Госпожа следователь, или Мария Сергеевна снова в деле

Эпилог

Некоторое время спустя

Солнце, словно уставший художник, медленно складывало свои кисти, роняя на небо последние мазки розового и лилового. Тени удлинялись, окутывая сад мягкой прохладой. Мы сидели на просторной веранде нашего дома, утопая в уютных креслах, наслаждаясь тишиной и покоем, такими редкими гостями в нашей насыщенной жизни. В руках у меня дымилась чашка травяного чая, собранного собственноручно на лугах неподалеку. Его аромат — терпкий и успокаивающий — наполнял легкие. Жофрей, полулежащий рядом, нежно перебирал мои волосы, словно играя с шелковыми нитями. Его прикосновения были легкими и ласковыми, как дуновение летнего ветерка. От этого простого жеста по телу разливалось тепло, снимая напряжение прожитого дня. Но тревога, словно маленький колючий шарик, продолжала сжимать сердце. Даже во время нашего медового месяца я не могла расслабиться и отдаться полностью отдыху.

— Этьена Леруа так и не нашли? — спросила я, нарушая идиллию момента. Голос прозвучал глухо, выдавая мое беспокойство.

Жофрей вздохнул, его плечи слегка опустились, отражая общую усталость. — Нет, Мари. Он словно испарился, растворился в воздухе. Залег на дно, как крыса в самой глубокой и грязной норе. Но мы обязательно его вытащим, рано или поздно. Он не уйдет от правосудия. Я лично прослежу за этим.

В его голосе звучала твердость, непоколебимая уверенность, но я чувствовала, что и его гложет это ускользающее зло.

— А что с Эвергринами? — продолжила я, стараясь отвлечься от мрачных мыслей.

— Суд над младшим Александром завершен, — ответил Жофрей, его голос стал чуть более ровным. — Его приговорили к лишению памяти и ссылке на рудники вместе с его дражайшей супругой. Правосудие свершилось, хотя и без особой радости. Старший же Александр… он решил отдать все наследство, доставшееся ему от Натали, на благотворительность.

Я улыбнулась, чувствуя укол сочувствия к этому сломленному человеку.

— Это достойный поступок. Он пытается искупить свою вину, хоть и понимает, что это невозможно.

— Да, но этого недостаточно. Ему нужна помощь. Ему нужно что-то, что заполнит ту огромную зияющую пустоту, оставшуюся после смерти Натали. Ему нужно что-то, что даст ему цель в жизни, иначе он просто зачахнет от горя и вины, — в голосе Жофрея звучала искренняя забота о судьбе этого человека.

Я поставила недопитую чашку на столик, ощущая, как тепло обжигающего напитка не может согреть заледеневшее сердце. Повернувшись к Жофрею, я взяла его руку в свою, пытаясь передать ему часть своего тепла и поддержки.

— Помнишь пансион, в котором воспитывалась Натали? Он нуждается в ремонте, в новых учебных пособиях, в рачительной управленческой руке. И хоть обычно на такие должности назначают женщин, Александр мог бы возглавить его. Он мог бы вдохнуть в это место новую жизнь, вывести его на должный уровень, сделать что-то полезное, что-то хорошее, — я вопросительно смотрела на мужчину.

Жофрей задумчиво нахмурился, его взгляд устремился вдаль, словно он видел перед собой картину этого обветшалого пансиона.

— Ты думаешь, он справится? После всего что произошло?

— Я уверена в этом, — ответила я, стараясь говорить уверенно, хотя внутри меня терзали сомнения. — У него есть средства и, самое главное, есть жгучее желание искупить свою вину. Ему просто нужен шанс, чтобы доказать, что он не окончательно сломлен. Ему нужно что-то, ради чего стоит жить дальше.

Жофрей кивнул, его лицо просветлело.

— Ты права. Как всегда, видишь суть вещей. Я поговорю с ним. Это может быть хорошим выходом, может быть даже спасением для него.

