Гость из будущего. Том 4

Глава 21

Удивительное дело, но когда вечерника из квартиры Левона Кочаряна медленно переместилась в сад «Эрмитаж», который находился в шаговой доступности от Большого каретного переулка, то там шёл самый настоящий танцевальный вечер. На открытой летней эстраде играл целый джазовый ансамбль: контрабас, электрогитара, фортепьяно, секция духовых инструментов и, конечно же, ударная установка. И исполняли эти ребята ту музыку, из-за которой ещё десять лет назад можно было схлопотать реальный срок. Так как рупор официальной пропаганды гласил, что сегодня он играешь джаз, а завтра Родину продаст.

Кстати, к этому бездарному стишку можно было придумать и продолжение. Например, сегодня есть он бутерброд, а завтра Родину спасёт. Или, сегодня он играет твист, а завтра будет тракторист. Или так, сегодня он порвал штаны, чтоб завтра не было войны. И наконец, сегодня он играл в футбол, а завтра будет в литрабол. А если говорить серьёзно, то джаз, твист, шейк и рок-н-ролл, от которых шарахались большие начальники до 1953, теперь звучали из каждой советской кинокартины и огромной очереди на продажу Родины что-то было не видать. Ибо музыка, как выражение человеческих эмоций и чувств, по определению аполитична, словно ветер, дождь, снег или град.

— Слушай, Феллини, а что это был за человек там, в подъезде? — спросил меня Левон Кочарян, когда некоторые наши друзья побежали на танцпол.

— Один очень странный малый, — пробурчал я. — Я его вижу второй раз в жизни, и каждый раз мне не по себе. И завтра на разговор с Семичастным он поедет вместе с нами.

— Не понял, поясни? — заметно напрягся Кочарян.

— Представь, что в будущем нашим советским учёным удалось забросить человека сюда, в прошлое, — усмехнулся я. — Мы же первыми запустили человека в космос, вот и в прошлое тоже полетим первыми.

— То есть в настоящее? — ещё сильнее набычился он.

— Это, смотря с какой временной точки смотреть, — улыбнулся я. — Для него мы — прошлое. Конечно, полетит сюда не сам человек, как в машине времени, а всего-навсего одно сознание. Там мой знакомый заснул, а здесь в своём юном теле на несколько дней проснулся. Поверить в такое невозможно, я и сам в это не верю, но есть реальные факты, и этот странный товарищ их завтра предоставит.

— И зачем его сюда закинули? — спросил Кочарян, всё ещё не понимая, шучу я или нет.

— Чтоб мы не сбились с тернистого пути построения развитого социализма и коммунизма, — прорычал я. — Расслабься, Левон Суренович, и не забивай себе голову пустыми вопросами. Если верить мировой истории, то пророки — это не такая уж редкость в нашем мире.

Кочарян, удивлённо приоткрыл рот, намереваясь ещё что-то спросить, но тут закончился озорной твист и музыканты заиграли приятную медленную мелодию. И я поспешил на танцевальную площадку, чтобы какая-нибудь «горилла» не пригласила на медлячок мою красотку Нонну. Однако первым до моей ненаглядной красавицы добрался Высоцкий и, когда я подошёл ближе, с большим желанием устроить скандал, то меня пригласила на танец Татьяна Иваненко. «Многоженец», — прошипел я про себя, приобняв Татьяну.

— Ревнуешь? — захихикала Иваненко.

— Есть немного, — согласился я. — Кстати, забыл поблагодарить, вы тогда Савкой Крамаровым нас здорово выручили.

— Пустяки, мы просто покатались на мотоцикле, — грустно улыбнулась она. — А я что-то совсем потеряла веру в свои силы. Съездила с вами на гастроли, посмотрела, как вы работаете с публикой, как легко держите зал, и у меня появилось столько комплексов и сомнений, а смогу ли я так же?

— Не Боги горшки обжигают, — хмыкнул я. — У нас у всех полно этих комплексов. Главное найти в себе силы и сказать им волшебное слово — «ша», и идти вперёд. Когда в следующий раз поедем на встречу со зрителями, обязательно напишу тебе какую-нибудь миниатюрку. Ведь я теперь твой должник.

