Борщ из карасей (Постный или скоромный)
Выдать:
1½-2 фунта карасей. 1 морковь. 1 петрушку. 1 сельдерей. 1 луковицу. 15–20 зерен англ. перца. 2–3 шт. лаврового листа. ⅛ стакана прованского или ¼ фунта чухонского масла. 2–3 грибка. ½ фунта свеклы. ½ кочна капусты. Уксуса или стакана 1½ свекольного рассола. 1 ложку муки или 2–3 сухаря обвалять караси.
1 морковь, 1 петрушку, 1 сельдерей, ½ луковицы, 15–20 зерен английского перца, 2–3 штуки лаврового листа, 2–3 грибка сварить, процедить; в процеженный бульон положить на несколько частей разрезанную капусту и очищенную нашинкованную свеклу, сварить. ½ мелко изрубленной луковицы поджарить докрасна в 2 ложках прованского или 1/16 фунта сливочного масла, смешать с ложкой муки, подправить борщ, влить немного уксуса или свекольного рассола; 1½ или 2 фунта карасей, т. е. штук 6–8, обвалять слегка в муке или сухарях, поджарить хорошенько в масле; перед самым отпуском опустить в борщ, раз вскипятить.
Е.И.Молоховец «Лучшие рецепты для современной хозяйки», изд. 1861 г.
Тьма его знает, отчего, но сегодня с самого начала Верещагину казалось, что допрашиваемые врут. Все врут, поголовно.
Давний приятель Сошников невесть отчего смущался, мямлил и не мог вспомнить даже число, с которого начался круиз.
Бизнесмен Пархомов напряжённо о чём-то думал, на вопросы откликался не сразу и отвечал так расплывчато, что спрошенное хотелось повторить, а потом ещё трижды уточнить.
Мушинский похохатывал и шутил, главным образом неуместно. А когда лейтенант Ковригин поинтересовался разговором, что случился у Михаила Мартемьяновича в вечер отплытия, тот сделал большие глаза и ото всего стал отпираться.
Николай Борисов всячески отрицал какую бы то ни было связь с Ольгой, и запись в её дневнике его ни в чём не убедила. Он внимательно просмотрел показанную ему копию страницы и криво усмехнулся:
– Вам не кажется, господин лейтенант, что инициалы НБ могут принадлежать кому угодно? Таких, я думаю, только в Москве сотня тысяч. Что-то ещё есть? Нет? Ну вот, я же сказал вам, что Ольга Бобровских на меня не работала! Я её вообще практически не знал…
Кажется, не производили впечатления записных лжецов только сомелье Новикова и Сергей Казаков. Когда Сергей попрощался и ушёл, Алекс дезактивировал амулет незаметности и спросил:
– Твои впечатления?
– Такие свидетельские показания даже детсадовцы давать постеснялись бы, – поморщился Ковригин. – Что с ними случилось? Что-то вчера вечером произошло на яхте?
– Да ничего! То есть, к концу дня произошёл конфликт между, так сказать, приверженцами старой кулинарной школы и её ниспровергателями, едва ли не до драки, но всё удалось затушить, – стал добросовестно перечислять Алекс. – За ужином сидели, разделившись, соответственно, на молодёжь и стариков, молча, практически без разговоров. Ну, разве что на уровне «передайте соль». Часов в одиннадцать Пархомову позвонили на коммуникатор. Он вышел из ресторана, поговорил, а вернувшись, сообщил о смерти Красовской. После этого все разошлись по каютам. Я пристроил в коридорах амулеты наблюдения, часов до двух не спал – никто не выходил. Стюарды ушли к себе на нижнюю палубу около полуночи, тоже не выходили больше.
– Странно, что ж они сегодня такие все… – Ковригин пощёлкал пальцами, подыскивая слово. – Ненатуральные!
– Значит, или что-то произошло вчера ещё до моего прихода, о чём мне не рассказали, или утром за завтраком. Я-то ушёл рано…
– Ну да, ну да, – лейтенант о чём-то напряжённо думал. – Рано. Имей в виду: Красовская жива. И даже пошла на улучшение. Сегодня вечером её собираются вывести из магического сна.
– Ты полагаешь, убийца на сообщение о смерти попадётся?
– Не знаю. Ну, я бы на его месте расслабился, как минимум, но я-то на своём. Ладно, давай перекусим, да через сорок минут у нас продолжение банкета, экипаж будем допрашивать.