Затем наступила тишина, густая и обволакивающая, прерываемая лишь мягким щебетанием птиц, готовящихся ко сну. Солнце почти полностью скрылось за горизонтом, и сумерки сгущались, окутывая сад таинственной дымкой. Я вновь откинулась на спинку кресла, закрыла глаза, наслаждаясь теплом его руки на моей голове, его близостью, его любовью, которая была моим якорем в этом чужом и не всегда приветливом мире.

— А еще, Жофрей… — начала я, вновь нарушая тишину, — я провела небольшое расследование, — голос дрогнул, выдавая мое волнение.

— Какое именно? — поинтересовался он, его рука замерла в моих волосах.

— Мари, в тело которой я попала… она оказалась аристократкой из древнего рода. Ее мать родила ее после связи со своим учителем словесности, а ее дед, узнав об этом, отправил меня, вернее Мари, в этот самый пансион, чтобы скрыть позор.

Жофрей удивленно приподнял бровь, его лицо выражало смесь изумления и сочувствия.

— И что ты намерена делать с этой информацией? Расскажешь им, кто ты на самом деле?

— Ничего. Я не Мари. Я лишь гостья в ее теле, попаданка из другого мира. Это ее жизнь, ее семья, ее история. Я Мария Сергеевна Полтавская.

— Хотел бы вас поправить, графиня Мари Дюбуа, — улыбнулся Жофрей нежно. Ему очень нравилось, как звучит его фамилия рядом с моим именем.

— Да, ты прав, — я ответила улыбкой на улыбку.

— Но ты могла бы встретиться с ними, — предложил Жофрей, — Возможно, они могли бы тебе помочь, принять тебя такой, какая ты есть, заполнить ту пустоту, которую ты чувствуешь.

Я покачала головой, ощущая, как слезы подступают к глазам.

— Нет. Это будет обманом. Я не та, кем они меня считают. Лучше оставить все как есть.

— Как знаешь, — сказал Жофрей, слегка пожимая плечами, — но если ты когда-нибудь передумаешь, если тебе понадобится моя помощь, моя поддержка, я всегда буду рядом, чтобы помочь тебе.

Я улыбнулась ему сквозь подступающие слезы. Ох уж эти гормоны, будь они неладные.

— А мадам Роуз с её любовником нашли? — спросила я, стараясь перевести тему, отвлечься от грустных мыслей.

Жофрей вздохнул, его лицо вновь помрачнело.

— Их след теряется в каком-то приморском постоялом дворе. Младший Эвергрин, скорее всего, не обманул. Их тела мы не найдем.

— Значит, они избавились от них, как от ненужного мусора? — прошептала я, ощущая тошноту от осознания жестокости этого мира.

— Скорее всего. Их номер был пуст. Вещи брошены несобранными, словно они в спешке покинули это место или… их заставили покинуть его навсегда. Это говорит о том, что они не уехали по своей воле, а их убили.

Я поежилась, представив себе их последние мгновения — страх, отчаяние, осознание неминуемой гибели.

— Они получили по заслугам, — сказала я, стараясь заглушить жалость, — но все равно жаль, что все так закончилось. Никто не заслуживает смерти.

Жофрей прижал меня к себе, обнимая крепко и нежно.

— Не думай об этом, Мари. Ты сделала все, что могла. Ты спасла многих людей, ты разоблачила опасных преступников, ты изменила этот мир к лучшему.

Я прижалась к нему в ответ, чувствуя, как успокаивающее тепло его тела рассеивает мрачные мысли, дарит уверенность в том, что мы все делаем правильно.

— И все это благодаря тебе, Жофрей, — прошептала я. — Ты всегда был рядом, поддерживал меня, верил в меня, даже когда я сама в себя не верила. Я не знаю, что бы я делала без тебя.

Муж нежно поцеловал меня в висок, его губы коснулись моей кожи легким прикосновением, словно крыло бабочки.

— А я без тебя, Мари, — прошептал он в ответ. — Ты — мой свет, моя надежда, моя любовь. Ты — все, что у меня есть.

