Хозяйка молодильных яблок

Глава 8. Весело веселье

Ожидание затягивалось, девки уж все песни спели, по второму кругу пошли, а знака за столы садиться все не было. К Туриле подбежал один из гридней, зашептал на ухо; боярин усмехнулся и весело крикнул:

– А и что ж мы все стоим? Медовуха сама в рот не прыгнет!

Долго просить никого не пришлось. Турилу усадили в главе одного стола покороче, поставленного поперек двух других, подлиннее. Он поманил к себе старосту.

– Садись ко мне поближе, мил человек, разговорами меня порадуй: чем живете, чему радуетесь, чему огорчаетесь. Князь наш все знать хочет.

Будивой уселся с неторопливым почтением: высокую ему честь боярин оказал, но у него и свое достоинство имеется.

– Так живем хорошо, слава богам и роду Доброславичей, что ворогов на земли наши не пускает. Урожай в этом году должен хороший быть. Вон сады как цветут; если Макошь и Сварог милостивы будут, то и репа с горохом уродится, на овсы и рожь тоже надеемся.

Боярин слушал и даже вроде внимательно, а сам на девок поглядывал, что за столами сидели и немного смущались, непривычные к общим застольям с незнакомцами.

– А вот скажи мне, кто у вас на селе из девок самая завидная невеста? Смотрю, понять не могу – все хороши, все пригожи, а как у них с умениями?

– Наши девки на все княжество славятся вышивками да кружевным плетением, – похвастался Будивой, уже слегка захмелевший.

– А есть ли среди них с умениями хвори лечить или, может, воду под землей искать?

– Да куда им! – Будивой махнул рукой. – У них одни парни на уме, какая им там вода… Да и если у девки способности есть, так это сразу видно, с малолетства. Их или в святилище Макоши увозят учить, или ведунья к себе в преемницы берет.

– И что, есть такая?

– Да была лет пятнадцать назад Даниша, живет сейчас в лесной избе, хвори лечит, чуров блюдет, беду от села отводит.

– Да… – Турила задумался, лоб почесал. Увидел, что к месту гуляния и столам идет Стрижак – без шапки, свита нараспашку, на лице довольство. Головой покачал: негоже таким распустехом перед людьми казаться, но смолчал.

Стрижак, видно, в его лице углядел неодобрение, подобрался, застегнулся и к столу присел.

– Нагулялся? – тихонько спросил Турила. – Лицо дюже довольное.

– Нагулялся, искупался, – со смешком ответил Стрижак. – Потом расскажу. Что тут у нас интересного?

– Пока ничего. Честно говоря, такую загадку князь загадал, что не знаю, как выполнить. Может, подскажешь чего?

– Подскажу. Спроси-ка у старосты, чего без музыки сидим? Что в селе дудочников нет?

Будивой выслушал пожелание боярина и заторопился выполнять. Вскоре на поляне вышли трое мужиков с дудками и трещотками. Заиграли плясовую. Девки сидели, глаза в тарелки опустив, но искоса на гридней поглядывали.

– Эх! – воскликнул Стрижак и поднялся. – Ну-ка, вжарьте!

Музыканты заиграли громче и веселее. Стрижак вышел на середину места между столами, топнул ногой, топнул другой и пошел отплясывать – любо-дорого глядеть.

Велезара наклонилась к Беляне, шепнула:

– Выходи.

– Ой, робею, – пробовала отказаться та, но мать больно стиснула ее руку под столом.

– Иди, говорю. Давай, как ты умеешь, павой да лебедушкой. Вот держи, – Велезара накинула на плечи дочери платок с Жар-птицей. – Покажи себя, не осрами.

Стрижак увидел, как к нему, плавно скользя по земле, движется девица, руки раскинуты, голова поднята, так и кажется – сейчас взлетит. Подался навстречу, кругом нее пошел; народ за столами загудел одобрительно. Хороший танец выходил, со смыслом. Вот лебедушка по воде плывет, а дружок ее за ней следует, да каждое движение повторяет; потом в обратную сторону – теперь уж она за ним, как ниточка за иголочкой. Вот руками сцепились, закружились, только коса за спиной у девицы летит, да платок цветными шелками сияет. Эх, хороша парочка!

Кончился танец, Стрижак девицу к груди на мгновеньице прижал, на ухо ласковое слово шепнул и отпустил к столу, к родичам.

Беляна, рдея щеками, села подле матери. Та похлопала по коленке – молодец.

Стрижак вернулся за стол, Турила же в ладоши хлопнул.

– Ну чего сидите, люди добрые? Музыканты скучают, а ну-ка повеселите их добрым танцем!

Гридни уже и сами из-за столов выбирались. Когда еще доведется с красавицами вволю поплясать?

– Что скажешь? – спросил Турила окольничего. – Хороша девка?

– Хороша, а платок еще лучше. Видел?

– Да как не увидать, когда огнем горит, аж глазам больно.

Селяне, от еды и питья разомлевшие, стеснение отбросили и плясать ринулись. Кто во что горазд. Староста жену за бочок прихватил и давай ее по кругу водить, а Велезара и не против, но сама все на боярина поглядывала, о чем он там с окольничим-то говорит, интересно же. Жаль, не слышно ничего. Но тут Турила сам старосту к себе поманил; он и пошел, жену из объятий не выпустил.

– А скажи-ка мне, Будивой, что за платок у твоей дочери на плечах? Это она у тебя вышивать такая умелица?

Велезара рот открыла, чтобы подтвердить, но муж опередил.

– То моей жены покойной платочек, – в голосе его прорезалась слеза. – Первая моя, Умилочка-то, от хворобы померла уж семь лет как, – он хмельно шмыгнул носом. – Только платочек от нее и остался, да доченька…

Велезара дернула его за руку, замолчать заставила.

– Ох, прости, боярин, – склонилась она в поклоне, – муженек мой с хмельным перебрал. Непривычный он, прости уж.

Турила улыбнулся с видом «чего уж там», и Велезара мужа подальше от стола утащила.

– Неужто ложный-то знак? – Стрижак нахмурился, отчего между бровями складка легла. – Ладно, что-то утробу я сильно обременил, пройтись надо.

Он быстро выскочил из-за стола и вскоре скрылся из вида. Турила вздохнул, ему тут до вечерней зари сидеть. Встань он – веселью конец, а люди только во вкус вошли. Пусть же запомнят этот день. Прибытковские селяне завсегда за княжью семью горой стояли, а в нынешние времена верные люди, что жила золотая – цены немалой.