Гость из будущего. Том 4

Глава 23

В далёком 1936 году во время парада физкультурников на Красной площади прямо перед мавзолеем был расстелен огромный войлочный ковёр и, чтоб порадовать вождя, был сыгран показательный футбольный матч. Основная команда московского «Спартака» встречалась со своим дублирующим составом. От футболистов-болванчиков требовалось, чтобы матч прошёл с обилием голов, и желательно разных: головой, в прыжке, ударом через себя и с пенальти. Тогда команда в красных футболках выиграла у команды «белых» со счётом 4:3. Однако дело не в счёте, как показывает мировая история, чем сильнее деформируется психика императора, царя или вождя, тем больше ему нужно подобных развлечений.

Так римский император Нейрон устраивал массовые гладиаторские бои, императрица Анна Иоанновна как-то раз сыграла свадьбу шутов в Ледяном доме, на которую деньги было приказано не жалеть. А товарищ Сталин развлекал себя парадами физкультурников. И такие представления, где разом участвовало до 35-и тысяч человек, изображая винтиков в огромной машине, тоже влетали не в маленькую копеечку. Между тем, в эти 30-е годы в стране был голод и разруха.

Другое дело первомайские демонстрации. Рано утром в назначенном месте бесплатный сбор всех трудовых и учебных коллективов, затем бесплатная раздача портретов, флагов и транспарантов, и наконец, такой же бесплатный проход под музыку оркестра и с криками «ура» по главным улицам всех советских городов. Весело, пьяно, дружно, вожди довольны и самое главное всё максимально бюджетно.

И совсем другое дело, когда на улицу выходит народ, чтобы потребовать нормальной человеческой жизни. Это то, чего больше всего боится власть. И сегодня 20 сентября 1964 года был именно тот самый случай. В этот день на Красной площади творилась новая история нашей огромной страны. Перед мавзолеем на трёх, поставленных бок к боку полуторках, мы соорудили импровизированную сцену. Далее по приказу первого секретаря Московского горкома Николая Егорычева нам привезли генератор переменного тока, микрофоны, звуковые колонки и микшерский пульт. И уже в 10 часов утра ВИА «Поющие гитары» в прямом смысле слова запели.

Я решил, что пока народные массы стягиваются на главную площадь Советского союза, лучше всего попеть и поиграть что-нибудь весёлое и нейтральное. Поэтому я со своим ансамблем затянул песню о Золотой рыбке, где слова «Я дворец не попрошу, мне дворца совсем не надо» в данной ситуации звучали более чем комично. А между тем народ всё прибывал и прибывал. И когда после «Золотой рыбки» мы исполнили «Синюю песню», самое настоящее людское море широко раскинулось от здания Государственного исторического музея до храма Василия Блаженного.

— Здравствуйте москвичи и гости столицы! — заорал я, чувствуя, как сильно колотится моё сердце. — Сегодня знаменательный день, день дружбы и единения всех людей доброй воли! И первым на эту сцену я приглашаю… — я сделал паузу, чтобы посмотреть на тех, кто готов выступить.

Однако глава советского комсомола Сергей Павлов тут же отрицательно замахал руками, а первый секретарь Московского горкома к этому моменту уже отбыл в Кремль, куда в спешном порядке съезжались все члены советской руководящей элиты. «Всё с вами ясно, Сергей Павлович, сдрейфили», — подумал я и пригласил на сцену прекрасного барда и неплохого актёра, Юрия Визбора.

— Я что-то не совсем уловил, — пробурчал он мне на ухо, поднявшись на сцену, — мы чего сегодня празднуем — день студенческих знаний или день дружбы и единства?

— День дружбы и единства студентов и заводской молодёжи, — пробурчал я. — Вы, Юрий Иосифович, главное спойте и скажите пару слов о том, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

— Ладно, не в первой, — усмехнулся Визбор.

Я же с музыкантами из «Поющих гитар» освободил сцену и тут же в огороженной так называемой артистической зоне насел на Сергея Павлова.

— Что за дела? — прошипел я.

— Подожди-подожди, — забубнил розовощёкий лидер всех советских комсомольцев, — пока там ещё ничего не решили, — показал он пальцем на Кремлевскую стену. — Вот когда станет ясно, что всё «дело на мази», тогда я и выступлю.

— Ладно, — буркнул я. — Где твои активисты?

