велезара придираться к ней не станет. На людях она всегда себя добренькой и ласковой показывала. Так что неведомому боярину можно и спасибо сказать. Интересно, что если прямо перед боярином укорить мачеху, что сундук с ее приданым та себе забрала, мол, для сохранности пущей, а на самом деле из жадности и зависти. Не посмеет же мачеха перед важным гостем ругаться, да отказываться или посмеет? Девушка вскрикнула, острым шипом палец уколов. Вот и ответ: сиди не высовывайся. Гость-то уедет, а ей тут жить.