Я подняла на него глаза, полные любви и благодарности. В его взгляде я видела отражение своего счастья, своей веры, своей надежды. В его глазах я видела дом.

— Тогда, может быть, полетаем? — предложила я с энтузиазмом. — Милди давно не расправляла крылышки.

— С удовольствием, — откликнулся мужчина и тоже встал.

Солнце, словно прощаясь с нами, практически скрылось за горизонтом, сохраняя в небе лишь небольшие отблески и последние лучи. Оставляя полосы глубокого фиолетового и багряного цветов, словно кто-то небрежно разлил дорогие чернила по бархатному полотну. Ветер ласково играл в моих волосах, шепча сказки о далеких землях и приключениях. Он приносил с собой пьянящий аромат трав, нагретых за день солнцем, и свежий терпкий запах земли, пробуждая древние инстинкты. Крылья, перепончатые и сильные, расправились за спиной, ловя потоки воздуха, словно паруса, готовые унести меня в бескрайние просторы. Голова вытянулась, увенчанная острыми рогами, глаза засветились золотым огнем, в которых плескались древняя мудрость и неукротимая сила. В одно мгновение я перестала быть Мари, тихой и скромной попаданкой из другого мира, и стала Милди, молодой и прекрасной драконицей, свободной и дикой.

Я взмахнула крыльями, чувствуя, как ветер подхватывает меня и несет ввысь, а солнечные блики играют на чешуе, и она блестит словно драгоценность. Земля осталась далеко внизу, крошечная и безмятежная, словно игрушечный мир. Свобода! Как же я люблю это чувство — парить в небе, ощущать мощь своего тела, видеть мир с высоты птичьего полета. Это было опьяняюще, невероятно, это была моя истинная сущность, та, что спала во мне все эти годы, пока я жила человеческой жизнью, пытаясь вписаться в чужой мир. Теперь же я была свободна, я была собой.

Я услышала знакомый глубокий рык, эхом разнесшийся по окрестностям. Рык, от которого сердце забилось быстрее. Жофрей. Он тоже не смог устоять перед зовом неба, перед жаждой свободы. В мгновение ока рядом со мной возник огромный дракон, его чешуя переливалась всеми оттенками синего и серебристого, в последних лучах заходящего солнца, словно ночное небо, усыпанное звездами. Он был великолепен, могущественен. Он был воплощением силы и красоты, грации и ярости. Я узнала его по плавным движениям крыльев, по уверенному взгляду, по той неповторимой ауре, которая окружала его, словно магнит притягивая меня к нему. Это был мой возлюбленный дракон, моя вторая половинка.

Мы кружили вместе, танцуя в вечернем небе, словно два небесных тела, притягиваясь друг к другу, наслаждаясь полетом и близостью. Ветер шептал нам древние легенды, а звезды мерцали, приветствуя нас. Я издала тихий мелодичный рык, выражая свою радость и любовь, переполнявшие меня. Это был наш мир, наша стихия, наше место силы.

— Как же я люблю летать, — прорычала я, обращаясь к нему, чувствуя его присутствие рядом. — Но, видимо, скоро придется сделать перерыв, — в голосе звучала грусть, но в то же время и предвкушение чего-то нового, чего-то прекрасного.

Жофрей заинтересованно склонил голову, его золотые глаза вспыхнули любопытством.

— Почему это? Неужели тебе надоела моя компания в небе? Я думал, мы будем летать вместе вечно.

Я фыркнула, выпустив небольшую струйку дыма, которая тут же растворилась в воздухе.

— Не глупи, — прорычала я, ласково поглядывая на любимого. — Просто беременные плохо оборачиваются в дракониц. Становятся слишком… взбалмошными. Да и не полезно это для малыша. Нужно беречь его, ведь он самое ценное, что у нас есть.

В небе раздался оглушительный радостный рев, сотрясая воздух. Жофрей, не в силах сдержать свои эмоции, начал кружить в воздухе, выделывая невероятные пируэты словно безумный. Его дракон ликовал, переполненный счастьем, чувствуя скорое появление нового члена семьи.