— Ещё не подошли, — замялся Павлов.

— Я здесь, — вдруг откуда не возьмись, появился некий Андрей Григорьев, высокий и очкастый младший преподаватель из УПИ, которого я запомнил после волейбольного турнира

— Вот тебе активист из Кемерово, — проворчал Сергей Павлов, похлопав его по плечу.

— Из Свердловска, — захихикал Григорьев. — Я всё скажу: про магазины, про медицину, про зарплаты и стипендии, про всё.

— Добро, — пророкотал я и подумал, что, скорее всего, выступать придётся мне, потому что «дал заднюю» весь местный комсомольский актив.

«Ничего-ничего, — усмехнулся я про себя, — сейчас я так раскачаю народ, что тот потребует немедленного присутствия Никиты Хрущёва. Ничего-ничего, толи ещё будет ой-ой-ой».

— Толя! — окрикнул я Анатолия Васильева, — После Визбора поём «Страну удач», а потом исполняем свою новую забойную вещь.

— Плохо вчера отрепетировали, — заворчал Васильев. — Я даже соло не успел написать.

— Плевать, — рыкнул я, — значит, играть будем как во дворе, на простых аккордах и без сольной инструментальной партии. Кстати, где Нонна?

— Только что тут была, — замотал он головой. — Наверное, пошла кого-то встречать?

Я тоже помотал головой, но моей красавицы подруги нигде не было. Дело в том, что наша артистическая зона была огорожена железными барьерами, а вход сюда охраняли парни из КГБ. Но почему-то всякого лишнего народа здесь оказалось видимо-невидимо. Тут ошивались некоторые подчинённые Александра Шелепина, Вадима Тикунова, Сергея Павлова и Николая Егорычева, которым просто хотелось потусоваться и пообщаться с артистами. Кроме того наши советские поэты и барды провели сюда множество своих поклонниц. И эти барышни тоже сновали то тут, то сям.

— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! — гаркнул в микрофон Юрий Визбор. — Спасибо за внимание! — добавил он под одобрительные аплодисменты горожан и гостей Москвы.

«Очень содержательная речуга, — улыбнулся я про себя. — Ладно, хоть не сдрейфил».

— Пошли, — кивнул я своим музыкантам и первым выскочил на сцену.

И тут же за мной вылез младший преподаватель из далёкого Свердловска. Я даже глазом не успел моргнуть, как этот высокий очкарик оказался у микрофона и закричал:

— Здравствуйте, москвичи! Я приехал с Урала, из края тяжело машиностроения, где добывается уголь, минеральные удобрения, руда, газ и нефть, где в доменных печах плавится металл! И вот что я хочу сказать, работаем мы на Урале в две, а порой и в три смены. Однако на качестве нашей жизни, это никак не сказывается. В магазинах хоть шаром покати. Один очень умный человек придумал в наших суровых краях выращивать кукурузу, и теперь в магазинах нет ни кукурузы, ни хлеба!

— Правильно говоришь, парень! Правильно! — дружно закричала толпа. — Давай дальше!

— Хотите ещё⁈ — заулыбался очкарик. — Будет ещё! А помните, как когда-то нашим родителям вместо зарплаты в принудительном порядке пихали в руки облигации? И что теперь? Теперь тот же самый умный человек вон из-за того забора, — гость с Урала кивнул в сторону кремлёвской стены, — предложил выплаты по облигациям заморозить. Это как называется, если не грабёж⁈

— Грабёж! — загудела около сцены.

— Молодец! — заревели люди с других стороны.

«Вот тебе и очкарик, — подумал я. — Да у тебя парень яйца из стали. И откуда ты такой взялся? Неужели с Урала? А если не с Урала? Я ведь даже документы его не проверил, балда».

— Мы все с вами хотим построить социализм и коммунизм, но если при этом людей будут грабить и обирать, то ничего не получится! — выкрикнул он. — Что посеешь, то и пожнёшь, и по-другому никогда не будет. Может быть, пора этого умного человека проводить на пенсию и дать возможность проявить себя более молодым и толковым руководителям?

— Правильно, долой Никиту! — вдруг закричала чуть ли не вся площадь. — Долой!

Я подбежал к микрофону и, оттеснив неизвестного мне оратора корпусом, шепнул:

— Хватит, а то они сейчас Кремль штурмом брать пойдут.

