Вечерний Ленинград встретил меня нудным моросящим дождём. И хоть перед посадкой наш ТУ-104 немного поболтало, сели мы образцово показательно. Это ещё раз подтвердило старую лётную истину, что хорошему пилоту и циклон не помеха. И не то, чтобы я боялся летать, но ещё там, в будущем, самолётами Аэрофлота и воздушными судами других авиакомпаний, пользовался только при крайней необходимости и вынужденной целесообразности. Ибо не стоит понапрасну искушать судьбу.
«Маленький мальчик зенитку нашёл, ТУ-104 в Москву не пришёл», — вдруг вспомнилась мне детская страшилка, когда я спустился по трапу и, без всяких перронных автобусов, как и все остальные пассажиры пошагал к зданию аэровокзала. К этому моменту мысль о том, что я столкнулся с ещё одним человеком из будущего, полностью укоренилась в моём сознании. И мне даже стало ясно — почему данная встреча произошла именно на «Мосфильме»? Гость из будущего, который пересмотрел множество советских фильмов, в киноиндустрии имеет достаточно возможностей для самореализации. И самое главное у него есть возможность обрасти хорошими знакомствами.
Однако если этот пришелец из 80-х, то его знания будущего просто смехотворны, так как настоящая «движуха» начнётся позже, после 1991 года. Кстати, именно в 90-е начнут очень серьёзное значение придавать телепатии, ясновидению и гипнозу. Эти вопросы будет курировать самый настоящий генерал КГБ Борис Ратников. Но есть одна нестыковка: мой знакомый бывший кагэбэшник упоминал именно советских учёных. Хотя, с другой стороны, в лихие 90-е у России иных просто не было. Всеми разработками продолжала рулить старая советская школа. А вот если этот гость из второй половины 90-х, да ещё и из бандитской среды, то это крайне опасный человек. Я ведь ему могу смешать все карты, изменив будущее России. И я это обязательно сделаю, если смогу.
— Привет, Феллини! — окрикнул меня около здания аэропорта дядя Йося Шурухт, рядом с которым топтался какой-то смутно знакомый парень. — Добро пожаловать домой!
— Здравствуй, город над вольной Невой! — гаркнул я, перепугав остальных пассажиров. — Город нашей славы трудовой! Рассказывай, дядя Йося, — сказал я уже нормальным голосом, приобняв своего дальнего родственника, — что тут за дела творятся без меня? Кто вывез плёнки и негативы? — шепнул я.
— А сам ты не догадываешься? — зашептал и мой родственничек. — Это ещё что, твой летающий корабль прямо в кинопавильоне распилили бензопилой на несколько частей и тоже увезли в неизвестном направлении.
«Учитывая, что по тревоге были приведены все московские средства ПВО в боевую готовность, то удивляться нечему, — подумал я. — Грубый век, грубые нравы, романтизму нет».
— Ничего, мы лобзиком новый выпилим, — улыбнулся я, — лучше прежнего.
— Кстати, о планах на будущее, — важно крякнул дядя Йося. — Познакомься, это Толя Васильев — музыкант. И ему есть, что тебе предложить.
Я пожал руку носатому черноволосому 30-летнему мужчине, примерно моего роста, отметив про себя, что он в детстве, скорее всего, перенёс оспу и теперь имел на коже заметные и очень неприятные дефекты.
— Здравствуйте, — вежливо кивнул он. — Я со своими парнями вам помогал записывать последние песни, и вот у меня какая появилась идея. В общем…
— Хочешь организовать свою группу, наподобие «Битлз»? — усмехнулся я, так как догадался, кто сейчас стоит передо мной. Это был основатель первого советского ВИА — «Поющие гитары». Когда неделю назад мы записывали в студии мою получасовую кассету, я был в таком напряжённом состоянии, что даже не успел, как следует познакомиться с музыкантами и толком не рассмотрел — с кем работаю.
— Какую группу? — опешил Анатолий Васильев.
— Группу быстрого музыкального реагирования, — хохотнул я. — Если где-то вдруг забрезжил чей-то славный юбилей, мы приедем и сыграем, приготовьте пять рублей.
