Госпожа следователь, или Мария Сергеевна снова в деле

Глава 11

— Куда мы едем? — в голосе Дюбуа звучало непонимание, смешанное с тревогой. Его взгляд выражал растерянность, словно он пытался собрать воедино осколки разбитой картины.

— Нам надо срочно поговорить с дядей Натали и с нотариусом, — выпалила я, перечисляя дела, которые казались сейчас жизненно важными. Вернее, которые я отчаянно хотела успеть сделать. Раздражение клокотало внутри, подгоняемое медленным движением кареты. Каждая минута казалась упущенной возможностью, каждая кочка — предательским замедлением.

— Мари, — Жофрей нахмурился, его взгляд стал тяжелым и пронзительным, словно сверлил меня насквозь, — объясни мне толком. Почему мы уехали? Почему не забрали письмо, о котором говорил Александр? Почему вообще не приставили к нему охрану? Понятно же, что ему угрожает опасность, — в его словах звучала смесь беспокойства и упрека, а в глазах читалось требование правды.

— Не понимаешь? — усмехнулась я, пытаясь скрыть нарастающее напряжение. Усмешка получилась кривой и нервной.

— Да, — недовольно кивнул мужчина. — И ты знаешь, это не самое приятное чувство, — в его голосе проскользнула горечь, словно мое молчание задевало его.

— Знаю, но если я тебе расскажу сейчас, то ты высмеешь меня, — меня била дрожь нетерпения, смешанного со страхом. Я боялась показаться глупой, наивной, безумной.

— Обещаю, что восприму все серьезно, — пообещал мужчина, весь он выражал искреннюю готовность выслушать, лишь бы я объяснила все и он перестал мучиться от неизвестности. Он протянул руку и коснулся моей, словно предлагая поддержку.

— Давай так, — я с сомнением посмотрела на Дюбуа, оценивая его реакцию. — Александру ничего не угрожает… пока. Но пока им занимается лекарь и он немного не в кондиции, больше никто не погибнет, — эта фраза далась мне с трудом, словно я выплевывала горькую пилюлю.

— А должен кто-то еще погибнуть? — мужчина растерянно захлопал глазами, в его взгляде читался ужас. Он казался совершенно потерянным в этом хаосе.

— Не исключаю этого, — прошептала я, чувствуя, как внутри все сжимается от страха. Я очень боялась ошибиться. Боялась неправильно сделать выводы и не уберечь жизнь еще одного человека от рук убийцы. Мое сердце бешено колотилось, отсчитывая секунды до возможной трагедии.

— Понятнее не стало, — недовольно скривился Дюбуа, его брови сошлись на переносице.

— Жофрей, перед нами сейчас разыграли театральную постановку, — я вспоминала все факты, что нам были известны, словно перебирала четки. Каждая деталь казалась важной, каждая мелочь могла оказаться ключом к разгадке.

— Зачем нам надо поговорить с дядей Натали? — Жофрей хотел все знать и хотел это немедленно. Его нетерпение давило на меня, заставляя чувствовать себя загнанной в угол.

— Вы должны сказать ему, что знаете, что он не ее дядя, — у Дюбуа вытянулось лицо, а брови поползли вверх, стремясь спрятаться в волосах.

— Как? — мужчина уставился на меня, не веря своим ушам. В его глазах читались шок и недоверие.

— Он был знаком с ее дядей и, полагаю, не один год, изучив его от и до. Узнав от него все подробности и детали, которые помогли ему выдать себя за него. Полагаю, что Натали не видела своего дядю с детства, и спустя столько лет она его просто не могла узнать. Тот мужчина, что сейчас выдает себя за него, скорее всего, находится в розыске. Это уже по вашей части, — я многозначительно приподняла брови и хмыкнула, намекая, что Жофрей должен взять это на контроль. В моем взгляде читалась надежда на его профессионализм и опыт.

— А где же тогда ее дядя? — Дюбуа крикнул Бену, чтобы тот ехал в следственное управление, его голос был напряженным и взволнованным.

