Гнев богини Геры

Глава XIII Утро праздника

Геракл пробудился от громкого смеха на улице и отдаленных звуков трубы. Несколько мгновений он не мог вспомнить, где он находится, а вспоминал лишь ночь, проведенную у моря. Когда же он наконец пришел в себя, то сел с глухим стоном, потер глаза, тупо оглядел комнату и едва не рухнул на кровать снова, когда увидел, что в его кресле кто-то сидит, сгорбившись и вытянув ноги.

Иолай, не открывая глаз, застонал и прижал руки к голове.

— Доброе утро, — сказал Геракл, вытягивая руки над головой.

— Не кричи. Я и так тебя слышу.

Геракл понизил голос, но не сумел удержаться от усмешки:

— Трудная ночь?

Иолай застонал, кивнул и уронил одну руку на подлокотник кресла. Глаз он так и не открыл.

— Я провел тут практически всю ночь. И все ради долга, подчеркиваю и хочу, чтобы ты это знал.

— Я и так не сомневаюсь в этом.

Иолай заворчал, понимая, что друг ему все равно не верит.

— Кстати, пока ты занимался… своими делами… я поговорил кое с кем из так называемых повстанцев. С тремя женщинами, которых мы видели в пещере.

Геракл поднял одну бровь:

— В самом деле?

Иолай поморщился от головной боли:

— Да. Правда. И знаешь, что я выяснил?

Геракл снова потянулся и громко зевнул.

— Конечно. Почему бы и нет?

— Ну, во-первых, никакие они не повстанцы.

Геракл кивнул:

— Тогда мы вычислили с тобой правильно.

— Да, но мы не догадались, что они получают от кого-то за это плату. Небольшую, но ведь они не богатые, поэтому рады и такой. Вениция не знает, кто платит эти деньги, но тот парень Ротус наверняка в курсе, потому что он эти деньги раздает.

Геракл не очень удивился. По тому, что говорили эти лжеповстанцы и Голикс, он уже заподозрил, что за всем этим скрывается Тит Перикал. Помешивая в политическом котле, сказал он, проще всего остаться у власти, если ты этого хочешь. Особенно если ты не слишком хороший правитель.

— Вот что она сказала, — подтвердил Иолай. — А ты хотя бы представляешь, сколько вина способна выпить эта пигалица?

— Нет.

— Просто ужас. И мне ничего не оставалось, как пить с ней наравне.

Геракл откинулся к стене. Окно находилось над его левым плечом. Уличный шум усиливался по мере того, как пробуждался город, а окрашенный свет, проникавший в комнату, сказал ему о том, что небо, вероятно, покрывает дымка или что-то в этом роде. Иолай же слишком сильно мучился от похмелья, чтобы замечать хоть что-то вокруг. Напрашивался вывод, что если в городе и орудуют повстанцы, то они непременно должны были отвлечь его с помощью женщин и напоить. Бедняга выглядел ужасно, удивительно, как он еще мог дышать и сидеть в кресле, не падая на пол.

Тем не менее Геракл сказал:

— Ты поступил правильно.

— Скажешь это на моих похоронах. — Иолай застонал громче и поморщился. — Кстати, она еще сказала, что тут водится чудовище.

— Клотон.

Иолай открыл один глаз.

— Ты знаешь?

Геракл кивнул и рассказал про свой визит к Посейдону, хотя и не упомянул про то, как дядя сбил его с ног волной. Иолай запомнит это и не даст забыть и ему.

Глаз закрылся.

— Проклятье. Я мог бы тогда так не стараться.

Геракл засмеялся:

— Ох, верно. Ты попал в такую переделку.

— А вот и попал, Геракл! Ты даже не представляешь, каково было допрашивать эту женщину. Знаешь, она очень умная. И скользкая. Чтобы узнать все это, мне пришлось использовать все свои трюки. — Он вздохнул: — Может, она придет на мои похороны.

— Похороны получатся двойные, если я что-нибудь не съем. Немедленно. Я умираю с голода, а у нас впереди еще длинный день.

С этими словами Геракл встал с постели, поставил протестующего Иолая на ноги и потащил его вниз завтракать. Там он съел все, что стояло на столе, а Иолай ежился, пил только воду и сумел проглотить лишь несколько кусочков хлеба.

