В доме Рэйлин, как и всегда, было светло и просторно.
Пахло горячим кофе, и в любой другой день этот запах вызвал бы у Алекса желание немедленно выпить чашку-другую. Но сегодня горло будто сжимала невидимая рука, которая никак не хотела ослаблять хватку.
— Мы здесь, — раздался голос Дэйва. — Прямо по коридору и налево.
Они сидели за столом, на котором не было ничего, кроме бутылки коньяка и трёх пузатых бокалов.
— С самого утра? — вскинул брови Алекс. — По-моему, рановато.
— Давно не было таких поводов для праздника.
— Прости, меня не очень тянет праздновать.
Рэйлин коротко кивнула.
— Это понятно. Но хотя бы выпей с нами. Ты — самый молодой шериф Хэллгейта за последние сто лет уж точно. И ты раскрыл дело Хьюзов. Когда в «Хрониках» выйдет статья, тебя начнут на руках носить.
Алекс ненавидел шумиху всем сердцем, но спорить не стал: прекрасно знал, что так оно и будет. Скорее всего, папка входящих в ящике редактора уже пополнилась готовым текстом, а новостная заметка появилась на сайте ещё вчера. Стэши никогда не теряла времени даром, особенно если речь шла о настоящей сенсации.
Сенсация… Что ж, хоть один из них сумел воплотить мечту в жизнь.
— Я рассчитывала увидеть тебя вчера.
— Извини, — Алекс сел напротив, — просто не смог. Полдня спал, полдня… Просто вырубил телефон и ждал, когда всё уляжется.
— В таком случае тебе надо вырубить телефон на пару месяцев. А что там в участке?
— Эвелин справилась.
— Она хороша, — задумчиво протянула Рэйлин. — Не хочешь сделать её заместительницей?
— Так и планировал.
Он не лукавил: уж кто-кто, а Бейли идеально подходила для этой должности. Доверив ей участок, Алекс наверняка знал, что на следующий день не найдёт его лежащим в руинах.
Впрочем, с этим можно разобраться позже.
День, который Алекс провёл в четырёх стенах, был нужен, чтобы выдохнуть и принять одно из важнейших решений в его жизни. Однако пауза ни черта не помогла. Весы по-прежнему клонились то в одну сторону, то в другую, точно насмехаясь над ним.
Возможно, проблема крылась в том, как именно и с кем он провёл этот день.
— Нужен твой совет, — сказал он быстро, чтобы не передумать. — Как бы ты поступила на моём месте? С Мэйв.
Алекс поймал себя на мысли, что специально назвал Стэши другим именем. Это помогало отстраниться, увеличить дистанцию.
— Решай сам, — Рэйлин, чуть заметно поморщившись, поднялась. Снова без трости. Хороший знак для той, кому сулили инвалидное кресло до конца дней. — В конце концов, ты следуешь букве закона.
— Скажи, что бы ты выбрала.
— Возможно, то, чего требуют правила, — пожала она плечами. — Возможно, поступила бы, как велит сердце. Иногда выбрать правильный вариант — не значит соблюсти закон, и ты сам это знаешь.
Дэйв с улыбкой разлил коньяк по бокалам.
— Я бы на твоём месте не сажал Стэши в тюрьму, шериф, — фыркнул он. — Город тебя сожрёт и костей не оставит.
— Города это не касается.
— Он обрёл надежду, а ты хочешь отнять её. Эта девочка доказала, что в мире есть справедливость, и ты, между прочим, помог её восстановить.
Алекс кивнул, помедлив, затем осушил свой бокал одним глотком.
— Не резко ли? — спросил Дэйв. — Мне казалось, тебе нужен ясный разум.
— Ясность ни хрена не помогла.
— Тогда просто прислушайся к себе.
Неловко дёрнув плечом вместо ответа, Алекс направился к выходу. Сегодня он не собирался садиться за руль — стоило лишь пересечь хлопковое поле, чтобы попасть куда нужно.
Прислушаться к себе, ну да. Чем же ещё, по мнению Дэйва, он занимался последние сутки?
Сейчас, воскресным утром, когда вокруг царили тишина и пустота, хлопковое поле казалось мёртвым. Голые ветви тесно жались друг к другу, и Алекс задел одну из них. По ряду прокатилась быстрая волна — и тут же исчезла.
— Мэйв Хьюз, вы арестованы за убийство Коннора Джонса, — пробормотал он. — У вас есть право хранить молчание. Всё, что вы скажете, будет использовано против вас в суде. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, защиту предоставит штат Луизиана.
На другой стороне поля что-то грохнуло, и Алекс прибавил шагу.
— Мэйв Хьюз, вы арестованы за убийство Коннора Джонса…
Обгорелый остов на самой окраине этой дыры прежде называли особняком семьи Хьюз — вот и теперь, когда он понемногу начал оживать, звали точно так же. На пепелище царила суматоха: крепкий широкоплечий Ахилл разбирал завалы вместе с Грэмом и Коннолли. Неподалёку Джин пыталась повторить какое-то мудреное заклинание, подхваченное, безусловно, у Афины Гудвин, и заставить одну из досок взмыть в воздух. Пока не выходило — доска лишь чуть отрывалась от земли и с грохотом падала снова, — но Джин не отчаивалась.
— Тяжеловато что-то, — пропыхтел Коннолли, усаживаясь прямо на землю. — Передохнём, а?
— Рано ещё! Приедет Эвелин, вот и передохнём. А вечером, когда Адриан с Терри подвалят, будет попроще.
Крепкая горячая ладонь хлопнула Алекса по спине.
— Зря ты форму нацепил, конечно.
Стэши возникла будто ниоткуда — перемазанное сажей лицо, мокрая насквозь рубашка. Она улыбалась непривычно широко и держала спину так, словно кто-то наконец позволил ей избавиться от тяжёлого груза, который она волокла на себе долгое время.
— Мэйв, — начал Алекс.
— Это не моё имя. Уже не моё, — качнула она головой. — Я долго привыкала к новой маске, что она стала настоящим лицом. Извини.
Следовало сказать, что ему, в общем-то, абсолютно наплевать на то, кем она решила быть в итоге и что делать дальше, потому что за решёткой окажется именно Мэйв, но слова не шли. Какое-то время они молча смотрели друг на друга — служитель закона и убийца, сын неистового католика и дочь погибшего губернатора. Наконец Стэши подняла увесистый пакет и, не оборачиваясь, двинулась к остальным.
— Пошли, — сказала она негромко. — Так и будешь тут торчать, как свечка на торте?
Алекс растерянно взглянул на наручники, по-прежнему лежащие в ладони мёртвым грузом, затем чуть наклонил её, позволяя им соскользнуть в траву.
— Как насчёт сменной рубашки?
— Многовато просишь! — хохотнул Ахилл, обладающий по-звериному чутким слухом. — Возьми мы с собой запасные шмотки, разве стояли бы сейчас грязные как свиньи?
Ни слова не говоря, Алекс поудобнее ухватил почерневшую балку, взвалил на плечо. В этот миг он был как никогда уверен в одном: их ждёт немало паршивых дней.
Но хороших — ещё больше.