— Не обращай внимания, — заворчал дядя Йося. — Это у нашего Феллини такой юмор с подвыпертом. В общем, Толик предлагает собрать вокально-инструментальный оркестр, — сказал он мне.
— Ансамбль, — поправил его Васильев.
— Без разницы, — отмахнулся мой родственничек. — А теперь я обрисую перспективы. В пятницу в ДК Пищевиков, что на Правде 10, у нас творческая встреча-концерт. И если все билеты раскупят, то мы получим всего 800 рублей, из которых часть надо отдать дирекции ДК, ещё часть киностудии. А если мы устроим что-то наподобие танцев и вынесем из актового зала стулья, то сможем выручить в три раза большую сумму. Кстати, в субботу концерт в ДК имени 10-летия Октября. А в воскресенье целый день работаем в кинотеатре «Ленинград». Теперь ты понимаешь, сколько за эти дни можно «нарубить капусты»?
— А если ещё поехать и по городам Ленинградской области, — поддакнул будущий создатель «Поющих гитар».
— Да, подожди ты, Толя, с областью, — заворчал дядя Йося. — Дай с Ленинградом разобраться. Что скажешь, Феллини?
— Интересное предложение, — задумчиво пробурчал я. — Но так с кондачка, я ничего решать не намерен. Я хочу приехать домой, принять ванну, выпить чашечку кофе. Всё нужно как следует взвесить.
— Ну, конечно, — презрительно хмыкнул мой родственничек, — тебе предлагают 2 тысячи рублей за три дня, при средней зарплате по стране в 120 ₽, конечно надо всё взвесить. Зла на тебя не хватает, Феллини. Ладно, пошли, там машина ждёт. Отвезём тебя домой, и искупаем в ванне.
— Кстати, я и название нашему ВИА придумал, — затараторил Анатолий Васильев, когда мы двинулись на стоянку автомобилей. — «Садко». Звучит?
— Звучит-звучит, — проворчал дядя Йося. — А ещё лучше звучит, когда в кармане звенит.
— А другие идеи есть? — буркнул я.
— «Аргонавты» или «Архимеды», — пожал плечами Васильев. — Можно «Авангард», можно «Весёлые ребята». Кинокомедия такая была в 30-е годы.
— Ты ещё назови «Добры молодцы», — язвительно заметил мой дальний родственник. — Или «Лейся песня». Нет, наш оркестр должен называться по-современному, то есть по-молодёжному. «Дикие гитары» — во названьице! Дарю.
— Если «Дикие гитары», то главный хит должен быть таким, — захихикал я и, остановившись около автостоянки, запел:
Мы кричим, мы бренчим и барабаним!
А кого в лесу найдем, а кого в лесу найдем,
С тем шутить не станем, на части разорвем!
— Чан-чан джа-ра-джа-чан, — изобразил я примерно соло на электрогитаре,
— Интересная музыкальная тема, — улыбнулся Васильев. — Почти как «Битлз».
— Кхе, — крякнул дядя Йося. — Нет уж, нам такой «Битлз» и даром не нужен. Нас из-за такого «Битлз» так за одно место прихватят, что мы фальцетом запоём. А если назвать оркестр — «Поющие гитары»? Вроде и звучит, и никакого поклёпа на наш советский строй?
— Интересное название, — кивнул будущий создатель «Поющих гитар». — Почему бы и нет?
— Пользуйтесь, дарю, — обрадовался мой дальний родственник, открыв переднюю дверцу новенькой «Победы», где нас уже поджидал водитель ленинградского такси.
От здания аэровокзала «Шоссейная», который позже переименуют в «Пулково-2», мы ползли по улицам вечернего города почти 40 минут. За это время от меня было получено окончательное согласие на участие в создании первого советского ВИА «Поющие гитары». Однако я сразу же предостерёг Анатолия Васильева, что мой приоритет — это кино, и в перспективе ему и остальным участникам коллектива придётся работать без меня.
