Город, который ты любишь (СИ)

21

— А вот и наша «потеряшка», — грустно сказал один коп другому.

— Уверен? По фото она совсем другая, — усомнился второй. Оба стояли над трупом женщины, чей последний месяц наказания наблюдал глупый каннибал, тупой настолько, что так и не понял, что там творилось.

— Ты на ее «дорожки» посмотри. Живого места нет. Она. Похищена из благополучного района, как полагает наш инспектор, ее просто забрали за долги мужа на скачках. Посадили на «хмурый», продавали, кому не лень, а потом выкинули в окно. Благополучная американка, жена, мать пятилетнего ребенка. Увы. Эти ублюдки так и живут в каменном веке или в джунглях Амазонки.

— Почему — Амазонки?

— Да пес его знает, там, говорят, самые дикие племена и нравы, едят друг друга просто так, убивают со скуки, мучают для развлечения, все такое.

— Да. Похоже. Куда мы катимся?

— В ад. Вызывай «труповозку». Повезем на опознание убитому горем супругу. Я зад себе разорву, но докажу связь его любви к коняшкам и продажей жены арабам, твою мать, — мрачно сказал первый полицейский, кофейного цвета негр.

— Докажешь, что он проиграл — и все. Не первый раз. Похищение. А этот притон, что у нас над головами, уже съехал, никто ничего не видел, не слышал, да и крышуется он так, что у нас пупок развяжется, пока мы что-то докажем.

— Дикость. Я всякого повидал, но к этому пока не привык, — сказал негр.

— Привыкнешь. А потом, когда только привыкнешь, придет пора получить золотые часы на пенсию. Если привыкнешь раньше, лучше.

— Лучше не привыкать. Я из этого любителя бегов душу выну, — посулил негр и стал вызывать «труповозку», чтобы увезти тело наказанной белой бабы.

Маронге повезло. Он сжег уже вторую палочку, из тех, что привез из родного леса. И пока что никто его не ловил, не искал (давно бы уже нашли, если бы хотели, он был уверен, что даже в таком месте есть хоть кто-то, слегка понимающий науку следов), не преследовал.

А еще было тепло. Но прохладнее, чем у него дома, особенно по ночам.

Маронге жил в какой-то запутаннейшей подземной змеиной норе, в конце которой и находилось его обиталище. Там дозревали свежие тсантсы, стоял небольшой идол, который Маронге рискнул воздвигнуть, памятуя, что шаманы в его роду все-таки были, вялилось и коптилось мясо, с едой и питьем вопроса не возникало, белые так и не поняли, что на них идет охота, или просто были слишком заняты своими дурацкими делами.

В одно дело, гур, тур и гур, но больше, честно признаться, тур, Маронге вмешался.

Дело это как-то само собой вышло на реке. Маронге почти полюбил эту реку. Это было то, очень немногое, что старалось, хотя бы старалось жить в этом аду на земле. Да, белые убивали реку день изо дня, сваливали в нее такое, от чего легкие Маронге сводило, а оттуда же, как он понял, и брали воду, порой подвозя какие-то огромные бочки верхом на своих чудовищах, но она еще была жива. Маронге не любил подходить к берегу, он предпочитал смотреть на реку, в которой отражались огоньки деревни этого сброда, с крыши пакгауза. Люди тут бывали редко, но порой сверху по течению приходили огромные лодки, с которых чудовища длинными лапами сгружали огромные ловушки, ставили их на чудовища другой породы, что ездили, а затем увозили ловушки в город. Почему ловушки? Тур! Из них так орали какие-то, невидимые Маронге, люди, что было понятно бы и белому со стороны — их привезли, захватив в войне, чтобы без помех, спокойно съесть дома. Порой бывало и наоборот — ловушки привозили к берегу и грузили на огромные лодки, которые уходили вверх по реке. Поразмыслив, Маронге понял, что и ответные набеги тоже бывают, в результате которых и те, кто живет выше по реке, ловят себе пленных. Смотри-ка. Белые, оказывается, тоже стараются жить, как люди, что ли? Или на реке власть злых духов слабее?

Смущала одна деталь. Прожив в городе несколько месяцев, даже такой дикарь, как Маронге, понял, что чудовища бывают самые разные и встречаются не всякие и не везде, а некоторые встречаются вообще редко, а уж тут почти не попадаются. А в основном, придерживаются главных мест деревни, причем ездят в них, видимо, вожди — или те, кто к ним близок. Погонщики, что ли?

Смущало, скорее, то, что с чудовищ, приехавших ли за клетками к лодкам, или наоборот, всегда спускалось человек по пять с каждой стороны и они обязательно несли черную странную коробку к чудовищу, на которых катались вожди. Тут оно, одно из редких чудовищ, всегда бывало и когда привозили пленных, и когда увозили. Оттуда, из передней пасти, выскакивал белый, брал черную коробку, осматривал и передавал внутрь. Чутьем сына леса Маронге чуял, что в чудовище есть еще два человека, хотя черные стены, обычно прозрачные сверху, не давали этого видеть. В коробке же, как он рассмотрел, пачками лежали те самые листочки, что он получил в обмен на тсантсу у пугливого ребенка чернокожих.

