Холодное блюдо

Глава 11, Ярославль

Любительский московский раковый суп

10 раков

• 800 г белуги

• 400 г головных хрящей

• 2 яйца

• 1 стакан сливок

• Морковь Лук

• Петрушка

• Сливочное масло

• Лавровый лист

• Перец горошком

• Перец молотый

• Соль

• Зелень

Взять петрушки, моркови, лука, все это нарезать резным ножом, положить на горячее сливочное масло и дать всему этому прокипеть хорошо. Положить перца горошком, лаврового листа.

Очистить и сварить шейки и клешни раков. Спинки хорошенько промыть и нафаршировать их рыбной рубленой мякотью с перцем, солью и зеленью.

Затем сварить до готовности белугу и головные хрящи. Рыбу выбрать, а бульон процедить и залить коренья, которые предварительно слегка поджарены на масле, дать всему этому вскипеть и опустить нарезанную кусками рыбу, хрящи, фаршированные спинки раков и клешни с шейками. Бульон вскипятить, отставить на стол.

Потом отобрать от двух яиц желтки, вскипятить стакан сливок с 50 граммами сливочного масла, положить с размешанными желтками в горячие сливки, все размешать и влить это в суп перед отпуском на стол и подавать.

«Поварская книга известнаго кулинара Д.И.Бобринскаго, Харьков, тип. «Просвещение», 1913 г.

В кабинет Ковригина Алекс вошёл рано, не было и девяти. Он не стал завтракать на яхте, решив, что уж чашку кофе ему дадут, а каких-нибудь пирожков он прихватит по дороге; вчера ещё приметил почти напротив здания городской стражи небольшую пекарню, откуда пахло очень убедительно. И купил, конечно – с зелёным луком, с капустой и с грибами. Лейтенант поднял на него взгляд и несколько секунд смотрел, не узнавая. Потом вяло кивнул:

– А, это ты… Проходи, садись.

– Ты что, всю ночь работал?

– Почти, – Кирилл потянулся с хрустом. – Часам к двум уже собрался уходить, но тут стали приходить ответы на запросы. Так что я сколько-то поспал на диванчике в дежурке, а потом снова сел читать.

– И как, есть что-то полезное?

– До хрена. Спасибо госпоже Казаковой, что она вчера замуж выходила, и можно хотя бы её передвижения не отслеживать. Ну что я тебя буду баснями кормить, на вот, сам смотри, – он протянул Алексу пухлую пачку бумаг. – Начни с Петелина, очень интересно. Впрочем, и остальные как на подбор. Успешные бизнесмены, повара-профессионалы… – тут он выругался. – Такую кашу заварили! Читай, а я пойду ещё кофе сделаю, хотя он у меня уже из ушей выплёскивается.

Верещагин проглядывал присланные сведения на участников круиза и членов экипажа, отодвинул в сторону наименее интересные и принялся перечитывать главное.

Петелин.

Борисов.

Ольга Бобровских.

Марина Красовская.

Дмитрий Жарков.

Эдуард Пархомов.

Капитан Новицкий.

Бармен Куки.

Джакомо и Мария Спелетти…

Не глядя, он взял кружку, подставленную ему коллегой, глотнул и чуть не выплюнул.

– Это что, сироп? – спросил он.

– Почему? Три ложки сахара, как себе сделал, – пожал плечами Ковригин, догрызая пирог.

– Ложки были, видать, столовые, – пробурчал Алекс, снова погружаясь в чтение.

Наконец он отложил последнюю страницу и уставился на лейтенанта.

– Твоё мнение?

– Давай обсудим? Итак… – дотянувшись до стопки бумаг, Ковригин вытянул первую попавшуюся. – Ну, например, Валерий Николаевич Новицкий, ходивший помощником капитана ни много ни мало на океанском лайнере, и списанный на берег при сомнительных обстоятельствах.

– Чего ж тут сомнительного? – не выдержал Верещагин. – Подозрения в контрабанде!

– Не доказанные. За руку не поймали, предметов не нашли, но придрались при первом промахе и отправили в отставку. Да и было это пятнадцать лет назад… Дальше досье чисто, как пятки младенца.

– Вот же… А выглядит, как бритвальдский лорд! Впрочем, магии у него нет, а в ауре следов использования амулетов не обнаружили. Поехали дальше?

– Дальше… Твой клиент, устроитель фестиваля, владелец заводов, журнала и яхты, господин Пархомов…

– Да тут ясно всё. Большие деньги бывают чистыми крайне редко. – Алекс махнул рукой. – Но он не убийца, как и Новицкий.