— Я хотел как лучше, — усмехнулся гость с Урала.

— Не надо как лучше, надо в меру, — буркнул я и выкрикнул в микрофон, — давайте поаплодируем товарищу с Урала! Спасибо тебе, брат, за правду! — добавил я и, пожав этому очкарику руку, подтолкнул его в сторону лестницы, которая вела со сцены в артистическую зону. — А теперь премьера песни! — рявкнул я, так как Нонна всё ещё где-то задерживалась. — Поехали, — кивнул я своим парням.

И те после небольшой паузы заиграли песню, которую любил исполнять мой старинный друг. Он был большим поклонником творчества Эдмунда Шклярского из группы «Пикник» и утверждал, что эта композиция одна из лучших, и не понимал, почему Шклярский не включает её ни в один из альбомов. Однако загадочная история этого музыкально произведения меня интересовала меньше всего, в данный момент текст и музыка песни «Ничего, ничего не бойся» подходили просто идеально:

Ты уже не ребенок розовый,

Ты прошел Джомолунгму, Непал и Тибет.

Но никто, но никто, никто еще просто

Еще не сказал тебе.

Я допел первый немного корявенький куплет и тут же на сцену выбежала Нонна, а следом поднялись Владимир Высоцкий, Левон Кочарян, Олег Видов, Лев Прыгунов, Владимир Трещалов и Сава Крамаров. «Ой, балбесы», — тяжело вздохнул я и вместе с ними запел припев:

Ничего, ничего не бойся

Ни огня, ни звенящую тень.

Утром кровью своей умойся,

И встряхни расцветающий день…

Эту композицию вчера вечером я показал всем своим друзьям, и Кочарян так проникся словами, что заявил: «Я буду не я, если не спою эту песню вместе с тобой. Сильная вещь, мощная, жизненная».

— Савку Крамарова еле-еле у поклонников отбили, — шепнула мне Нонна во время короткого музыкально бриджа, и я затянул второй куплет:

Ты еще не ломоть отрезанный,

Хоть с утра не всегда и трезвый.

И ничем особо не жертвуя,

И ничем особо не брезгуя,

Ты еще на коне, и в расцвете зла

Все мечтаешь о жизни новой.

Не боишься рукою коснуться дна,

Но никто, никто не сказал тебе снова…

После этой нашей песни и после пламенной речи гостя с далёкого Урала митинг-концерт пошёл как по маслу. Местные комсомольские активисты буквально выстроились в очередь, чтобы сказать несколько слов со сцены. И главным образом все речи сводились к тому, что пришла пора сказать Никите Хрущёву большое спасибо за работу и дать дорогу молодым. Кстати, сам свердловский очкарик куда-то чудесным образом испарился.

«Молодец, заварил кашу и слинял, — думал я, координируя за сценой очерёдность выступления поэтов, бардов и активистов. — И это хорошо, это к лучшему. Сделал парень своё дело, теперь может гулять по магазинам смело. Ведь в свердловских магазинах шаром покати».

— Это вы — режиссёр Ян Нахамчук? — подбежал ко мне на исходе часа какой-то круглолицый спортивного телосложения товарищ с испуганными и выпученными глазами.

— Слушаю? — по-деловому спросил я.

— Старший лейтенант КГБ Артёмов, — коротко представился незнакомец. — Я от Владимира Ефимовича Семичастного. Он просил передать, что в Сенатском дворце началось заседание ЦК. Микоян, как и договорились, привёз Хрущёва. В общем, снимут сегодня Никиту. Как пить дать, снимут. А вот кого выберут пока очень большой вопрос. Кстати, как у вас дела, что передать Владимиру Ефимовичу?

— У нас всё по плану, — улыбнулся я. — Мы поём, поэты читают, а люди на площади негодуют.

Я кивнул в сторону сцены, где Белла Ахмадулина читала: «По улице моей который год / Звучат шаги — мои друзья уходят. / Друзей моих медлительный уход / Той темноте за окнами угоден».

— Отлично, — выдохнул незнакомец. — Когда потребуется ваша помощь, сами знаете в чём, за вами приду именно я.

Затем он крепко пожал мою руку и всё с такими же выпученными и испуганными глазами побежал на выход из артистической зоны.

— Понаберут по объявления, — тихо себе поднос буркнул я.