— Когда теперь этот раз будет? — с грустью спросила Татьяна Иваненко.

— Скоро, очень скоро, — кивнул я.

И вдруг к нам в танце подплыли Наталья Селезнёва и Лев Прыгунов, и Наталья бойко объявила смену партнёра. После чего Лёва забрал себе Татьяну, а мне оставил высоченную Наташу. Кстати, в «Операции „Ы“» в сцене, где Шурик и Лида в самой концовки целуются, актёра Александра Демьяненко пришлось ставить на специальную подставку, чтобы уровнять их рост.

— Ха-ха-ха, — неожиданно игриво захихикала Селезнёва. — Слушай, Феллини, у Гайдая благодаря тебе я снялась. Мы даже черновой монтаж уже закончили. А что дальше, что потом?

— Суп с кротом, — проворчал я, и Наталья снова прыснула от смеха.

— Нет, ну правда?

— Я думаю, что скоро на телевиденье объявят о съёмках новой передачи, и тебе стоит сходить на фотопробы, — недовольно пробурчал я, так как мне совсем не хотелось прослыть этаким предсказателем. Потому что из-за стремительных слухов в артистической среде я рисковал получить целую очередь из актёров и актрис, жаждущих успеха и славы.

— А что за передача? — затараторила Селезнёва.

— Кордебалет в срамных платьях, — прошипел я. — Поэтому пойдешь к фотографу, снова надень купальник. Шучу, — буркнул я, заметив, что с лица девушки слетела благожелательная улыбка. — Не знаю, что за передача. Будет что-то с песнями, плясками и юмористическими польскими миниатюрками.

— Смена партнёра! — объявила Нонна, чуть ли не силой подтащив к нам Высоцкого.

Однако в этот самый момент музыка смолкла, и вместо мелодичного фокстрота зазвучал заводной рок-н-ролл. Я же приобнял Нонну и, предложив ей пойти погулять, повёл с танцпола, в подсвеченную фонарями, аллею парка «Эрмитаж». И здесь нам компанию составили Лёва Кочарян с супругой Инной Крижевской и Сава Крамаров со своей новой подружкой.

— Феллини, — окликнул меня Крамаров, — мне Танька уже шепнула, что ты ей пообещал написать какую-то миниатюрку. А мне когда что-то новенькое настрочишь?

— Когда всем, — проворчала вместо меня Нонна. — Ты, Сава, сам подумай, мы тут живём как подпольщики. Вот когда выберемся, тогда и миниатюрками займёмся.

— И кино начнём снимать про разведчиков, — поддакнул Кочарян. — А ты, Феллини, мне все боевые сцены поставишь, договорились?

— Все не смогу, — хмыкнул я. — Для трюков с машинами, мотоциклами и лошадьми нужны совершенно другие специалисты.

Последнее слово я произнёс нараспев, потому что почувствовал на себе болезненный как игла и ненавидящий всё живое взгляд. Мысль о моём странном противнике, которого я никогда не видел лицо, тут же посетила мой мозг. К этому дню я лишь знал одно, что зовут его — Артём Егоров или просто Егор. А ещё он будущий московский олигарх. Кстати, ничего не имел и не имею против олигархов, если их капитал сделан относительно честным трудом и помогает экономическому развитию своей родной страны. Как говорил Остап Бендер: «Раз в стране бродят денежные знаки, значит, должны быть люди, у которых их очень много».

И в эту самую секунду я резко обернулся в сторону самого укромного уголка сада «Эрмитаж», и на какое-то мгновенье мой намётанный «телевизионный» глаз, который способен различать как кривые склейки, так и микропланы, выхватил чьё-то безобразное и уродливое мурло. Неизвестное науке существо тут же скрылось за деревьями, а я, напугав своих спутников, бросился вдогонку. И первую же попавшуюся на пути скамейку перемахнул одним высоким прыжком. А дальше, оказавшись в потёмках, я встал как вкопанный. Во-первых, бежать куда-то сломя голову по темноте — было себе дороже. А во-вторых, в нос ударила какая-то жуткая вонь.