— Полагаю, его уже нет в живых, — пожала я плечами, стараясь скрыть дрожь в голосе. Эта мысль причиняла мне физическую боль.

— Его убил тот человек, кто занял теперь его место? — карета резко развернулась, и я навалилась на мужчину, а он прижал меня к себе, удерживая и не давая упасть. Наши губы оказались в миллиметре друг от друга, и я покачнулась вперед, припав к губам мужчины. Мое тело словно само потянулось к нему, не в силах сопротивляться притяжению.

— Может быть, но не факт, — прошептала я приглушенно.

Страсть вспыхнула мгновенно, словно искра от кремня. Я утонула в его поцелуе, забыв обо всем на свете. На мгновение все тревоги и подозрения отступили, оставив лишь желание быть ближе, чувствовать его тепло и силу. Его губы были одновременно нежными и требовательными, а его прикосновения обжигали кожу. Но реальность быстро вернулась, как от холодного душа. Я отстранилась, тяжело дыша и глядя в его потемневшие глаза. В них я видела отражение собственного желания и замешательства.

— Прости, — прошептала я, чувствуя, как щеки заливаются краской. — Это было неуместно, — мой голос дрожал, выдавая волнение.

Дюбуа лишь покачал головой, улыбаясь одними уголками губ. В его взгляде читались понимание и… надежда?

— Это всегда уместно, — и сам уже накрыл мои губы своими, а его рука легла мне на грудь. Голова закружилась, и я попыталась сосредоточиться, но его прикосновения сбивали с толку. Нужно было думать о деле, о Натали, об убийце, но вместо этого все мои мысли занимал Жофрей и его обжигающие поцелуи. Я отстранилась, стараясь вернуть себе самообладание.

— Нам нужно сосредоточиться, — сказала я, хотя голос немного дрожал. — Время не на нашей стороне.

Внутри меня боролись два желания: утонуть в его объятиях и вернуться к реальности, где нас ждала опасность.

Дюбуа вздохнул и откинулся на спинку сиденья, запуская пальцы в волосы. Его лицо выражало досаду и одновременно признание моей правоты.

— Ты права, — пробормотал он. — Но, черт возьми, как же ты умеешь сбивать с толку! — в его голосе звучали восхищение и легкое раздражение.

Я промолчала, глядя в окно. Улицы проплывали мимо, размытые и нечеткие. Но думать о чем-то, кроме его губ на моих, было крайне сложно. В голове кружились обрывки мыслей, смешанные с воспоминаниями о его прикосновениях. Мне нужно было собраться с силами и вернуться к делу, но это оказалось гораздо сложнее, чем я предполагала.

Мы едва переступили порог следственного управления, как навстречу нам, словно юркий мышонок, выскочил плюгавенький старичок. Его лицо расплылось в елейной улыбке, а руки засуетились, а сам он согнулся в неуклюжих поклонах.

— Мои поздравления! — пропищал он, задергавшись в каком-то нелепом подобии реверанса. Дюбуа натянул на губы вежливую, но явно вынужденную улыбку.

— Благодарю, очень приятно, но, увы, нам пора идти, — отмахнулся мужчина, пытаясь отделаться от назойливого внимания. Я же хмуро смотрела на эту сцену, пытаясь понять, с чем таким знаменательным нас поздравляют. Что происходит?

Дюбуа вежливо кивнул и повел меня дальше.

— О чем это он? — я недовольно свела брови к переносице, ощущая, как внутри зарождается неясное беспокойство.

— Не обращай внимания, — попытался увильнуть Дюбуа, но я не собиралась отступать.

— Ответь, Жофрей, — я прищурилась, скрестив руки на груди. В этот момент, наверное, я была похожа на строгую жену, пилящую нашкодившего муженька.

— В светской хронике написали про вчерашний вечер и то, что это была, так сказать, наша неофициальная помолвка, — выдохнул мужчина, словно выдавливая из себя признание.