Потом они постояли перед «Красным вепрем», глядя, как народ неторопливо движется в сторону главной площади. Все были в ярких одеждах, независимо от своего положения. Колесницы, повозки, украшенные лентами, цветами и перьями, медленно продвигались к центру города. Все лошади тоже были празднично убраны — гривы и хвосты заплетены в косички и украшены золотыми и серебряными нитями; у некоторых на голове красовался плюмаж, а у одной на боках была изображена гора Олимп.

Обе стороны главной улицы тоже не чуждались праздника. Торговцы выложили на лотках товары перед своими лавками; там можно было найти все, от редких статуй Деметры и Посейдона до крошечных ковриков, сплетенных руками благословенных дев, преданных богине, которые жили одни в горах и никогда не видели света дня.

Короче, на улице царил хаос и гвалт, но никого это не огорчало.

— Я скоро оглохну, — пожаловался Иолай.

Геракл сочувственно подтолкнул его, успев заметить, что его друг хотя и собрался умирать, но тем не менее бросает масленые взгляды на проходящих мимо хорошеньких женщин.

— Ну и что теперь? — Иолай потер руки. Он моментально вылечился от похмелья, когда им овладело праздничное возбуждение.

В совете старейшин их не ожидали до заката солнца, когда им предстояло стать участниками церемониального пира и последующего состязания красавиц. Однако искушение побывать на главной площади оказалось слишком сильным. Геракл тоже был не прочь провести там день: полюбоваться на акробатов и дрессированных животных, послушать музыку, полакомиться различными яствами, выпить вина. Они могли также отправиться в гавань и наблюдать там то же самое, только с морским уклоном.

— Я голосую за площадь, — быстро ответил Иолай. — Вода напомнит мне, что в ней где-то поблизости плавает Клотон. Я хочу наслаждаться снедью и не хочу сам превратиться в снедь.

Геракл с сомнением покачал головой. Если Иолай не спорит, значит, что-то неладно.

— У тебя там какие-то дела?

Иолай провел ладонью по лицу.

— Нет. Ну… нет. Просто я вспомнил, как Вениция сказала мне что-то, что я должен был запомнить и передать тебе, но только я совсем забыл, о чем шла речь.

На лице Геракла отразилось сомнение.

— Если она вообще что-то передавала тебе.

— Да. — Иолай кивнул. — В том-то и вся загвоздка.

— Ну ничего, потом вспомнишь, — успокоил его Геракл. — Пошли.

— На площадь?

— В конюшни.

— Ой, конечно, это ты здорово придумал. Ничто не сравнится с бодрящим ароматом конского навоза поутру. Лучшее лекарство от похмелья. — Он нахмурился: — Ты либо хочешь меня проучить, либо хочешь моей смерти, верно?

Вместо ответа Геракл легонько толкнул его плечом, и они шагнули в людской поток. Пока они шли к конюшням, он объяснил, что хочет еще раз переговорить с Голиксом. Иолай не видел в этом никакой необходимости, но не возражал. В его голове все еще пульсировала каждая извилина, ноги оставались деревянными, а мысль о том, что он предстанет перед всем населением этого города, втиснутым в пространство одной площади, казалась ему невыносимой.

«Это меня непременно убьет», — заключил он.

Геракл от души рассмеялся, к немалому раздражению Иолая, а потом спросил, продумал ли Иолай, как им лучше решить в этот вечер дилемму — выбирать или не выбирать царицу лета.

Иолай пораженно уставился на него.

Геракл объяснил ему:

— Если мы выберем какую-нибудь девушку, она умрет. Поэтому мы не должны выбрать никого из участниц состязания. Но тогда как же нам ухитриться не выбрать царицу и при этом не испортить праздник?

Иолай призадумался:

— Ты все изложил неправильно, хотя, в конечном итоге, это не имеет никакого значения.

Теперь пришла очередь Геракла удивляться:

— Не понял тебя. Объясни.

Иолай вздохнул и попытался рассуждать логически:

— Как же мы будем кого-то выбирать, когда, по словам парня из конюшни, Тит уже решил, кого сделать победительницей? Не думаешь ли ты, что он попытается нас подкупить?