Лишь через пять секунд, когда рядом со мной появился Лёва Кочарян, у которого был фонарик, я понял, чем это так истошно воняло. Под ногами в свете карманного фонарика мы вместе увидели разорванное на части тело какого-то бедного бродячего пса. Честно говоря, рвотные позывы мне удалось сдержать с большим трудом.

— Мать твою, — прошептал Кочарян. — Девочки, не ходите сюда! — крикнул он в сторону аллеи.

— Это что такое? — пролепетал Сава Крамаров, который также присоединился к погоне. — Какая же собака это сделала?

И вдруг в темноте где-то за деревьями мелькнула большая чёрная тень. Этот сгусток тьмы с такой скоростью пронёсся в направлении садовой ограды, что я немного опешил.

— Лёва, посвети туда! — с жаром прошептал я.

Однако когда луч фонарика наткнулся на садовую ограду, за которой текла мирная городская жизнь, этого существа уже не было.

— Увидел что-то? — шепнул Левон Кочарян.

— Показалось, — соврал я.

— А помнишь, ты рассказывал про оборотня? — пихнул меня в плечо Крамаров. — А вдруг у нас в Москве завёлся свой оборотень?

— Сава, это была деревенская байка, — прошипел я. — Страшилка для детей. Нет на свете никаких оборотней, пошли. Нужно сказать администрации, вдруг тут бешеные собаки завелись.

— Бедная псина, — сказал, тяжело вздохнув Кочарян.

На следующий день в четверг 17-го сентября прогулочный речной теплоход марки «Москвич» медленно полз навстречу с председателем КГБ СССР товарищем Владимиром Семичастным. И пассажиров на этой двухпалубной 27-метровой посудине было трое: начинающий мосфильмовский режиссёр Левон Кочарян, необычный «гость из будущего» по имени Иннокентий, и я, тоже в каком-то роде режиссёр. Левон заметно волновался и подозрительно косился на нашего необычного спутника. А Кеша в свою очередь сидел за отдельным столиком и что-то не переставая строчил химическим карандашом на листке бумаги для печатной машинки. И вид у него был такой, словно он каждый день ездит на встречу к товарищу Семичастному. Лично мне не давало покоя вчерашнее дикое происшествие в саду «Эрмитаж». Я даже ночью дважды просыпался, потому что видел во сне эту перекошенную злобой человеческую образину.

«Чёрт, — выругался я про себя, — тут судьба Советского союза решается, а я всё думаю о вчерашнем оборотне. Тьфу! Нет оборотней! Нет! Нет! И нет! Это деревенские сказки моего дедушки. Просто какой-то москвич сошёл с ума и стал охотиться на бродячих собак. Всё, тема закрыта».

— Феллини, ты ему доверяешь? — в седьмой раз спросил меня Кочарян, кивнув на совершенно спокойного Иннокентия. — Ты вообще давно с ним знаком? Давай пока не поздно, ссадим его с корабля?

— Лёва, не суетись, — улыбнулся я. — За то, что этот Кеша участник секретного эксперимента, я ручаюсь. Он — наше неоспоримое доказательство. Да и не ссадим мы его.

— Это ещё почему? — зашипел он.

«Потому что есть у меня такое предчувствие, что на эту встречу мы уже едем не в первый раз, — хмыкнул я про себя. — И наверняка в какой-то из „дней сурка“ мы товарища Иннокентия уже ссаживали с теплоходика». В подтверждение моих крамольных мыслей Кеша оторвался от своей рукописи и весело подмигнул нам.

— Почему-почему? — пробурчал я. — Потому что гладиолус. Ты вино взял? Фрукты достал? Вот чем мы будет угощать дорогого товарища Семичастного? Ты каждые день встречаешься с председателем КГБ? Ты кино хочешь снять про разведку или как?

— Вино? Фрукты? — опешил Кочарян. — Что ж ты мне раньше-то молчал? Я бы такие достал гранаты, ты просто не представляешь!

— Да шучу я, — сказал я совершенно серьезным тоном, когда по левую сторону от нас стали проплывать башни московского Кремля. — Не буде он пить наше вино и есть наши гранаты. А вот кофе нам бы не помешал.

— Вот кофе я достану, за кофе я ручаюсь! — обрадовался Левон и побежал к капитану нашего теплохода.