– Ладно. Тогда… Убитая. Ольга Бобровских. Судя по этому, – Кирилл похлопал по пачке бумаг, – кормилась из многих кормушек. Вместе с Борисовым работала на мишленовских инспекторов, это ладно. А вот что и для кого она стащила из каюты Пархомова, мы не знаем.

– Пока не знаем. У Ольги уже не спросишь, значит, придётся задавать вопросы моему нанимателю. Кстати, это мог быть и Борисов…

– Не мог, – Ковригин мотнул головой. – Ты же сам слышал их разговор, она звонила кому-то по коммуникатору и отчитывалась в тот момент, когда судьи совещались по итогам калязинского конкурса. Борисов был на глазах у коллег и у журналистов. А записи в её тетрадочке – это вообще что-то третье, на мой взгляд.

– Сведения для грядущего шантажа? Слушай, у меня такое впечатление, что я был знаком когда-то совсем с другой девушкой! Даже жениться собирался…

– Ты всё равно не можешь изменить прошлое, поэтому приходится принимать настоящее.

Алекс поморщился.

– Давай займёмся главным подозреваемым, благо он у нас нарисовался в полный рост.

– Давай. Итак, Иван Петелин. Родители – Сергей и Александра, в девичестве Жаркова, увлекались альпинизмом и погибли при восхождении, когда ребёнку было пять. Воспитывала его бабушка…

– В деревне Большие Овраги Калужской области, – нетерпеливо перебил Верещагин. – Ты считаешь, что Александра Петелина была сестрой Дмитрия Жаркова?

– Я не считаю, а уверен. Ты что, не посмотрел аурограммы? Они не просто родственники, у них совпадение более семидесяти пяти процентов! И таким образом, у нас вырисовывается железная линия: племянник, который мстит за любимого дядюшку.

– Но дядюшка-то жив.

– А Ивану Петелину об этом известно? – парировал Ковригин.

– Тьма его знает…

– То-то и оно. Теперь осталось добыть доказательства. С чего-то же ему пришла в голову идея о мести? Бабка умерла три года назад, парень уже учился, значит, с кем-то да поделился.

– Мог поделиться, – педантично уточнил Верещагин.

– Плохо, что сейчас в университете никого из студентов не найдёшь. Июль, все на каникулах.

– Зато есть преподаватели, у них в разгаре приём вступительных экзаменов. И я, пожалуй что, этим и займусь. Прямо сейчас, – Алекс взял листы со сведениями о Петелине, аккуратно выровнял стопку и вопросительно глянул на лейтенанта. – Могу скопировать?

– Да.

Положив рядом с досье стопку чистой бумаги, Верещагин достал из сумки амулет копирования и запустил процесс. В этот момент в дверь вошёл незнакомый Алексу молодой человек и молча положил на стол перед лейтенантом несколько листков бумаги. Тот прочёл, поднял брови и так же молча кивнул. Визитёр вышел, а Ковригин протянул документ Алексу.

– Читай!

Это был протокол повторного обыска на яхте «Люсьен Оливье». Найдя абзац, посвящённый каюте, где размещались стюарды, Верещагин прочёл: «в тумбочке обнаружена коробка, содержащая два разряженных амулета: дерево (предположительно карельская береза), прозрачный минерал светло-зелёного цвета, полупрозрачное образование жёлтого цвета, белый металл (предположительно платина). Передано для экспертизы на кафедру артефакторики университета».

– Дерево, хризолит или что-то подобное, янтарь, платина… – проговорил Алекс задумчиво. – Никогда не встречал такое сочетание. Ты думаешь, это может быть тот самый амулет для создания ледяной иглы?

– Узнаем, – пожал плечами лейтенант. – В нашем универе артефакторы очень сильные, лучших отправляют стажироваться не куда-нибудь, а в Гильдию Нордхольма!

– Долго они будут возиться? Прости, глупость сморозил. Очень уж время поджимает… ладно, скажи мне, что-то ещё в Москве надо узнать?

– Всё, до чего сможешь дотянуться. Иван жил в общежитии, значит, должны быть соседи. Учился четыре года, перешёл на пятый курс – значит, библиотека университета, факультетские преподаватели и лаборанты. Подработка, друзья, недруги, повседневные привычки… Не мне тебя учить, сам большой мальчик. А я отправлюсь на яхту и займусь опросом свидетелей, – и Кирилл Ковригин улыбнулся так, что Верещагин слегка этим свидетелям посочувствовал. – Кстати, тебе нужно удостоверение временного сотрудника сделать. Погоди минутку.

