Гроза над Бомарзундом

Глава 29

Будучи сыном простого врача, Вендт и впрямь начинал службу с нижних чинов. И хотя уже через пять лет покойный император Александр произвел его в офицеры, блестящей такую карьеру не назовешь. Но все же он смог достичь генеральского чина и получить дворянскую приставку к фамилии — «фон». А вот теперь, можно сказать, выиграл сражение. Разумеется, львиная доля заслуг будет приписана, причем нельзя сказать, чтобы не заслужено, великому князю. Но и на его долю хватит. Особенно если не дать французам ни единого шанса…

— Ваше превосходительство, они уходят! — показал на прибывшие за вражескими десантниками шлюпки полковник Котен.

— Так почему бы не проводить наших друзей салютом? — криво усмехнулся генерал.

Сказано — сделано! И уже через несколько минут вся имевшаяся в его распоряжении артиллерия открыла по пытающимся эвакуироваться врагам огонь. Те поначалу пытались стоически переносить рвущиеся над головами шрапнели и гулко ухающие в прибрежном песке бомбы, но чем больше солдат и офицеров покидало негостеприимный берег, тем большее беспокойство охватывало остальных. Поначалу они просто волновались, прикидывая, найдется ли им место в лодках? Затем стали ломать строй, а когда внимательно наблюдавший за происходящим Вендт послал вперед морскую пехоту и финских стрелков, началась паника.

Обезумевшие от страха люди уже не слушали команд и дрались за места на баркасах. Некоторое даже пытались спастись вплавь. А те немногие кто сохранил присутствие духа один за другим падали пораженные меткими выстрелами противника.

Когда солнце приблизилось к зениту, все было кончено. Русским достался усыпанный вражескими телами берег, несколько сотен раненных французов, кучи заготовленных на островах фашин и другого имущества, а также снятая с кораблей союзников артиллерия. Восемнадцать 32-фунтовых и еще несколько орудий более мелкого калибра. Причем, большинство из них не успели заклепать. Вот это действительно можно назвать победой!

Но если на Большом Аланде все было кончено, то на мелких островках сражение только начиналось. Наученные горьким опытом, британцы снова выдвинули свои «блокшипы» и обрушили на мыс Лумпо шквал огня. Затем там высадились злые и усталые французские солдаты. Теперь им оставалось лишь обойти глубоко вдающуюся в берег бухту и сбить укрепившиеся на мысе Холмарн русские заслоны, но… У меня на этот счет имелись совершенно другие планы!

Не имея возможности быстро перебросить подкрепления из крепости, я отдал приказ канонеркам зайти в узкий пролив между островами Лумпарланд и Энге и не допустить прорыва вражеского десанта!

К несчастью, большая часть «шанцевок» все еще были вооружены минами. Имея три пушки на поворотных платформах, они могли бы держать под обстрелом весь мыс, благо в самом узком месте его ширина не превышала двухсот сажен. Однако под рукой имелись только «константиновки» с их единственной 60-фунтовкой и ограниченными углами наведения.

Впрочем, на первых порах хватило и этого. Стоило показаться изрядно растянувшейся французской колонне, как на нее обрушились тяжелые бомбы. Не ожидавшие подобного отпора вольтижеры остановились и принялись ждать подкрепления.

В других местах дела союзников шли еще хуже. Поначалу им удалось высадиться на Микельзе силами примерно около двух рот. Но потом из Престозунда вышел фрегат «Доблестный» капитан-лейтенанта Кострицына и отогнал остальных. После чего принявший командование над сводным отрядом капитан Шателен, поднял его в штыки и опрокинул неприятеля в море. Что же касается нескольких шлюпок попытавшихся проскользнуть к Энге, на одной из них заметили всплывшую мину Нобеля и поспешили повернуть назад.

— А ведь эдак они скоро снова атакуют, — задумчиво заметил внимательно наблюдавший за продолжавшим прибывать на Лумпара противником Лисянский.

— Это уж как пить дать! — усмехнулся я.

— После чего прорвавшись к Энгезунду, разминируют его и тогда…

— А вот это дудки-с, — усмехнулся я. — после чего повернулся к Клокачеву. — Курс на Бомарзунд! И передай механикам, чтобы выжали из машины все, что на что она способна!

— Слушаюсь! — козырнул капитан-лейтенант.

— Что вы хотите предпринять? — не выдержал через некоторое время Лисянский.