А через десять минут все кроме меня спустились с открытой второй палубы вниз кораблика, так как впереди замаячил Устьинский причал. Я же притаился рядом с рубкой теплохода, в том самом месте, от которому перекидывают деревянный трап. Затем бросил короткий взгляд на циферблат часов и удовлетворённо кивнул, потому что до назначенной встречи оставалось ровно двадцать секунд. Кстати, к этому моменту на причале находился один единственный человек, который тоже периодически посматривал на часы. И звали этого гражданина в сером неприметном плаще — Владимир Ефимович Семичастный. Кроме того, увидев, что к пристани приближается речной теплоход, по тротуару забегали и засуетились какие-то люди.

— Здравствуйте, Владимир Ефимович! — крикнул я, выглянув из-за небольшой железной перегородки. — Очень рад, что на сей раз мы поговорим с вами в спокойной и непринуждённой обстановке.

Семичастный сурово кивнул. И хоть чувствовалось, что всесильный председатель КГБ крайне удивлён, пока шла швартовка теплохода, он до последнего сохранял невозмутимое выражение лица.

— Надо понимать, что в следующий раз ты прилетишь на вертолёте? — пророкотал Владимир Ефимович, поднявшись на борт. — У меня на разговор ровно пять минут. После чего ты едешь в аэропорт и первым же рейсом уматываешь в родной город Ленинград. Ясно?

— Было бы не ясно, я бы переспросил, — хмыкнул я. — Пожалуйте на первую палубу, тут немного свежо.

— Ты хоть представляешь, что натворил? — прошипел он, спускаясь по ступенькам следом за мной. — Во-первых, вчера наш сотрудник сломал ногу. Во-вторых, работа гостиницы «Украина» была остановлена на три часа, так как там искали твоего проклятого американского шпиона. В-третьих, в прошедшее воскресенье какой-то мужик, переодетый в бабу, избил четверых граждан, которые культурно отдыхали в Гатчинском парке. В-четвёртых, в тот же самый день чуть ли не всю милицию Ленинградской области подняли по тревоге. И сам знаешь по какому поводу. Ты мне, Феллини, надоел хуже горькой редьки.

— Кофе, пожалуйста, — предложил Лева Кочарян, когда мы прошли в носовую часть корабля, выставив на столик и кофе, и бутерброды с колбасой.

— Я сыт, — рыкнул Семичастный, усевшись на одну из скамеек.

— Если вы думаете, что я устроил маленький переполох только из-за вредности своего непростого характера, то сильно ошибаетесь, — сказал я, присев напротив. — В эти дни решается судьба страны. И сейчас я это докажу. Разрешите вам представить участника секретного государственного эксперимента.

На этих словах из хвостовой части теплохода вышел Иннокентий, а Кочарян наоборот очень быстро и незаметно испарился. Низкорослый в длинном плаще чуть ли не до щиколоток наш «гость из будущего» выглядел более чем комично. Но Владимир Семичастный от удивления громко прокашлялся и медленно произнёс:

— Какого ещё эксперимента?

— Этот эксперимент разработает и проведёт доктор Черенов в 1985 году, — невозмутимо отчеканил наш «гость» и выложил на стол сложенный вчетверо листок бумаги, который он на протяжении всего пути исписывал своим мелким почерком.

— Бред, — пророкотал председатель КГБ.

— Не совсем, — по-детски улыбнулся Кеша. — Эксперимент получит кодовое название — «Посланник», потому что нас буду готовить для перемещения в прошлое в этот 1964 год.

— Ты, Феллини, совсем охренел! — выпалил Семичастный. — Сбрендил! Какое прошлое⁈ Ты где нашёл этого мудака⁈

— А если я скажу, что 26 декабря 1991 года Советский союз прекратит своё существование, — чётким и уверенным голосом произнёс я. — А в 1980 году вместо обещанного коммунизма в Москве проведут летнюю Олимпиаду. Так как Олимпиада дешевле, чем коммунизм. И вообще в 90-е криминалитет получит такую власть, что абсолютно все вопросы в регионах будут решаться на воровских сходках. Бандиты полностью срастутся с властью. А 31-го августа 1994 года президент Российской федерации в пьяном виде будет дирижировать оркестром при выводе группы советских войск из Берлина. А начнётся всё с того, что вместо Никиты Хрущёва генеральным секретарём станет Леонид Брежнев, который приведёт всех своих друзей в органы власти. Так министром МВД СССР станет Николай Щёлоков. Именно при Щёлокове организованная преступность вырастит до гигантских размеров, потому что подгребёт под себя всех теневых цеховиков. Между прочим, сейчас без денег теневого бизнеса криминал — это жалкая кучка маргиналов.