Минутка-не минутка, но через четверть часа Алекс уже шёл, насвистывая, в сторону городской портальной станции.

Студенческие каникулы? Ха-ха три раза!

Ему показалось, что в старинном особняке на Моховой, где размещался механико-математический факультет, студентов втрое больше, чем было во времена его учёбы. А ещё толпы абитуриентов и их родители, с потерянным видом озирающиеся возле стендов со списками. А ещё преподаватели, с самым деловым видом рассекающие эту толпу…

Алекс поймал за рукав парня, тащившего куда-то несколько рулонов с плакатами, и спросил:

– Слушай, где мне искать преподавателя по расчётам амулетов?

– Это Стаббруга, что ли?

– Ну, хотя бы и его, – согласился Алекс, которому было решительно всё равно, с кого начинать.

– Третий этаж, правый коридор, комната триста пять. Он там будет ещё четверть часа, потом уйдёт на консультацию.

В триста пятой комнате было пусто и темно. Ну, по крайней мере, поначалу ему так показалось. Потом в глубине, возле книжных шкафов, шевельнулась тьма, и на освещённый пятачок неторопливо вышел гном. Самый настоящий, с длинной пегой бородой, заплетённой в три косы, ростом Алексу примерно до подмышки, и втрое шире в плечах.

– Вы ко мне? – спросил он вежливо.

– Наверное, к вам… Вы – господин Стаббруг?

– С кем-то из студентов поговорили? – хмыкнул гном, усаживаясь за стол. – Тильвар Стаббругсен, профессор кафедры теории и практики магического моделирования.

– Прошу прощения, господин профессор. Алексей Верещагин. Вообще-то я частный детектив, но сейчас выступаю в роли сотрудника городской стражи. Вот удостоверение.

Документ Стаббругсен изучил от первого до последнего знака, вернул его Алексу и уставился на него с интересом.

– Даже не возьмусь угадать, что именно могло привести сюда оперативника, пусть и временно, из Ярославля.

– Один из ваших студентов. Иван Петелин, вы его знаете?

– Знаю. Что именно вас интересует?

– Во-первых, что вы можете о нём сказать – вообще, как о человеке, как о гражданине Царства Русь, – тут гном явственно хмыкнул. – Во-вторых, с кем из сокурсников Петелин дружил или хотя бы приятельствовал?

– А что, вы его в чём-то подозреваете? – Стаббругсен пошевелил бровями.

– Пока что он проходил по делу как свидетель. Простите, подробностей рассказать не могу. Идёт следствие.

– Поня-атно. Ну что же… Личное дело студента вы можете посмотреть в канцелярии, но там кроме оценок и прочей чепухи ничего не найдёте. С кем он дружил… Лисовского нет, он на каникулах, Панько тоже…

– Может, девушка у него была? – Алекс решил быть настойчивым.

– Может, и была, но я этого не видел. А я многое вижу, знаете ли, н-да… Вот что, я сейчас иду давать поступающим консультацию, мне должен ассистировать Стёпа Заварзин. С Петелиным они уж никак не друзья, скорее наоборот, но задать ему вопросы вы можете. Что же до общих слов, тут не ко мне нужно обращаться. Иван – мальчик закрытый, всё внутри себя держит. Может, с кем-то из сокурсников и делился, а с преподавателями всегда оставался на дистанции, – гном выбрался из-за стола, прихватив какую-то папку, и пошёл к двери; возле неё он остановился и добавил. – Талантливый студент, но я бы не взял его к себе аспирантом. И работать не взял бы. Что-то в нём… не так.

Догнав его, Алекс пошёл рядом.

– Много в этом году поступает? – поинтересовался он.

– Как всегда, – махнул рукой гном. – По поданным документам получается семь человек на место, после консультации останется пять. Ну, я на это надеюсь, – он ухмыльнулся.

– Пугать будете?

– А то! Зачем мне принимать экзамен у четырёх сотен абитуриентов, если можно процентов двадцать развеять на подлёте? А когда начнут учиться, так к концу года отсеется примерно треть. Вот с оставшимися уже можно будет работать.

Они подошли к лестнице, и Стаббругсен цапнул Алекса за локоть.

– У вас как с портальными переходами? Нормально? Тогда пошли…

Шаг вперёд, сиреневая вспышка перед глазами… Когда Верещагин проморгался, они стояли в большой аудитории, худощавый юноша в серой мантии с белой каймой возился с проектором, а через дверь доносился шум большой толпы.

– Вот вам студент Заварзин, – сказал Стаббругсен. – Сейчас он настроит проектор, и я вам его отдам на полчаса. Степан, слышал?