— Вот те раз! — я удивленно приподняла брови, ощущая, как кровь приливает к щекам. Оказывается, без моего ведома меня женили. Вернее, обручили. Легкое удивление, словно невесомое перышко, коснулось моего сознания, чтобы тут же утонуть в нахлынувшей волне раздражения. Светская хроника, помолвка… Эти слова звучали как назойливая мелодия шарманки на похоронах, как дурной анекдот, рассказанный в самый неподходящий момент, особенно в свете последних событий, когда на кону стояла жизнь человека.

— И ты ничего не сказал? — я уставилась на Дюбуа, прожигая его взглядом, в котором плескалось возмущение, как темная вода в шторм. Мои брови нахмурились, словно тучи, предвещая грозу. — Ты хотя бы попытался опровергнуть эту нелепую чушь?

— Я не успел. Да и почему сразу чушь? — он устало всплеснул руками в примирительном жесте. — Но собирался это сделать сразу после того, как мы разберемся с этим делом. Поверь, Мари, сейчас у меня голова забита совсем другим, — его взгляд был полон искренней усталости и какой-то виноватой обреченности. И, несмотря на его слова, я заподозрила, что, после того как мы раскроем это дело и преступник будет пойман, никакого опровержения не последует. Такое развитие событий было только на руку Жофрею, я читала это в его глазах.

— А должна быть забита и этим тоже, — я сердито поджала губы, ощущая привкус горечи на языке. — Моя жизнь не менее важна, чем расследование, Жофрей. И вообще, кто слил эту грязную информацию в газету? Кто так бесцеремонно вторгся в мою личную жизнь? Я не собираюсь становиться героиней дешевых сплетен.

— Это мы обязательно выясним, — пообещал Жофрей, в его голосе прозвучала твердость. — Но сейчас, Мари, прошу тебя, нужно сосредоточиться на главном. Жизнь человека в опасности, — решил напомнить мне Жофрей о том, что стоит на кону.

Он взял меня за руку, его прикосновение, вопреки моей злости, заставило сердце дрогнуть. Я почувствовала твердость его ладони, тепло, проникающее сквозь тонкую ткань перчатки, и в то же время ощутила усталость, накопившуюся в нем за последние дни. В его глазах, обычно таких пронзительных и уверенных, сейчас читалась искренняя тревога, смешанная с какой-то несвойственной ему мольбой. И решимость, как маяк, пробивающийся сквозь шторм. Я вздохнула, с трудом подавляя раздражение, понимая, что он прав. Сейчас не время выяснять отношения и обижаться на светскую хронику. На кону стоит слишком многое.

— Ладно, — проворчала я, стараясь унять клокочущий внутри гнев. — Но, после того как мы спасем всех, до кого дотянулся убийца Натали, а сам он понесет справедливое наказание, ты будешь передо мной долго и мучительно извиняться за эту "помолвку", — мои слова прозвучали максимально двусмысленно, словно я бросала ему вызов, и в глазах мужчины промелькнула тень желания, а уголки губ дрогнули в едва заметной улыбке. Он понял намек, хоть я и не планировала его давать. Он получился сам по себе.

Дюбуа усмехнулся одними уголками губ и подмигнул мне, словно заговорщик, словно мы делили общую тайну. В его глазах промелькнул огонек озорства, и он повел меня в архив следственного управления, словно стремясь как можно скорее уйти от любопытных взглядов. Плюгавенький старичок снова встретился нам по пути, но Дюбуа не дал ему возможности подойти с расшаркиваниями, ускорил шаг, и я вместе с ним.

В коридорах царила привычная суета, контрастирующая с нашими личными переживаниями. Сотрудники бегали с бумагами, как встревоженные муравьи, некоторые так вообще носились, словно на пожаре, а в воздухе витал густой въедливый запах табака и какой-то паники, словно здесь никогда не знали покоя. Атмосфера в архиве была пропитана пылью и запахом старой бумаги, а столы завалены документами.

— Итак, — начал Дюбуа, устало опускаясь в старое скрипучее кресло за заваленным бумагами столом в архиве и жестом приглашая меня сделать то же самое. — Что у нас с дядей Натали? Что ты хотела узнать о нем и проверить? У меня нехорошее предчувствие по поводу этого дела.

