Гость из будущего. Том 4

Глава 10

«Моя милиция меня бережёт, когда поймает, стережёт», — думал я, пока товарищ старший лейтенант белыми нитками шил статью за мелкое хулиганство в общественном месте.

— Ничего подписывать не буду, никого не видел, никого не знаю, никого ногами по лицу не бил, — проворчал я, сидя за столиком в кафе «Восток», где уже естественно было прекращено всякое обслуживание, тем более неугомонный товарищ милиционер заставил всех покинуть помещение.

И вообще у меня создалось такое впечатление, что этот 25-летний шустрый молодой парень в погонах либо первый день на службе, либо слишком продуманный и, не имея серьёзных раскрытых дел, выполняет план за счёт разной бытовой мелочухи. Это очень удобно: пришёл на танцы, выпил чашечку кофе, съел бутерброд и взял по горячим следам шайку юных хулиганов, которые дерутся, потому что выпили лишнего, потому что гормоны в крови бурлят и потому что красивые и умные девчонки от таких идиотов шарахаются. А сегодня у этого товарища старшего лейтенанта вышел облом, так как народ собрался в ДК послушать хорошую музыку и потанцевать. Но на его удачу не выдержали нервы у меня. Зря я начал махать ногами при всех, нужно было просто уйти со сцены и всё.

— Ничего-ничего, — хмыкнул он, строча протокол задержания, — свидетелей найдём, докажем, раскроем. Я и не таких раскалывал. Ха-ха. Посадить тебя, конечно, не посадят, но пятнадцать суток я тебе гарантирую. Это что такое на сцене было? Ты же пяткой ударил человека по лицу! И где ты так научился бить? — прошептал он, хитро прищурившись.

«В американской разведывательной школе, — усмехнулся я про себя. — Меня специально закинули в Союз, чтобы снять господина Хрущёва с занимаемой должности. Так как Никита Сергеевич на заседании ООН грозил всему миру „Кузькиной матерью“. Дурак ты, лейтенант, и не лечишься».

— Бить пяткой в лоб я учился на срочной службе в Германской Демократической Республике, — пробурчал я. — Вы газеты читаете? Знаете, какая в мире обстановка? Поэтому предлагаю разойтись по домам пока по-хорошему, — прошипел я, посмотрев на часы, которые показали первый час ночи, и теперь до 3-х часов мне требовалось где-то погулять и дождаться того, как на двадцать минут будут сведены Дворцовый и Биржевой мосты, иначе домой раньше 5-и было не попасть. — Я защищал своих ребят и точка.

— Угрожаешь? — проскрежетал старший лейтенант, играя желваками.

— А хоть бы и так, — кивнул я. — Ты думаешь, что беззащитного пацана в подворотне взял? А я, между прочим, режиссёр с «Ленфильма».

— Да мне начхать! — «летёха» от крайнего возмущения ударил кулаком по столу. — Если ты — режиссёр, то тебе закон не писан, так что ли?

На этих словах дверь кафе отварилась и, вбежав в помещение, перепуганный дядя Йося Шурухт громким визгливым голосом прокричал:

— Мы готовы заплатить штраф! Не надо… кхе, ругаться. Давайте жить мирно.

— Никакого штрафа мы платить не будем, — прошипел я, тоже стукнув кулаком по столу. — Мы сейчас позвоним в дежурную часть председателя КГБ товарища Семичастного и узнаем, что это за методы такие, когда ловят не преступника, зачинщика хулиганской драки, а тех, кто никуда не убегал и не прятался от органов правопорядка? Почему хватают тех, кто защищал свою честь и достоинство? Работаем по принципу — кто не спрятался, я не виноват, так что ли?

При упоминании КГБ и лично товарища Семичастного сотрудник милиции резко вспотел. К тому же я вытащил на всеобщее обозрение его визитную карточку. После чего прыть и молодецкий задор, с которыми он «шил дело», тут же куда-то испарились. «Летёха» медленно взял со стола стакан воды и большими глотками принялся его жадно пить. И буквально в тот же момент в кафе вошёл директор ДК Александр Павлович Ландау, на пиджаке которого красовалось несколько боевых наград, за которыми он, скорее всего, и отлучался домой. А следом за ним появилась миловидная 30-летняя черноволосая женщина в строгом деловом костюме, судя по всему, заместитель директора.

— Собственно говоря, что здесь происходит? — отважно бросился на мою защиту Александр Ландау.

— Ничего, — выдавил улыбку на своём лице старший лейтенант, — провели с гражданином профилактическую беседу. И советую в следующий раз думать, прежде чем бить ногами человека по лицу, — сказал он мне, скомкав свой «липовый протокол задержания».

