Ходовые испытания

Глава 2. Забытое старое

Межиров сердито ткнул кнопку принтера и подхватил вылетевший лист. Он всегда с трудом воспринимал текст с экрана и предпочитал первую правку делать традиционным способом — карандашом или авторучкой. Но сейчас не работалось даже так.

Он резко скомкал лист и бросил его в угол кабинета, где за утро образовалась небольшая бумажная горка. Потом откинулся в кресле и неприязненно покосился на экран видеофона. Скорее всего, день был безнадежно потерян.

Каждое утро, следуя заведенному несколько лет назад правилу, он садился в своем домашнем кабинете за систематизацию и обработку всего, что накопилось в его личном архиве. Когда-то, в активные годы,. все это было отодвинуто как второстепенное, хоть и нужное, но в тот момент уводящее от основного, стержневого направления. На время работы видеофон, конечно же, он отключал, но вдруг — он даже вздрогнул — прерывисто, на высоких нотах прозвучал вызов. Межиров не сразу сообразил, что вызов идет по не отключаемому спецканалу, которым он не пользовался так давно, что уже успел отвыкнуть от него.

Приятного вида молодой человек, отрекомендовавшийся помощником начальника Восточного Управления космических исследований, первым делом осведомился о здоровье, а потом передал просьбу своего шефа о беседе. Он так и выразился: Николай Кузьмич, мол, очень просит вас побеседовать с ним. Но на вопрос о времени и месте ответил настолько конкретно, что Межиров понял — об отказе речи просто не могло быть.

— Машина за вами будет ровно в пятнадцать часов. До свидания.

Спросить, а зачем он вдруг понадобился начальнику Восточного УКИ, в растерянности мыслей Межиров как-то не успел, а помощник отключился первым, вежливо склонив на прощание голову с аккуратной, по последней моде стрижкой.

...Он появился в приемной в тот самый миг, когда на часах над кабинетом Старкова высветились цифры назначенного времени. Его ждали. Секретарь вышла из-за стола, почтительно распахнула перед ним дверь и, забежав вперед, застучала каблучками через огромный пустой кабинет — в смежную комнату отдыха.

Они не виделись года три-четыре. Межиров ревнивым стариковским взглядом, с годами становящимся все более чувствительным к переменам во внешности, особенно сверстников, разглядел тяжелые, набрякшие мешки под глазами, нездоровую одутловатость лица, подметил, как трудно, с напряжением поднялся Старков ему навстречу. Мягкие кресла у низенького стола, ваза с фруктами, вьющиеся цветы перед окном, приспущенные шторы и вся остальная обстановка подчеркнуто располагали к неофициальному разговору.

Усаживаясь поудобней в кресле, Межиров кивнул на дымящийся кофе, моментально доставленный расторопным секретарем.

— Как, позволяют еще врачи?

— Единственно в память о твоих кофейных вечерах, Христофор Валентинович! — коротко хохотнул Старков. — А врачи... Бог простит.

— Кончились те вечера, Николай Кузьмич, — жестко сказал Межиров. — Времени нет. И собираться тоже некому. Кто остался — так больше по своим берлогам сидят, вроде меня.

— Да-а, — Старков сразу поскучнел и горестно закивал головой. — Иных уж нет...

— Ладно, ни к чему. Больно неинтересная тема. Зачем вызывал?

Старков взял со стола ложечку, покрутил в руках.

— Да вот, посоветоваться хочу, Христофор Валентинович. — Он исподлобья посмотрел на Межирова. — Ты Осипова видел?

— Он разве не на Чужом?

— Две недели как на Земле.

— Та-ак... Что-нибудь новенькое?

— Да как сказать, — Старков осторожно взял чашечку тонкого, папиросной бумаги фарфора, вдохнул ароматный парок, пригубил. — Хорошо-о... Нового-то ничего, Христофор Валентинович. Я имею в виду принципиально новое. Только хорошо забытое старое... Пермякова знаешь? Владимира Александровича.

