Как только мы перетащили общие и личные вещи и разместились на нижней грузовой палубе, паром вздрогнул и завибрировал — рампа сложилась, мы отчалили. Карим сразу сказал, что незачем терять время, и достал стимулятор. Я закатала рукав. Напротив меня сидели Эрика и Иштан, и их кураторы готовились сделать им инъекции — видимо, сговорились заранее.
— Какое задание?
— Отрабатываем быстрое переключение и передачу бойца от одного медиатора к другому. По моей команде подключаешься к тем, кого я назову.
Паром качнуло, и меня замутило.
— Есть подключаться по команде.
Я бы с большим удовольствием вылезла с нижней палубы на верхнюю, туда, где стояли два наших вездехода и транспортная платформа. А то, пока мы разгружались, я ничего и не видела — Хольт орал, если ему казалось, что кто-то слишком медленно двигается, по сторонам не поглазеешь, а потом чуть ли не пинками погнал нас вниз. А я бы посмотрела на море — первый раз в жизни. Конечно, это не настоящее море, это пролив, из которого торчат маленькие каменистые острова, поросшие елками. Но я не привередливая, мне и такое подойдет.
Нам предстояло плыть часа два до одного из островов, находящегося прямо на границе между Церой и Северным Союзом. Это называлось «территория совместного влияния» — общий остров для наших двух стран.
От солдат из группы Дале я узнала, что некоторые из них там уже были два года назад — тоже на совместных учениях, когда еще числились в обычном, а не секретном подразделении. Они говорили, остров довольно большой, на одном его конце есть маленькая деревушка, называется Ранта — на норска это значит просто «берег», там живет человек сто, но есть бар, куда можно пойти, если разрешит командир, и церковь, если вдруг надо, а на другой половине острова такой рельеф — скалы, ущелье, обрывы, два озера — мелкое и глубокое, даже пещеры есть, самое то отрабатывать спасательные операции.
Хотя мы и продолжали держаться особняком, формально нас с группой сержанта Дале объединили, нейроимплант теперь был у каждого, и у всех на форме появилась буква М, и я хорошо знала, как выглядит каждый из них внутри своей головы.
Эта тренировка тоже была стандартная, кураторы иногда нас так гоняли. Карим сказал как-то, что эта тренировка и для них тоже. Они должны научиться координировать свои действия, чтобы вместе успешно координировать наши.
Мы должны были переключаться, не пересекаясь. Вдвоем подключиться было невозможно, кто первый успел, тот с модификантом и работает, но на этом мы теряли секунды, а в бою секунды значат очень много. За все время мы ошиблись дважды, в самый первый день, и больше такого не случалось. Может, мы чувствовали ответственность. А может, боялись Хольта. Я тогда полночи приседала с Эрикой на плечах.
Стимулятор подействовал, и я старательно удерживалась от того, чтобы не отключиться полностью, слушать, что говорит Карим.
Одно имя за другим. Разные ощущения, странные, но уже знакомые.
Муха, бьющаяся о стекло.
Запах нагретого асфальта.
Чувство, с которым бежишь со всех ног, и земля бьет тебя по пяткам.
Музыка, которая стала цветом, нота высокая и низкая одновременно.
Чувство, будто тебя замотали в полиэтилен.
Ощущение, что зубы впиваются в сырое мясо.
Руки погружаются в теплый песок — и ответное ощущение принятия.
Ветер, который несет тебя, будто ты фантик и засохший лист.
Ток, бегущий по проводам.
Ощущение, будто проводишь языком по шершавой стене, прямо по побелке.
Сумерки и низкие облака над степью.
Водка, бензин, пузырьки лопаются внутри тебя, будто в газировке.
Сержант Дале тоже решил даром времени не терять, и я слышала чужими ушами, как он рассказывает об идеологии терроризма, то и дело переключаясь на недавний теракт в Агневеце.
Наконец все закончилось, и я пришла в себя как раз на словах Дале о том, что основной источник финансирования «Ин урма Эва» — торговля наркотиками и запрещенными имплантами. Несколько секунд я сидела, не шевелясь, и думала, откуда берутся эти ощущения. Почему я уверена, что бензин на вкус именно такой. Откуда я знаю, что чувствуешь, если рвешь зубами мясо и кровь стекает по подбородку. И еще эта степь — я никогда там не была, откуда мне знать, какую тоску чувствуешь, когда низкие облака и ранние сумерки, и теплый ветер колышет траву?
