Гравюры на ветру

* 11 *

Я сидела в редакции и дописывала фельетон об одном бездарном заведении, в котором мне пришлось пообедать накануне. Ремесло ресторанного критика требовало еженедельных отчетов об общепитовской жизни мегаполиса.

На столе зазвонил телефон:

— Елена, поднимись ко мне, — интонация редактора показалась мне несколько напряженной.

Быстро взбежав по лестнице, я зашла в его продымленный кабинет:

— Что-то случилось?

— Нет. Если случится, то звонить уже будет поздно, — он размял сигарету в наполненной кривыми окурками пепельнице. — Для тебя сегодня есть задание… Довольно необычное. Как видно, придется съездить в одно шарлатанское место и написать рекламный текст. Они сами тебе позвонят и скажут, что именно им надо.

— Хорошо. А когда это будет? — я прислонилась к полке со стопками пожелтевших газет и стала задумчиво водить каблуком по рваному краю напольного ковролина.

— Понятия не имею, — он застучал клавишами и, прищурившись, посмотрел на монитор. — Жди. Если до вечера не объявятся, тогда поедешь к ним завтра…

Вернувшись к себе, я быстро перечитала заметку и сбросила ее по внутренней почте. Теперь придется сидеть и ждать звонка. Я посмотрела за окно на хоровод карапузов, гуляющих с мамашами возле песочницы. Зря поторопилась с текстом — оставаться привязанной к рабочему месту и ничего не делать довольно неприятно.

Может быть, заварить чай? Я вытащила из тумбочки чашку с облупившимся логотипом. Перспектива длительного ожидания действовала мне на нервы. Почему я не могу связаться с ними сама? На душе стало кисло и неуютно. Даже почитать нечего. Хотя… Я вспомнила о том, что не выложила из сумки книжку, подаренную мне вчера Анн. Поудобней усевшись в кресле, я раскрыла синий томик и погрузилась в текст…

Прошло некоторое время. Резкая трель телефона заставила меня камнем упасть в реальность.

— Да, соединили правильно. Я как раз ждала вашего звонка.

Взглянув на часы, я обнаружила, что провела в описанном Анн мире больше двух часов. Возвращаться в действительность категорически не хотелось.

— Вы сможете сейчас к нам подъехать? — из трубки звучал женский голос с ярким акцентом.

— Конечно. Записываю адрес.

Назвавшись Аидой, она стала долго рассказывать мне, как найти ее салон в паутине извилистых правобережных переулков. Я карябала ручкой по разлинованным страницам блокнота, одновременно пытаясь сосредоточиться на том, чего же собственно хочет от меня эта женщина…

В метро, пока грохотавший поезд вез меня на другой конец города, я снова погрузилась в чтение. Сюжет не желал отпускать меня ни на минуту. Я переворачивала страницы и как будто ныряла из одного видения в другое. Анн была права — ее грезы о бессмертной любви оказывались некоей калькой моих собственных надежд и мечтаний. В этом коллаже, собранном из снов я узнавала саму себя и те воспоминания, которые периодически подбрасывали мне из потустороннего мира. Я шелестела листами книги и в белых междустрочьях, подкрепленных и усиленных текстом, мне виделись собственные прошлые жизни, среди которых я силилась отыскать ответ на вопрос, как так могло случиться, что понятие любви для меня стало неотделимо от религии. Эта проблема, которая порой казалась трагедией, не позволяла мне обрести некую цельность, и часто вопреки обстоятельствам заставляла ощущать себя несчастной. Как можно жить, если когда-то много, много лет назад часть своей души я добровольно отдала в руки какого-то мужчины, позволив ему безраздельно владеть и моим разумом, и сердцем? Анн сказала тогда, что у некоторых любовь спрятана за иконами… Не имела ли она ввиду мой случай?

Поезд остановился на конечной станции. Я вышла на начинающую прогреваться поверхность земли и пошла по набережной, одетой в бетонные одежды. Проплывая, гудели баржи и сухогрузы. Я пересекла дорогу и свернула в старинные промышленные кварталы города, которые приняли меня в свои кирпичные лабиринты. Поворот, другой, снова извилистый проулок. Наконец я приблизилась к двери под черно-малиновой вывеской магичекого салона.