– Ты иди ешь, а я пойду поймаю Пархомова и Сошникова и попытаюсь выяснить, какого Тёмного они тут… – не сумев подобрать выражение, он только плюнул. – К допросу Петелина вернусь.
Босс и его помощник были на яхте, в баре. Владимир закопался в бумаги, сверял какие-то цифры и ругался шёпотом. Пархомов крутил в руках чашку с остывшим кофе.
Верещагин подошёл к столу, за которым они сидели, оседлал стул и предложил:
– Колитесь, господа. Что произошло утром?
Господа переглянулись, потом Эдуард ответил неохотно:
– Да эти… шеф-повара, Тьма их задери, за завтраком совсем с цепи сорвались. Стали друг друга обвинять в убийстве, орали, чуть не в драку полезли.
– Прямо все орали?
– Нет, конечно, – Сошников, в отличие от босса, был спокоен. – Мушинский и Борисов сцепились с Фозилом Кимом. Амир Гулиев и Лёша Власов пытались их унять, Казаков молчал, Ларисы и Агнии не было вообще, Спелетти сидели в стороне.
– И кто кого обвинял?
– Борисов – Кима.
– Какие-то основания к тому приводил?
– Да какие основания! – Эдуард только рукой махнул. – Фозила меньше всех можно заподозрить, он Маринку и не знал совсем.
«Марину не знал, а Ольгу? – подумал Верещагин. – Почему-то все забывают, что Ольга была убита сразу и наповал. Вот это интересно…»
– И что, все поехали на экскурсию?
– Какое там! Эти два старых дурака остались. Сидят в каюте у Мушинского, небось, планы строят…
– А Ким поехал?
– Да.
Алекс посмотрел на Пархомова внимательно.
– Эдуард Михайлович, что-то ещё ведь произошло?
– Ох, Алексей Станиславович, это ерунда, просто очень неудобно и невовремя. Один из стюардов уволился. А у нас ещё два дня здесь, да плюс обратный путь в Москву. Лёня один не справится, а где я сейчас найду стюарда?
– Уволился Петелин? – вычленил он главное.
– Ну да, Петелин.
– Вот Тьма… И вы его отпустили?
– А что я могу сделать? Он даже выплаты не пожелал ждать, сказал, нужно срочно ехать и заниматься домом, где бабка жила, что-то там случилось. Пошёл вещи собирать.
– Так… – Алекс вытащил из кармана коммуникатор. – Кирилл? Бери группу и приезжай на яхту, срочно. Петелин уволился и собрался немедленно отбыть. Он ещё здесь, Володя?
– Полчаса назад был здесь.
Лейтенант сказал только:
– Понял, – и отключился.
– Где каюта Петелина?
– На нижней палубе, справа, ближе к носу. А что? – удивлённый Пархомов собирался выяснить, зачем Алексею так срочно понадобился стюард – даже не стюард уже, а так, бывший член экипажа! – но Верещагину было не до него.
Он протёр стол салфеткой, покопался в сумке, достал амулет сканирования пространства и положил его на чистый пятачок.
– Пожалуйста, помолчите, а ещё лучше – замрите оба, – приказал сквозь зубы.
Потом активировал амулет, накрыл его ладонью и зажмурился.
«Так, три ярких жёлтых пятна – это мы, в сторону. Чуть в стороне зеленоватое – видимо, Куки. Ах, вот в чём дело, в тебе орочья кровь, вот откуда необычная магия! Двое на верхней палубе – видимо, Мушинский и Борисов. Сидят, почти не двигаются… Да, стюард бы себе этого не позволил, – Алекс пытался найти Ивана Петелина. – На нижней палубе трое – капитан и два стюарда? Похоже на то… Надо идти туда, Кирилл ещё минут десять потратит, чтобы добраться до порта».
– Помощь нужна? – спросил Сошников.
– Встреть городскую стражу, пусть идут вниз, – ответил Верещагин, уже сбегая по трапу.
Справа, ближе к носу яхты… Первая дверь была приоткрыта, и сквозь щель виднелись полки, заставленные какими-то коробками. Ага, кладовка.