— Ты беременна?! — выдохнул он, наконец, приближаясь ко мне, словно не веря своим ушам. — Мари, это невероятно! Я так счастлив. Я стану отцом! — в его голосе звучали такая любовь и радость, что у меня перехватило дыхание.

Мы медленно снизились, выбирая место для приземления. Небольшая поляна у реки, усыпанная цветами, казалась идеальным местом. Взмахнув крыльями в последний раз, мы коснулись земли, и магия начала отступать, словно река, возвращающаяся в свое русло. Чешуя исчезла, крылья растворились в воздухе, оставив лишь приятное воспоминание, кости вернулись в свою привычную форму. Передо мной снова стоял Жофрей, мой муж, его глаза светились от счастья.

Он подхватил меня на руки словно пушинку, словно я была самой хрупкой и драгоценной вещью в мире, и закружил в вихре радости, смеха и поцелуев.

— Я стану отцом! — кричал он, не переставая кружить меня. — Мари, ты подарила мне самое большое счастье в жизни! Я буду любить тебя и нашего ребенка больше всего на свете.

Я смеялась, прижимаясь к нему, чувствуя себя самой счастливой женщиной на свете. В его объятиях я была в безопасности, я была любима, я была дома. И в этот момент я поняла, что все мои прошлые страхи и сомнения исчезли, уступив место надежде и радостному ожиданию будущего. Будущего, в котором мы будем вместе, в котором будем растить нашего малыша, учить его летать, любить и жить долго и счастливо, как и подобает настоящим драконам. И я знала, что с Жофреем рядом я смогу преодолеть любые трудности, смогу создать для нашей семьи свой собственный мир, полный любви, счастья и волшебства. Ведь вместе мы — сила. А карьера? Я ее уже один раз выбрала, и что в итоге? Меня отправили на пенсию, заменив, а вот став мамой, я стану поистине незаменима. Спасибо судьбе за этот второй шанс.

Несколько лет спустя

Дверь в кабинет Жофрея распахнулась с такой яростью, словно я таранила ее плечом, — казалось, от взрыва дрогнули стены всего следственного управления. Влетев внутрь вихрем гнева, отчаяния и непомерной усталости, я выпалила, словно задыхаясь:

— Жофрей! Всё! С меня хватит! Очередная няня подала в отставку. Да ты ни за что не поверишь, что этот маленький драконенок натворил!

Жофрей, как всегда, безупречный, будто сошедший с обложки журнала в своем строгом, идеально скроенном костюме, оторвался от бумаг. Его взгляд был усталым, но в глубине этих темных пронзительных глаз я всегда видела искру любви, предназначенную только для меня.

— Мари, дорогая, что случилось? — он говорил мягко, словно успокаивая разъяренную львицу. — Дай угадаю… потоп? Или, может, он решил перекрасить кота в синий цвет?

— Хуже. Намного хуже, Жофрей. Он поджег ей подол платья. Понимаешь? Под-жег. Подол. Платья! — мой голос сорвался на крик, в горле пересохло от напряжения. — Я скоро поседею раньше времени. Я превращусь в иссушенную старуху раньше, чем увижу, как он пойдет учится.

— Не преувеличивай, дорогая. Драконицы живут очень долго, — ответил, пряча улыбку, муж.

Он вздохнул, откинулся на спинку своего кожаного кресла, которое, казалось, впитало в себя аромат его дорогого одеколона и кожи, и устало потер переносицу. Я знала этот жест — он означал, что он пытается взять себя в руки.

— Мари, может быть, тебе стоит просто побыть дома? — он говорил медленно, взвешивая каждое слово. — Ты так вымотана. Ты не спишь ночами, работаешь до изнеможения, а потом еще и сражаешься с нашим сыном… Мне больно на тебя смотреть. Да и мальчик просто хочет твоего внимания, вот и добивается увольнения всех своих нянь.

