Суп-пюре из ершей
На 6 персон: 20 ершей, 12 стаканов воды, порей, сельдерей и петрушка, 3 луковицы, 5 шариков перца черного, 5 лавровых листьев, 3 головки гвоздики, соль по вкусу
Ершей вычистить, вымыть и положить в кастрюлю с одной репчатой луковицей, вычищенными и нарезанными кореньями, перцем, лавровым листом и гвоздикой; залить водою столько, чтобы равнялось 12 стаканам и поставить варить на легкий огонь на один час. Потом, хорошенько промяв в кастрюле всю рыбу и коренья, снять с плиты и дать отстояться 5 минут. Тогда процедить бульон и рыбу с кореньями, протереть сквозь сито в тот же слитый бульон, поставить на плиту и дать прокипеть раза два; затем изрубить помельче две луковицы, обжарить их в одной ложке подсолнечного или другого масла, посыпав немного пшеничной мукой, и когда лук с мукой хорошо обжарятся и зарумянятся, то развести его немного рыбным бульоном. Вылить в кипящий процеженный бульон, дать прокипеть и тогда уже снова окончательно процедить сквозь салфетку для того, чтобы протертые сквозь сито мелкие косточки от ершей и жареный лук не попадались во время употребления. Подавая к столу, нарезать кружками лимон и опустить в миску. (Н. А. Коломийцова. Большая рецептурная книга. «Необходимая настольная книга для молодых хозяек. Общедоступный, дешевый и вкусный стол» СПб. Изд-е Ф.Н.Плотникова и В.В.Лепехина. 1884 г.)
Поутру господина Пархомова за завтраком не было.
Подавал недовольный сменой должности Вася Куконин, а единственный оставшийся стюард, по всей вероятности, трудился на кухне. Алекс пожал плечами и принялся за омлет. Мрачный Сошников сел рядом, залпом выпил сок и скривился:
– Кислый какой…
– Пей сладкий кофе. Где твой босс?
– А что?
– Хотел отчёт передать, дело закончено.
– Да? И кто убийца?
– Прости, Володь, но я должен в первую очередь отчитаться перед клиентом. Не сомневаюсь, что он тебе всё расскажет. Так где Пархомов?
– В себя приходит, похмелье у него. Вчера малость того… злоупотребил.
– С радости или с горя? Только не говори, что он так затосковал по ушедшему стюарду!
– Сделка с винзаводом сорвалась. Лариска, похоже, наши виноградники и винодельни охаяла по полной. Сстерва!
– Понятно.
Алекс не стал расспрашивать, выяснять подробности и прочее. Зачем? Сорвалась сделка, и ладно, не первая, не последняя в жизни Пархомова. В монастырь он не уйдёт, продолжит свой более или менее честный и относительно прибыльный бизнес. Ему, частному детективу Верещагину, всё это совершенно фиолетово.
– Так что мне делать? – спросил он, допивая кофе. – Отчёт под дверь каюты ему подсунуть, или передашь? Или попозже?
– А куда ты торопишься? Ну, отдашь завтра. Кстати, не забудь прийти сегодня на финал конкурса, должно быть интересно. В одиннадцать начало. И вообще, почему бы тебе не дойти с нами до Москвы, спокойно, на яхте, никуда не спеша?
– Нет, спасибо. Устал я отдыхать, хочу домой.
– Тогда давай твой отчёт, – Сошников протянул руку. – Счёт за услуги вложил? Не забыл, что босс твой обычный гонорара удвоил?
– Разумеется. Всё учтено и просуммировано.