Потом я тряхнула головой и полезла в рюкзак. Помимо стандартного набора — сменной одежды, гигиенических принадлежностей, спального мешка и прочего — там лежал запас кислых конфет. Я сунула в рот сразу несколько и обратилась к Кариму:
— Разрешите выйти на верхнюю палубу.
Карим замешкался.
— Голову проветрить немного, — пояснила я.
— Я поговорю с твоим сержантом.
Сержант Хольт моей просьбе ожидаемо не обрадовался. По его мнению, всем солдатам полагалось не лазать по парому туда-сюда, а сидеть внизу и слушать, как террористы забивают подросткам голову величием нации, вырасти которому мешает только отсутствие в нашем правительстве еще одного Галаша, и потом отправляют их в школы со взрывчаткой в коммах. Но Карим сказал, что это необходимо, и Хольт нехотя кивнул.
Я дождалась, пока Хольт уйдет кошмарить кого-нибудь еще, и спросила:
— А можно, Коди пойдет со мной? — я придала лицу страдальческое выражение. — Мне правда как-то не по себе. Не хотелось бы свалиться за борт. Если сержант Хольт разрешил мне…
— Да, конечно, — кивнул Карим.
Он хорошо ко мне относился и думал, что я плачу ему тем же.
— Плохо? Очень? — обеспокоенно спросил Коди, подавая мне руку и помогая встать. — Медиатор?
Каждый раз, волнуясь, он начинал пропускать слова. Его словно отбрасывало назад во времени, когда он учился говорить после операции и по привычке жестового языка изъяснялся отдельными словами, исключая все лишнее. «Тебе очень плохо? Это из-за твоей медиаторской работы?» — вот, что он собирался сказать.
«Терпимо, — показала я на жестовом языке. — Ты разве не хочешь посмотреть море?»
Коди улыбнулся и кивнул.
Мы поднялись по узкой темной лестнице — пол раскачивался под ногами, обеими руками я упиралась в стены и, если бы не ежедневные упражнения Карима на равновесие, точно свалилась бы. Я толкнула дверь, нырнула в низкий проем, и внезапно мир распахнулся, стал огромным, шумным, мокрым. Порыв ветра едва не столкнул меня обратно, но Коди поймал меня и помог выбраться. Щурясь от солнца, я пролезла между вездеходами, добралась до борта и свесилась вниз. Меня обдало брызгами, я отшатнулась назад и рассмеялась.
— Море! — широко улыбаясь, я обернулась к Коди. — Море!
— Море! — крикнул он в ответ и раскинул руки.
Мы оба видели такое впервые, и нам не надо было ничего говорить. «Море» — этого было вполне достаточно.
Это значило — смотри, это море, мы никогда в жизни не видели столько воды, и столько неба, и не дышали таким воздухом.
И еще — мы видим море, и увидим еще очень много всего, мы никогда и не думали, что с нами это случится.
И — мы здесь, мы вместе, мы встретились, и теперь точно все будет хорошо.
Коди что-то сказал, но из-за ветра и рева мотора я его не услышала.
— Не слышу, — произнесла я одними губами.
«Я говорил, — повторил он жестами, — это будет здорово — работать вместе».
«Да, — кивнула я. — Здорово».
И впервые я в самом деле так думала.
***
Лагерь мы разбивали уже в сумерках. Мы причалили в Ранте, и Хольт снова заставил нас погрузиться за рекордно короткое время, так что я опять ничего не рассмотрела, а потом мы ехали через весь остров к месту нашей стоянки, и одновременно с нами подъехали еще четыре машины — серые с синим грузовики Северного Союза.
Разгружаясь, мы то и дело посматривали друг на друга. Каждый, с кем я встречалась взглядом, улыбался мне, некоторые приветственно махали или кивали, и в конце концов я тоже сумела изобразить на лице дружелюбие, хотя чувствовала скорее настороженность. Я никогда в жизни не видела вживую кого-то из другой страны. Чего от них ждать?