«Да, где он там лица-то разглядел? — пробурчал я про себя, когда „летёха“, коротко козырнув директору ДК, покинул кафе. — Там же были обычные обезьяньи хари. И я даже не сомневаюсь, что этим уродам, которые вымогают деньги, воруют в магазинах, цепляются к девчонкам и избивают одиноких подвыпивших работяг, вытрясая из них заводской аванс, впервые дали достойный отпор. В своё время Майк Науменко очень точно напишет именно о них: „Кто хлещет в жару портвейн, кто не греет пиво зимой, / Кто плюется как верблюд, кто смеется как козодой? / Кто мочится в наших парадных, кто блюёт в вагонах метро, / Кто всегда готов подбить нам глаз и всадить вам в бок перо? / Это — гопники! / Они мешают мне жить“. Кстати, они мешают жить всем нормальным людям, когда орут и матерятся под окнами. И перевоспитывается эта гопота только жёстким и прямым ударом в нос».

— Теперь можно и по домам, — облегчённо выдохнул Ландау.

— Отличная идея, — кивнул я. — Только мне на Петроградскую сторону теперь раньше трёх часов ночи не попасть. Парни где? — спросил я у дяди Йоси, имея в виду музыкантов.

— Автобус их уже по домам развёз, — проворчал мой родственник, тоже посмотрев на наручные часы. — Ну, что в ресторан или ко мне?

— Нет уж, с тётей Симой мне встречаться как-то совсем не хочется, — усмехнулся я, вспомнив, как она прибегала на киностудию и за гулянки своего непутёвого супруга отчитывали почему-то меня.

— Если хотите, то можете посидеть здесь, в кафе, — вдруг предложила черноволосая заместительница директора ДК. — Мне всё равно ещё отчёты писать. Составлю вам компанию.

— Замечательная идея, — обрадовался дядя Йося. — А то мне в ресторан нельзя, ха-ха. Опять утром будет скандал. Кстати, по поводу завтрашнего дня, точнее уже сегодняшнего, — пробурчал он, вынув из внутреннего кармана блокнот. — С 13 до 15 ноль-ноль первое выступление в кинотеатре «Ленинград». С 16 до 18 — второе. Далее с 19 до 21 — там же танцевальный вечер.

— А с 21.30 танцевальный вечер здесь, — добавил Александр Ландау.

— А ещё говорят, что понедельник — день тяжёлый, — хохотнул я. — Да я после такого воскресенья, всю первую половину понедельника буду отсыпаться.

— Почему не весь понедельник? — хитро усмехнулась черноволосая заместительница директора ДК.

— Во вторник у меня съёмка, поэтому в понедельник требуется провести определённую подготовительную работу, — печально улыбнулся я, вспомнив, что кроме строительства декораций нужно написать ещё и сам сценарий.

— Когда я был молодым, то тоже мог всю ночь гулять и кутить, а на следующий день спокойно работать или учиться, — задорно затараторил Ландау, забежав за барную стойку. — Тут есть бутерброды. Есть кофе. Маргарита Владимировна, угощайте нашего гостя. А мы с Иосифом Федоровичем, пожалуй, пойдём. У нас уже возраст не тот.

— Правильно, печень уже не та, — кивнул головой дядя Йося.

Примерно во втором часу ночи, когда мне надоело сидеть в кафе, пить кофе и смотреть на то, как Маргарита Владимировна заполняет какие-то бесконечные ведомости, я решил прогуляться по дворцу культуры. Нужно сразу оговориться, что ДК «Пищевиков» по планировке значительно отличался от подобных заведений. Скорее всего, под данный очаг культуры был отдан дом какого-нибудь купца или домовладельца, поэтому сверху он напоминал букву пэ. И если в левом крыле размещались: кафе «Восток», спортзал и зал для всевозможных лекций, то в правое крыло поместили библиотеку и кабинеты детских секций и кружков. Ну а центр всего сооружения был отдан под актовый зал. Кстати, акустика в зале была превосходная, так как мастера прошлого строили с большим знанием своего дела.

— О! — крикнул я в пустой зал, выйдя на центр сцены. — Ого! Ого, — тихо повторил я, подойдя к самому краю, с которого слетел один из гопников, потому что с такой верхотуры можно и шею было сломать.

«Зря в драку полез, — снова подумалось мне. — А если бы этот „дятел“ головой в пол воткнулся? Тут мне даже товарищ Семичастный не помог. И никто бы не посмотрел, что я перспективный начинающий режиссёр и автор известных в Союзе песен. Посадили бы как миленького, как футболиста Эдуарда Стрельцова, без шума и пыли».