— Лично — нет. Но слышал.

— Пермяков, Ли, Гречин, Сологуб...

— Та-ак... Добавлю сюда еще Оношко, Голомазова, братьев Гребенюк. Полная когорта испытателей экстра-класса.

— Ну, Илья Гребенюк уже не летает, Никита тоже вот-вот сойдет с дистанции. А в общем, ход твоих мыслей правильный.

— Дьявол вас всех задери! — вдруг вспылил Межиров, даже пристукнул палкой о пол. — Я дрался с вами из-за этого пятнадцать лет назад! Извини, но ты первый — первый, Николай Кузьмич! — порубил нашу идею на корню! Кто тогда твердил, как попка, что никому, мол, не дано право посылать людей на верную гибель? Кто требовал от нас стопроцентной гарантии, словно речь шла об апробации какого-нибудь паршивого космобота для ближнего космоса?

— Ну, когда это было, Христофор Валентинович, — примирительно сказал Старков и кивком головы о6ратил его внимание на стол. — Кофе неплох, рекомендую. Сварен «по-межировски», между прочим... Что тебе ответить? Времена меняются.

— Небось, конъюнктура какая-нибудь? — брезгливо поморщился Межиров. — Наши коллеги зашевелились?

Старков рассмеялся.

— Нет, Христофор Валентинович, вот это — не то! Они как раз настроены крайне индифферентно, приватные беседы у нас ведутся с прошлой осени. По нашей инициативе, кстати. Положение такое. Ну, с Азиатским Управлением, ты же знаешь, отношения до сих пор натянутые, так что не до совместных проектов. Тем более, что свою команду с Чужого они отозвали еще до начала известных тебе коллизий. Далее, Еврокосмос по горло занят своими базами на Меркурии, пекут они их там как блины, усиленно решая сырьевую проблему. Прагматичность же североамериканцев достаточно хорошо известна, у них свои, ярко выраженные приоритеты.

— Неужели и Селлингс не заинтересовался?

— Представь себе, отказался — в самой вежливой форме. В лучшем случае может принять участие на уровне наблюдателей, не больше. Ну, его можно понять, человек полтора десятка лет отдал своему межзвездному кораблю. И сейчас, когда «Нейл Армстронг» практически готов... Официально пока не сообщалось, но в режиме комплексных испытаний все системы отработали штатно.

— Да, я слышал. Программа у них прежняя?

— Пока да. Цель — Альфа Центавра, старт — будущей осенью.

— Значит, ты хочешь сказать, что сегодня, кроме нас, никто инопланетными базами и кораблями не занимается?

— Увы! Американцы и Еврокосмос уже тому три года, как практически свернули все работы на Стрэндже. Разуверились. Взяли все, что могли, и заявили публично, что, мол, остальное — вне понимания и компетенции сегодняшней науки.

— Та-ак, подарочек, оказался, значит, не по зубам.

— Вот именно. И не дается — ни им, ни нам. Главный секрет, как-никак.

— И вы теперь намереваетесь раскрыть его в ходе испытательного полета?

— Н-ну, это можно сформулировать несколько иначе. — Старков помолчал, раздумывая. — Скажем, так: мы предлагаем на рассмотрение проект ходовых испытаний инопланетного корабля в условиях межзвездного полета. В скобках: пилотируемый вариант.

— Та-ак!.. Ну а детали вашего проекта?

Старков внимательно посмотрел на него.

— Христофор Валентинович, ты ведь еще не высказал своего отношения к нему.

Межиров хмыкнул и принялся внимательно изучать резной набалдашник своей палки, которую он держал рядом прислоненной к креслу. Он так и не притронулся к кофе.

— Ну, хорошо! — Старков поднялся и нажал кнопку селектора. — Пермяков уже здесь?

— Здесь, Николай Кузьмич. Они вдвоем.

— Пригласите их в кабинет. — Старков тронул Межирова за плечо. — Ну что, старина, пойдем, побеседуем теперь с ними.