— Сколько лет назад дядя Натали покинул страну? — я огляделась, и безнадежность волной окатила меня. Архив… это был лабиринт, погребенный под тоннами ветхой бумаги. Запах затхлости, старого клея и пыли, казалось, въелся в самые стены, словно вековой грибок. В полумраке, свет все же пытался пробиться сквозь узкие зарешеченные окна, ряды бесконечных стеллажей казались мрачными надгробиями забытых историй. Идея самой копаться здесь в одиночку, без помощи Жофрея, показалась абсурдной, сродни попытке разобрать хаотичное нагромождение кирпичей, чтобы построить из них дворец. На это уйдут годы, а время утекало сквозь пальцы как песок. Тревога сжала горло, не давая дышать полной грудью.

— Не помню, — пробормотал Дюбуа, нахмурившись так, словно пытался разбудить заснувшие воспоминания. Он почесал переносицу, словно в этом движении заключался ключ к разгадке. — Натали была совсем девочкой… лет шести, наверное. Значит, прошло больше десяти лет. Может, двенадцать, может, пятнадцать. Время летит незаметно.

В его словах чувствовалась неуверенность, словно он и сам не до конца доверял собственной памяти. А я понимала, что эта приблизительность сейчас может стоить нам очень дорого.

— Ну так вот, надо посмотреть, кого объявили в розыск примерно в то время, — произнесла я с легким нажимом, приподняв брови в надежде, что Дюбуа уловит мой ход мыслей, поймет, к чему я клоню. В моем голосе звучала настойчивость, смешанная с отчаянием. Каждая секунда промедления могла стоить кому-то жизни. Я чувствовала это нутром, как предчувствуют грозу.

— Ты хочешь узнать имя человека, который выдает себя за Шарля Анри, — догадался Жофрей, словно прочитал мои мысли. В его взгляде мелькнуло одобрение.

— Да, — кивнула я, скрестив руки на груди. — Чтобы припереть его к стенке, мы должны знать о нем все, каждую деталь его биографии, каждый грязный секрет. Иначе он просто посмеется нам в лицо, потому что у нас пока только домыслы и предположения. Он карточный шулер, Жофрей, и мы должны выбить из его рук все козыри, лишить его почвы под ногами.

Внутри клокотало нетерпение. Я чувствовала, как адреналин наполняет кровь, подготавливая к решающему броску.

— Хорошо, я тебя понял, — кивнул Дюбуа, в его глазах появилась решимость. — Сейчас все найдем.

Он окинул взглядом ряды стеллажей, словно прикидывая, с чего начать поиски. Затем он неожиданно, еле слышно зашептал что-то себе под нос, словно произнося заклинание, призывая на помощь духов архива, древних хранителей забытых тайн. Его рука потянулась к одному из стеллажей, затем к другому, он водил пальцами по корешкам дел, словно дирижер, управляющий оркестром бумаг. В его движениях чувствовалась уверенность, отточенная годами работы в следствии. Он знал, как читать между строк, как выуживать крупицы истины из потока лжи и дезинформации. Он искал иголку в стоге сена, и я верила, что он ее найдет. Верила, как верят в последний шанс.

Прошла, казалось, целая вечность. Время в архиве текло по-особенному, медленно и тягуче, словно патока. Тишину нарушал лишь шелест перелистываемых страниц и скрип старых половиц под ногами Дюбуа. Я стояла, затаив дыхание, вглядываясь в его лицо, пытаясь уловить хоть малейший признак продвижения. Ожидание сводило с ума, терзало душу, как хищник свою добычу.

Наконец, спустя, наверное, полчаса Дюбуа остановился у одного из стеллажей. Он замер на мгновение, словно прислушиваясь к чему-то, затем протянул руку и вытащил из глубины архива старую, пожелтевшую от времени папку, перевязанную грубой веревкой.

— Вот оно, — прошептал он, словно боясь нарушить благоговейную тишину архива. В его голосе звучало облегчение, смешанное с тревогой. — Дело о пропавшем без вести… Этьене Леруа.