– Да, господин профессор.

– Ответишь на вопросы господина детектива, и возвращайся.

– Да, господин профессор. Всё настроено, только кристалл вложить.

– Ну, с этим я как-нибудь справлюсь. Идите через вторую дверь, потом я их впущу, а то затопчут.

Кивнув, Заварзин повёл Алекса к выходу, скрытому позади доски.

Коридор, где они оказались, был безлюдным. Степан запрыгнул на широкий подоконник, устроился поудобнее и уставился на гостя. Верещагин пожал плечами и уселся рядом.

– Алекс, – представился он, пожимая парню руку.

– Правда, что ли, детектив?

– Истинная, хочешь, документы покажу?

– Да ну, Стаб, небось, всё проверил. И зачем к нам пожаловали?

– Ты закончил четвёртый курс?

– Да.

– И учишься вместе с Иваном Петелиным?

– Да.

– Хорошо его знаешь?

– Да.

Каждое следующее «Да» прозвучало мрачнее предыдущего. Алекс это отметил, но решил пока игнорировать.

– Расскажи мне о нём, пожалуйста.

– Не буду, – буркнул парень и отвернулся.

– Почему?

– Потому что! Вам что ни скажи, вы прицепитесь… Плохое говорить неправильно, а хорошего мне о нём сообщить нечего.

– Ладно, тогда я спрошу. Три года назад умерла его бабушка, вы все об этом знали?

– Знали, – протянул Заварзин неохотно. – Это было в ноябре, среди семестра, Ванька уехал на неделю. Потом до сессии всё догонял, практику отрабатывал.

– После этого Петелин как-то изменился?

Степан помолчал.

– Изменился? – произнёс он наконец. – Он и так особо общительным не был, так что для нас всё осталось по-старому. Алиса вот только… – и юноша сжал губы, словно пытаясь удержать вырвавшееся имя.

– Кто такая Алиса?

Разумеется, в конце концов Алекс вытянул из него информацию. Алиса Номмик, их сокурсница, встречалась с Заварзиным на первом курсе. Но когда все вернулись после каникул, на приглашение в театр девушка только пожала плечами и предложила остаться друзьями. Постепенно Степан понял, что его место рядом с этой эффектной блондинкой занял Петелин. Понял и возненавидел обоих.

– Так и что эта самая Алиса, что-то знает о том, что произошло после смерти старухи? – продолжал допытываться Верещагин.

– Ванька её бросил, – мотнул головой Степан. – И вообще больше ни с кем и ничего, отсиживал лекции и семинары, и исчезал сразу.

– Ладно… И где девушку можно найти? Знаешь что, дай мне номер её коммуникатора, и я тебя отпущу. Я могу взять его в канцелярии, просто это отнимет кучу времени, – сказал Алекс, чтобы отмести возможные возражения. – Напоследок покажи, как попасть в библиотеку, и попрощаемся.

– А у нас тут нет библиотеки, – пожал плечами Степан. – Там ремонт уже давно начался, ещё до того, как мы поступили. Учебники нам из главного здания привозят, а если что ещё нужно, раз в неделю открывают туда портальный переход. Как раз вчера был открыт, – добавил он с затаённым ехидством.

Алиса Номмик – высокая, светловолосая, с серыми грозовыми глазами – и в самом деле была очень хороша собой. Худой, мрачный, длинноносый Степан, похожий на голодную ворону, рядом с ней, пожалуй, совсем не смотрелся.

– Встретиться? – переспросила девушка. – Ну да, могу… Сегодня я свободна до четырёх часов. Вы подходите ко мне в общежитие, это в Большом Кисловском, знаете? Ну вот, я спущусь, посидим в скверике. Внутрь вас всё равно не пропустят!

Довольно долго Алиса не могла – или не хотела – понять, чего хочет от неё незваный гость. Ваня? Ну да, встречались, потом перестали. Смерть его бабушки? Да, что-то слышала.

– Ну вот что, – жёстко сказал Алекс, когда ему это надоело. – У тебя есть выбор: ты можешь честно ответить на мои вопросы и вернуться к себе, или же поедем в ближайшую городскую стражу, и я буду снимать с тебя официальные показания. Или не в ближайшую, а в Ярославскую, так даже лучше будет, – добавил он, увидев, как сползает с хорошенького личика выражение «я глупая блондинка».

Ну ведь не могла дура доучиться до пятого курса мехмата, а?