Они встретились посредине кабинета, обменялись рукопожатиями, и Старков жестом пригласил всех пройти в угол, к окну. Расселись по креслам, украдкой присматриваясь друг к другу.

— Итак, будем знакомиться, — Старков последовательно обвел всех взглядом. — Мне, думаю, представляться не надо. Далее, по порядку — Христофор Валентинович Межиров. Да-да, тот самый. Владимир Александрович Пермяков, пилот-космонавт, испытатель. И, наконец, Малышев Александр Павлович. Так?

— Именно так, Николай Кузьмич, — кивнул Пермяков.

— Что ж, тогда с места в карьер и начнем...

О Владимире Пермякове наслышан был Межиров достаточно. Вдобавок, людей, подобных ему, он знал довольно неплохо. Пусть давно, в прошлом, и те пилоты космических кораблей были его сверстниками или немногим моложе, а Пермяков принадлежал уже к другому поколению. Однако люди, выбравшие такую специальность и сделавшие ее смыслом своей жизни, в принципе во все времена оставались похожими друг на друга — характером, складом ума, набором эмоции, образом мышления. Даже внешним обликом... Поэтому Межиров представлял себе в общих чертах, что можно от него ждать.

А вот его спутник... На пилота, тем более испытателя, явно не похож. Молод, едва ли за тридцать. Но в космосе определенно не новичок, на Земле такого загара не получишь. Кажется, весьма силен физически. Вот только не робок ли? Отчетливо тушуется перед лицом высокого начальства... Но кто он, интересно знать? И какое отношение имеет к Чужому, к инопланетной базе, к кораблям?..

— Вы ведь астрофизик? — благожелательно улыбаясь, спросил Старков.

— Да.

— А чем еще, кроме астрофизики, занимаетесь? Другие специальности у вас есть?

— Да, как у всех, кто работает вне Земли. У меня диплом радиста и штурмана-навигатора ближних трасс. Правда, диплом штурмана я получил недавно, чуть больше полугода.

— Больше ничем не увлекаетесь?

— Спортом еще.

— Это понятно, — несколько нетерпеливо сказал Старков. — А галактическая навигация вам знакома?

Малышев замялся.

— Немного, в общих чертах...

— Не понимаю! Владимир Александрович, вы в прошлый раз говорили мне о Малышеве, или имели в виду кого-то другого?

— Что вы, Николай Кузьмич! — в отличие от своего спутника Пермяков держался в этом кабинете легко и раскованно. — Он просто еще не понял, чего от него ждут. Не скромничай, Саша, сколько у тебя работ по галактической?

Малышев поерзал в кресле и выпалил, словно докладывая:

— Восемь. Последняя — во второй книжке журнала «Теория и практика космических полетов» за этот год.

— Позвольте, позвольте! — Межиров с интересом посмотрел на него, высоко подняв белые кустистые брови. — Так вы, значит, тот Малышев? Инверсивная вариантность координат по треугольнику Сириус-Канонус-Процион?

— Вы читали? — Малышев оживился и даже слегка порозовел — то ли от волнения, то ли от смущения.

— Да, признаюсь, просмотрел с любопытством. Довольно убедительно — вариантность координат по трем точкам. А скажите, вы не пробовали...

— Стоп, стоп! — Старков несколько раз хлопнул в ладоши. — Я вас понимаю, однако давайте конференцию по теории навигации открывать не будем... Так вот, Александр Павлович, как вы отнесетесь к возможности проверить вашу инверсивную вариантность на практике? Скажем, отправившись на несколько парсек от Земли.

— Я... не совсем понимаю.

— Разве Владимир Александрович вам не объяснил?

— Нет, Николай Кузьмич, — вмешался Пермяков. — Саша еще не в курсе, он только сегодня с ОРАСТа. Мы встретились на космодроме, на самолет — и сюда.

— Та-ак, — протянул Старков и сложил руки на груди. — Это несколько меняет акценты нашего сегодняшнего разговора... Понимаете, Александр Павлович, речь идет о межзвездном полете на аппарате внеземного происхождения.