Его слова прозвучали как тихий удар колокола, от которого по телу пробежала дрожь.

Он опустился за стол, открыл папку дрожащими руками и начал быстро просматривать пожелтевшие документы, вчитываясь в каждую строчку, в каждую деталь. Магическое изображение, чем-то похожее на фотографию из моего мира, было прикреплено к одному из листов, заставило меня вздрогнуть. Молодой человек с дерзким, самоуверенным взглядом и густыми темными волосами смотрел на меня с фотографии. В его чертах было что-то знакомое, что-то, что я уже видела раньше, какое-то неуловимое сходство с человеком, которого я знала… или думала, что знаю. Сердце бешено заколотилось в груди, словно птица, бьющаяся в клетке.

— Этьен Леруа… Друг детства Шарля Анри, — прочитал Дюбуа вслух, словно эхо его слов разнеслось по всему архиву. — Совершил преступление и был объявлен в розыск. Исчез незадолго до отъезда дяди Натали из страны…

Он поднял на меня взгляд, в котором читалось понимание и что-то еще… что-то похожее на триумф.

— Что дальше? — Жофрей вопросительно смотрел на меня.

— А сейчас нам надо наведаться к нотариусу. Он уже в городе? — я довольно усмехнулась и открепила магическое изображение Этьена Леруа, забирая себе.

— Кажется, да, — кивнул Дюбуа, не совсем понимая, что я задумала. Хотя, как мне кажется, пора было уже и догадаться, кто есть кто в этой театральной постановке.

Мы как вихрь ворвались в следственное управление и словно буря так же спешно его и покинули, оставив за собой шлейф удивленных взглядов моих коллег и подчиненных Дюбуа. Чувство, что мы упустили что-то важное, грызло меня изнутри, не давая покоя.

— О чем ты хочешь поговорить с господином Фрацем? — поинтересовался Жофрей, когда карета, подгоняемая нашим нетерпением, уже неслась по мощеным улицам в сторону улицы Роз. Ветер яростно трепал занавески, а солнечные лучи, пробиваясь сквозь них, играли бликами на встревоженном лице Дюбуа.

— Полагаю, нам надо было искать не только завещание, что оставил отец Натали, но и те распоряжения, что она сделала, — произнесла я, чувствуя, как досада сжимает сердце. Я корила себя за то, что из-за спешки, из-за необходимости действовать словно воры, осматривая контору поверенного, мы пропустили важную информацию. Обида на себя за ненадлежащий осмотр места преступления, за то, что было так много всего упущено, жгла огнем. Но прошлое не изменишь, и нужно было собраться, использовать все возможности, чтобы выкрутиться из сложившейся ситуации.

— А ты думаешь, что Натали уже оставила какие-то распоряжения на свой счет? — удивился мужчина, приподняв брови. В его взгляде читался скепсис. — Обычно девушки в этом возрасте не думают о смерти и не спешат оставлять завещания.

— Натали была очень рассудительна, даже несмотря на свой юный возраст, — парировала я, стараясь не выдать охватившего меня раздражения. Она была не по годам мудра. Ее мысли были глубже и серьезнее, чем можно было ожидать от молодой девушки, и это заставляло меня верить, что она предвидела опасность.

— И что ты ожидаешь там найти? — не унимался Дюбуа с вопросами, словно пытаясь вытянуть из меня информацию, которую я не хотела раскрывать.

— Всему свое время, а ты снова забегаешь вперед, — отмахнулась я от вопроса Жофрея, тем более что мы уже прибыли по нужному адресу. Карета резко дернулась, остановившись у тротуара, и шум улицы, словно хлынувшая волна, ворвался внутрь.

— А ты все играешь в секретного агента, забывая, что ты всего лишь… — пробурчал себе под нос мужчина, но достаточно громко, чтобы я услышала и резко повернулась к нему, испепеляя его гневным взглядом. Внутри вскипела ярость.

