Гроза над Бомарзундом

Глава 5

Как я уже писал, высокое положение в обществе имеет множество плюсов. Перед сыном царя открыты все двери, министры и сановники вынуждены прислушиваться, а приказы и даже малейшие прихоти обязательны к исполнению. Но у всего имеется обратная сторона. Одним из таких неудобств является невозможность сделать что-нибудь просто так. Всякое действо немедля обрастает огромным количеством участников и превращается в настоящую церемонию.

К примеру, вчера за ужином, ваш покорный слуга имел неосторожность сказать, что собирается посетить госпиталь. Санни, разумеется, тут же приняла информацию к сведенью, и наутро выяснилось, что мы идем вместе. В принципе, ничего удивительного нет. Все светские дамы просто обязаны заниматься благотворительностью, а великой княгине, как говорится, сам бог велел!

И все бы ничего, но вкомплекте с драгоценной супругой шли три статс-дамы шесть фрейлин, вызванных специально, чтобы составить Александре Иосифовне компанию. Добавьте к этому служанок с лакеями, необходимое для их перевозки количество экипажей и получится целый табор. Поскольку мои постоянные спутники Лисянский с Головниным совершенно потерялись на фоне всего этого великолепия, пришлось вызвать несколько свитских офицеров.

Встречали нас с помпой. Впереди начальство, слава богу, хоть без хлеба и соли, за ними персонал. Санитары из солдат, сестры милосердия по большей части из монашек, хотя есть и некоторое количество девиц из хороших семей, пожелавших ухаживать за ранеными. Внутри, разумеется, все убрано. Больные по возможности переодеты в чистое.

К моему удивлению Санни и сопровождающие ее дамы чувствовали себя как рыбы в воде. Подходили к раненым, спрашивали о тяжести ранений, дарили крестики и иконки. Не привыкшие к такому обращению раненые матросы тушевались, а если их спрашивали, рявкали как на параде и тут же сконфуженно замолкали. Я, пользуясь случаем, наколол нескольким отличившимся на грудь знаки отличия военного ордена.

Потом перешли в офицерские палаты. В них, как и следовало ожидать, было гораздо уютней и просторнее. Женская часть нашей делегации оживилась, тем паче, что раненые господа-офицеры вели себя куда более раскованно. К слову, многие из них за геройство представлены к наградам или производству. С чем мы их и тут же и поздравили.

— Где Вальронд? — тихо спросил у коренастого мужчины с непривычно русским типом лица, с большой лысиной открывающей могучий лоб, с густыми баками и в мундире с погонами действительного статского советника.[1]

— В следующей палате, ваше императорское высочество.

— Как он?

— Теперь гораздо лучше.

Говоря по чести, Петр выглядел не очень. Бледный с заострившимися чертами лица. Голова замотана бинтами. Но увидев меня, попытался приподняться.

— Тише, Петя. Лежи! — Остановил я его порыв.

— Ва-ваше…

— Ну-ну. Тихо! Успеешь еще на титуловаться… Все хорошо!

— Вижу за ним хороший уход? — обратил внимание на стоящую на тумбочке вазу с цветами.

— О да! Одна из сестер милосердия оказывает нашему герою повышенное внимание.

— Похвальное рвение. Впрочем, я слышал, у Петра есть невеста?

— Это она и есть… — показал тот на одну из барышень в строгом темно-коричневом платье и белоснежном переднике. — Позвольте представить вам Софья Николаевна Ермолина, дочь надворного советника Николая Сергеевича Ермолина, моего коллеги по академии.

— Рад знакомству, мадемуазель! Приятно осознавать, что наш герой находится в надежных руках.

— Благодарю, ваше императорское высочество. Но я не заслужила ваших похвал. Вся заслуга принадлежит Николаю Ивановичу. Если бы не он…

— Пирогову? — сообразил я.

— К вашим услугам, — с достоинством поклонился человек, которого я поначалу принял за чиновника.

— В таком случае, прошу прощения.

— За что же?

— За принесенные моим визитом неудобства.

— Ничего страшного. Хоть какое-то развлечение для больных.

— Тоже верно. Коли так, перейдем к делу. Есть какие-нибудь нужды? Лекарства, инструменты, быть может продукты питания?

— Людей не хватает. Но эта проблема всей нашей медицины. Военно-медицинская академия выпускает в год три десятка врачей. Прочие университеты еще с полсотни. Для нашего отечества это капля в море. Про фельдшеров и прочий персонал и говорить нечего.

— Быстро эту беду не исправить. Нынче война, медиков требуется как можно больше. Золотой час никто не отменял…

— О чем вы, ваше высочество? [2]

— Ну как же, оказание помощи в первый час после получения ранения значительно повышает шансы на выздоровление пациента, это ведь общеизвестный факт, не так ли?