Малышев самым внимательным образом вгляделся в лицо Старкова, но ни тени улыбки на нем не обнаружил. Он перевел взгляд на Пермякова, покосился на Межирова, сидевшего несколько поодаль — но и они были невозмутимы... Нет, не похоже, чтобы разговор мог обернуться розыгрышем.

— Извините, Николай Кузьмич, — начал он, тщательно подбирая слова. — Я, к сожалению, не владею всей информацией по этому вопросу. Поэтому, видимо, ничего определенного сейчас вам сказать не смогу.

— Превосходно. — Старков с довольным видом энергично кивнул головой. — Считайте, Александр Павлович, что я полностью удовлетворен вашим ответом. Поэтому специально для вас — небольшой экскурс в историю... Итак, сорок с небольшим лет назад экспедиция на исследовательском корабле «Пересвет» наткнулась на одном из астероидов на инопланетную базу космических кораблей. Кстати, подробности, я думаю, вы смогли бы получить из первых рук, Христофор Валентинович непосредственный участник тех событий...

Старков говорил легко, образно и доходчиво.

Своим рассказом он увлек не только Малышева, но и увлекся сам, вспоминая давно минувшее. Даже Межиров и Пермяков, казалось, слушали его с интересом. Широко известные факты он подавал, перемежая такими подробностями и деталями, которые, скорее всего, мог знать лишь очевидец, в крайнем случае, человек, долго и много занимавшийся историей тех времен.

...Долгожданный контакт с инопланетной цивилизацией, пусть даже односторонний, обернулся для землян роскошным подарком. Даже двумя, потому что буквально при первых же шагах по базе космических кораблей исследовательская группа обнаружила указание, что в Солнечной системе находится еще одна инопланетная база — тоже на астероиде, но с орбитой, зеркально отображенной относительно Солнца. Спешно снаряженный корабль Еврокосмоса легко нашел его в том районе пространства. Прежде безымянные астероиды, прославившиеся на весь мир, получили собственные названия — Чужой и Стрэндж.

Базы на них оказались похожими друг на друга как могут походить друг на друга близнецы. Это, кстати, во многом облегчило задачу Комитета по делам космоса и планет Солнечной системы при ООН, и его решением база на Чужом поступила под эгиду Восточного и Азиатского Управлений космических исследований, а база на Стрэндже — под эгиду Еврокосмоса и Североамериканского Комитета по космосу и астронавтике.

Приступая к планомерному изучению самих баз и космических кораблей на них, ученые серьезно опасались, что драгоценные находки окажутся непостижимыми для земной науки. К счастью, опасения эти оказались пустыми. Инопланетяне, готовя такой царский подарок, позаботились обо всем. По всему миру разлетелась шутка, что, мол, инопланетяне подают нам свою технику «на уровне домохозяйки». Пользуясь подсказками, щедро разбросанными на каждом шагу, ученые сравнительно легко смогли разгадать подавляющее большинство тайн внеземных конструкций, механизмов и оборудования. Правда, по зрелому размышлению это было не очень удивительно, ведь теория всегда намного обгоняет практику, и на теоретическом уровне земная наука оказалась вполне готовой к понимаю принципов, заложенных в основу инопланетной техники.

Главное, пожалуй, что она дала Земле — это понимание природы тяготения. Термоядерные реакторы, не успев родиться, были обречены: им на смену пришли гравитационные двигатели, в неограниченных размерах черпающие энергию Солнца, Земли, других достаточно массивных космических тел. Экологически чистые, практически любой мощности и любого размера, новые двигатели и новые источники энергии за считанные годы изменили облик и самой Земли, и Солнечной системы в целом.