С такими невесёлыми мыслями я вышел из актового зала. И вдруг в фойе, которое подсвечивалось всего одной лампой из коридора, мне послышался какой-то подозрительный скрежет. Словно кто-то пытается с улицы выдавить форточку. И первым делом я хотел было кинуться будить сторожа, однако в мою голову пришла идея поинтереснее. Поэтому я на цыпочках короткими пружинящими шагами прокрался к окну и буквально вжался в стену.

А со стороны улицы кроме скрежета послышалось и тихое перешёптывание. О чем говорили злоумышленники, разобрать было невозможно, но пришли они явно не для того, чтобы подкинуть букет цветов хорошенькой заместительнице директора. Эти «гоблины» лезли сюда, дабы погадить и покуражиться. И возможно это была та самая братва, с которой я сцепился на концерте. Наконец, спустя десять секунд внешняя и внутренняя форточки были аккуратно открыты и я, прижавшись к стене, увидел, как внутрь помещения вползает силуэт чьей-то лысой головы.

«Необычайная тяга к прекрасному, — усмехнулся я про себя, — лезут в очаг культуры ночью, не дожидаясь официального открытия кружка „умелых ручек“ или секции „бальных танцев“. Не терпится поплясать? Тогда держите цыганочку с выходом».

— Давай, клещ, открывай окно, — донёсся чей-то шёпот с улицы и в тот же момент я, сложив руки рупором, утробным голосом негромко, но протяжно завыл:

— Ууууоооо! Аааоооуууу!

— Сука! — заверещала лысая башка. — Вытаскивайте меня назад! Привидение, бл… буду! Тащите быстрее! Привидение! Я его вижу! Тащите!

— Уууээээ! — ещё раз провыл я, вспомнив мультфильм про Карлсона, который живёт на крыше.

Затем башка из форточки резко исчезла, и кто-то громко заорал, грохнувшись на асфальт. Далее я, осторожно выглянув в окно, и увидел несколько человеческих фигур, которые улепётывали мимо памятника Ленину, словно на сдаче норм ГТО.

— Что случилось⁈ — выскочив из кафе, выкрикнула Маргарита Владимировна.

— Да, так, — захохотал я, — уличные хулиганы столкнулись с необъяснимым паранормальным явлением, и чуть-чуть не наделали в штаны. Ха-ха. Вам надо бы решётки повесить на окна первого этажа. Какая ни есть, это всё же защита от мелкой швали.

— Хуу, как я перепугалась, — схватилась за сердце женщина. — Так это вы выли?

— Каюсь, роль озорного приведения сыграл ваш покорный слуга, — кивнул я головой. — Пусть в следующий раз не лезут. Может ещё по кофейку?

— Давайте, — выдохнула она.

«А Маргарита Владимировна так в целом ничего, — подумал я, искоса поглядывая на помощницу директора ДК, когда та разливала по кружкам свежезаваренный ароматный кофейный напиток. — Маленький аккуратный вздёрнутый носик, раскосые глаза и хорошая спортивная фигура. Интересная женщина. И возможно, что умная».

— Вы знаете, а мне в целом понравился ваш концерт, — мило улыбнулась она. — Мне даже показалось, что некоторые люди впали в какой-то танцевальный транс. Конечно, не все песни у вас хороши, но кое-что очень цепляет: «Не стальная игла, а грусть / Мне пробила сегодня грудь».

— Понимаю, — кивнул я, сделав маленький глоток горячего кофе. — У вас ведь, судя по фотографиям из фойе, здесь базируется клуб бардовской песни?

— «Восток», — поддакнула она.

— Пусть будет «Восток», — усмехнулся я, так как Ленинград, если не считать Прибалтику, был самым настоящим западноевропейским городом. — Вы судите наше творчество по меркам бардовской песни, где текст является первоосновой. А мы — эстрада, и у нас музыка первична, которую перегружать серьёзными словами нельзя. Иначе не получится танцевального транса.

— А как же «Игла», или «Есть только миг», или «Для меня нет тебя прекрасней»?

— У медленных лирических композиций свои законы, — пробурчал я, посмотрев на часы, которые показали без двадцати два.

— Вас дома кто-то ждёт? — спросила Маргарита Владимировна. — Подруга? Жена?

— Соседский кот меня ждёт, — хмыкнул я. — Он сейчас спит на кухне, и видит сон, как я ему готовлю рассыпчатую гречневую кашу.

— Бедный котик.

— Ничего он не бедный, — возразил я, — его вся коммуналка кормит и поит. А ещё хотелось бы немного поспать. Мне утром встречать артистов из Москвы: Сава Крамаров приедет, Олег Видов, Высоцкий Владимир.