— Впервые о таком слышу, но соглашусь с вами. Мой опыт в полной мере подтверждает ваш тезис…

Вот я вляпался. Теперь еще и медики будут меня за своего считать… Уже и без того ходят слухи о чудодейственности моего присутствия в исцелении цинги, да и еще зимой данный приказ запретить на флоте пить некипяченую воду и обязательно трижды в день перед едой мыть руки с мылом уже привел к тому, что на Балтфлоте резко сократились случаи заражения холерой… Как тут не вспомнить незабвенного Черномырдина никогда такого не было и вот опять… Но, с другой стороны, я ж как лучше хочу, пусть и получается почти как всегда…

Впрочем, может оно и к лучшему. Как ни крути, но Пирогов — гений! Так что ему и карты в руки. И даже если он будет на всех углах твердить, что идеи принадлежат не ему, а великому князю Константину никто в это не поверит. В худшем случае, решат, что прославленный хирург метит в лейб-медики и решил подольститься…

— Николай Иванович, примите мою самую искреннюю благодарность за спасение нашего героя и всех раненых моряков. — Я увидел, как у Пирогова чуть расширились глаза от удивления, — будем считать обращение к спасителю моих воинов на вы формой моего личного благоволения и награды. И пусть это нарушение правил останется между нами, вы не против?

— Ну что вы ваше император…

— Прошу без чинов. Лучше всего по имени отчеству.

— Как прикажите, Константин Николаевич.

Я крепко пожал его руку и продолжил.

— В ближайшие недели мы будем драться с французами и британцами в Финляндии. Туда, ближе к Аландским островам. Что скажете, если я предложу вам организовать морской госпиталь на специальном госпитальном паровом судне — заодно и горячей водой всегда будете обеспечены. Пушки с него снимем. Устроим просторные палаты и операционные.

— У вас так много кораблей, что вы готовы отдать один из них под плавучий госпиталь? — удивился Пирогов.

— На самом деле очень мало, но на такое дело не жалко! Куда важнее то, что госпиталь будет всегда обеспечен кипятком для обработки инструментов, стирки и просто для чаю. А еще это позволит кормить всех, включая и пациентов трижды в день горячей, сытной свежеприготовленной пищей.

— Убедили. Простите, Константин Николаевич, — помялся смущенный моим напором доктор, — но у вас же есть свои врачи. Целый департамент. Не будет ли это…

— Им достанет работы и без того. Вы лучший хирург. И доказали это на деле, черт возьми! Вам и спасать моих бойцов. Не отказывайтесь, я вас прошу, Николай Иванович.

— Ну если сам генерал-адмирал обращается с такой просьбой, то я не могу отказать. Согласен.

— Что до персонала. Я могу направить вам некоторое количество матросов. Не все, знаете ли, подходят для морской службы, а вам глядишь и сгодятся. Как говорил один острослов — всякий необходимо причиняет пользу, будучи употреблен на своем месте. Руководите ими по своему усмотрению, обучайте. Всю необходимую помощь и содействие я вам гарантирую. Прошу являться ко мне без записи и доклада, ваши послания также будут доставляться немедленно. Обещаю.

— Это поистине царские условия… неужели такое возможно в нашей богоспасаемом Отечестве?

— Нечасто, но случается, дорогой профессор.

— И кто же входит в сию избранную когорту счастливчиков, если не секрет?

— Ваш полный тезка, господин Путилов. У нас с самого начала сложились с ним доверительные отношения, что во многом и стало причиной столь поразительных результатов. Господа-союзники, по слухам, тоже впечатлены.

— Как же-с. Наслышан!

— Что ж, льщу себя надеждой, что сотрудничество с вами будет не менее плодотворным!

— Хотелось бы…

— Что-то не так?

— Нет-нет. Я весьма признателен за проявленное доверие, но матросы суть вчерашние мужики. Темен народ наш, к несчастию…

— Это да. Но попробуйте посмотреть на все это с другой стороны. В отличие от своего собрата из деревни матрос привычен к порядку. К уборке, мытью, содержанию своего платья и имущества в чистоте. Все лучше, чем вчерашний хлебопашец. А что до должностей, требующих большего образовательного и культурного уровня… обратите внимания на присутствующих здесь барышень. Разумеется, большинство из них пришли в надежде присмотреть себе женихов. Или ухаживать за имеющимися, как мадемуазель Ермолина. Но уверен, по крайней мере, некоторые из них способны на большее.

— Признаться, — широко распахнул глаза врач, — нечто подобное уже приходило мне в голову. Более того, совершенно уверен, что и общество наше уже вполне готово к подобному…

— Так зачем дело встало? Вон целая великая княгиня вместе с фрейлинами без дела шастают. Сейчас объявлю о нашей с вами идее Александре Иосифовне. Она, вне всякого сомнения, воодушевится и возьмет на себя покровительство данному начинанию. Так что уже завтра от желающих отбоя не будет!