— Бред! — выкрикнул, встав со скамейки Владимир Семичастный. — Щёлоков никогда не станет министром МВД! Потому что им практически уже назначен Вадим Степанович Тикунов.

— Как назначат, так и переназначат, — спокойно сказал Иннокентий. — Вадима Тикунова в 1969 году отправят в Румынию. Вас, Владимир Ефимович, в 1967 году сделают заместителем Председателя Совета министров Украинской ССР, а главой КГБ назначат Юрия Андропова. Кстати, Андропов — это следующий после Брежнева генеральный секретарь ЦК КПСС. Товарища Шелепина в том же 1967 году понизят до председателя ВЦСПС. Главу Москвы Николая Егорычева в 1970 году отправят чрезвычайным послом в Данию.

— Где доказательства? — криво усмехнулся Семичастный.

— Вот бумага, — улыбнулся «гость из будущего», — в ней всё дословное содержание сегодняшнего разговора и в конце факты из вашей биографии, которые никто кроме вас и самых ваших близких людей знать не может. Эти сведения я получил там, в 1985 году. Нас готовили для этого несколько лет. У нас не стояла задача вмешиваться в ход политической борьбы, — продолжил говорить Кеша, когда Владимир Семичастный развернул заветную бумагу, — мы должны были передать последние научные достижения будущего. И чтобы нам здесь поверили, мы заучивали самые интересные и скрытые факты биографии всех членов правительства.

— Так вас несколько что ли? — уже не так категорично произнёс Владимир Семичастный, вчитываясь в текст наших законспектированных диалогов.

— Остался один и самый опасный, — ответил Иннокентий. — Именно ему выгодно, чтобы история не изменилась. Потому что тогда он в 90-е годы станет очень богатым и влиятельным человеком.

— Это какой-то фокус? — буркнул Семичастный. — Вы специально разыграли эту сценку, чтобы сбить меня и товарища Шелепина с намеченного курса? Я в эту муру не верю! Никаких перемещений во времени и никаких машин времени не было, и быть не может. А факты из жизни? Да мало ли кто мог их растрепать? Разговор окончен. Ты отправляйся к врачам, в дурдом, а ты в Ленинград, — сказал председатель КГБ, ткнув пальцем сначала в Кешу, а затем в меня.

— Подождите, — пробурчал я. — Переверните бумагу. Вы сейчас произнесли слово в слово всё, что написано с другой стороны.

Владимир Семичастный осторожно перевернул страницу и, схватившись за сердце, медленно присел обратно на скамейку.

— Как такое вообще может быть? — пробубнил он, тяжело дыша.

— Может всё-таки кофе? — хохотнул Лево Кочарян, заглянув в эту носовую часть теплохода.

— Лучше воды! — крикнул я.

— Перенос в прошлое происходит в один и тот же день, я там засыпаю, а тут просыпаюсь, — невозмутимо пояснил Иннокентий. — Такова технология, которую разработал доктор Чернов. Поэтому мы с вами общаемся уже в десятый раз. Я запомнил каждое слово, которое вы говорили в те, прошлые разы. Всё чисто и никаких фокусов. К большому сожалению, сегодняшний день для меня здесь, в прошлом, последний. И больше я вам ничем не смогу помочь.

— Я и сам в шоке, — буркнул я. — Владимир Ефимович, нужно срочно остановить те переговоры, которые вы начали с группой товарища Брежнева. И начинать действовать своими силами, по новому плану. Иначе вместо развитого социализма, мы получим развитой бандитизм.