— Нет, — я уперла руки в бока, готовая к бою, словно гладиатор перед смертельной схваткой. — Нет, Жофрей. Я не хочу сидеть дома. Я просто… Я тупею. У меня в голове уже не осталось ничего, кроме этих идиотских детских песенок и бесконечных рецептов запеканок. Я хочу быть… собой. Ты же помнишь, что обещал? Ты клялся мне, что я буду сидеть дома только до тех пор, пока ему не исполнится три года. А ему уже четыре. Четыре, Жофрей. Скоро будет пять.

Я чувствовала, как в голосе нарастает истерика, как подступает ком к горлу.

— Почти пять лет я пыталась совместить материнство и хоть какое-то подобие нормальной, интересной жизни. Последний год я жила в постоянном стрессе, разрываясь между работой, ребенком, домом и… и тобой, Жофрей. Все это время я пытаюсь быть идеальной женой, идеальной матерью, идеальным сотрудником… и, похоже, что-то сломалось.

Жофрей поднялся, медленно обошел свой стол и подошел ко мне. Его движения были плавными, уверенными, как у хищника, подкрадывающегося к своей добыче. Он обнял меня крепко, прижал к себе так сильно, что казалось, я снова стала той хрупкой юной девушкой, которой я была, когда мы встретились.

— Тише, тише, моя вспыльчивая Мари, — прошептал он мне на ухо, его горячее дыхание опаляло мою кожу. — Я понимаю. Я все понимаю. Просто я… я схожу с ума, когда вижу, как ты выматываешься. Просто я волнуюсь за тебя.

Он поцеловал меня в висок, и этот простой нежный жест как по волшебству начал успокаивать бурю внутри меня. Гнев, как токсичный яд, начал покидать мое тело, оставляя лишь усталость и тоску.

— Знаешь, — прошептал он мне на ухо, его голос был полон лукавства, — иногда мне кажется, что я погорячился, позволив тебе выйти из декрета. Может, пора озадачиться тем, чтобы ты снова посидела дома следующие три года? Представляешь, сколько всего интересного мы могли бы придумать вместе? Уроки рисования? Ну или… еще одного маленького поджигателя?

Я отпрянула от него, нахмурившись.

— Жофрей, ты серьезно?! — я знала, что он шутит, но в каждой шутке есть доля правды.

Он улыбнулся своей фирменной обезоруживающей улыбкой, от которой у меня всегда подкашивались колени.

— Абсолютно. Только позволь мне кое-что обдумать… кое-что… очень… важное…

Его губы накрыли мои, поглощая мой гнев, мою усталость, мои сомнения. Гнев, как покорное животное, окончательно уступил место теплу, желанию, той всепоглощающей страсти, которая всегда вспыхивала между нами, стоило нам только коснуться друг друга. Его руки скользнули по моей спине, сжимая ее, притягивая меня ближе, пока между нами не осталось ни единого миллиметра свободного пространства. Я почувствовала, как все мои претензии, все мои обиды и раздражение испаряются, словно капли воды на раскаленной сковороде, уступая место знакомому неутолимому желанию.

Он отстранился, его глаза горели лукавым огнем.

— Знаешь, а дела могут и подождать, — прошептал он, его дыхание было прерывистым. — Мне кажется, у нас тут появились дела… гораздо… важнее, — он провел пальцем по моей щеке, вызывая легкий трепет по всему телу. — Очень важные дела.

И, прежде чем я успела что-либо ответить, прежде чем я успела даже вдохнуть, он подхватил меня на руки словно перышко и понес к дивану в углу кабинета. Мир вокруг перестал существовать, он сузился до его глаз, его губ, его прикосновений.

Кажется, сегодня в следственном управлении будет жарко. Очень жарко. И, может быть, у Жофрея действительно появится отличная идея, как снова заманить меня в декрет… на ближайшие три года. А может быть, и на все шесть. Или на всю жизнь. Время покажет. Но одно я знала точно: когда Жофрей смотрит на меня так, как сейчас, сопротивляться невозможно. Да и, честно говоря, я и не хочу.