— Не смею спорить…

— Я, с вашего позволения, возьму на себя материальные расходы. Организацию возложим на вас и кого-нибудь из моих помощников. Да хоть на того же господина Головнина. Отбирайте, учите. Вот и будут вам не только сестры милосердия, но и фельдшерицы с врачами…

— Говоря по чести, Константин Николаевич, мне приходилось слышать, что вы — человек либеральных взглядов, но такого, признаться, даже не предполагал… Женщины врачи⁈

— А почему нет? Хирурги из наших милых дам может, и не получатся, хотя как знать. А вот терапевты, педиатры, акушерки… вполне!

— Вы думаете? — ахнула все еще внимательно греющая уши Сонечка Ермолина, о присутствии которой совсем забыл.

— Только через мой труп! — отчетливо пробормотал Вальронд.

— Не каркай, Петенька! — серьезно посмотрел я на подчиненного, после чего доверительно нагнувшись к доблестному лейтенанту, тихонько шепнул, — и не запрещай ничего невесте, а то, чего доброго, ненароком подушкой придушит!

Как и следовало ожидать, идея с организацией общиной сестер милосердия Санни понравилась. Кроме пункта о финансировании.

— Ты, правда, собираешься это все оплачивать? — уточнила великая княгиня.

— Не все, конечно, но какую-то лепту внесу. А что?

— Ничего. Просто ты слишком много тратишь в последнее время!

— Разве?

— Я бы даже сказала очень много! Твои пушки с канонерками скоро нас разорят!

— Не драматизируй.

— И не думала! Ты потратил на строительство кораблей свое годовое содержание! Но, позволь напомнить, что у нас есть дети, которых требуется прилично содержать…

— Послушать тебя Николенька и Ольгой ходят в обносках и питаются подаянием!

— Так вот к чему ты стремишься⁈

Надо сказать, что кое в чем моя драгоценная супруга была права. Мое годовое содержание, как совершеннолетнего сына императора, составляло двести тысяч рублей серебром в год. Если помните, как раз такую сумму я выдал Путилову на строительство паровых двигателей для канонерских лодок. Можно, конечно, обратиться в министерство финансов и траты мне компенсируют, но… сейчас война. Государственная казна пуста. Требовать в такой момент деньги лично для себя просто неприлично!

К счастью, это не все наши средства. Александре Иосифовне тоже полагаются выплаты. Сорок тысяч. Плюс, тридцать пять тысяч на содержание нашего с ней двора. Есть еще мое жалование генерал-адмирала. Правда, это всего семь тысяч целковых… особо не разгуляешься… но и с голоду ни мы, ни наши слуги точно не умрем, но вот праздники в ближайшее время сможем устраивать только в долг. А это, сами понимаете, «не вариант»!

— Хорошо. Что ты предлагаешь?

— Наша дорогая тетя Елена Павловна (вдова моего дяди Михаила Павловича Романова) попечительствует многим больницам. Отчего бы ей не оказать помощь и этому начинанию? А если ее средств не хватит, уверена, что маман, — так она называла свою свекровь Александру Федоровну, — и цесаревна Мари (жена цесаревича Александра) не откажут ей в помощи. К тому же у тебя есть сестры!

— Пожалуй, ты права. Но какие-то деньги придется пожертвовать в любом случае. Хотя бы тысяч пять или десять…

— Поверь, милый, эти траты я переживу! К тому же, полагаю, довольно будет и трех…

Честно говоря, Санни меня удивила. Не думал, что она настолько хозяйственная. В чем-то это даже хорошо, что она напомнила мне о семье. Зашился я в делах флота, привык считать миллионами. Так можно и привыкнуть путать свой карман с государственным. Сначала в одну сторону, а потом в другую…

— Пусть будет так. Сегодня уже поздно, а завтра съездим к тетушке и все обсудим. Надо только придумать, как это все подать…

— Об этом не беспокойся. В салоне Елены Павловны и без того все разговоры либо об искусстве, либо о благотворительности. Обещаю, что смогу увлечь ее этой идеей.

— Отлично. Тогда давай поужинаем.

— Ты разве никуда не поедешь?

— Нет. Надоело все к черту. Хочу хоть один вечер провести с тобой и детьми…

— Отчего ты мне прежде не сказал, что собираешься остаться? — на прекрасном лице Санни появилось нечто вроде досады.

— Кого-то ждешь?

— Не совсем. Мне обещали привести одну девочку. Она воспитанница Патриотического института [3].

— Вот как? Как зовут эту достойную барышню и чем она знаменита?