— Феллини, — дёрнул меня за локоть Высоцкий, — когда моя очередь?

— Пойдёшь ближе к финалу. Рано ещё. В Кремле только-только начали заседание. Поэтому пока отдыхай, — проворчал я, посмотрев на часы. — Возможно, придётся петь и на бис.

И вдруг через охранников прорвался какой-то сотрудник милиции. И этот блюститель порядка, не смотря на свою широкоплечую и коренастую фигуру, выглядел испуганным и встревоженным, словно секунду назад повстречал какого-то жуткого монстра. Он без лишних вопросов подбежал ко мне, отпихнул корпусом Владимира Высоцкого и чтобы никто не услышал, зашептал в самое ухо:

— Сюда едут танки.

«Твою ж дивизию», — выругался я про себя и, схватив милиционера за локоть, оттащил его в ту часть артистической зоны, где в этот момент не было никого.

— Когда Никиту стали по-серьёзному критиковать, то маршал Малиновский вышел из кабинета и, по всей видимости, успел сделать звонок куда надо, — протараторил сотрудник доблестной милиции.

— Это малосущественные подробности, — отмахнулся я. — Сколько танков идёт, и по какой дороге они движутся?

— Точно не знаю. Предали, что от трёх до пяти, — пожал плечами милиционер и, вытащив из планшетки карту, ткнул пальцем в Киевское шоссе. — Это 4-я гвардейская танковая Кантемировская дивизия, она базируется под Наро-Фоминском. Надо срочно распускать народ по домам? Иначе начнётся давка и как бы кого-нибудь не раздавили насмерть.

— Подожди распускать, — прорычал я. — Не для того я работал и день и ночь, чтобы в самый нужный момент всех взять и распустить.

«Что ж делать-то? — сразу же подумалось мне, пока я рассматривал карту. — Это же катастрофа! От трёх до пяти танков! Тут и одного хватит, чтобы наделать столько шуму, что народ начнёт давить друг друга. Спокойно, Феллини, спокойно».

— Почему обратились ко мне? — спросил я, всё ещё обдумывая выход их тупика.

— А к кому? — хмыкнул он. — Товарищ Тикунов в Кремле, а его замы на себя ответственность брать не хотят.

— Как ты сказал? — улыбнулся я, потому что в моей голове появился гениальный план. — Точно, никто не хочет брать ответственности! Значит так, если сейчас они едут по Киевскому шоссе, то вскоре окажутся на Ленинском проспекте? Верно?

— Обязательно окажутся, — улыбнулся и блюститель порядка.

— А это что такое? — я ткнул пальцем в пятиэтажку на пересечении Ленинского и Ломоносовского проспектов, где стояло какое-то непонятное обозначение.

— Это кабинет участкового.

— А рядом?

— ЖЭК, — пожал плечами милиционер.

— ЖЭК — это очень хорошо, — хохотнул я. — ЖЭК — это то, что доктор прописал. Поехали! Где твоя машина?

— Мотоцикл с коляской там, за храмом Василия Блаженного, — блюститель порядка снова пожал плечами и обречённо пошёл следом.

Старший лейтенант танковых войск товарищ Скрябин, получил приказ вывести взвод своих танков от непосредственного командира генерал-майора товарища Дороднова по телефону. Потому что этот воскресный день генерал проводил на своей даче. И по этой причине, приказ старшему лейтенанту Скрябину был не совсем ясен и понятен. Почему взвод его танков должен был прибыть на Красную площадь и дать несколько холостых залпов, чтобы распугать группу каких-то воинственных хулиганов, было совершенно не понятно.

«Куда смотрит милиция? Куда смотрит КГБ?» — думал Скрябин, высунувшись из люка командирской башенки, в то время когда его три машины пересекли МКАД, и Киевское шоссе плавно сменилось Ленинским проспектом. Вообще-то, взвод состоял из пяти средних танков Т-55. Однако ещё вчера две машины были поставлены на профилактический ремонт и сегодня в поход выйти просто не смогли. Но больше всего старшего лейтенанта Скрябина смущал тот факт, что никто из заместителей генерал-майора Дороднова не подписал письменный приказ, почему-то никто из начальников не хотел брать ответственность за стрельбу на Красной площади на себя.

И вдруг дорогу его танкам преградил милицейский мотоцикл с коляской. «Ну, хоть тут-то мне объяснят — в чём дело?» — обрадовался командир танкового взвода.