Все начальство, даже кураторы, ушли на короткое совещание, потом появились наши сержанты и принялись руководить сборкой жилых куполов. Я думала, нас просто поделят поровну, но оказалось, что для девушек выделили отдельный купол, а поскольку нас было мало, то он был общим для обеих групп. Так что моими соседками, кроме Эрики и Аре, оказались две высокие светловолосые девчонки из Северного Союза — Ханнеле и Биргит. Обе они изъяснялись с чудовищным акцентом, а норска из нас троих знала только Эрика, и купол мы ставили, общаясь в основном жестами.
Когда мы почти закончили, явились Коди и Детлеф.
— Нужна помощь? — спросил Детлеф.
— Нет, — ответила Биргит.
— Да, — одновременно с ней кивнула Ханнеле.
Они переглянулись с улыбками.
— Отнести это, — Ханнеле показала на ящики, которые были сложены неподалеку. — Наши… ламмитин. Тепло.
— Они не тяжелые, — сказала Аре, — я могу сама.
Они были тяжелые, эти ламмитин — то есть обогреватели, и мы планировали перетаскать и собрать их позже. Но, конечно, не для модификантов.
— Я принесу, — вызвался Детлеф.
Подмигнув Ханнеле, он отправился за ящиками и уже через минуту вернулся.
Я могла бы понять его рвение — Ханнеле была красивой, настоящая принцесса севера из древней баллады, волосы как лен и глаза как васильки и все такое. Могла бы понять — если бы не знала, как сильно он привязан к Эрике и как ждет, когда наконец Коди ей надоест.
Детлеф никогда не показывал этого — за исключением того случая, когда его накрыло на минус втором этаже желтой зоны и он все мне выложил. Он ни за что не сделал бы ничего плохого Коди. Никогда не стал бы вмешиваться в их странные отношения. Но я все видела в его голове.
Ребята принялись открывать ящики, но почти сразу их вызвали в другой конец лагеря и мы снова остались одни.
Ханнеле проводила Детлефа взглядом. Повернувшись к Эрике, она что-то сказала. Эрика пожала плечами.
— Что она говорит? — поинтересовалась Аре.
— Спросила, как он это делает, — нехотя объяснила Эрика.
Я могла понять ее удивление. Если бы я не видела — и не чувствовала, — как они втроем растащили на запчасти ветрогенератор, тоже не поверила бы.
— У него усиленные мышцы, — радостно сообщила Аре и для верности показала на свою руку. — У-си-лен-ны-е, понимаешь?
Ханнеле кивнула.
— Мы можем много всего, — похвасталась Аре. — А Рета и Эрика… И еще у нас есть парень, Иштан, потом покажу, они вообще…
— Поменьше говори, — оборвала ее Эрика.
— В общем, увидите, — быстро закруглилась Аре. Но ее явно тянуло поболтать, и она спросила: — Как вы сюда добрались? Тоже на пароме?
— Мы приехали мост, — покачала головой Ханнеле.
— Приехали по мосту? От самого Северного Союза?
— Нет, — Ханнеле замотала головой, не переставая улыбаться. Улыбкой она, кажется, компенсировала нехватку слов. — Ехать паром от Котти до Нарга, это саари…
— Остров, — подсказала Биргит.
Голос у нее был низкий и хриплый, почти мужской. И сама она напоминала парня со своими широченными плечами и выступающей челюстью.
Да, подумала я с сочувствием, ей, наверно, так не подмигивают.
— Остров, — повторила Ханнеле, растягивая букву с. — Оттуда мост на другой остров. И еще на другой остров. И сюда. Мост вон там, — она указала куда-то на север.
— Нам повезло попасть сюда, — сказала Биргит.
— Почему? Это что, опасно, да? Мосты старые? — жадно спросила Аре.
— Нет, — Ханнеле замотала головой так, что волосы рассыпались по плечам. — Попасть сюда, — она топнула ногой и добавила что-то на норска.
— Повезло, что взяли, — пояснила Биргит.
Я повернулась к Эрике. Хоть она что-то понимает?