— Высоцкий? — задумчиво произнесла помощница директора ДК. — Это он во время кинофестиваля показывал «Гамлета с гитарой» и пел «Коней привередливых»?

— И монолог Хлопуши, тоже он, — кивнул я, допив кофе. — Хотите пригласить его на концерт своего клуба самодеятельной песни? Могу завтра с ним познакомить. Приходите к кинотеатру «Ленинград».

— Это было бы здорово, — улыбнулась Маргарита Владимировна. — А хотите, я вам на кофейной гуще погадаю? — игриво спросила она и, не дожидаясь моего согласия, взяла мою кофейную чашку и опрокинула её содержимое на блюдце.

— Что там? — хохотнул я. — Дальняя дорога и казённый дом?

— Зря смеётесь, — важно заявила помощница директора ДК. — Я всем подругам гадаю, и многое сходится, — медленно проплетала она, рассматривая узоры, которые оставил чёрный кофейный жмых. — Казённого дома у вас нет. А вот опасный и скрытый враг у вас имеется. Видите фигуру с ножом? — спросила Маргарита, показав мне какое-то размазанное пятно.

— Это проклятый империализм, — буркнул я.

— А ещё вижу на вашем пути глубокую пропасть, но если вам удастся её перепрыгнуть, то впереди ждёт очень крупный приз.

— Пропасть — это мировой экономический кризис, и если я его преодолею, то стану подпольным советским миллионером, — прокомментировал я предсказания заместительницы директора.

— Зря, между прочим, смеётесь, — захихикала она, посмотрев на меня с нескрываемым интересом.

В воскресенье за полчаса до выхода на сцену кинотеатра «Ленинград», чтобы не уснуть, я выпил уже третью кружку кофе. Четыре часа сна для моего сильного молодого организма оказались совершенно недостаточны. Из-за чего моя ненаглядная красавица Нонна Новосядлова, подозрительно поглядывая в мою сторону, несколько раз поинтересовалась, чем я занимался этой ночью?

— Ничем он не занимался, — ответил за меня дядя Йося, заполняя какие-то бумаги, — милиция его задержала за хулиганку. Поэтому до развода мостов он домой и не приехал. Я свидетель.

— Чтоб Феллини взяли, да за хулиганку, никогда не поверю, — захихикал Владимир Высоцкий.

— Улицу перешёл в неположенном месте, — проворчал я, похлопав себя по щекам, чтобы немного взбодриться.

— Знаем мы эти улицы, ха-ха! — хохотнул Сава Крамаров. — Сам ходил.

— Да ладно, мальчики, с кем не бывает, — заступилась за меня Виктория Лепко, которая приехала с Олегом Видовым, и сейчас перед зеркалом кисточкой накладывала на лицо последние штрихи артистического грима.

И, по всей видимости, отношения между ребятами развивались стремительно. Я когда на вокзале всю эту шумную компанию встретил, то Олег лёгким полунамёком дал понять, дескать дело идёт к свадьбе. В принципе, лично я этот выбор одобрял, так как Лепко была девушка серьёзная, но всё же тем же полушутливым тоном намекнул, что месяцок можно и подождать, чтобы не было мучительно больно за бесцельно потраченные деньги на свадебной церемонии. Из-за чего Олег всё утро и непосредственно перед концертом отмалчивался.

— Так, ребятушки, давайте определимся с сегодняшней концертной программой, — по-деловому предложил дядя Йося.

— Песней начнём, песней и закончим, — ответил я.

— Конкретнее, — проворчал мой родственник, который после трёх выступлений наших «Поющих гитар» к теме «творческих встреч» резко подостыл.

По деньгам выходило значительно меньше, а хлопот значительно больше. Ибо только за пятницу и субботу, фонд заработной платы нашего маленького поющего коллектива составил почти 4 тысячи рублей, из которых 700 улетели прямиком в его карман. Я получил 900 деревянненьких, музыканты — по 400 на брата. И всё потому что танцевальный зал вмещал гораздо больше людей, чем площадка ограниченная стульями и креслами.

А кроме того слухи о нашем заводном ансамбле с такой скоростью разлетелись по Ленинграду, что на сегодняшней афише первым именем значился — режиссёр Ян Нахамчук, лидер ВИА «Поющие гитары». И уже потом шли актёры: Савелий Крамаров, Нонна Новосядлова, Владимир Высоцкий, Олег Видов и Виктория Лепко. И когда я разминался в фойе: отжимался, приседал и прыгал, дядя Йося как бы невзначай прошептал, что историю с «творческими встречами» пора кончать. На что я ответил, что друзей своих не брошу, и что для роли концертного директора смогу найти кого-нибудь ещё. После этих слов дядя Йося резко сдал назад, однако из вредности своим брюзжанием портил мне настроение.