— Капитан комитета государственной безопасности Ян Игоревич Нахамчук! — выкрикнул я, показав красные корочки, когда с командирского танка ко мне спустился суховатый среднего роста 25-летний танкист.

— Старший лейтенант Скрябин, — козырнул он.

— Да, товарищ Скрябин, наделали вы здесь шума, напугали народ, — пробурчал я, кивнув по мигом опустевшей улице.

— Что происходит, капитан? — прошептал танкист. — Что там, на Красной площади, твориться?

— Кхе, — кашлянул я и тут же подумал, что этот боец вообще не в курсе дела. — Командиров много, а ответственности брать никто не желает? — подмигнул я.

— Есть такое.

— Поэтому сейчас вы и все ваши подчинённые идут со мной, — нагло и уверенно произнёс я. — Подпишете специальную бумагу, чтобы не загреметь на нары. А то там, около Кремля, толпа народа, куча зевак, испугаются, побегут, подавят друг друга насмерть.

— Да что там такое происходит? — опять запричитал командир танкового взвода.

— Группа американских диверсантов штурмует кремлёвскую стену, — буркнул я первую фантастическую глупость, что пришло в голову. — Быстрей-быстрей! — гаркнул я остальным танкистам. — Все выходим из танков и за мной! Сейчас каждая секунда на счету!

— А кто присмотрит за машинами? — старший лейтенант Скрябин вдруг схватил меня за руку.

— Кто-кто? — улыбнулся я. — Милиция присмотрит, — я кивнул в сторону своего случайного напарника. — Быстрей, каждая секунда на счету!

А примерно через минуту двенадцать бравых танкистов из Кантемировской дивизии я завёл во двор новенькой хрущёвской девятиэтажки, в подвале которой располагалась местная жилищно-эксплуатационная контора. В подобной конторе работал Афоня, герой кинокомедии Георгия Данелия. И замечательны эти конторы были тем, что, как правило, находились в подвале, и к тому же имели мощные железные двери и стальные решётки. В общем, это была идеальная камера предварительного заключения для подобных случаев.

— Заходим-заходим! — загудел я, открыв железные двери в подвал дома. — Каждая секунда на счету!

— Подожди, — неожиданно замер на пороге подвала командир танкового взвода. — А мы эту твою бумагу у танков что ли не могли подписать?

— Нет, — рыкнул я. — Для более подробной консультации мне потребуется телефонная связь с Кремлём. Вперёд лейтенант, не тяни резину.

Я подтолкнул старшего лейтенанта вовнутрь и резко захлопнул дверь, на которую тут же навесил мощный навесной замок. Само собой, через пару секунд с той стороны послышался добротный русский мат и множественные удары в толстое железное полотно этой двери.

— Слушай меня внимательно, бойцы! — рявкнул я. — Я тут оставил одного автоматчика, выберетесь наружу получите пулю в лоб. Так что сидите не дергайтесь, вам же лучше будет.

После чего я сам же пнул ногой по железной двери и побежал к танкам, где мой милицейский напарник должен был слить всю их горючку в канализационный люк.

На Красную площадь вместе с напарником я приехал примерно к 12 часам дня. Нонна в этот момент с музыкантами из «Поющих гитар» со сцены пела песню: «У нас, молодых, впереди года, / И дней золотых много для труда. / Пусть „Поющие гитары“ греют нам сердца, / Для любви сердца — той, которой нет конца». Лева Кочарян сопровождал какого-то кинооператора с камерой, показывал ему что надо запечатлеть для истории, и следил чтоб того не затолкали и не затоптали. А народ перед кремлёвской стеной в это время беззаботно веселился и танцевал. В общем, проводы на пенсию товарища Хрущёва получались в прямом смысле слова праздничные.

— Ну, ты парень и дал, — пожал мне руку милиционер. — Я как танки увидел, чуть штаны не испортил. А ты как попёр, как попёр…

— Я сам чуть штаны не испортил, — улыбнулся я. — Извини, пойду работать, а то тут без меня творится чёрт-те что.

Я ещё раз пожал руку напарнику и через толпу стал медленно пробираться в артистическую зону. И вдруг передо мной вырос лейтенант КГБ Артёмов. Глаза лейтенанта всё также испугано бегали и шарили по сторонам.