— Вы записывались? — женщина, окутанная воздушными оборками юбок, появилась в едва освещенном фойе.

— Мне звонила Аида. Вы не подскажете…

— А, это вы, Елена? Проходите, рада видеть. Пойдемте в комнату, — она заулыбалась и, пытаясь скрыть акцент, стала рассказывать о своих планах. — Я хотела, чтобы вы написали статью. Понимаете, люди утратили веру в невозможное. Они приходят ко мне, хотят только результатов. Раскрывают свои кошельки и трясут мне на стол монеты. Но этого мало. Цыганская магия — это не только выкачивание денег. Я хочу вернуться к истокам. Вот…

Она усадила меня за покрытый цветастыми шалями стол, сильно пахнущий сладкой ванилью, и зажгла тонкие свечи в пятирожковом канделябре.

— Посмотрите, я погадаю вам старинным способом моих предков. А вы подумаете, как все описать, чтобы люди через страницы журнала прикоснулись к моему мастерству.

Она вытащила из потайного кармана замусоленную колоду и веером разложила передо мной болотно-бронзовые рубашки.

— Что я должна делать? — мне показалось, что я нахожусь под куполом, застрявшим между мирами.

— Просто думайте о себе. А я расскажу вам о том, что близко, — она вытащила несколько карт и повернула их лицевой стороной. — Вот, приглядитесь, — ее смуглая рука погладила лубочные картинки. — Вы при себе имеете бумаги, которые исполняют желания. Пройдет совсем немного времени и на вашем пути окажется человек, который пришел из прошлого… Это будет большая любовь… Хотя… У вас еще будет один муж. Но это не тот мужчина, которого вы скоро встретите… Давно ли у вас болит голова?

Я удивилась вопросу:

— Да, наверное, с шестнадцати лет.

— Чтобы излечиться, требуется всего-то пустяк, — Аида рассмеялась, сверкнув золотом улыбки. — Если тот, кто вас любит, пойдет с вами в семь церквей этого огромного города и поставит с вами свечи, так, чтобы святые улыбались вам обоим, то эта хворь пройдет. Только знайте, что это должна быть любовь.

— И это все, что вы мне скажете? — мне захотелось знать гораздо больше.

Она на минуту спрятала лицо за ладонями:

— Не верьте своей матери, которая считает, что скоро уйдет за смертью — она долговечная. Сына вы вырастете. Он будет царить в мире красок. А мужчины… — она удивленно рассматривала карты, которые продолжала открывать и раскладывать симметричным орнаментом. — Ох, как много королей, и как мало толку… Только один, который вернет вам украденную долю души, сможет стать частью вашей жизни. Но это будет не сразу. Лишь после того, как в бумаге растворится ваша общая печаль.

Свечи затрещали и, задергавшись пламенем, погасли. Аида вскрикнула и встала из-за стола:

— Вот, теперь вы знаете, как я гадаю. Сможете что-то написать?

— Но… Мне кажется, что так делают все… — мне не хотелось ее обижать, но я не видела разницы. — Это обычное гадание, которым многие промышляют…

— Да, но не все хотят об этом рассказать через тексты. Подумайте, я буду ждать…

Она проводила меня до фойе, и, помахав на прощание рукой, скрылась за всплакнувшей скрипом дверью.

Под ногами снова гудели бетонные прямоугольники набережной. Воспоминания о странной гадалке крутились у меня в голове — я не знала, как заставить читателей поверить в то, что эта Аида вершит чудеса в своих ванильных комнатах с взволнованными свечами. Может быть, чуть позже какая-нибудь ценная мысль посетит меня, но сейчас… Я спустилась в метро и, зайдя в пропахший свежей краской вагон, села читать книгу, которая звала меня из сумки голосом исполняющим желания…

Вернувшись домой, я первым делом прошла в комнату и взглянула на заляпанный акварелью мольберт. Пусть она окажется права, и мой Филипп однажды станет царить в мире красок…