– Ну, хорошо, – помолчав, ответила девушка. – Да, Ванька меня бросил. Вернее, даже не так: он уехал на похороны, вернулся через неделю, а не через три дня, как должен был. И как будто вернулся в пустоту, словно нас никого нет. Приходил на лекции, сдавал всякие там работы, но говорил только с преподами. В перерывах сидел за столом и не то писал, не то чертил что-то в тетради. Такая, знаете, в картонной обложке, синей, и на ней дурацкий заяц в шляпе нарисован. Если его погладить, он улыбается и лапой машет, – тут она шмыгнула носом. – Я ему и подарила зайца этого…

– А что писал, не видела?

Она пожала плечами.

– Да чушь какую-то! Сперва я разозлилась и тоже делала вид, что его не существует. А потом мне стало любопытно. Один раз его позвал кто-то из преподов, Ванька вышел, и я заглянула под обложку. Там вперемешку шли чертежи, много, не поняла про что – какой-то амулет новый, и записи, вроде дневника. Много прочесть не получилось, я заметила только, что несколько раз повторялись инициалы МК. Ну, вот… Подумала, что это у него другая подруга завелась, плюнула и отошла. И не смотрела больше.

– Тетрадь какого формата? В карман куртки, например, можно сунуть?

– Нет, что вы! Она большая, формат А4, и в сумку-то не во всякую войдёт! В Ванькину не влезала, у него такая, типа военного планшета сумка.

– То есть, постоянно с собой он эту тетрадь не носил?

– На лекции носил. А если день практики, то оставлял в общаге.

В общаге Алекс долго искал и нашёл-таки коменданта. По счастью (или то было наитие?), он заранее выяснил, что в этой должности и по сей день подвизается всё та же Ангелина Егоровна, что и во времена его учёбы. А значит, лучший ключ к её сердцу – пирожные из Филипповской булочной.

Ангелина Егоровна придирчиво осмотрела содержимое коробки из белоснежного картона и взглянула на посетителя прищуренным глазом.

– А я ведь тебя помню! Лёша… Свистунов?

– Верещагин, – подавил смешок Алекс.

– И чего тебе надо, Лёша Верещагин? Вроде бы уже не по годам на женский этаж пробираться, зачем сладости вредные притащил?

– Разве ж вкусное может быть вредным? – искренне удивился он. – Ерунда! А пришёл я к вам по делу, Ангелина Егоровна.

Выслушав его, комендантша помрачнела и вздохнула.

– Значит, сыщик ты теперь?

– Сыщик.

– И где ж Ванька оступился?

– Пока что я ни в чём не уверен, – Алекс покачал головой. – Но подозрения сильные. Чтобы их подтвердить или опровергнуть, мне нужны доказательства, понимаете?

– Знаю, не маленькая. Детективы по головизору смотрю, – отмахнулась Ангелина Егоровна. – Значит, так… Петелин Иван… – она прикрыла глаза, вспоминая. – Второй этаж, комната двести первая. До конца первого курса жил вместе с соседом-пятикурсником, а когда тот защитился и уехал, остался один. Пару раз я пыталась к нему кого-то подселить, но… Знаешь, странное дело: не задерживались у Ивана соседи. Один квартиру снял и съехал, второй попросился к приятелю переселить. А потом я уже и не пыталась, благо, места есть.

– Ну, а как он вёл себя?

– Первый курс – обычно, как все и вместе со всеми. А на втором… Ты знаешь, у него бабушка умерла? Ну вот, он уехал на похороны, а оттуда вернулся сам не свой. Свет у него горел иной раз до утра, соседи вот… не держались. И ни в чём, что бы положено молодому парню, Ваня не участвовал: девушки там, пьянки-гулянки, компании весёлые, – Ангелина Егоровна отложила надкушенное пирожное и вздохнула. – Разбередил ты меня, есть не могу, будто из картона всё сделано. Пойдём, открою я тебе его комнату, сам поглядишь. Может, и найдёшь что.

Конечно, тетради с зайцем в комнате не было.

Собственно, там вообще практически не было ничего частного, ничего такого, в чём можно было бы увидеть личность жильца. Аккуратно застеленная кровать, стопка книг на письменном столе – учебники, библиотечные; в шкафу тёплые вещи, аккуратно сложенные стопки белья и прочей одежды, довольно скудные. Никаких снимков той же бабушки или родителей, ни одного записывающего кристалла.

– Будто он сюда и возвращаться не собирается… – пробормотал Алекс.

– Это ты брось, – строго осадила его Ангелина Егоровна. – Как это – не собирается? Ему год учиться осталось, все дороги откроются с нашим-то дипломом!