Снова сверившись с пространственным сканером, Алекс увидел, что за второй дверью тоже никого нет, а вот за следующей – один человек. Двигается. Укладывает вещи? А что, если это второй стюард, как его? Грабовой, да. А его коллега давно собрался и свалил куда-то в туман…
«Нет, не должен был. Не должен был, – повторил себе Верещагин, словно твердя заклинание. – Ему не из-за чего беспокоиться, мы ни разу не показали, что он интересует нас больше, чем капитан Новицкий или тот же Грабовой. Ладно, будем надеяться, что резерва в этом амулете хватит на прочтение и сравнение аур!»
И он активировал вторую функцию, заложенную в сканер.
Экран вспыхнул ярко-ярко и погас, но в эту долю секунды Алекс успел увидеть результат сравнения: абсолютное тождество.
– Попался! – пробормотал он, и распахнул дверь.
Иван Петелин – с дорожной сумкой в руках – посмотрел на вошедшего.
– Господин Верещагин…
– Петелин Иван Сергеевич, вы задержаны для дачи показаний по делу об убийстве Ольги Бобровских, гражданки Царства Русь. В ближайшее время вы будете переданы в руки сотрудников следственного отдела городской стражи, а пока можете хранить молчание.
Толчком в плечо Алекс развернул растерявшегося молодого человека и быстро сковал его руки за спиной. Потом подпихнул к двери.
– Идёмте, Иван, вас там ждут.
Навстречу им уже сыпались вниз по трапу несколько оперативников, и впереди, разумеется, лейтенант Ковригин. Они перехватили задержанного и повели на выход. Всё это время Петелин молчал, только уже почти скрывшись из глаз, повернулся и в упор посмотрел на Алекса. От этого взгляда у детектива по спине пробежал озноб…
«Этот не простит, – подумал Верещагин. – И через сто лет вспомнит».
– Спасибо! – прервал его размышления лейтенант. – Если бы ушёл, мы бы его по всему Царству Русь до морковкина заговенья искали. На допросе поприсутствуешь?
– Не уверен, что хочу. Да и дела… Надо отчёт для клиента написать, пока по свежим следам.
– Гонорар получить, опять же, – подхватил Ковригин.
– Иди в частные детективы, будут и у тебя гонорары. Правда, зарплаты не будет, – Алекс ухмыльнулся. – Иди, оформляй. Будет время, может, вечером поужинаем вместе, я тут одно интересное местечко приметил.
– Посмотрим. Я тебе наберу.
Кирилл закрыл дверь каюты и наложил магическую печать. Тут его позвали откуда-то сверху, и лейтенант взбежал по трапу. Верещагин вздохнул и последовал за ним: отчёт для Эдуарда и в самом деле нужно было написать. От руки, поскольку компьютера у него с собой не было…
Отчёт получился небольшой, всего три страницы. Но переписать его пришлось несколько раз, поскольку и сам автор не сразу смог разобрать написанное. Наконец, титанический труд был завершён, Алекс отёр со лба почти выступивший пот и пошёл искать заказчика.
Это не заняло много времени: Пархомов отыскался там же, где был три часа назад. Правда, Владимира при нём не было, а в руках клиент крутил уже не кофейную чашку, а коньячный бокал.
«Вот Тьма! – промелькнуло в голове у Алекса. – Если он выпил, надо откладывать отчёт до завтра. А, собственно, почему и бы и нет? Петелина он уже уволил и, надо полагать, забыл о нём, так что не будет удивляться, отчего нет на месте второго стюарда… Да, глаза мутные, движения нескоординированные. Точно отложу».
И развернулся в дверях, намереваясь отправиться в городскую стражу и поучаствовать в допросе. Но…
Мушинский и Борисов, не поехавшие на экскурсию, оказывается, не сидели по каютам: они стояли на палубе, опираясь на поручни, глазели на город и о чём-то негромко переговаривались.
– О, а вот и наш сыщик прогуливается! – радостно воскликнул Мушинский.
«Слишком радостно», – автоматически отметил Алекс.
Борисов подхватил его реплику:
– А чего ж частному сыщику не прогуливаться, ежели городская стража всю работу сделала? Вон, увели парнишку-то, в браслетах.
– Потому и увели, что с ним закончено, – осклабился Верещагин. – А вот у меня ещё есть дела с остальными пассажирами яхты. Ну, например, вы, Николай Африканович, знали Ольгу куда лучше, чем показывали, не так ли? И кто из вас был главный в ваших шпионских играх?
– Каких-таких шпионских играх? – заинтересовавшись, Мушинский подался вперёд.