— Они рады, что их взяли на учения, — пояснила Эрика со вздохом. Ролью переводчика она тяготилась. — В Северном Союзе служба для женщин необязательна, но без нее на хорошую работу не возьмут. Чем больше достижений за время службы, чем больше опыта они получат, тем лучше потом устроятся.
— Да, — кивнула Ханнеле с широкой улыбкой. — Потом можно даже сделать одла.
— Фарма, — поправила Биргит. — Взять свою землю.
— Ферма, — вздохнула Эрика, распаковывая последний обогреватель. — Они получат землю в аренду на сто лет.
Я бы еще с удовольствием послушала про мосты между островами и аренду земли, но браслет на моей руке завибрировал. Эрика тоже посмотрела на свое запястье. Нас вызывали.
Когда мы дошли до купола, в котором разместился медицинский блок, Иштан был уже там. Тренировка была стандартная — никого не стали отрывать от работы ради того, чтобы мы рисовали круги и квадраты, так что кураторы заставляли нас переключаться по какой-то одной им понятной системе. Как на зло, раз за разом я оказывалась в голове Рейниса, Петера и Каукса, того парня, который был похож на сырое мясо, так что через пару часов, когда все купола были поставлены и ужин приготовлен, я вконец измоталась. С трудом запихнув в себя пару ложек (казалось, у еды был вкус крови, и меня едва не стошнило), я поднялась и вышла. Все устали, проголодались, все были взбудоражены, кто-то знакомился, кто-то обсуждал северных девчонок (особенно, как я понимала, Ханнеле).
На меня никто не обратил внимания.
До вечерней переклички оставалось еще полчаса, надо было успеть прочистить голову. Кислые конфеты лежали в рюкзаке, но я была уверена, что и у них сейчас будет мерзкий привкус. Лагерь окружали деревья, невысокие кривые сосны, растущие прямо из серой скальной породы, из трещин в камнях. Я подошли к одной из них, потерлась щекой. На секунду стало легче, но тут же мне показалось, что кора расплавилась от моего прикосновения, стала мягкой, липкой. Я шарахнулась в сторону и еще целую секунду видела, как от дерева к моему телу тянутся темные нити. Меня передернуло.
Внутри поднималась волна злости, и одновременно захотелось плакать. Я схожу с ума? Кто вообще знает, что происходит с медиаторами со временем? Что, если герр доктор проверяет не только к какому количеству людей я могу подключиться, но и сколько вообще времени выдержу?
Затылок начал болеть.
Как там говорил Карим — исследования определят будущее наших вооруженных сил? Но им же наверняка нужно знать обо всех последствиях, обо всех рисках, прежде чем расширять программу. И чем быстрее все эти последствия наступят, тем, получается, лучше.
Что, если совсем скоро я вслед за той девчонкой стану серым туманом?..
Я шагала, сама не замечая, все быстрее и быстрее, и едва не упала, неожиданно влетев в воду. Остров кончился.
Давно уже наступили светлые северные сумерки, в спокойной воде отражались редкие звезды. Вдоль горизонта словно провели маркером желто-рыжую полосу. Вдалеке я видела огоньки — то ли лодка, то ли соседний остров.
Опустивший на корточки, я погладила мокрые камни и скользкие водоросли, дотронулась до воды. Она оказалась ледяной, но неожиданно от этого мокрого холода мне стало легче.
Не успев ни о чем подумать, я скинула ботинки и носки, стянула и бросила на землю куртку, майку и штаны, сверху положила нижнее белье и вошла в воду.
Ноги тут же свело, но я не продолжила идти. Шаг, другой — и вот я уже по пояс в ледяной воде, еще шаг — от холода перехватило дыхание. Я погрузилась по плечи, и сердце едва не остановилось.
Но мне определенно становилось лучше.
— Я вода, — сказала я вслух, сжала зубы и окунулась с головой.
Плавать я не умела. Я просто зависла посреди темноты, в ушах шумело, холод постепенно уходил, и не было ни «Мадженты», ни доктора Ланге, ни Рейниса с его ментальными лезвиями, ни страха, не было ничего, только я и вода, и мне было хорошо — пока вдруг какая-то сила не рванула меня вверх.
От неожиданности я закричала и сразу наглоталась воды. Но тут сработали рефлексы, вколоченные в меня сержантом Дале на дополнительных занятиях, и, развернувшись, я резко выбросила кулак вперед и вверх.