— Перевезти сюда подкрепления. Если немного потесниться, в трюмы и на палубу «Бульдога» можно втиснуть две роты. Там еще кого-нибудь с собой прихватим. Глядишь, через пару часов, можно будет организовать наступление на противника.

— Но почему лично?

— Господи, Платон, неужели не понимаешь?

— Э… нет!

— Скажи, что будет делать Бодиско, когда получит сигнал?

— Полагаю, выполнять.

— Возможно. Только сначала устроит военный совет, чтобы выяснить, кого можно отдать «без ущерба для дела» и пошлет гонцов к Вендту. Кого выберет тот, предугадать не решусь, потом они все вместе трижды изменят свои решения, и подкрепление мы получим, дай бог, к вечеру.

— Но это же ужасно!

— Да. И когда-нибудь мы это изменим. Но сейчас…

— Вы сказали, мы?

— Конечно, Платон. Именно, мы. Ты, я, Вася Клокачев и прочие наши единомышленники. По отдельности каждый из нас мало чего стоит, но все вместе мы сможем горы свернуть! Во всяком случае, мне хотелось бы в это верить, а иначе все будет напрасно!

— Говоря по чести, — некоторое время спустя, заметил Лисянский, — я опасался, что вы прикажете отправить на Лумпара десант и лично его возглавите…

— Ну, уж нет. Хватит с меня геройств!

В общем и целом, все получилось примерно, так как я сказал. Подкрепления были доставлены, очередная французская атака отбита, и верхушка мыса Норбод осталась за нами. Как ни крути, но сметающие все на своем пути залпы тяжелых орудий, то и дело прилетающие во фланг наступающей пехоты могут поразить любое воображение.

Так что надолго не хватило даже славящихся своей стойкостью и удалью ветеранов Марокканского и Алжирских походов. Сначала они остановились, потом попятились, а потом бросились бежать, не слушая команд своих офицеров. Единственным успехом генерала Бараге д´Илье в этот день стали занятые союзниками остальная часть острова Лумпарленд и следующий за ним остров Лемланд. Разделявший их пролив Лумпарзунд был таким узким и мелководным, что впору считать эти два клочка суши единым целым. Сюда же, в юго-западную часть залива, отошла вся их эскадра…

Близилась ночь или как написал бы Иван Сергеевич Тургенев, приди ему в голову блажь, описывать наше противостояние — «смеркалось». Кратко, емко и поэтично!

На обоих островах зажглись костры, на которых измученные тяжелым и долгим сражением люди, готовили себе пищу, чтобы подкрепить силы и хотя бы на короткий срок забыться тревожным сном. Увы, но даже таким скромным мечтам не суждено было осуществиться. Ибо кровавый Молох войны требовал очередную жертву…

Уже стемнело, когда морская пехота закончила грузиться на канонерки шанцевского типа. Союзники отгородились от мин бревенчатыми бонами? Им же хуже, — решил я. По этим бонам мы пойдем на абордаж! Поддерживать атаку будут «константиновки» и два колесных фрегата. «Доблестный» и «Гремящий». А на берегу устроят отвлекающий удар финские стрелки и ополченцы.

Кто-то спросит меня, зачем все это? Ведь англо-французская эскадра и без того оказалась в западне. Нужно было лишь дождаться когда у них закончатся припасы и… беда в том, что ситуация в любой момент может измениться. Закончат ремонт английские корабли в Швеции или подойдут подкрепления из Европы, и наше и без того невеликое преимущество в силах растает как снег под лучами солнца!

Наконец, все было готово. Канонерские лодки медленно двинулись по направлению к эскадре противника, за ними захлюпали плицами пароходо-фрегаты. Скоро они подберутся в упор, но вместо скоротечной атаки минами, высадят десант прямо на палубы вражеских блокшипов. Передовые партии морпехов вооружены пистолетами и абордажными палашами. У офицеров и унтеров револьверы. Следующие за ними со ставшими уже привычными «Шарпсами». Должны справится…

— Что, братцы, хотите в дело? — заметил замерших у фальшборта вестовых.

— Коли будет на то ваша воля, — пожал плечами Рогов, — так мы завсегда готовые!

— А сам чего желаешь?

— Так я при вашем высочестве состою, — ничуть не смутился матрос. — Стало быть, по-вашему, все и будет! Пойдете в бой, так и мы не отстанем, а нет, так и правильно. Невместно царскому сыну самому саблей махать. Для этого иные люди есть.

— А ты что скажешь, Воробьев?

— Не знаю, ваше императорское высочество, — неожиданно признался тот. — Там ведь дружки мои, боевые товарищи. Они в бой, а я тут. Муторно на душе!