— А вот за репертуар вы можете не волноваться, — сказал я, выйдя из автомобиля во дворе дома. — Репертуаром наши «Поющие гитары» я обеспечу на долгую и счастливую жизнь.
— Для начала неплохо бы заиметь песен 15–16, — скромно попросил Васильев.
— Феллини обеспечит, это я гарантирую, — хлопнул музыканта по плечу дядя Йося. — Кстати, у нас сейчас записано семь песенок, и нужно ещё девять штук для полноценного диска гиганта. Мой деловой партнёр с «Мелодии» по этому поводу уже дважды звонил. Потому что нашу маленькую пластиночку с песнями из «Зайчика» там, на самом верху, очень похвалили и одобрили.
— Девять штук? — пробурчал я, почесав затылок. — Давайте поступим так, завтра встречаемся на «Ленфильме», в павильоне №2, где-то к 12 часам. Я к этому времени напишу новый материал, а ты, Толя, соберёшь толковых ребят.
— Все девять штук? — присвистнул Анатолий Васильев.
— Нет, восемь с половиной, — хохотнул я. — Конечно девять. Есть у меня кое-какие идеи уже есть.
— А что буду делать я? — спросил мой деловой родственничек.
— Обеспечишь парней пропусками и горячим питанием, — ответил я, пожав руки своим попутчикам. — Потому что завтра работаем до первых петухов. И в пятницу у нас будет лучшая концертная программа в Мире. Не хуже, чем у «Битлз» и «Роллинг Стоунз» вместе взятых.
Затем я ещё раз помахал рукой дяде Йосе и Анталию Васильеву и вошёл в родной полутёмный подъезд. «Вот тут-то меня и можно хряпнуть по голове, — сразу подумалось мне, когда я поднимался на свой третий этаж. — Чует сердце, что именно здесь устроит засаду мой „черный человек“, мой странный гость из будущего. Ничего, ещё посмотрим кто кого? В конце концов, я не тот беззащитный Ян Нахамчук. Теперь в этой груди бьётся сердце совершенно другой личности».
На этих отважных мыслях я открыл своим ключом дверь коммуналки и переступил порог. И первым кто меня встретил — был черно-белый кот Чарли Васильевич Чаплин. Он вальяжно лежал посередине коридора и, лениво подняв голову, так же лениво мяукнул. «Странно, — подумал я, — раньше он так спокойно здесь себя не вёл. Ибо соседские дети очень любили нашего котофея потискать и покатать на игрушечном самосвале, чего Чарли Васильевич категорически не переваривал. И как только они приходили из „Детского сада“ кот в коридоре старался надолго не задерживаться».
— Смотрите, кто пришёл⁈ — вдруг крикнул Генка Петров, высунув свою рыжую голову из общей кухни. — Проходи, Феллини, ужинать будем!
— Здравствуйте, Ян Игоревич, — неожиданно вежливо поздоровалась со мной соседская дочка Анюта. — Проходите к столу.
— Здравствуй, Феллини, — из крайней комнаты около совмещённого санузла вышла мама Анюты, Галина Васильевна, которая на всех моих фильмах работала костюмером. — А у нас перемены. Семье Юрия Иваныча выдали квартиру в новостройке, а эти молодые обалдуи расписались и теперь они наши соседи.
— Хорошо хоть не алкашню какую-нибудь подселили, — улыбнулся я и пролепетал, — поздравляю.
К сожалению, кроме хороших новостей, которыми мы обменивались сидя за общим кухонным столом, оказалась и одна плохая. Пенсионерка тётя Саня, бабушка Анюты, которая почти год не вставала с кровати, три дня назад умерла прямо во сне. И я подумал, что таков высший порядок вещей — одни женятся, другие уходят в мир иной, а третьи только-только начинают делать первые шаги. И кстати, соседке Галине Васильевне, которой недавно исполнилось всего 40 с небольшим, теперь можно было бы и выйти замуж. Жилплощадь отдельная имеется, у дочери своя семья, а кот Чарли Васильевич хоть и живое существо, но судя по моим наблюдениям — мало разумное. Чуть что не так — либо громко мяукает, либо фурит прямо под дверь, чтобы значит мы, люди, не расслаблялись.