Мой кулак врезался в чей-то нос, человек отпрянул, выпустив меня, и с некоторым удивлением я увидела перед собой полностью одетого мокрого Петера.
— Ты что творишь?! — возмутилась я, пытаясь откашляться.
— Я думал, ты тонешь, — сказал он.
— Ты ненормальный? — я вырвалась из его рук и медленно побрела к берегу.
Судя по звуку, Петер пошел следом.
— Ты долго была под водой.
— А ты что, за мной следил? Я, блин, медиатор. Мне надо всякую чушь делать. Чтобы не было дери… лизации, понял? Если увидишь, как я сосновые иголки жру, будешь их у меня изо рта доставать?!
— Прости, — сказал Петер, помолчав.
Я наконец выбралась на берег, вытерлась футболкой и принялась натягивать одежду. Меня колотила крупная дрожь. Петер стоял, отвернувшись и глядя на огоньки на горизонте. Его тоже трясло. Камни под его ногами стали темными и блестящими.
Кинулся меня спасать, надо же. Даже ботинки не снял.
— Я испугалась, — сказала я. — Думала, что схожу с ума. Мне нужны были очень сильные ощущения, чтобы это перебить. Да повернись уже, что я с твоей спиной разговариваю? Я обычно разное делаю, чтобы придти в себя. Но в этот раз ничего не помогало. И я подумала… Знаешь, я ведь ее видела, — сказала я шепотом.
— Кого? — спросил Петер.
Он так и стоял ко мне спиной.
Здесь не было камер, и даже если мой трекер передает информацию — прямо сейчас меня вряд ли кто-то слушает.
— Ту девушку. Медиатора. Которая была до меня и Эрики.
Теперь Петер резко обернулся и посмотрел на меня.
— Нет, — покачал он головой. — Зачем ты так? Я же знаю, что она… Что ее нет в живых.
— С чего ты это взял?
— Я знаю.
— Поверь, она жива. Лежит в желтой зоне, с трубкой во рту и заклеенными глазами. Но она все еще медиатор. И очень сильный. Она все время пытается связаться с кем-то.
Петер, кажется, сделал всего один шаг, но оказался очень близко ко мне.
— Откуда ты это узнала?
— Я там была. Случайно. Это было в тот день, когда… Ну, на полигоне, помнишь? Потом, вечером, мне стало плохо, я пошла за помощью в желтую зону и спустилась ниже, чем надо было. Я чувствовала, что она там. Чувствовала ее присутствие. Но, знаешь… Это было очень страшно. Она была как серый туман, который тянется к тебе, тянется… Я сбежала. Я не знаю, чего она хотела, но я уверена — она все еще пытается что-то сделать. Кого-то зовет.
Я не видела лицо Петера в темноте, но слышала его дыхание.
— А сегодня я испугалась, что еще немного — и я стану как она. Я же не знаю, что происходит с медиаторами. Может, от меня ничего не останется. Только серый туман, который растекается по коридорам желтой зоны. Я тоже буду вот так лежать и звать хоть кого-нибудь, а никто не придет. Поэтому я полезла в воду.
Петер вдруг обнял меня, притянул к себе, и я удивилась, но в следующую секунду поняла, что он обнимает не меня. Для него на моем месте сейчас Ива.
— С тобой этого не произойдет, — сказал он тихо.
— Откуда тебе знать?
— Потому что это… Это не из-за экспериментов.
— Тогда из-за чего? Слушай, расскажи мне, я тебя очень прошу! Мне страшно, понимаешь? Каждый раз, когда мне вкалывают стимулятор, я боюсь, что уже не очнусь. Если ты знаешь, почему с ней это случилось, пожалуйста, скажи мне!
Петер молчал, и я тоже. Все, что я могла сказать ему, я уже сказала. Теперь он либо расскажет мне правду про Иву, либо этот разговор продолжать бесполезно.
Моя одежда пропиталась водой. Мы оба дрожали от холода. Нужно было возвращаться в лагерь. Я готова была признать свое поражение, как вдруг Петер отстранился и спросил:
— Ты когда-нибудь слышала про заброшенный город, который называется Вессем?