— Вот оно что… ну ничего. Помяни мое слово, еще навоюешься!

Договорив, я отошел в сторону и снова принялся всматриваться в темноту, слыша краем уха, как Рогов выговаривает товарищу.

— Ополоумел⁈ Плохо тебе здесь служится, в чистоте и тепле? Здесь ты сыт, пьян и нос в табаке, а там что ж будет?

И тут произошло то, чего никто ожидать не смог. Над сгрудившимися у восточного берега кораблями появился сполох пламени, осветивший их и готовые атаковать канонерки. Поначалу все подумали, что это какая-то вражеская уловка и вслед за огнем откроются пушечные порты. Но минуты шли за минутами, и ничего не происходило. В конце концов, Левицкий принял решение и повел своих корабли на абордаж. Возглавляемые им матросы поднялись на вражеские корабли, но не нашли там противника. Только несколько человек метались тот тут, то там пытаясь поджечь свои суда. И морпехи немедленно бросились их тушить!

Дело это оказалось не таким простым. Если огонь разгорался, его было уже не остановить. И тогда они принялись расцеплять их, после чего с канонерок заводили буксиры и оттаскивали их на середину залива.

Как оказалось, Нейпир с Парсеваль-Дешеном слишком близко к сердцу приняли мое предложение о сдаче. С одной стороны, честь не позволяла престарелым адмиралам сдаться. С другой, перспектива оказаться в плену и пройти маршем на потеху праздной публики по Невскому проспекту им тоже не улыбалась. А потому, не видя возможности прорваться, они решились на авантюру.

Пока мы и солдаты Барагэ д´Илье дрались за выход к Энгезунду, посланный Нейпиром офицер с десятком матросов пересек остров Лемланд и, захватив у местных рыбаков лодку, отправился на поиски эскадры. Ему повезло, и скоро он оказался на палубе английского линкора. Ближе к ночи, корабли союзников подошли к Ледзунду и приняли на борт экипажи брошенных в Лумпарском заливе кораблей. А чтобы те не достались нам, на них был оставлен отряд из добровольцев в задачу которого входило сжечь эскадру, как только их товарищи окажутся в безопасности.

К несчастью, матросов для столь важной миссии выбрали не самых дисциплинированных. Скоро утомившись от ожидания, они пробрались в оставшиеся практически нетронутыми трюмы, и, разумеется, нашли там спиртное. На английских кораблях его всегда хватало. Ром для команды, бренди и херес для господ офицеров. Не отставали и французы с запасами бордо и виноградной водки. В общем, к полуночи большая часть потенциальных поджигателей оказалась мертвецки пьяной. И именно это помешало им до конца исполнить свой план.

Впрочем, об этом мы узнали позже, допросив немногих выживших. А пока приходилось только гадать, что же, в конце концов, произошло и пытаться спасти то, что все-таки успели подпалить. Сразу скажу, ущерб был велик, а далеко не на все спасенное следовало тратить силы. Например, паровой «Аякс» сгорел дотла, а превращенный в транспорт и потому никому не нужный французский парусный фрегат «Зенобия» достался нам практически невредимым. Но все равно добыча была исключительно большой. Винтовой блокшип «Бленхейм», «Аррогант», который доставил нам прежде немало проблем, еще два паровых фрегата и три шлюпа. А также вооружение и содержимое их трюмов.

Возможно, мне следовало организовать преследование, но когда утром фрегаты под флагом фон Шанца подошли к Ледзунду, союзников, что называется, уже и след простыл.

— И черт с ними! — счастливо улыбаясь, заявил мне после доклада Лисянский. — Это все равно победа, каких не было со времен самого Петра Великого!

— Вот уж не думал, что ты такой льстец, — устало отозвался я.

— Вы, кажется, совсем не рады? — удивился адъютант.

— Отчего же. Рад. Вот только теперь мне придется возвращаться в Петербург, а в этом и впрямь весьма мало веселого.

— Но вас встретят как героя!

— В том-то и проблема, Платон. Героев в нашем богоспасаемом отечестве любят исключительно мертвых. Живых же почему-то отправляют в отставку, с запретом посещать обе столицы. Вспомни того же Федора Федоровича Ушакова или хоть графа Суворова…

— Но вы же — великий князь!

— Это верно… ладно, не принимай близко к сердцу. Это я так, хандрю. Хотя перспектива любоваться сановными рожами и перезрелыми великосветскими кокотками меня и впрямь не прельщает. В море оно как-то спокойней…