Отдав ему конверт, Верещагин вышел из ресторана, бодрым шагом сбежал по трапу и направился в сторону центра города самой энергичной походкой, на какую был способен. Впрочем, через пару сотен метров шаги его замедлились, потому что спешить было решительно некуда. Из всех дел в этом городе у него осталось только одно: в двенадцать дня появиться в кабинете лейтенанта Ковригина и принять участие в допросе Ивана Петелина, студента, талантливого математика и убийцы. Он посмотрел на часы и застонал: было самое начало десятого…
Неторопливой походкой Алекс прогулялся по главной улице городского центра до белёных стен Ильинского храма, оглянулся вокруг и увидел табличку: «Библиотека».
– Здравствуйте! Скажите, а подшивки прессы вы за сколько лет храните?
Библиотекарша, модно одетая дама средних лет подняла брови:
– Вас интересует конкретное издание или какая-то тема?
– Пожалуй, скорее тема… История одного московского ресторана, закрывшегося семь или восемь лет назад.
– Неожиданно… А название-то ресторана вы знаете?
– Знаю. «Арбузная корка», был он в Москве, на Неглинной.
Дама похмыкала, понажимала кнопки в компьютере и снова подняла брови.
«Этак у неё морщины на лбу появятся раньше времени…», – подумал Алекс меланхолически.
– Это был 2178 год, – сообщила библиотекарша. – Для меня это удивительно, такая популярность, но об этом ресторане не писал только уж совсем ленивый. Архив выдаёт его упоминание в ста пяти заметках, вы все хотите просмотреть?
– Все, – твёрдо ответил Верещагин.
В половине двенадцатого он устало потёр глаза, дезактивировал экран просмотра и снова подошёл к стойке.
– Возвращаю вам кристалл, спасибо большое. Можете мне распечатать вот эти четыре статьи?
– Десять золотых за каждую распечатку, только наличные, – равнодушно сообщила дама, нажимая на кнопку.
Алекс порылся по карманам, нашёл и положил на полированное дерево замшевый мешочек.
– Прошу вас, двадцать двойных дукатов.
Печатающее устройство с шорохом выдало листы, он аккуратно сложил их вчетверо и убрал в карман.
Дорога в здание городской стражи лежала мимо городского парка, откуда доносился шум… пожалуй, несколько чрезмерный для места и события. Такое вот скандирование неразборчивых лозунгов подошло бы футбольному матчу, но никак не кулинарному конкурсу. Алекс подумал, посмотрел на часы и решительно свернул налево, к источнику звука.
Пятеро конкурсантов стояли на сцене и слушали, что говорит Пархомов.
– Итак, вот на этом столе, – Эдуард широким жестом обвёл стол, сидящую за ним судейскую коллегию и видимый кусок реки. – На этом столе вы видите пять одинаковых коробок. Каждый может выбрать любую, внутри вы найдёте ваше задание. Ну что, дамы вперёд?
Маша Шехонская решительно подошла к столу и ткнула в среднюю коробку, потом потянулась открыть крышку, но Пархомов удержал её.
– Э-э, нет, погодите, пока все определятся. А чтобы не перепутать, ставим номер один! – и он жирным маркером нарисовал единицу.
Когда все номера заняли своё место, конкурсанты переглянулись и подняли крышки. Раздался слаженный стон.
– Вы издеваетесь, да? – спросила Шехонская. – Бекон, сахар и кофе? Что я с этим могу сделать?
– Ну, вы же сами настояли на рискованном втором варианте, – Эдуард ухмыльнулся довольно пакостно.
Мария зашипела сквозь зубы и отошла в сторону. Другие участники выразить возмущение не решились, но по взглядам, которые они кидали на судей, было понятно: недовольны все. А, нет! Алекс заметил, как вторая девушка, шеф-повар из кафе молекулярной кухни, наклонилась к Машиному уху и что-то зашептала. Шехонская послушала и заулыбалась.
За судейским столом встал Мушинский.
– Итак, кухни вас ждут, у вас три часа на приготовление вашего шедевра. Всё в ваших руках: вы можете взять одного помощника из зала, – он обвёл рукой толпу зрителей, – можете объединиться и готовить все вместе… Главное – чтобы результат был одобрен судьями и пятью зрителями, которых мы выберем путём жеребьёвки. В пятнадцать часов и… – он посмотрел на часы. – И десять минут работа прекращается, ваше блюдо должно быть подано на суд.