Через три часа на московской конспиративной квартире примерно такой же разговор состоялся и с Александром Николаевичем Шелепиным. Почти тридцать минут Владимир Семичастный убеждал его, что меня и нашего «гостя из будущего» Иннокентия нужно внимательно выслушать и всю информацию самым серьёзным образом проанализировать. Однако Шелепин стоял на своём до тех пор, пока Кеша не предоставил ему бумагу, где было прописано каждое слово уже этой второй беседы. И лишь тогда от эмоций мы перешли к конструктивному диалогу.

— Хорошо, что вы предлагаете? — устало произнёс Александр Николаевич.

— Сегодня у нас 17-е сентября, — задумчиво буркнул я, — значит, завтра 18-го нужно собрать весь комсомольский и студенческий актив города Москвы и Московской области и разработать единый план действий на воскресенье 20-е сентября.

— Чего? — опешил Шелепин.

— Правильно, тянуть нельзя, — поддакнул Иннокентий, — если 20-го не вывести народ на Красную площадь, тогда 21-е или 22-го маршал Малиновский введёт в город танки и всё будет решено. История уже не поменяется.

— Какие такие танки? — пролепетал Семичастный, налив себе минералки.

— Такие, у которых броня крепка, — кивнул я. — Не забывайте, что на стороне группы Брежнева играет вот такой же чудик из будущего, — я ткнул пальцем в Кешу. — Если мы выведем 20-го числа народ на улицы Москвы, то они просто не успеют сюда подтянуть войска.

— Вы соображает, о чём говорите⁈ — вскрикнул Александр Шелепин, грохнув кулаком по столу. — Вы предлагаете революцию с последующей гражданской войной?

— Если всё сделаем быстро и грамотно, то никакой войны не будет, — упрямо произнёс я. — Студенты и комсомольцы заполонять Красную площадь, бравые парни из КГБ перекроют все входы и выходы из Кремля, а московская милиция в полном составе проконтролирует общественный порядок. Кстати, чтоб народ не буянил и не скучал, я организую митинг-концерт с песнями и зажигательными речами. Далее, чтобы успокоить народные массы, в Кремль должно прибыть всё советское правительство. И вот там, нужно снять Хрущёва и выбрать новым главой Советского союза вас, Александр Николаевич. Потом вы выйдете к людям, поблагодарите всех собравшихся за победу демократии и объявите мероприятие закрытым.

— А ты — точно кинорежиссёр? — подозрительно посмотрел на меня Шелепин.

— Да, массовик-затейник, — усмехнулся я. — Как видите всё просто. Главное решительность, стремительность и напор.

— А если Хрущёв и Брежнев не поедут в Кремль? — пророкотал Семичастный.

— Леонид Ильич в это воскресенье может поехать хоть на охоту, хоть на рыбалку, хоть за грибами, — улыбнулся я, представив, как Брежнев собирает подосиновики. — Кто из правительства не приедет в Кремль, тот на следующий день пойдёт работать бригадиром на фабрику или завод. Главное чтобы прибыл сам Хрущёв. И сделать это поможет товарищ Микоян. Пообещайте ему должность Председателя Совета Министров. Пусть занимается экономикой. Что-то, а торговать он умеет.

— Кстати, я и сам думал встретиться с Микояном, — согласился Александр Шелепин. — Анастас Иванович полезнейший в нашем деле человек. Всё-таки как-то это всё быстро. Нужен ещё один день на раздумья.

— Нет этого дня, — упёрся я. — Завтра я встречаюсь со студентами и комсомольцами, вы, Александр Николаевич, разговариваете с Микояном. А вы, Владимир Ефимович, решаете вопрос с личной охраной товарища Хрущёва, чтоб в воскресенье они не дёргались и не палии во все стороны. А субботний день оставим на резерв.

— Я смотрю ты, Феллини, совсем берега попутал? — пророкотал Семичастный. — Раскомандовался как фельдмаршал Кутузов.

— Виноват, исправлюсь, — кашлянул я.

— Ладно-ладно, — засмеялся Шелепин, — парень дело говорит. А вот что будет, если меня не выберут первым секретарём?

— Тогда с наиболее крепкими и бойкими комсомольцами на ваше заседание придётся прийти мне, — ответил я.

— А я подготовлю бригаду санитаров из своих самых крепких парней, — захохотал Владимир Семичастный.