— Товарищ Нахамчук, Владимир Ефимович Семичастный требует, чтобы вы срочно прибыли в Сенатский дворец. Никиту сняли, и сейчас решается вопрос — кто займёт его место.

— Для этого мне нужна группа комсомольцев, — буркнул я.

— Роль комсомольцев сыграют наши сотрудники, — недовольно заворчал Артёмов и чуть ли не силком потянул меня в сторону Спасской башни.

Такое хамское отношение меня мгновенно вывело из себя, и я силой выдернул свой рукав из рук лейтенанта. Он смутился, прокашлялся и, не говоря лишних слов, стал молча пробираться в нужно направлении один, я же двинулся следом без посторонней помощи. Вообще, надо сказать, что этот странный тип меня ещё в первый раз очень сильно напряг. Создавалось такое впечатление, что лейтенант Артёмов находится под воздействием каких-то запрещённых веществ.

Однако когда мы выбрались из толпы и подошли к воротам Спасской башни, Артёмов очень уверенно показал свои корочки парням, которые охраняли вход на территорию Кремля. И я подумал, что мой провожатый, скорее всего, болен, наглотался аспирина, и приехала на службу не совсем в рабочем состоянии. Подобное случалось и со мной. Кстати, в этот самый момент, словно из под земли, выскочил младший преподаватель из далёкого свердловского УПИ.

— Я с вами, — заявил высокий и худой очкарик.

— Не требуется, — проворчал Артёмов.

— Толковый парень, пригодится, — возразил я, хлопнув преподавателя Григорьева по плечу.

— Дело ваше, — пожал плечами кагэбэшник.

Поэтому после небольшой проверки документов мы втроём устремились в Сенатский дворец. Что мне было известно об этом историческом здании? Так, только общие сведения: там находились квартиры и рабочие кабинеты Ленина и Сталина. А ещё в 1953 году в зале заседаний Совнаркома был арестован Берия, которого потом тупо шлёпнули как врага трудового народа.

Между тем путь до Сенатского дворца прошёл без приключений. Опустевшие Кремлёвские улицы патрулировали парни из конторы Владимира Семичастного и многие из них, посмотрев детектив «Тайны следствия», знали меня в лицо. Мне даже пару раз отдали честь. В самом же дворце слышались редкие одиночные выстрелы.

— Парни из охраны Хрущёва забаррикадировались в кабинете второго этажа, — коротко пробурчал Артёмов. — Пока не можем их выкурить. Говорят, что скоро приедут танки и всем нам наступит кабздец. Ха-ха.

— Не приедет никто, — усмехнулся я. — Танкисты заперты в подвале, а горючка из танков путешествует по канализационным трубам.

— Ловко, — хохотнул преподаватель из Свердловска.

— Это очень хорошо, — улыбнулся кагэбэшник. — Сейчас проведу вас на третий этаж через потайную лестницу, по которой ещё товарищ Сталин хаживал.

Выпученные глаза Артёмова опять испугано и тревожно забегали и он, кивнув головой, от парадного лестничного прохода, устланного коврами, повёл в правое крыло дома. Затем на этом же первом этаже он ключом открыл какую-то дверь и, заявив, что именно здесь жил Сталин, предложил следовать за ним. Но на сталинскую потайную лестницу мы попасть не смогли. Почему-то ключи старшего лейтенанта оказались не из того набора.

— Ждите здесь, — пробурчал он и побежал назад.

Не знаю почему, но именно сейчас я почувствовал себя в роли сегодняшних танкистов, которых час назад запер в подвале ЖЭКа. Поэтому, бухнув кулаком в закрытую дверь потайной лестницы, я бросился за лейтенантом Артёмовым. Однако то, что произошло в следующую секунду, повергло меня в шок.

Артёмов, если это конечно был он, стоял посреди просторной сталинской комнаты и подобно дикому животному рычал. Внешность обычного советского парня разительно изменилась. На лице проявился звериный оскал, мышечная масса буквально на глазах увеличилась в два раза, а изо рта липового сотрудника КГБ капала тонкая ниточка слюны. И я моментально вспомнил, что именно эту харю видел в саду «Эрмитаж», это именно он порвал ни в чём не повинного бродячего пса.

— Может позвать доктора? — пролепетал я. — Ты потерпи, я сейчас скорую вызову.