Довольно быстро поняли и то, что корабли на базах предназначены для межзвездных перелетов. Но тут-то и наступило первое разочарование. Буквально все, что находилось в помещениях баз, поддавалось расшифровке и пониманию, доступ был открыт к любому их уголку. За одним-единственным исключением: в центральные отсеки самих кораблей проникнуть не удавалось. Постепенно у исследователей складывалось убеждение, что создатели этой внеземной техники специально наложили своеобразное «вето» на секрет межзвездных полетов. Парадокс еще заключался и в том, что препятствий совершить собственно межзвездный полет не было практически никаких.

Вполне доступны для изучения были и системы управления кораблем, и навигационная система, и система жизнеобеспечения — и все остальное до самой последней детальки...

— Мы шли последовательно к апробации кораблей в реальных условиях полета, — продолжал Старков. — Сначала погоняли их в автоматическом режиме на планетарных двигателях. Потом настал черед пилотируемых полетов. С планетарными двигателями не было ни малейших сбоев или осечек... Тогда приняли решение на пробный запуск главных двигателей. Разумеется, под управлением автоматики. Программа полета была наипростейшая — удаление от Солнца на половину светового года и, не задерживаясь, возвращение назад...

— Да, и тут следующий щелчок по носу, — неожиданно вмешался Межиров.

Старков едва заметно поморщился.

— Щелчок — не щелчок... Это как считать, — возразил он. — Первый-то корабль возвратился благополучно, через неделю после старта. Телеметрия зафиксировала полное выполнение программы полета. А вот потом... Потом было в общей сложности еще семь пусков, уже по расширенным программам — и на Чужом, и на Стрэндже. Вернулись лишь два корабля.

— Самая распространенная гипотеза, и это вам, молодой человек, надо помнить особо, — Межиров обратился к Малышеву, — заключается в том, что корабли в режиме автоматики не могут по каким-то причинам сориентироваться на обратный курс. Когда они уходят сравнительно недалеко — на половину светового года, на световой год — автоматика срабатывает. Стоит же им оказаться на расстоянии за полтора парсека — идет сбой. Со всеми вытекающими последствиями.

— Да, это наиболее вероятная ситуация, — вздохнув, сказал Старков. — Потому что ни к технике, ни к физике полета мы на сегодняшний день никаких претензий предъявить не можем. Хотя, понятно, не исключена и какая-то другая причина невозвращения кораблей.

— Извините, Николай Кузьмич, — Малышев понял, что настал момент, когда и ему можно было бы вступить в разговор. — Я понимаю так, что при удалении от Солнца на расстояние до одного парсека полет абсолютно безопасен. Тем более, если он будет в пилотируемом варианте, когда автоматика подстрахуется специалистами.

— Вот именно! Вот именно, дьявол вас дери! — Межиров не только резко возвысил голос, но и принялся раздраженно барабанить пальцами по подлокотнику кресла. — Это ж верх идиотизма — четверть века держать под спудом звездолеты и летать лишь в пределах Солнечной системы! Все осторожничаете, все боитесь — как бы чего не вышло! Да еще двадцать лет назад всем здравомыслящим стало ясно, что без пилотируемого полета не обойтись! Не-ет, вы все изучаете, друг с дружкой советуетесь... Да мы уже давно выжали из этих баз и кораблей все, что они могли нам дать! Кому как не тебе, Николай Кузьмич, лучше знать, что основной пик открытий пришелся на первый десяток лет, а потом уж мы добирали жалкие крохи. А в последнее десятилетие так вообще не сдвинулись ни на шаг. Ты что думаешь, наши друзья-приятели зря законсервировали Стрэндж?

Старков слушал его внимательно, не перебивая, согласно кивая головой. А когда он замолк, сказал, обращаясь к Пермякову и Малышеву:

— Понимаете, тут такое дело... Пальма первенства в разработке программы такого полета принадлежит, безусловно, Христофору Валентиновичу. Лет десять-двенадцать назад он с Осиповым, тогдашнем и нынешним начальником базы на Чужом, предложили ее на наше рассмотрение. Тогда она была отклонена. Ну а теперь... А теперь, хоть с опозданием, мы обязаны признать свою ошибку.