– Да ну, Миша, он ерунду какую-то порет! – попытался отвлечь его приятель, но это было бесполезно.
Пёс вцепился в кость, и разжать ему челюсти никто бы не сумел.
– Неужели вы не знали? – Алекс делано удивился. – Так ведь господин Борисов вместе с Ольгой Бобровских работали на мишленовских инспекторов. То есть, пардон, экспертов! Только вот не знаю, кто в этой игре был сверху, так сказать…
– Ах вот оно что! – Мушинский задумчиво кивнул. – То-то мне показалось, что слишком уж много они знают обо мне и о моём ресторане… Ладно, друг дорогой, надеюсь, ты помнишь поговорку о стеклянном доме?[18]
Развернувшись, Верещагин быстро спустился на набережную и. не оглядываясь, пошёл в сторону центра города. За его спиной ещё какое-то время слышалось шипение Мушинского и вялые оправдания Борисова, но это было уже вовсе неинтересно.
Постояв напротив здания городской стражи, Алекс побрёл дальше по улице.
«Ну, влезу я сейчас в допрос, – думал он с некоторой ноткой уныния. – Если Петелин начал говорить, могу сорвать настрой, и он захлопнется. Если нет – так и мой приход ничего не изменит. Надо на него надавить, сорвать с привычной резьбы, но вот чем?»
В конце концов он приглядел тихий кабачок со столиками прямо у линии воды, заказал кружку пива и раков, и твёрдо решил предаться сладкому ничегонеделанию. В конце концов, у него отпуск!
Тем временем допрос шёл своим чередом. Или стоял на месте, это уж с какой стороны поглядеть. Петелин ответил на вопросы, касающиеся его паспортных данных, после чего замолчал. О чем бы ни спросил лейтенант Ковригин, ответ был один:
– Эти сведения имеют частный характер.
– Ничто не имеет частного характера, когда речь идёт об убийстве. Оно отменяет все частности. Мы не можем судить, что имеет к нему отношение, а что нет, не вторгаясь в личную жизнь тех, кто окружал убитых.
– И тем не менее, я не намерен говорить о своей личной жизни.
Побившись три часа, лейтенант плюнул и отправил задержанного обратно в камеру со словами:
– Кажется, нам обоим нужно подумать.
Петелин неожиданно улыбнулся. Улыбка получилась бледная и странная, даже жутковатая. Так могла бы улыбаться старая фарфоровая кукла.
– Надеюсь, вы согласитесь, что и мои мысли также исключительно частное дело.
Не ответив ни да ни нет, Ковригин вызвал конвойного и приказал отвести задержанного. Себе самому он готов был признаться, что не имеет понятия, как допрашивать этого молодого человека. Но к завтрашнему утру обязан найти ту точку, на которую может надавить, чтобы ворота открылись.
Друзья встретились в восемь вечера у дверей того самого кафе «Любовь к трём апельсинам», владельцы которого рискнули предложить жителям степенного, неторопливого города гастрономические эксперименты.
– Молекулярная кухня? – Ковригин сложил брови домиком. – Здесь, у нас? Да ладно!
– А почему, собственно, нет? – с некоторой обидой поинтересовался официант. – Между прочим, и знаменитый московский «Яр», и «Палкинъ» в Петербурге на углу Невского и Владимирского проспектов принадлежали ярославцам! Вы сперва попробуйте, а потом будете вспоминать и нахваливать!
– Хорошо, давайте, будем пробовать, – улыбнулся Алекс.
Первые кусочки чего-то, похожего на хороший стейк и оказавшегося супом из кровяной колбасы с тыквой были продегустированы с осторожностью, но это было и в самом деле вкусно, и детективы расхрабрились. Они отдали должное рыбе с пенным соусом из мяты и хрена, и совсем уже было собрались выбрать десерт, когда в руки лейтенанту толкнулась птичка магвестника. Тот прочитал, широко улыбнулся и перебросил листок Верещагину.
– Дмитрий Геннадиевич Жарков с июня 2179 года проживает в посёлке Саригерме в районе Даламана (Султанат Анатолии), в 2180 году после вступления в брак с госпожой Ясемин Демир принял анатолийское гражданство. Владелец и шеф-повар ресторана «Balik ve Et»[19], – прочёл Алекс и не нашёл ничего лучше, чем спросить: – Интересно, что означает название ресторана?
– Понятия не имею, – расхохотался Ковригин.