— Тут по киностудии слухи поползли, дескать ты теперь с Гайдаем на «Мосфильме» работаешь, это правда? — спросил меня молодожён Генка, когда от вкусного наваристого борща мы перешли к чаю с картофельными шаньгами.
— В какой-то мере — да, — кивнул я, поразившись скорости распространения информации. — Вчера и позавчера помог Леониду Иовичу отснять львиную долю одной киноновеллы о жизни советских студентов. А сегодня утром из-за дождя мы не сняли ни… кхе, ничего.
— А какой он «Мосфильм»? — заинтересовалась Анюта.
— Больше «Ленфильма» в четыре раза, — ответил я. — Соответственно и гораздо богаче. У Москвы совсем иные возможности для съёмки настоящих масштабных кинокартин. Однако рядом чиновники из «Госкино», рядом высокое начальство и сильнее пресс, который давит на режиссёров и сценаристов. В этом смысле в Ленинграде больше свободы творчества.
— А ещё нашему директору кто-то нашептал, что ты остаёшься работать в Москве, — огорошила меня Галина Васильевна. — Он по этому поводу собрал небольшое совещание, и я думаю, что именно поэтому Юрий Иваныч получил квартиру, а Геннадию дали комнату.
— Это всё из-за той ракеты, которую вы смастерили, — ляпнула Анютка.
— Сколько можно повторять, что мы не ракету смастерили, мы сконструировали НЛО, — важно заметил Генка. — Неопознанный летающий объект — «Сокол тысячелетия», корабль для борьбы против Галактической Империи.
— Забавно, — буркнул я. — Хотя, от Ильи Николаевича, который отсидел в Каргапольлаге, и жизнь знает не по школьным учебникам, такой кульбит следовало ожидать. Хитрый ход, — улыбнулся я, подмигнув своим соседям. — Ведь после получения ценной жилплощади ни художник Юрий Куликов, ни самоучка с золотыми руками Генка Петров со мной в Москву не поедут. Верно? — спросил я напрямик своего армейского товарища Геннадия.
— Извини, Феллини, — крякнул он, — у меня теперь семья. И я должен о ней заботиться. Вот скажи, где мы с Анютой в Москве будем жить? В общагу я больше не хочу. Надоело.
— Спокойно, боец, Москва — не волк, в лес не убежит, — произнёс я, широко зевнув. — Москва пока подождёт. У меня ещё в Ленинграде полно дел.
На следующее утро, как только о моём появлении на проходной киностудии доложили директору «Ленфильма», Илья Николаевич Киселёв тут же через дежурного вызвал меня в свой кабинет. Пред этим я заглянул в кинопавильон №2, попинал носком ноги мелкие обломки «Сокола тысячелетия», все, что от него осталось, и пять минут тупо смотрел на подвешенные к потолку искусственные осколки метеоритного пояса. И с одной стороны проделанную работу, которую я оплатил из своего кармана, было жалко до слёз. Но с другой — заветная киноплёночка у меня всё же осталась, а ещё благодаря фантастическому 10-минутному ролику появились такие знакомые в верхних эшелонах власти, что многие позавидуют. Так уж испокон веков на Руси повелось, что большие дела без поддержки на самом верху не делаются. А я давно уже созрел для больших и серьёзных дел.
— Что в Москву лыжи намылил⁈ — рявкнул на меня Илья Киселёв, когда я вошёл в его директорские хоромы.
— Не лыжи, а коньки, — улыбнулся я, — не намылил, а наточил. И не в Москву, а в Ленинград. Здравствуйте, Илья Николаевич.
— Врёшь, гад! –импульсивный директор киностудии резко вскочил из-за стола и выбежал ко мне на самый центр кабинета. — Мне уже доложили, что ты с Гайдаем работаешь. Как это понимать⁈ Ты за кого меня держишь, сучий потрох? Ты кому фуфло втираешь? Я тебе не Дунька Распердяева!