Тут Алекс тоже посмотрел на циферблат, ужаснулся и стал пробираться сквозь толпу к выходу. До здания городской стражи он почти бежал, уже возле дверей остановился, чтобы отдышаться и не пыхтеть, словно паровоз. Вошёл, кивнул дежурному и степенно поднялся на третий этаж. Остановился возле двери кабинета, вытянул из кармана коммуникатор и набрал номер лейтенанта Ковригина.
– Ты где? – зашипел тот.
– Стою за дверью.
– Давай быстро сюда! – он втянул Алекса в комнату и сказал. – Значит, так к половине первого его приведут в допросную номер два. Ты сидишь тихо под амулетом незаметности, подключаешься, когда я скажу…
– Погоди. Я тут нашёл кое-что, – перебил его Верещагин. – Вот, смотри, две статьи Красовской о ресторане «Арбузная корка», как там все плохо и недостойно. «Уровень станционного буфета», это её любимое определение.
– «Арбузная корка» – это тот, который Жаркову принадлежал?
– Ну да. И вот две статьи от других ресторанных критиков, с прямо противоположным мнением, вот эта – с цитированием серьёзных рестораторов, уровня трёх звёзд Мишлен. Так что роль Марины в крахе этого бизнеса несколько преувеличена, знаете ли.
– Интересно… – Ковригин быстро просмотрел копии заметок и аккуратно вложил их в папку. – Получается, у нас четыре козыря: подтверждение тождественности следов ауры, тетрадь с дневником, статьи, и, в качестве вишенки на торте – информация о нынешнем месте жительства господина Жаркова. Значит, что?
– Что?
– Идём работать.
Как и в прошлый раз, Петелин молчал, не отвечая ни на один вопрос, даже о собственных паспортных данных. Наконец, лейтенант отодвинул протокол, вздохнул и пожаловался куда-то в пространство:
– Тяжело с тобой, Ваня. Иван Сергеевич. Ты же понимаешь, я человек подневольный, с меня спрашивают подписанный протокол, приходится стараться. А ты не помогаешь.
Петелин криво улыбнулся, но опять промолчал.
– Ладно, тогда смотри сюда. Вот это – отчёт лаборатории по исследованию следов ауры на теле Бобровских. Ты в курсе, что аурные следы остаются до двух суток?
– Разрозненные, сказано тут, – разжал губы Иван. – Недоказуемо. И к тому же, странно было бы, если бы на вещах этой дамы не было моих следов, я ж в её каюте убирался несколько дней. Утром и вечером.
– Убирался, – не стал спорить лейтенант. – Только как раз двадцать четвёртого и двадцать пятого в тех каютах работал твой напарник, Грабовой.
Пожав плечами, Петелин спросил равнодушно:
– Вы меня тут долго держать будете? А то обед пропущу… А у меня организм такой, если не поем вовремя, начинаю в обмороки падать.
– Иди пообедай, – кивнул Ковригин. – Я ж не зверь какой. Нам с тобой тут сегодня долго сидеть…
Когда задержанного увели, Алекс дезактивировал незаметность.
– При таких слабых уликах мы его не разговорим, – сказал он. – Рано задержали.
– Дневник, – напомнил лейтенант. – Принадлежность установлена магически, следы ауры владельца чёткие. И показания девушки, которая подарила тетрадку.
– Мы ж нашли это всё с нарушением правил!
Ковригин показательно обиделся.
– Ты меня уж совсем за щенка держишь! Всё записано на кристалл – и обнаружение пакета, и как мы его вскрыли, и что внутри было. Заснято, запротоколировано и подшито к делу, топором не вырубишь.
– Хорошо. Сам будешь дальше разговаривать, мне опять прятаться?