Они обошли вокруг пары празднично разукрашенных колесниц, на каждой из которых стоял дородный, хорошо одетый мужчина. Возницы спорили прямо посреди улицы, а их лошади, как показалось Гераклу, радовались передышке. Вокруг уже начинала собираться толпа, предлагая под всеобщий хохот различные прозвища и эпитеты, которые спорщики бросали друг другу. Во всей сцене было больше веселья, чем злости.

Улочка, на которой стояла конюшня, находилась чуть в стороне от оживленных мест, и когда Геракл и Иолай выбрались из толпы, Геракл посмотрел на небо и сказал:

— Может быть, нам повезет.

Как он и думал, обычную пронзительную голубизну неба затянула дымка, и солнце превратилось в смутный золотой мазок.

Иолай поймал его взгляд и нахмурился:

— Геракл, ты не обижайся, но я не думаю, что дождь, каким бы он ни был сильным, остановит эти празднества. Они слишком важны для всего города.

— Тоскливые мечты, мой друг, это просто тоскливые мечты.

Когда они подошли к конюшне, она показалась им пустой, и Геракл насторожился. Ведь Голикс говорил ему, что все серьезные работы с лошадьми проводятся за городской окраиной, на специально оборудованной площадке, но что лошадей приведут сюда еще до заката, чтобы приготовить их для парада. Однако он не увидел там ни колесниц, ни украшенных повозок и даже никого из людей, за исключением случайных прохожих в другом конце улочки.

Никаких окон в стенах домов, никакого мусора у основания стен, выброшенных деревяшек или клочков соломы. И хотя крыши не закрывали узкую улочку, все-таки она казалась мрачной и угрюмой.

Иолай остановился.

— Геракл.

Геракл тоже замедлил шаг. Они стояли неподалеку от распахнутых настежь ворот конюшни, и он почувствовал, что в здании все-таки кто-то есть.

— Что?

Повернув лицо в сторону главной улицы, Иолай прищурился и посмотрел на толпу, все еще окружавшую двух спорщиков.

— Кажется, я вспомнил, что мне сказала Вениция.

Из тени конюшни вышел высокий человек; за ним Гераклу почудилось какое-то движение.

Геракл рассеянно кивнул.

На этот раз Ротус шел без маски, в кожаных доспехах, укрепленных медными бляхами. При нем был короткий меч, как будто он умел им сражаться. За ним вышли на свет еще восемь человек. «И зачем только я ввязался в эти дела?» — подумал Геракл и вздохнул.

Не замечая угрозы, Иолай продолжал:

— Кажется, она сказала, что в этом году некоторые из них не намерены шутить.

— Иолай, обернись, — свирепо пробормотал Геракл.

Иолай подчинился.

— О! — только и произнес он, нервно потирая ладонью грудь. — Дело серьезное, Геракл. Девять против двоих — это тебе не шутки.

Геракл не стал бы возражать, если бы Иолай предложил ему разумное, хотя и слишком поспешное отступление. Но в этот момент кто-то оставшийся в конюшне вытолкнул наружу Голикса. На тунике парня виднелась кровь, и даже на таком расстоянии Геракл увидел, что его лицо покрыто синяками и ссадинами.

— Голикс? — крикнул он. — Ты цел?

Парень с трудом поднял голову и заплывшими глазами всмотрелся в полумрак узкой улочки:

— Геракл, ты?

— Да.

— По-твоему, я выгляжу целым?

Геракл понял, что задал глупый вопрос, но ему требовалось убедиться, что парень жив.

Иолай стал пятиться назад, хотя и держал руку на рукояти меча.

— Я знаю, что ты думаешь, Геракл, но ты не прав. По-моему, нам нужно найти безопасное место, все обдумать, выработать план и — оп-ля! — внезапно воскликнул он, когда Геракл, не оборачиваясь, схватил его за плечо и рывком вернул на прежнее место.

— Я не собираюсь его бросать.

Иолай с шумом выдохнул:

— И зря. Ладно, что нам делать? Прямая атака, разделяй и властвуй? Или, может, перескочим через их головы и нападем с тыла? Какую тактику ты предлагаешь?

В этот момент Ротус отрывисто кивнул.

Повстанцы ринулись вперед.

— Какую хочешь, — ответил Геракл и весь подобрался.

Глядя на обращенные к ним мечи, он подумал, что Иолай был прав.

Эта стычка получится серьезной.