— Всего лишь кто? — процедила я сквозь зубы, злобно уставившись на Дюбуа. — Женщина? Твоя подчиненная? — перечислила я варианты, стараясь сдержать рвущуюся наружу бурю эмоций.

— Всего лишь не маг, — ответил мужчина, отводя взгляд. В его голосе чувствовалась доля сожаления, но в то же время и упрямая уверенность в своей правоте. — То, что в тебе проснулась драконица, еще не означает, что ты справишься с сильным магом, который орудует в этом деле, — холодно отрезал он, словно напоминая мне о моей слабости, о том, что я, обычная женщина, пытающаяся противостоять могущественному противнику.

— Жофрей, а на магов обычные человеческие яды действуют как-то иначе, чем на людей? — резко сменила я тему, нахмурившись и пытаясь сложить все части головоломки, найти ключ к разгадке.

— Конечно, — удивился Дюбуа тому, как я переключилась с темы на тему, но тут же без колебаний ответил на вопрос: — Сильного мага яд может вообще не взять. Или процесс восстановления вместо пары дней займет пару часов всего, — объяснил он мне эти тонкости, раскрыв завесу тайны над магическими способностями.

— Значит, я погорячилась, когда пообещала тебе, что никого не убьют за это время, — криво усмехнулась я, чувствуя, как внутри нарастает паника. — А это значит, нам надо поторопиться, — и, не дожидаясь, пока Дюбуа откроет мне дверцу, я выскочила из кареты словно ошпаренная, стремясь наверстать упущенное время, предотвратить надвигающуюся катастрофу.

Мы ворвались в контору поверенного господина Фраца, словно непрошеные гости, вторгаясь в его уединение. Мальчишки-клерка и след простыл. Видимо, не выдержал потрясения после нашего прошлого "визита", уволился. А вот сам хозяин, господин Фрац, был на месте.

Круглый, добродушного вида мужчина, отчего-то напомнивший мне Карлсона из моего мира — возможно, из-за округлости форм и некоторой потешности во внешнем виде, — сидел за огромным столом, заваленным бумагами, с понурым видом. Голова его была опущена, а плечи поникли, словно под непосильным грузом. В полумраке кабинета, казалось, сгустилась атмосфера уныния и безысходности. Запах старой бумаги и чернил смешивался с терпким ароматом крепкого табака, который, судя по всему, поверенный пытался заглушить свою печаль.

— Господин Фрац? — окликнула я его, стараясь говорить мягко, чтобы не спугнуть и без того подавленного человека.

Мужчина вздрогнул и медленно поднял голову. В его глазах отразились усталость и глубокая печаль. Круги под глазами выдавали бессонные ночи, а щетина на щеках говорила о том, что он давно перестал заботиться о своей внешности.

— Да? — прохрипел он, словно не пользовался голосом уже несколько дней. — Чем могу быть полезен? Или, точнее, чем еще вы можете навредить?

В его словах сквозили горечь и обида.

— Нам очень жаль, что так вышло, — искренне произнесла я. — Мы не хотели доставить вам неприятности.

Фрац горько усмехнулся.

— Не хотели? — переспросил он, покачав головой. — Моя репутация разрушена, клиенты разбежались, словно крысы с тонущего корабля. Кто доверит свои дела поверенному, которого обокрали как мальчишку? Я потерял все, чем жил.

Он обвел рукой свой кабинет, словно прощаясь с ним. На книжных полках, уставленных старинными фолиантами, лежала пыль. На столе царил хаос, среди бумаг валялись обломки печатей и осколки чернильницы.

— После того как вскрыли мою контору, клиенты утратили ко мне доверие, — продолжал он, словно не замечая нашего присутствия. — Они считают, что я больше не могу обеспечить безопасность их секретов, их имущества. И, может быть, они правы…

В его голосе звучала безнадежность.

— Мы здесь не для того, чтобы добивать вас, господин Фрац, — перебила я его, стараясь говорить твердо и уверенно. — Мы хотим помочь. Но для этого нам нужна ваша помощь.

Поверенный удивленно посмотрел на меня.