– Давай вдвоём.
Снова Петелин сидел на стуле напротив допрашивающего, смотрел в стол и молчал. Алекс поместился на подоконнике за спиной молодого человека и пока что в допрос не вмешивался. Хватило, того, что Иван покосился на него, войдя в комнату, и словно со всех сторон щитами закрылся.
Проговорив все положенные формулы, Ковригин спросил:
– Ну что, снова собираешься молчать?
– Вот что, Иван Сергеевич, а давай я тебе расскажу сказку, – произнёс Верещагин, обошёл стол и сел. – Ты здесь находиться вынужден, так что слушать всяко будешь. Я сказитель неопытный, могу и ошибиться, а ты меня поправишь. Итак, жила-была семья: мать, школьная учительница Наталья Михайловна, и её дети, сын Дмитрий и дочь Александра. Дочь замуж вышла, внука Наталье Михайловне подарила, а когда мальчику исполнилось шесть лет, родители его погибли. Случайно. Случайно, Иван? Или чего-то мы не знаем?
– Случайно, – выдавил сквозь зубы Петелин.
– Вот то-то и оно… И переехал мальчик Ваня из Москвы в деревню… ну, скажем, Большие Овраги. Жил с бабушкой, не тужил, учился хорошо, а роль мужчины в доме исполнял его дядюшка, Дмитрий Геннадьевич. Не слишком активно, конечно, поскольку жил он в Москве и был владельцем популярного ресторана, а значит, было ему некогда. Что не мешало мальчику Ване дядю любить и почитать. Ну как, пока всё правильно рассказываю?
– Не знаю, – бледно улыбнулся Петелин. – Ваша сказка, вам и решать, что правильно, а что нет.
– Это точно… – Алекс вздохнул. – Что же, буду врать дальше. Время шло, Дмитрий Геннадьевич ресторана своего лишился и уехал в Астрахань. Из нашей сказки он временно выпадет, но о его существовании мы не забудем…
– Существовании, ага… – в голосе Ивана прозвучала прямо полынная горечь.
У Алекса сердце упало: он собирался вывернуть мальчишку наизнанку и оставить жить дальше с кровоточащей душой. Только и не делать этого было нельзя, и он продолжил тем же ровным голосом:
– Стал мальчик Ваня юношей Иваном и поступил на обучение не куда-нибудь, а в университет. Собирался выучиться на мага-математика и рассчитывать новые амулеты. А Наталья Михайловна тем временем старела, и случилась с нею неприятность из числа тех, от каких никто не застрахован: старческая деменция, сиречь слабоумие. И уверилась Наталья Михайловна, что сына её Дмитрия погубила женщина: сперва бросила, затем разорила, а потом ещё и опозорила. И, конечно, всё это она рассказывала Ивану, каждый раз, как он приезжал к бабушке. А приезжал он часто, он же бабушку любил?
– Любил… – эхом отозвался Петелин.
– А уж перед смертью ни о чём другом и не говорила женщина, только о сыне, его горькой судьбе и о том, как умер Дима в чужом городе. Очень Ивана эти бабушкины слова ударили. Вернулся он в Москву, но с друзьями разошёлся и даже с любимой девушкой расстался. А девушка хорошая, милая, тетрадку ему подарила. С зайцем на обложке…
От каждого слова молодой человек вздрагивал и словно сжимался, склоняясь к столу, пока не упёрся в его поверхность лбом. Алекс вытащил из папки дневник:
– Посмотри, Иван Сергеевич, эта тетрадь?
Петелин понял голову, посмотрел, зажмурился… Потом потряс головой и спросил:
– Как вы это нашли?
– Высчитали, можно сказать. Тебе, математику, это должно быть понятно. Нашли и прочитали. И не только твои записи, ещё кое-что, но и записей достаточно для передачи дела в суд.
– Ну и ладно! – Парень выпрямился и развернул плечи. – Я был вправе мстить, и я отомстил.