— Если говорить конкретно, то записывайте, товарищ Шурухт, — сказал я своему дальнему родственнику. — Первый номер: я с Олегом и Викторией Лепко спою под минусовку «О чём плачут гитар», предварительно сказав несколько слов о «Тайнах следствия», которые выйдут в прокат в ноябре. Вторым номером на сцену выйдет Нонночка и, так же коротко рассказав о кинокомедии «Зайчик», споёт «Любовь настала».

— Под минусовку? — спросила Нонна, кивнув на мой магнитофон.

— Само собой, — улыбнулся я. — Третьим номером дадим в эфир Саву Крамарова с юмористическим монологом о проклятых бюрократах.

— Без минусовки? — хохотнул Савелий.

— Само собой, — буркнул я. — Наконец, далее на сцену выйдет Владимир Семёнович с монологом Хлопуши и песней «Кони привередливые». И, наверное, зрителям будет интересен рассказ о новом московском «Театре на Таганке».

— Без минусовки и с гитарой? — пророкотал Высоцкий.

— Само собой, — ответила за меня Нонна и захихикала вся гримёрка.

— Да, — кивнул я. — Затем пятый номер нашей программы: Олег Видов расскажет о работе с режиссёром Владимиром Басовым и вместе с Викторией и мной под минусовку споёт песню «Девчонка девчоночка». Это обязательная программа. Далее будем смотреть по ходу пьесы.

— И заканчиваем как всегда песней «Позови меня с собой»? — спросила Нонна Новосядлова.

— Само собой, — под хихоньки и хахоньки ответил я.

«А публика-то не та, — подумал я, выскочи со сцены после первого номера „творческих встреч“. — Слишком много в зале молоденьких девчонок. Словно они прямиком прибежали с танцевальной вечеринки „Поющих гитар“. Но вроде пока принимают хорошо».

Я подмигнул Нонне, которая после меня, Олега Видова и Виктории Лепко вышла на сцену, и кивнул звукорежиссёру, чтобы тот включил кассету с минусовкой на песню «Любовь настала». И тут же зазвучала чарующая лирическая мелодия. Однако насладиться вокалом своей любимой женщины мне не дал Высоцкий.

— Слушай, — зашептал он, оттащив меня подальше от сцены, — что у вас здесь такое происходит? Дядя Йося твой какой-то недовольный? Что случилось?

— Деньги испортили человека, — прошипел я. — «Поющие гитары» у нас Володя случились. Вчера и позавчера дали три концерта и каждый битком. Сегодня вечером буду ещё два выступления. Кресла все из зала вынесут и запустят внутрь не тысячу человек, а три тысячи. А это совсем другой гонорар.

— Ясно, — прорычал он. — То-то я смотрю публика какая-то не такая. А у нас по Москве слух один нехороший пошёл по поводу тебя.

— Никого не трогал, ничего не знаю, — буркнул я.

— Кто-то на «Мосфильме» растрепал, что ты теперь «стукач», работающий на КГБ, — совершенно серьёзно сказал Высоцкий.

— Скажем так, что в КГБ я подписал одну бумагу о неразглашении гостайны, — задумчиво проворчал я, сразу же подумав на своего ненормального «московского незнакомца». — Но чтоб стучать — это дудки. Вы же мне как братья и сёстры, вы — моя семья. Да я себя после доносительства на вас уважать себя перестану. В следующий раз пусть тебе покажут донос, написанный моей рукой. Либо пусть заткнуться.

— А что за гостайна? — хохотнул Владимир Семёнович. — Если это не секрет?

— Наши танки ходят под водой, — шепнул я. — Только об этом никому. Иначе и тебе придётся подписать соответствующий документ.

— Ха-ха, заливаешь, — развеселился будущий кумир миллионов. — Ладно, пошёл готовиться к выступлению.

«Вот ведь, сволочь, — обозвал я своего „чёрного человека“. — Ударил меня ниже пояса. И завтра всё артистическое сообщество Ленинграда начнёт шушукаться, что я стучу в КГБ. Хотя, все новости, что плохие, что хорошие имеют свойство терять свою значимость с течением времени. Поболтают, потреплются, потом всем эта тема надоест и угомонятся. Да и после октября многое переменится. Значит, права была, гадающая на кофейной гуще, Маргарита Владимировна: враг у меня есть, и этому врагу мирные переговоры без надобности».