Город, который ты любишь (СИ)

12

«Гур! Гур!» — вот что, признаемся, бубнил про себя Маронге, когда птица ушла в небо, неся его в своем чреве. Пробраться в нее было делом настолько плевым, что о нем стыдно и рассказывать. Внутри он нашел кучу каких-то мешков и ящиков, а так как знал, что белые их передвигают очень неохотно, легко сообразил, что, пока птица не привезет их домой, трогать эту груду они не станут. Он забился под них и обмер, посмотрев себе под ноги — он висел в воздухе. Стоял на нем. Он подпрыгнул от ужаса и стукнулся головой об ящик, боль отрезвила, он отполз чуть назад и потрогал то место, на котором стоял. Это был не воздух, это был какой-то заколдованный воздух — видно было сквозь него отлично, а вот пропускать через себя он ничего не пропускал. Маронге видел даже землю под собой, траву и насекомых, в ней ползавших. Прозрачный материал. Ну, камешки, что резали кость, тоже были почти прозрачны, точнее, пропускали цвет, но его камешки этот материал легко царапали, он убедился и понял, что это не дырка в брюхе, а заколдованное окно. Затем понял, что, раз он видит изнутри, то его могут увидеть и снаружи, что обычно даже для правильных окон и, обругав себя и дернув за волосы, отполз от окна.

Утром белые вломились в самолет, как стадо зверья, с разговорами, криками и ужасным шумом. Маронге приготовился биться, один на всех, если вдруг его почуют, но зря — он смотрел на них во все глаза в щели меж ящиков, но никто не обратил на него внимания. Птица закрыла задницу, как видел Маронге, а потом поднялся такой рев, что заложило уши. Глянув в заколдованное окно, дикарь увидел, как быстро побежала назад земля, а потом — как она пошла вниз и понял, что птица взлетела. Но это бы еще ладно — проклятая тварь карабкалась все выше и выше, он видел сверху и леса, и реку, которая превратилась в нитку, и потом увидел какие-то белые пухлые на вид кучи какой-то небесной травы, а потом понял, что это облака. Вот тут-то и объял его ужас — ни один настоящий человек еще не забирался так высоко! Это мог только древний змей, что имел крылья, но которые исчезли с земли еще до того, как пришли первые краснокожие. Племя Маронге, однако, помнило крылатых змеев, но что толку? На помощь им в Ночь Дурной Смерти те не пришли из небес, куда ушли.

Маронге сжал зубы. Как у каждого правильного человека, они имели форму наконечника стрелы, причем от природы и входили во рту один между других точно в ряд. Как у рыбы, что в реках ест быков и порой краснокожих. Только коренные зубы Маронге были другие, крупные и тупые. Чтобы что-то откусить, порой приходилось слегка помотать головой, но зато и сбросить с себя настоящего человека, если он вцепился тебе в шею зубами, как они делали порой, охотясь на краснокожих, было ничуть не проще, чем ту самую рыбу, которую соплеменники Маронге почитали своим дальним родичем и ели только изредка.

Постепенно Маронге пообвык и с интересом смотрел вниз, в окно, не забывая посматривать и по сторонам. Белые спали, или ели, или даже ходили, чем Маронге чуть завидовал, так как засиделся и чувствовал себя неуютно. Есть он не стал — его бы выдал запах, убедить тело не справлять нужду он бы не смог. Для него это было делом не сложным, так всегда поступали, выходя на войну, но белых это не смущало, судя по всему. И ни один ни разу не спустил своих странных одежд по нужде! Они что, поглощают все и навеки? Похоже, похоже… Странные люди. Люди ли, нет ли, уже не скажешь. Какие-то… Маронге задумался и просиял. Он нашел слово. Неправильные они, вот что. Неправильные люди, да. Но что делать. Приходилось терпеть и неудобства полета, и холод, которого он не ожидал, и глухоту, что ему мешала, и рев птицы, оравшей всю дорогу, не спать, разумеется, чтобы добраться до селения белых. Неудобства? Он боялся, что будет хуже. А это — чушь. Гру! Гру! Чушь!

Значит, так надо.

И не поспоришь.