– А Ольгу Бобровских ты зачем убил? Тоже мстил? – включился Ковригин.
– Она… случайно появилась в коридоре, когда я шёл с графином. Или не случайно, потому что вышла-то Ольга из чужой каюты. Так чего она там шарилась? Воровала? Подглядывала?
– Понятно. И тебе её не жаль?
– Ни капли, – ответил Петелин хмуро.
– Ольга увидела тебя с графином, и что, сразу догадалась, что это такое?
– Нет, конечно… Никто бы не догадался, – с плохо скрытым самодовольством сказал Иван. – Но она стала расспрашивать, напомнила, что этой гадине запретили давать спиртное. А у меня с собой был амулет для усыпления, просто на всякий случай, мало ли кто встретится? Ну, я и усыпил. А потом подумал – она ж не забудет ничего, расскажет капитану. Ну и… усадил в шезлонг на палубе, сходил за генератором льда, сформировал иглу и ударил. И всё.
– Хорошо, тогда вернёмся к другой жертве, – Алекс выложил перед ним копии четырёх статей. – Вот это, – он ткнул пальцем в два листа слева, – статьи критика Марины Красовской о том, какой плохой ресторан «Арбузная корка», как там скверно кормят и ничего не умеют. Обидные, не спорю, но, в общем… то, что называется, заметки для узкого круга. Широкая публика и изданий этих не читает, и вообще не особо интересуется ресторанной критикой, больше доверяет собственному желудку. А вот это, – и к Ивану придвинули другие две страницы, – это статьи других обозревателей, опубликованные в центральной прессе. В «Коммерсанте», например, или в «Огоньке». И они «Арбузную корку» и её шефа хвалят, в подтверждение чему приводят слова именитых шеф-поваров. Понимаешь, Иван? Никакого значения её статьи не имели!
– Всё равно она виновата, – буркнул Петелин, снова опуская голову. – Дядя Митя из-за неё умер.
– Ты был на похоронах? Видел тело? Или, может быть, свидетельство о смерти?
– Он… пропал. Перестал писать бабушке, и деньги ей не присылал больше. Я узнавал, мне ответили, что такой в Астрахани более не проживает.
– И вы с бабушкой поспешили сделать выводы, – кивнул лейтенант. – Понимаешь, Ваня, когда кто-то молодой, талантливый, красивый внезапно и несправедливо умирает, это, безусловно, очень плохо. Но когда те, кто выжил, всю свою оставшуюся жизнь строят вокруг умершего, получается еще хуже.
– Да? А что надо было делать? Просто не обращать внимания, когда она перед носом у меня – ходит по палубе, смеётся, жрёт, как… как свинья, – с отвращением выговорил Иван. – А дяди Мити нет…
Ковригин вздохнул и положил перед юношей последнюю приготовленную бумагу, сообщение из посёлка Саригерме о проживающем там в счастливом браке Дмитрии Жаркове, гражданине Анатолии. Прочитав документ, Иван поднял на лейтенанта потрясённый взгляд:
– Дядя Митя жив? Значит, это всё зря? Что же мне теперь делать?
Алекс протянул ему чистый носовой платок.
Пока подписывались бумаги, Верещагин тихо сидел и смотрел в потолок. Ему невыносимо хотелось уйти, уехать из Ярославля и никогда сюда не возвращаться. Забыть эту историю, словно кошмарный сон.
Кто бы ещё ему дал это сделать…
Наконец поникшего, сломленного Петелина увели, лейтенант аккуратно сложил бумаги в папку. И Алекс очнулся.
– Пойду я, Кирилл, – сказал он, старательно не попадая взглядом в глаза другу. – Мне надо отчитаться перед клиентом, да и сваливать домой, в Москву.
Ковригин усмехнулся.
– Жалко тебе мальчика?
– Жалко.
– А зря.
– Поясни?