— Вот теперь я дома, — хохотнул я. — Неделю не слышал про Дуньку Распердяеву, даже соскучился. Всё в ажуре, Илья Николаевич. Товарищу Гайдаю я помогал в качестве обмена передовым производственным опытом. Плохо вы читаете советскую прессу, — на этих словах я ткнул пальцем в стопку газет на директорском столе, которые Илья Киселёв в лучшем случае бегло пролистывал. — А в ней прямо говориться, что опыт нужно перенимать, накапливать и обменивать.
— На что?
— На всё, — уверенно брякнул я.
После чего Илья Николаевич почти минуту смотрел в мои честные глаза, а затем, вытащив из кармана маленькую расчёску, ещё столько же в задумчивости приглаживал свои непослушные кучерявые цыганские волосы.
— Ладно, верю, — наконец буркнул он и, предложив мне сесть, почти по-отечески спросил, — чем сейчас планируешь заняться? Кстати, не забывай — на тебе висит документальный фильм «Есть ли жизнь на Марсе?».
— Во Вселенной, — поправил я своего непосредственно начальника. — «Есть ли жизнь во Вселенной?» — именно так написано в заявке. Не поверите, каждый день над этим непростым вопросом ломаю голову, — нагло соврал я, так как есть там жизнь или нет, в данный момент меня нисколечко не волновало. Тем более всю прошедшую ночь я ломал голову над новым песенным материалом для «Поющих гитар», с которыми планировал подзаработать немного звонкой монеты.
— Вот и добро, — облегчённо выдохнул Илья Киселёв. — Слушай, а может про Вселенную на «Кодак» снять? Пленка-то ещё осталась, — директор кивнул на нижние отсеки своего книжного шкафа.
«Конечно, делать мне нечего, как на такую ерунду переводить драгоценную киноплёнку, — усмехнулся я про себя. — Снимем на „Шостку“ Вселенная не обидится. И в лучшем случае такой „научпоп“ покажут по телику два раз и быстро забудут навсегда. „Кодак“ же можно использовать и с более высоким КПД. Кстати, а это замечательная идея сделать серию видеоклипов с „Поющими гитарами“! Как же я сразу об этом не подумал? Вот и Нонну свою сюда привезу».
— А ведь это замечательная идея, — захихикал я. — Эврика, как сказал бы Архимед, разрезав лучом гиперболоида легендарные штаны Пифагора. Но мы снимем на «Кодак» не документальный фильм о тайнах Вселенной, о которых никто толком ничего не знает, а дивертисмент.
— Чего? — прорычал Илья Киселёв и его глаза моментально налились кровью.
— Дивертисмент, товарищ Киселёв, — повторил я свои же слова. — Всё-таки плохо вы читаете советские газеты. А там чёрным по белому напечатано, что нужно не словом, а делом крепить дружбу между разными народами.
— Да читаю я газеты, читаю, — проворчал директор. — Ты мне нормально и толково можешь объяснить, что ты собрался снимать?
— Музыка, товарищ Киселёв, это универсальный язык международного общения. Вот мы с вами и снимем часовой кинофильм с песнями и плясками, который легко можно будет продать в соседнюю Финляндию, в Польшу, в Чехословакию, Болгарию, Венгрию, Югославию, ГДР и прочие дружественные нам страны.
— А что? — усмехнулся Илья Николаевич. — Хорошая идея. Плёнка неучтённая имеется — это раз. Заявку в «Госкино» на такое баловство подавать не надо — это два. А если фильм купят наши соседи, финны, то все бумаги оформим задним числом. Но у меня есть одно условие: вставь в свой дивертисмент стихи Сергея Есенина, — директор встал из-за стола, прокашлялся и с выражением начал читать:
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты — в ризах образа…
Не видать конца и края —
Только синь сосет глаза.
На последней строчке четверостишия Илья Киселёв пустил скупую мужскую слезу и произнёс:
— Я этот стих в лагере читал. Кстати, имел большой успех.
— Хотите Есенина, будет вам Есенин, — кивнул я головой.