Записи, записи, записи… Разговор с Алисой, с комендантом общежития, с библиотекарем в главном здании университета – Верещагин извёл все кристаллы, которые взял с собой, так что пришлось заглянуть в университетскую лавку и купить ещё несколько штук. Но всё-таки в Ярославль он возвращался не с пустыми руками. Оставалось вместе с лейтенантом Ковригиным сесть и разложить всё по полочкам.

Или…

Он посмотрел на часы: не так и поздно, половина третьего. Так, ну-ка, где эта самая деревня Большие Овраги находится? Ага, до Калуги порталом, оттуда полчаса доехать экипажем. Портальные переходы стоят недёшево, это так, но господин Пархомов подписал договор, куда включена и оплата текущих расходов по делу. Переживёт. Не разорится. Конечно, коллеги Ковригина, оперативники ярославской городской стражи, туда съездят и опросы проведут, вот только когда? У каждого из них не одно дело в работе. А у его время есть, и ещё есть необходимость выяснить об Иване Петелине всё, что только возможно. А может быть, и больше.

Да, решено. Вперёд, в Большие Овраги!

В Ярославль Верещагин вернулся вечером, время близилось к восьми. Он уверен был, что Кирилл Ковригин всё ещё в своём кабинете, так что отправился прямиком туда. И не ошибся, конечно: лейтенант сидел за столом. Неожиданностью было то, что второй и последний стул в комнате был занят грузной фигурой секунд-майора Гривцова.

– Добрый вечер! – сказал Алекс. – Как это вы бросили ваш уютный Рыбинск, Константин Константинович?

– На совещание приехал, – буркнул недовольно Гривцов. – И решил вот посмотреть, как вы тут справляетесь.

– Хорошо справляемся, – заверил его Ковригин. – Вот сейчас Алексей сядет куда-нибудь и расскажет нам, что ему удалось нарыть.

Сесть в результате удалось только на подоконник: ещё один стул в крохотный кабинет категорически не влезал.

Память Верещагина была отлично натренирована, и он бы мог воспроизвести все сегодняшние разговоры на память, но зачем, когда есть записывающие кристаллы? Время в дороге между Калугой и Большими оврагами он не потратил даром, собрав в одну запись всё самое важное.

– Значит, существует тетрадь с записями, и там встречались инициалы МК? – переспросил Гривцов.

– И если это не Марина Красовская, я съем собственную шляпу, – ответил Алекс.

– У тебя и шляпы-то никакой нет…

– Куплю специально. Кстати, как состояние Красовской?

– Без изменений. В себя не приходила, но маги-медики клянутся, что аура улучшается.

– Понятно. Собственно говоря, я ещё не закончил. В университетской библиотеке я посмотрел списки книг, которые брал Петелин. Так вот, помимо литературы, положенной четвёртому курсу плюс всяческой дополнительной по теме, он живо интересовался химией и алхимией. Изучал, читал, даже на специальный курс записался.

– Интересно… А раздел какой?

– Фармацевтическая алхимия.

– Ого! – Гривцов присвистнул. – Выходит, никакая Агния Кузнецова ему не была нужна, если он решил Красовскую отравить. Это, пожалуй, можно считать уже серьёзной уликой.

– Косвенной, Константин Константинович, – поморщился лейтенант.

– Пусть косвенной, но серьёзной.

Алекс поднял ладонь, останавливая дискуссию:

– Я ещё не закончил, коллеги! После визита в университет я побывал в деревне, где Петелин жил после смерти родителей.

– Овраги?

– Да, Большие Овраги. Я как рассуждал? Во-первых, Наталья Михайловна Жаркова там прожила всю жизнь, значит, остались подруги, знакомые, может, и родня какая-то. Магом она не была, но умерла в девяносто четыре года, и до восьмидесяти с лишним была учительницей математики в местной школе. Значит, должны быть те, с кем она работала. Во-вторых, мне очень не понравилась история с исчезновением Дмитрия Жаркова.

– Чем же? – спросил внимательно слушавший Гривцов.

– Да глупость какая-то получается! Всё-таки он не был сопливым школьником – взрослый успешный бизнесмен. Построил собственное дело. Ну, подставили, дело разрушили – ничего, один раз сделал, и второй сможет. А он впал в расстроенные чувства, бросил всё и уехал за туманом? И несколько лет к матери носу не казал? Как хотите, но я в это не верю!

– Так и мы не поверили, – ухмыльнулся Кирилл. – И, пока ты по университетам прохлаждался, оперативные работники подымали историю ресторана «Арбузная корка» с самого начала до самого конца, а также перекапывали биографию его создателя.