— Что ты, Феллини, знаешь о берсерках? — криво усмехнулось это получеловеческое существо.

— Берсерки плохо кончили, — ответил я, медленно по стенке пробираясь к выходу из сталинских апартаментов.

И в этот момент это существо, дико зарычав, бросилось в стремительную атаку. Лишь в последнее мгновенье я успел за счёт резкого кувырка отскочить от стены к длинному столу, за которым стояло двенадцать стульев, и который был накрыт белой скатертью. И в следующую секунду один из этих двенадцати стульев я бросил в голову монстра. Тот молниеносно отмахнулся и дорогой, сделанный из хорошей древесины стул, разлетелся на куски. А после он совершенно по-звериному прыгнул, целя мне когтями в грудь.

Как я отмахнулся ещё один стулом, мне сообразить не удалось, наверно сработал элементарный рефлекс выживания. Однако с третьей попытки его мощная лапища всё же достала меня по голове. В глазах всё помутилось, а мое тело, словно кусок старой хламиды перетлело через стол и на мою удачу приземлилось на сталинский диван. Здесь я успел ухватить одной рукой маленький журнальный столик. Возможно, за эти столиком товарищ Сталин пил кофе и читал свежие газеты. Увы, но и эта историческая вещица в доли секунды превратилось в груду деревянных осколков.

— Стой-стой! — заорал я, понимая, что сейчас порвут и меня. — Дай напоследок курнуть! Все одну затяжку!

И этот наполовину зверь, а на половину человек, нависнув надо мной, вдруг криво усмехнулся, поднял вверх когтистую лапу и прорычал:

— Нет!

А потом послышался громкий хлопок пистолетного выстрела. И кровища из этого чудовища, словно из банки томатного сока, хлынула прямо на меня, заливая новенький синий свитер-водолазку. Затем тело монстра покачнулось и рухнуло на паркетный пол.

— Чего так долго? — прохрипел я, потирая больную скулу и больные рёбра.

— Извини, — улыбнулся гость с Урала. — Он постоянно бегал и прыгал, поэтому я боялся промахнуться. А ты когда догадался, что я — это не совсем я.

— Что-то, а складывать два плюс два я умею, — выдохнул я, с большим трудом встав со сталинского дивана. — Этот человеко-зверь — наш коллега из будущего Артём Егоров или Егор. Правильно? А ты, значит, Семафоров, верно?

— Верно, — захихикал длинный очкарик.

— Только мне одно не понятно, откуда у тебя пистолет? И где ты и этот покойник добыли нужные документы?

— Вы, Феллини, всё время забываете, что мы множество раз побывали в этом времени, — ответил ещё один гость из будущего. — И этот пистолет, заряженный серебряной пулей, я спрятал ещё вчера. А документы нас учили подделывать лучшие специалисты ни один год.

— И сколько раз я уже дрался с этим монстром? — спросил я, пихнув носком ноги поверженное тело.

— Первый, — совершенно серьезно ответил Семафор. — Егора требовалось убить с первого раза. Он ведь тоже мог переиграть этот день. Он же лучший ученик доктора Чернова. Правда из-за нестабильной нервной системы после десятков перемещений в прошлое и обратно поехал рассудком. Я ума не приложу — где и когда он научился превращаться в берсерка? Кстати, доктора Чернова тоже разорвало какое-то животное.

— Много есть странного в мире, — проворчал я и тут же вспомнил, что там на третьем этаже в зале заседаний выбирают нового генерального секретаря ЦК КПСС. — Твою ж дивизию! — вскрикнул я и рванул в коридор.

Однако когда я добежал до парадной лестницы ко мне навстречу уже спускались первые лица государства: Шелепин, Семичастный, Тикунов, Микоян и Егорычев.

— Привет, режиссёр! — весело выкрикнул Александр Шелепин. — Ты где так извалялся?

— В апартаментах товарища Сталина, — выдохнул я, держась за бок. — Как прошло заседание?

— Выбрали первым секретарём Александра Николаевича, правда, всего на два дня, — ответил хитрющий Анастас Микоян.

— Пошли успокаивать народ, — захохотал Владимир Семичастный. — А то там некоторые бояться из кабинета показаться, ха-ха-ха!

— На два дня, на два дня вы забудьте про меня, — жалобно пропел я, чем повеселил всю собравшуюся публику.