— Помочь? — переспросил он. — Вы хотите мне помочь, после того что натворили? Это звучит как насмешка.

— Мы хотим найти тех, кто действительно виновен в том, что произошло, — объяснила я. — Тех, кто вскрыл вашу контору и украл документы. И мы верим, что вы можете нам в этом помочь.

Фрац недоверчиво покачал головой.

— И что же вы хотите от меня? — спросил он, в его голосе сквозило недоверие, но в то же время и слабая надежда. — Какие секреты вы хотите узнать? Какие документы вам нужны?

— Нам нужно завещание Натали Анри, — выпалила я и с надеждой посмотрела на мужчину, словно от его ответа зависела судьба всего расследования.

— У юной Натали не было завещания, — отрицательно покачал головой мужчина, обрывая мою надежду, словно нить.

— Как не было? — я не верила в то, что слышала, чувствуя, как внутри поднимается волна отчаяния. Неужели мы снова зашли в тупик?

— Чтобы составить завещание, нужно заплатить хорошую госпошлину. А Натали была девушкой небогатой, когда пришла ко мне, — ответил господин Фрац, словно оправдываясь. — Я хоть и поверенный, но не вор и не мошенник, и обирать бедняжку не стал бы, — слова прозвучали с гордостью, и круглый мужчина даже приосанился, словно напоминая нам о своей честности и неподкупности.

— Значит, она все же приходила к вам, — обрадовалась я, ухватившись за эту ниточку, как утопающий за соломинку.

— Конечно, — кивнул мужчина. В его глазах мелькнуло подобие интереса, словно он был рад, что его знания оказались кому-то полезны.

— Что вы составили, если не завещание? — это уже терпение Жофрея лопнуло, и он прикрикнул на поверенного, чтобы тот выложил нам суть, а не пытался разрекламировать себя и свои моральные принципы. В голосе Дюбуа звучало раздражение. Он явно терял терпение, глядя на то, как Фрац тянет время.

Поверенный вздрогнул от резкого тона, но тут же собрался и откашлялся.

— Я отсоветовал Натали составлять завещание, — начал он, — так как на тот момент ей нечего было завещать. Но она настаивала на том, чтобы как-то распорядиться своим будущим имуществом, если с ней что-то случится. Поэтому мы составили посмертное распоряжение.

— Посмертное распоряжение? — переспросила я нахмурившись.

— Да, это документ, который не облагается госпошлиной, так как на момент составления у девушки не было никакого имущества, — пояснил Фрац. — В нем Натали просила, чтобы в случае, если с ней что-то случится, все ее имущество, что она могла бы получить при каких-либо обстоятельствах, досталось господину Александру Эвергрину-старшему.

Я замерла, пытаясь переварить услышанное. Александр Эвергрин-старший… Значит, я была права. Есть старший, а есть и младший, который, я надеюсь, еще лежит в постели и пытается избавиться от остатков цианида в своем организме.

— Господину Александру Эвергрину? — переспросил Жофрей, нахмурившись. — Почему именно ему?

— Этого я не знаю, — пожал плечами Фрац. — Натали не объяснила мне причину своего решения. Она просто попросила составить такое распоряжение, и я выполнил ее просьбу.

— И больше ничего? — надавил Дюбуа. — Вы уверены, что она не говорила вам ничего о своих отношениях с господином Эвергрином?

— Ничего, — твердо ответил поверенный. — Она была очень немногословна и сосредоточена. Казалось, что она предчувствует свою скорую кончину.

— И это все? — спросила я, чувствуя, как внутри нарастает разочарование.

— Нет, — ответил Фрац, и я почувствовала прилив надежды. — К слову, и господин Эвергрин составил точно такое же распоряжение.

— Такое же? — удивилась я.

— Да, — кивнул поверенный. — Он просил, чтобы в случае его смерти все его имущество, которое он мог бы получить при каких-либо обстоятельствах, досталось Натали Анри. И он аннулировал свое предыдущее завещание в пользу сына.

Я и Жофрей переглянулись.