Пропустив мимо ушей словечко «прохлаждался», Алекс спросил нетерпеливо:

– И что выяснилось?

– Ресторан чист. Небольшой мухлёж с налогами, но такой крохотный, что можно лишь пальцем погрозить. Но… всегда есть какое-нибудь «но». Жарков влез в серьёзные долги.

– О какой сумме речь? И кто, банк или частное лицо?

– Сумма… большая. Очень большая, даже для человека небедного. Частное лицо.

И Гривцов назвал фамилию, от которой Алекс в свою очередь присвистнул.

– Ого. И что, не вернул?

– Похоже, что нет. Мы спросили… Ну, ты ж понимаешь, Этому персонажу так просто не задашь вопрос, только с реверансами. Ждём ответа, обещали завтра с утра сообщить.

– Большие деньги – это большие неприятности, – от произнесённой банальности Алексу стало неловко.

– Именно так. Поэтому вполне можно предполагать, что смылся он не из-за страданий по даме сердца, а потому, что банально испугался. Уехал в Астрахань, а потом…

– А потом одно из двух: или его нашли, или он не остановился и побежал дальше, – продолжил Ковригин.

– Ну что же, это вполне соответствует тому, что мне удалось выяснить в Больших Оврагах, – Алекс выложил на стол очередной записывающий кристалл, но тут вдруг воспротивился Ковригин.

– Слушай, уже уши пухнут слушать столько записей. Расскажи сам, у тебя же абсолютная память!

– Не бывает абсолютной памяти, – буркнул Алекс. – Но попробую. Начал я со старосты…

Деревня Большие Овраги была немаленькой: полторы сотни домов, крепкие хозяйства, своя не только кузня или мельница, но и школа, два магазина, медицинский пункт с фельдшером и двумя медсёстрами, плюс визиты мага-медика дважды в неделю. И староста был подстать этому хозяйству: крепкий, несуетливый, имевший пусть и несильный, но магический дар в стихии воды. Впрочем, зоотехническое образование у Александра Петровича Тимонина тоже имелось.

Старую учительницу он знал прекрасно, школу-то заканчивал здесь же, в Оврагах. И, когда Верещагин стал расспрашивать о том, как жили бабушка и внук между исчезновением Дмитрия Жаркова и поступлением его племянника в университет, Александр Петрович только головой покачал.

– Сына она любила очень. Дочь вроде и не вспоминала почти, а про Димку каждое второе слово было. И года за два до смерти… Ну, честно говоря, голова у Натальи Михайловны в последние месяцы стала сдавать, она всё твердила про женщину, которая погубила её мальчика. И когда Ваня приехал за два дня до её смерти…

– Мне сказали, что он был вызван на похороны!

– Нет, – твёрдо ответил староста. – Иван Петелин приехал двенадцатого ноября, а умерла Наталья Михайловна четырнадцатого. И фельдшер наш, который ходил к ней утром и вечером, рассказывал, что ни о чём другом она с мальчишкой не говорила, только о том, что Дмитрия погубила та женщина.

Выслушав рассказ, Гривцов постучал по столу пальцами:

– Бабка с утра до вечера его накручивала, и парень поверил в то, что должен отомстить.

– Классический сюжет, – согласился Ковригин. – Если хочешь заставить кого-то слушаться, верить тебе, стать таким, как тебе надо, ты просто повторяешь то, что нужно. Повторяешь, повторяешь… Наказываешь или поощряешь, это зависит от твоих вкусов, но главное – вколачиваешь в голову нужную мысль. Наталья Михайловна убедила себя в виновности Красовской, а потом вбила это в голову внуку. И думаю, что не перед смертью она начала это делать, а ещё летом, когда он был на каникулах. Он же там был?

– Там.

– Хорошо, а что ещё тебе в Оврагах рассказали?

Алекс пожал плечами:

– Довольно многое, но, пожалуй, ничего, что бы имело прямое отношение к делу. Побеседовал я с двумя подругами Натальи Михайловны, но как раз в этот приезд Петелина они почти не видели: одна болела, вторая уезжала к дочери.

– А о гибели его родителей что-то полезное прозвучало?

– Пожалуй, нет. Прошло восемнадцать лет, жили они в Москве… Про детство Ивана рассказывали много, про его способности, упёртый характер.

Ковригин фыркнул:

– Ясное дело, характер имеется серьёзный, иначе бы он на мехмат не поступил! А в дом, где они жили, не наведался?