– Ты чего веселишься?
– Да я весь вечер ломал голову, как надавить на нашего подозреваемого! Всё-таки как ни крути, у нас единственная прямая улика – уникальные точки в аурных следах. И их любой адвокат при некотором старании сведёт до несущественных.
– А он проигнорирует твою информацию или не поверит ей, – возразил Алекс. – И что тогда?
– Да ну, не может такого быть. Он же и убил ради мести за дядюшку.
– Это мы так предполагаем, – Алекс был безжалостен. – А фигурант скажет, что и не думал о судьбе господина Жаркова, совершенно даже не волновался. Не забывай, он математик, и просчитывает ситуацию куда лучше нас с тобой. Конечно, рано мы его задержали.
– Не рано. Ты и так в последнюю минуту перехватил. Уехал бы Петелин из Ярославля – считай, всё, пришлось бы объявлять розыск по всему Царству Русь… Вообще-то я отправил группу делать обыск в бабкином доме, плюс в комнате в общаге. Не то чтобы я тебе не доверял…
– Да понял я, официальный документ нужен в любом случае. Но я думаю, что ту самую тетрадку…
– С зайцем?
– Именно её. Я думаю, что он её держал рядом с собой.
– При личном обыске обнаружена не была, – покачал головой Ковригин.
– Иван вчера полдня отсутствовал на судне, взял выходной. Мог вынести компромат с яхты и припрятать поблизости, так, чтобы прихватить уходя. А уходить он уже планировал, сообщение о смерти Красовской просто подстегнуло его.
– Ладно, – захваченный рассуждениями лейтенант отодвинул чашку с кофе и принялся рисовать на салфетке схему. – Ярославль для Ивана чужой город, он его не знает, значит, ориентируется в первую очередь на яхтенную стоянку. Вот набережная, вот тут стоит «Оливье», – на линии, изображавшей набережную, появилась жирная точка. Если идти вот сюда, попадаешь на вокзал, – стрелка пошла от яхты вглубь города, почти перпендикулярно реке. – Если пойти сюда, то упрёшься в городской портальный зал…
– Порталом он пользоваться не будет, – прервал его рассуждения Алекс. – Слишком легко отследить, слишком строго фиксируются проходящие. Да и стоит недешево. Как ещё можно покинуть город?
– Экипаж, думаю, отпадает. Тоже дорого для студента, подрабатывающего на летних каникулах. Остаётся река. Четыре раза в день идут «Молнии» в сторону Астрахани, то же расписание в сторону Москвы.
– При покупке билета документы фиксируют?
– Должны, – ответил лейтенант с некоторым сомнением. – Конечно, всякое бывает, я и сам пару раз перекупал билет, когда было очень надо. Но тем не менее, это мы проверим…
– Прямо сейчас, – сказал Алекс, вставая. – Давай, ты на вокзал, я в порт. Встречаемся на яхте.
По счастью, хотя кассы речного порта уже закрылись, кассиры ещё были на месте. После небольшой победоносной войны Верещагина допустили к спискам пассажиров, и он внимательно, до рези в глазах, всматривался в ровные строчки: имя, фамилия, паспортные данные, направление, время отправления. Хорошо ещё, что нужно было просмотреть только три рейса, два в Астрахань и один в Москву, на все остальные Петелин бы просто не успел. Впрочем, в этих листах его фамилии не оказалось.
Алекс дошёл до яхты, поднялся в свою каюту и только успел умыться холодной водой, как в дверь постучали. Это оказался Ковригин, и вид у него был ничуть не лучше.
– Нету, – выпалил он в дверях. – Не числится на Петелина Ивана Сергеевича проездного документа на поезд.
– Так и на корабль он его не брал, – меланхолично ответил Верещагин, закрывая дверь. – А билет на поезд можно перекупить? Или проводнику заплатить, кстати говоря?
– Не-а. В вагон проходят по отпечатку ауры.
– Значит, он собирался отправляться по воде. И тетрадь, как и что-то ещё, о чем мы не подозреваем, может быть спрятана где-то между яхтой и причалом, где останавливаются «Молнии». Вот что… У тебя силы ещё есть?
– Смотря на что.
– Есть у меня одна штука… – Алекс раскрыл шкаф и некоторое время тупо смотрел туда; потом тряхнул головой и достал чемоданчик с рабочими инструментами. – Вот, гляди: разработка новая, не опробованная, но в принципе должна улавливать слабый магический фон скрытых предметов.