То есть, это как же понимать? Он и продает пленных, и покупает пленных? Или они ловят и там, и у себя, и продают по мере нужды в еде? Это не война, а просто… Просто что? Люди в ловушках орали ужасно, понятное дело, что везли их на смерть. И туда, и оттуда. Но и те, и другие, из тех, что привозили их, отдавали зеленые листочки черному чудовищу, которое обычно тут не водилось. Точнее тому, кто ездил в его чреве. Ну, до забот и радостей белых ему, Маронге, нужды не было. Но однажды редкое чудовище распахнуло дверь и на волю вышел здоровенный, жирный белый, в светлых одеждах, потягиваясь и прохаживаясь вдоль своего чудовища.

Маронге насторожился. Голова вождя была совсем лысой! Ни единого волоса! Такого Маронге еще в жизни не видел. «Оор!» — Тихо сказал он. «Чудеса!»

Терять такую возможность было нельзя, голову вождя заполучить было просто необходимо. Маронге примерился и выдул стрелу в небо, с тем расчетом, чтобы она воткнулась в темя вождя. И остальные не сразу поняли, откуда ветер дует. Конечно, вождя они унесут, но все же — не каждый может похвастаться тем, что убил вождя сразу двух племен, речного и деревенского, окруженного десятью воинами — а столько их и стояло полукругом. Вооружённых теми же палками со светлячками, в точности, как у тех, что уничтожили его деревню. Этих палок он в городе уже насмотрелся, самых разных, понял, что короткие содержат жуков более ленивых, летящих не так далеко, а те, что побольше — жуков ретивых, злых и более шумных.

Стрела ткнула вождя в темя, и тот упал, дернувшись, как в ритуальном танце — всем телом. Маронге прыснул со смеху негромко — так этот танец танцевали незамужние девицы в его деревне. Вождь умер, исполняя бабий танец. Смешно? Да, скажет любой, даже белый.

Дальше стало еще смешнее. Белые, вообще не поняв, что случилось, кинулись к телу. Стрелу нашли и принялись орать друг на друга, потом рассеялись по площадке вокруг ловушек. И тут Маронге решился. Ни один воин никогда не охотился сразу на десяток воинов врага. Он будет первым. Тем более, что дураки кинулись в темные переходы между ловушками, пустыми и полными, а двое остались возле тела вождя, вместо того, чтобы забросить его внутрь и увозить, как бы и следовало, будь белые носителями хотя бы искры разума.

— Тур! — Мрачно прозвучало в тишине спустя десять минут. Маронге был недоволен собой. Это была не битва, а бойня. Ни один не понял, что происходит, несмотря на всю беготню вокруг чудовища и ловушек, Маронге просто отстреливал их и резал, прыгая на шею сверху и мгновенно же убегая наверх, на крыши железных домов без окон.

Оставшиеся двое вообще одурели от страха и стали пускать жуков, куда ни попадя, Маронге слышал, как бились их жуки в борт лодки, в бока ловушек, в стены домов, слушал и мрачнел все больше. Думы его были самые горькие. Вдруг, он обсчитался? Вдруг, высшие духи, кого представлял на земле Змей, не сочтут тех, кого он убивает, как один за одного и для вытеснения их не хватит? Может, два за одного? А как считать, три ветки были уже сожжены, Маронге даже слегка запутался, пока не понял. Все просто. Если он решит или получит знамение, что одного белого мало за одного настоящего человека, то тогда доделает начатое, а потом снова сломает еще столько же веток и начнет сначала. Определившись с будущим, Маронге успокоился и отправил двух оставшихся белых тур, что так и пускали жуков, время от времени суя в палки ульи с жуками, куда ни попадя, вслед за остальными, включая вождя. Одиннадцать белых! Ур! Достал! Маронге слегка воспрял духом и побежал на своих коротеньких ножках к чудовищу, за головой вождя. Открывать ловушки он не умел, да и не дело это — забирать то, что добыто не тобой. Сами пусть выбираются! Тур!

Знамение он получил прямо у чудовища, возле которого лежал лысый вождь. Погонщик чудовища сидел внутри и навел на Маронге короткую палку.

«Тур-тур-тур! Тур! Тур!» — Мысленно вскричал Маронге, понимая, какого тур он свалял — сейчас его убьют и все! Пропала надежда после многих кругов снова вернуться настоящим людям! Сопляк! А еще собирался есть вождя! Стыд уколол Маронге напоследок, короткая палка дернулась — и… Жук отказался вылетать, совсем ленивый был жук, ленивый и сонный. Погонщик затряс свою палку, вопя, как обезьяна, севшая на головню, а Маронге степенно всунул ему нож в живот и разрезал ровно по пупку, от бедра до бедра. Гур. Ужас. Гур! Что могло бы быть! Маронге содрогнулся, все еще волнуясь, отрезал голову лысому вождю, снял кусок мяса помягче и убежал в ночь, к себе.