– Кто б меня пустил? Да и не верю я, что парень мог что-то серьёзное там оставить. Уезжал-то он надолго, за домом соседка присматривала… Нет, никакого компромата там не найти. Надо искать на яхте.

– Вот что, дорогие мои сыщики, – секунд-майор положил на стол ладони. – Пора вам допросить Ивана, завтра с утра, лейтенант, этим и займись. И отправь оперативников на повторный обыск судна, с особым упором на каюту Петелина и техническую палубу.

– Все каюты надо осмотреть, в том числе и пустующие, – добавил Алекс. – Стюард мог спокойно зайти в любую, да и потайные уголки ему известны, как никому другому.

– Согласен, – секунд-майор встал. – И остальные линии расследования не бросай!

– Не брошу, – сумрачно ответил Ковригин.

Когда за Гривцовым закрылась дверь, Верещагин спросил:

– Опрос свидетелей что-то дал?

– Практически ничего. Правда, я отловил Куки, и хорошенько на него нажал.

– Раскололся?

– А то! Правда, толку в этом немного. Выяснилось, что у него имеется странный дар, такой… бесполезный. Даже немного вредный. Парень умеет смотреть глазами пауков.

– Кого? – не поверил Алекс.

– Пауков! – повторил лейтенант. – Правда, картинка получается искажённая, зрение-то у них совсем другое. Но он приспособился, и даже в состоянии отличить одного пассажира от другого и понять, кто что делает. Поэтому он не только подслушивает, но и подсматривает понемногу.

– По нашему делу ничего он не видел?

Ковригин помотал головой.

– Говорит, что нет. Если хочешь, почитай протоколы… А вообще я завтра планирую провести допросы всех с яхты, не только Петелина. Пора вести дело к финалу.

Алекс посмотрел на часы и встал:

– Завтра. Ладно, пойду я. Десятый час, может, от ужина мне хоть десерт достанется. На сколько ты Петелина на допрос вызовешь?

– Вызвал уже. Твоего приятеля Сошникова на девять утра, и дальше каждый час. Пархомов, Новикова, Мушинский…

– У них вроде экскурсия какая-то?

– Во второй половине дня. Поэтому пассажиры с утра, а персонал – после обеда.

– Поприсутствовать позволишь?

– Жду к девяти, комната для допросов номер два.

– Номер два? – фыркнул Верещагин. – Из скольких?

– Из двух. Нам хватает, знаешь ли!

Ужинали в ресторане яхты.

Вопреки ожиданиям, Алекс пропустил только закуски. Да и то один из стюардов сразу же подал ему салат, холодный ростбиф и прочее. Быстро проглотив поданное, сыщик перестал, наконец, чувствовать себя каким-нибудь ризеншнауцером, которым чувство насыщения неведомо, и обратил внимание на то, что происходило вокруг. А вокруг было странно. Компания разделилась на три группы, и, словно демаркационные линия, между ними стояли пустые, никем не занятые столы. Лиза жалась к Казакову, Лариса Новикова (надо же, а она, получается, не уехала в Москву?) не поднимала глаз от бокала с вином, Пархомов задумчиво гонял по тарелке горошину. Несмотря на идиллический тёплый вечер, плеск волн и яркие звёзды, казалось, что в ресторане разлито густое, как кисель, напряжение. Хоть ножом режь…

– Что произошло? – спросил шёпотом Алекс, наклонившись к Сошникову.

– Повара наши наконец сцепились, – ответил тот так же тихо.

– Повод?

– Да ерунда какая-то, – фыркнул Владимир. – Что-то вроде того, когда следует солить бульон, в начале варки или в конце. Чуть до драки не дошло…

– Не дошло?

– Растащили.

– А кто с кем?

– Ты помнишь, как они на конкурсе в последний раз разделились, молодежь против мэтров? Вот и тут так же. Сцепился Казаков с Мушинским, а дальше все приняли горячее участие. Эдуард Михайлович рявкнул, журналисты за руки держали… Справились. Неудивительно, вообще говоря, – добавил он. – Неделя прошла, убийца не найден, а ведь каждый понимает, что это один из них. Так ведь?

– Ещё пара дней, и всё будет решено, – уклонился Алекс от ответа.

Тут засигналил коммуникатор Пархомова, он извинился и вышел на палубу. А когда вернулся, был мрачнее тучи.

– Прошу минуту внимания, – громко сказал он, постучал ножом по бокалу. – Мне сообщили, что Марина Красовская умерла в больнице.

Кто-то из женщин ахнул.

Более ничего не добавив, Эдуард сел и стал ожесточённо резать мясо.