Новая разработка выглядела примерно как швабра со складывающейся ручкой. Ковригин посмотрел на неё с сомнением, но кивнул:
– Что мы теряем?
– Ничего, – Алекс накинул на плечо ремень «швабры» и прикрыл её летней курткой.
Менее предосудительно амулет от этого выглядеть не стал.
– Хороши мы будем, – рассуждал лейтенант, – если Петелин таскает свои секретики в пространственном кармане.
– Ты помнишь, какой у него резерв?
– Помню, что небольшой, двенадцать единиц, кажется.
– Вот именно. Пространственный карман с таким уровнем не открыть, даже размером с почтовую марку.
– Да? Ну, тогда ладно…
Они сошли с трапа на тёплый камень набережной, и Алекс нажал на стальную оплётку амулета, активируя его. Что-то зажужжало, на «швабре» загорелся слабый синий огонёк, и детектив удовлетворённо кивнул:
– Работает.
Они медленно шли вдоль реки в сторону причала. Пару раз синий огонёк сменялся зелёным, и двое сыщиков внимательно изучали эту точку. В первый раз они нашли в урне коробочку от амулета, во второй – упаковку от детской игрушки с магическим двигателем. На третий раз возле пышного куста гортензии зелёное свечение было совсем слабым, и Ковригин поморщился:
– А тут что будет? Магически вылеченная собачка пописала?
– Посмотрим и узнаем, – Алекс передал ему поисковый амулет и раздвинул побеги. Внутри куста, аккуратно устроенный в развилке веток, лежал тщательно завёрнутый, завязанный бечёвкой пакет размером чуть поменьше обувной коробки. Верещагин вытащил его и спросил:
– Разворачивать будем?
– Не здесь, – лейтенант подобрался, как гончий пёс. – Ты с ума сошёл, мы ж не знаем, что туда напихано и как закрыто. Идём в стражу…
– Да, ты прав. Это я туплю. Погоди минуту, я пройду до причала, тут осталось-то метров пятьдесят…
Но на оставшихся нескольких шагах до причала ничего не нашлось, и Алекс отключил свою «швабру».
Ничего опасного детектор внутри пакета не обнаружил, и Ковригин решительно развязал бечёвку. Под обёрточной бумагой и в самом деле оказалась коробка, в которой лежала синяя общая тетрадь с зайцем на обложке, два накопителя, толстенький томик размером в половину обычной книги и несколько амулетов.
– Что скажешь? – спросил он у Алекса.
– Пока ничего, погоди минуту…
Осторожно, в перчатках разложив на столе всё, что было в коробке, он снова включил поисковик и медленно провёл над предметами. Всё, кроме книги, было магически инертно, зато от неё «швабра» аж затряслась.
– Ну вот, смотри сам. Накопители пустые, амулеты разряжены, тетрадь – просто тетрадь. Что касается книги…
– Это я вижу. Её можно трогать?
– Я трогал, руки не отсохли. Это не гримуар, который пальцы откусывает, – Алекс взял томик и стал рассматривать. – Обложка кожаная, потёртая, цвета запёкшейся крови. Надписей нет ни на переплёте, ни на корешке. Форзац… – он осторожно открыл книгу. – Форзац тоже пустой. Текст начинается с третьей страницы, язык мне незнаком. Бумага пожелтевшая, шрифт мелкий, напечатано в два столбца – лет триста этому тому, пожалуй? На семнадцатой странице экслибрис, повторяет карту Таро «Повешенный», изображён мужчина на виселице, подвешенный вверх ногами за одну ногу. Вторая нога согнута в колене, руки связаны за спиной. Надписи нет. Предполагаю, что это книга по магии, но не могу даже вычислить, какой раздел.
– Ничего, прочитают, переведут и отчёт дадут, – Лейтенант поморщился. – Лично буду стоять над начальником отдела магических методов и по голове ему стучать.
Без сожалений отдав ему непонятный том, Алекс раскрыл тетрадь.
– Ну вот, другое дело! Тут у нас дневник, начинающийся с ноября прошлого года. Последняя запись… – он перелистал страницы; записи заканчивались примерно посередине. – Последняя запись датирована двадцать шестым июля.
– День смерти Бобровских, – откликнулся Ковригин.
Он успел упаковать книгу в пакет для улик и запечатать его.