— Машенька Анненкова. Говорят, она очень сильный медиум!

— Не понял…

— Ты разве не слышал о спиритуализме? Очень модное занятие в Свете. Если хочешь, можешь принять участие. Хотя, говорят, она очень пугается мужчин…

— Уволь, родная. Мне слишком часто приходится иметь дело с мошенниками на службе, чтобы встречать их еще и у себя дома. Нет, сама если хочешь, развлекайся, но ради всего святого, не принимай всю эту белиберду всерьез!

— Зачем ты так! — хотела было возмутиться Саша, но я успел закрыть ей рот поцелуем.

Чудны дела твои, Господи. Только что моя дражайшая половина проявила редкостную практичность, которую я в ней к слову совершенно не подозревал, а еще через пять минут, она готова заниматься столоверчением, чтобы пообщаться с духом Марии-Антуанетты!

К несчастью, мои планы побыть с семьей в этот вечер, так и не осуществились. Кто знает, встреть я Анненкову раньше, возможно многих бед в будущем, удалось избежать…

— Ваше императорское высочество, — материализовался перед нами камердинер.

— Что там еще, Кузьмич?

— Курьер из Кронштадта. Говорит, срочное известие…

— Ни минуты для личного счастья. Пусть заходит, чего уж там!

Смутно знакомый мне скороход из Морского министерства протянул плотный конверт с печатью адмирала Мофета. Вскрыв его ножом из слоновой кости, погрузился в чтение и… новости, оказались неожиданно хорошими. Нашим морякам и ученым удалось-таки поднять «Эдинбург». Ну как поднять. Скорее вытащить на мелководье, где его можно максимально облегчить, после чего решить, что с ним дальше делать.

Из позитивного. Машины и котлы практически целы и вполне могут быть восстановлены. Более того, сам корпус блокшипа находится в достаточно приличном состоянии, так что чем черт не шутит, появится у нас еще один трофей. Представляю, как этому «обрадуются» в Лондоне!

Далее. Артиллерия по большей части в исправном состоянии, равно как и припасы к ней. А это порох, ядра, бомбы и так далее. Кое-что, вероятно, придется починить и переснарядить, но это мелочи. Как говорится, не было ни гроша, да вдруг алтын!

Кстати, о деньгах. Среди прочего имущества в трюмах оказались тяжелые железные ящики, очень похожие на те, в которых казначеи хранят золото. Предположительно это ничто иное, как корабельная казна, или даже деньги всей эскадры покойного Чадса… В связи с чем милейший Самуил Иванович приказал временно прекратить работы и выставил кругом караул.

— Дорогая, долг призывает меня немедленно вернуться в Кронштадт!

— Как жалко, — изобразила огорчение Саша.

— А мне-то как… Кузьмич, распорядись, чтоб запрягали экипаж!

Был уже вечер, когда я своими глазами увидел выглядывающий из воды корпус «Эдинбурга». Напоминавший вытащенного на берег кита блокшип, темнел среди волн.

— Точно казна, ваше высочество! — доложил командовавший караулом штабс-капитан Матвеев. — Один из ящиков открыли, а там шиллинги рядами!

— Один из?

— Там таких еще не менее десятка.

Чудная новость. Средств в последнее время и впрямь стало не хватать. Тут Александра Иосифовна абсолютно права. Наложить на все эту добычу руку конечно не получится, но… если все сделать правильно, можно большую часть оставить за Морским ведомством.

— Доставайте!

— Что?

— Я говорю, продолжать работы. Все ящики отправить в арсенал. Там и пересчитаем…

— Ваше высочество, может все-таки утром? Ночи хоть и белые, а внутри все равно темновато… Да и людей, уже распустили.

— Черт с вами! Но завтра начать прямо с утра!

— Слушаюсь!

Деньги это хорошо. Они нужны всегда, а уж во время войны так тем более. Но еще есть корабль. Не в силах сдержать полет фантазии, я принялся приглядываться к доставшемуся мне корпусу. Получится ли срезать палубы, а вместо них построить прочный каземат, покрытый сверху железной броней? С эдаким «монстром» я такого наворочу… всем чертям в аду тошно станет! Не говоря уж о тех, что в Лондоне!

[1] действительный статский советник — чин 4 ранга равный генерал-майору в армии или контр-адмиралу флота Российской империи. Получен Пироговым в 1847 г.

[2] Источником происхождения данного термина предположительно считаются записи военных хирургов французской армии в период Первой мировой войны. Внедрение термина в профессиональный лексикон приписывается травматологу Р. Адамсу Коули.

[3] Патриотический институт — среднее учебно-воспитательное учреждение для девочек в Санкт-Петербурге. Учреждено в 1813 году, как Сиротское училище для дочерей офицеров, погибших в Отечественной войне 1812 года.