– Ну, сейчас ему плохо, конечно, и в ближайшие пару недель, до суда, хорошо не станет. Он будет себя терзать, вспоминать плохими словами покойную бабку, которая его настропалила, а равно и «дядю Митю», ну, и нас с тобой заодно. Потом дело рассмотрят в суде, назначат ему, скорее всего лет десять…
– Ты охренел, что ли? – вскинулся Алекс. – Какие десять лет?
– Отработки на благо государства. Причём с отсрочкой до защиты диплома. И отрабатывать он будет в каком-нибудь закрытом институте, в отделе расчёта особо секретных магических приборов. А ты думал, в рудниках? Кто ж станет разбазаривать ценные кадры? Дадут ему ведомственную квартиру, женится, детей заведёт, и забудет как страшный сон и деревню Большие Овраги, и круиз по Волге, и Марину Красовскую, и даже новоиспечённого гражданина Анатолийского султаната господина Жаркова.
– Такое наказание не уравновешивает совершённые им убийства.
– Никакое правосудие не устанавливает равновесия, но ничего другого у нас нет.
– Мы-то с тобой не забудем?
– Мы не забудем, – повторил лейтенант. – Но кого интересует наше мнение? Бывай, Алексей, удачи тебе!
– И тебе. Будешь в Москве…
– Непременно.
Выйдя из здания городской стражи, Алекс всей грудью вдохнул волжский воздух, потянулся и повернул к городскому парку. Должен же его клиент присутствовать на финале конкурса, который сам и организовал? Значит, надо его там поймать и вытрясти оплату. Найти Лизу и спросить о её планах. Потом вернуться на яхту, собрать вещи и отправиться порталом в Москву. Через неделю сыновья вернутся из школьного лагеря, нужно подготовиться к их приезду. На письменном столе и в электронной почте наверняка обнаружится пять-шесть писем с предложениями новой работы, а частного сыщика, как волка, кормят ноги. Значит, будем выбирать.
Это ведь хорошо, когда есть возможность выбирать, правда?
Да, на конкурс он подоспел вовремя, как раз к оглашению результатов. И нужный ему господин Пархомов стоял на сцене с листком бумаги в руке. Впрочем, в листок этот он не заглядывал, а говорил просто так, от себя, и вся толпа – а собралось человек семьсот, а то и больше – его внимательно слушала.
– Должен признаться, перед жюри встала сложная задача. Некоторые сочли её даже и невыполнимой, – тут Эдуард покосился в сторону стола, за которым сидели судьи. – Но нет таких преград, которые бы остановили голодного человека! И решение было принято. В этом, финальном этапе конкурса, победила… дружба!
Зрители разочарованно загудели.
Не выдержав, Алекс нашёл взглядом Володю Сошникова, протолкался к нему и спросил:
– Что произошло?
– Они сговорились, представляешь, – со смехом поведал тот.
– Кто и о чём сговорился?
– Да финалисты, все пятеро! Они сложились и готовили вместе. Должны были представить пять блюд – ну, и представили. Приготовленные из выданных продуктов. А поскольку руководила всем та девчонка из «Любви к трём апельсинам», ну, которая молекулярной кухней занимается, они такое и приготовили. Джем из бекона, свекольный рулет с козьим сыром и прочее.
Верещагин покрутил головой, представляя себе, что могли натворить молодые энтузиасты, и честно сказал:
– Молодцы!
– Вот и я так думаю. Шеф тебе всё оплатил, просил передать благодарность и в виде премии – вот.
Сошников протянул Алексу запечатанный конверт из шикарной тисненой бумаги.
– Спасибо, – он попытался прощупать, что внутри, но не понял.
Попрощался с Владимиром, выбрался из толпы и быстрой походкой пошёл к яхте.
Конверт Алекс вскрыл уже дома.
В нём лежала квитанция годовой подписки на журнал «Жизнь гастронома»…