– Будем читать сначала?
Друзья переглянулись: время подкатывало к одиннадцати. И если Верещагин мог – хотя бы теоретически – спать сколько влезет, то лейтенанту, хочешь-не хочешь, в восемь нужно было быть на службе.
– Давай посмотрим записи с начала круиза, – предложил Алекс. – Потом я заберу с собой и ночью прочту остальное, а завтра принесу с утра выжимку. Ты на сколько допрос запланировал?
– Вообще с утра собирался, но могу вызвать на полдень. Как раз отчёт закончу, пару законченных дел по инстанции передам…
– Отлично. Я приду к одиннадцати, составим план и начнём.
– Принято. Итак, с начала круиза… Это какое число, двадцатое? – Ковригин перевернул несколько страниц и нашёл нужную дату. – Итак…
«20 июля. Сегодня «Оливье» отправляется в круиз по Волге. Десяток гостей, известные шеф-повара. И мы с Лёнькой должны для них готовить! Капризов будет, небось… Да и Тьма с ними, лишь моё свободное время оставалось при мне. Итак, что, если в формулу расчёта добавить поправку на размер кристалла?»
– Дальше идёт полторы страницы расчётов с зубодробительными формулами, – лейтенант поднял глаза от страницы.
– Пропусти, – махнул рукой Алекс. – Всё равно мы с тобой в этом ничего не понимаем. Интересна вечерняя запись, если она есть. Яхта отчалила часа в четыре…
– Та-ак… Ага, вот!
«Вот, значит, как она выглядит, Марина Красовская. Но она же старая! Я помню дядю Митю, он был молодой и очень весёлый, а эта… какая-то потасканная старая тётка. И из-за неё он умер? Не верю. Может быть, бабушка ошибалась? Надо проверить…»
«21 июля. Нет сомнений, это она и есть. Я попросил визитку – ну да, ресторанный критик журнала «Жизнь гастронома». Что теперь делать?
Оказывается, одна из пассажирок – алхимик, да не просто так, а с докторской степенью. Можно кое-что позаимствовать в её багаже, только надо проверить формулу. Помню, Проф. говорил на лекции, что изменения количества компонентов в сочетании с изменением температуры нагрева даст крайне опасное вещество. Спасибо. Профессор, вы рекомендовали внимательно следить за параметрами реакции – я так и сделаю!»
– Тут химическая формула. Или алхимическая, как-то я не слишком одно от другого отличаю.
– Текст читай, – Алекс мотнул головой.
«22 июля. Готово. В чае или кофе будет заметно, а вот виски… Сегодня и завтра в каютах убирает Лёнька, значит, нужно отнести графин сейчас. Только время выбрать, когда никого не будет.
23 июля. Тьма, Тьма, Тьма! Зачем Лёнька полез в её каюту вечером? Подумаешь, полотенца хотел поменять… Обошлась бы влажными. Теперь надо забрать графин из сейфа, чтобы никто не попробовал, и зарядить новый.
25 июля. Всё. Сделано. Вышло неудачно, но такая, значит, судьба у этой дамочки, Ольги. Нечего было ночью по коридору бродить. Обеих найдут утром. Надеюсь, солнце нагреет тела достаточно для того, чтобы установить время смерти было затруднительно.
26 июля. Какая глупость. Моей ошибки тут нет, но умерла та, вторая, а мерзкая баба, которую я обязан был стереть с лица земли – жива. Жива! Что теперь делать? Яхта полна стражников.
29 июля. Финита. Умерла. Умерла!!! Можно уходить. «Молнией» в три часа до Москвы, а там все дороги открыты».
Ковригин закрыл и отложил тетрадь.
– Тебе не кажется странным, что современный молодой человек ведёт дневник, словно барышня из романа Джейн Остин? – спросил он.
Алекс молча раскрыл тетрадь на одной из первых страниц и продемонстрировал лейтенанту:
– Тут почти нет записей, только формулы и рассуждения о расчётах. Это рабочая тетрадь. Была до определённого момента. Но я просмотрю её от начала до конца и выпишу всё, что так или иначе касается жизни помимо математики. А сейчас пошли по домам, половина первого уже. Ты вон зеваешь, как бегемот.
Лейтенант потёр подбородок:
– Я бы и тут переночевал, но свежей рубашки нет. Да, ты прав. Надо идти, завтра сложный день.